Люминесценция

Ультрафиолет (PANTONE 18-3838) - насыщенный фиолетовый цвет, символизирующий творческие дерзания. Драматичный, провокационный, оригинальный, глубокомысленный, духовный и почти космический. Это - смешение спокойного синего и бушующего красного оттенков, что говорит о скрытых под маской желаниях. Цвет, идеальный для Рей. Кайло, шатаясь, плелся по бару. Рухнув в кресло, он невидящим взором уставился на шикарную панораму Кенери-Ворф, который находился по ту сторону Темзы. Потрясающий вид, окутанный дождем, слился в размытые пятна, и своим особым, внутренним взором мужчина видел витражи, омытые ночью. Как в готических соборах, куда он порой забредал в поисках вдохновения, смеясь над темой искупления и прощения. Зевнув, заказал местного пива. Кайф от наркотиков потихоньку отпускал его, и веки начали наливаться тяжестью, но идти в номер не хотелось. Призраки часто облепливали его душу, когда он погружался в одиночество, потому Кайло предпочитал в плохие дни переполненные бары. Стимулируя затухающую эйфорию алкоголем, Кайло вдруг лениво подумал - если бы та кучерявая заноза была здесь, с ним, как в предыдущие вечера, что бы она ему рассказала об этом пиве? Какие бы ненужные факты подала к местному напитку? Этот её навязчиво-картавый стрекот неплохо разбавлял ночные посиделки. Не доза чистого кокаина, конечно, но скуку разгоняла и при этом не грозила зависимостью. Неожиданно мужчина ощутил раздражение. Из-за отсутствия Рей. Оно резануло так сильно, что захотелось выслать ей фото бокала и попросить рассказать какую-то ерунду, которую он забудет до утра. Кайло уже было потянулся к телефону, но вдруг резко дернул рукой, разливая пиво на стол. Его снова остановила та же мысль, что и пару часов назад, когда девочка практически повисла у него на шее после концерта. Дом есть дом, и если не имеешь своего, нечего влезать в чужой. У него будет куча времени доиграть с ней игру в туре, пускай подышат, сидя в своей уютной кухоньке и попивая чай из правильной кружки в горошек. Мужчина поднял глаза и уставился на свое немного искаженное отражение в стекле. Мрачное одинокое чудище, губящее свою жизнь и отравляющее чужие. У него не было кружки в горошек и уютного гнездышка. Более того, в свои дома, полные света, его никто и не звал, оставляя всегда там, за порогом, где во тьме хорошо было творить с ним грехи и задыхаться от страсти. Кто ж зовет дьявола на чаепитие? Вдруг Кайло косо усмехнулся. Что ж, это не его выбор. Таким его сделали люди. Все те, которые его предали. Кайло всегда бесило то, что не он отказался от нормальности. Или от любви. Ему не были чужды радости первых поцелуев, прогулок и неспешных вечерних ужинов глаза в глаза. Ему нравилось любить и получать это чувство в ответ. Искренне нравилось. Последние семь лет для Кайло были борьбой, четыре из которых он много пил. Потому что не забыл, каково это - когда тебя любят, не мог вытравить это из себя ничем. Порой воспоминания приходили к нему. Он больше ничего не испытывал к Кайдел, кроме презрения за предательство, но воспоминания продолжали мучить. Улыбка. Смех. Покой. И “я люблю тебя, Бен”. Слова, которых он больше не слышал, став монстром. Последний раз ему это сказали… Кайло не помнил, когда. То ли когда его лицо изуродовал весь тот свет, и он не мог смотреть на себя в зеркало без отвращения, то ли после первого заседания в суде. “Я люблю тебя, Бен, но это слишком... “ Самое смешное, когда жизнь без предупреждения резко потянула его вниз, оставив одного, он ведь не сдавался. Не имея ничего больше - ни семьи, ни родных, ни работы, ни даже гордости, он верил, идиот, что все наладится. Не хотел дать трагедии взять над ним верх, не делал её лейтмотивом, давал немного времени, питал и пытал себя иллюзиями. Работал на той захолустной ярмарке, спрятав мечты о карьере художника по свету подальше. Даже влюбился. Она пела каждый вечер перед выступлением гребанных жонглеров, а он покупал ей цветы на последние деньги, потому что словами выразить свой восторг не мог. Он же, в принципе, с детства был молчалив и замкнут. Но Фазма не подарила ни “люблю”, ни взаимности. Странно, но, отвергнув его ухаживания, она дала ему куда больше. Её презрительный смех помог Кайло, наконец, осознать - чудищ, даже тех, которые носят цветы и преданно смотрят, никто не хочет. И лишь тогда, обозлившись, опустив забрало и сотворив монстра, он смог в рекордно быстрые сроки взлететь. Променяв остатки души на возможность заниматься своим любимым делом, не зная ещё, что без неё - без этой самой души - все закончится спустя пару лет. Человеку, который выстоял под огнем из презрения, странно было сгореть от собственной тьмы, ну да судьба была той ещё сукой. Он, тот, кого сквозь смех поддразнивали Оводом, забыл главный урок из той паршивой книжонки. ...Дело во внутренней темноте: там нет ни плача, ни скрежета зубов, только молчание… молчание… Он, поддавшись собственной тьме, забыл, что там, где тебя некому судить, ты убьешь себя сам. И некому тебя удержать. И что молчание, сквозь которое не пробивается свет и чужой смех, уже укор и приговор. Мужчина допил пиво. Потер глаза. Что-то его крыло сильнее, чем обычно. Наверное, потому что никогда не любил дождь, тот настраивал его на минорный лад. А может, он задолбался от мимолетного секса где-то между дозой и какой попало стеной дурацкого клуба, ведь ему стало даже не интересно тащить всех этих девчонок в постель. Секс был процессом, не моментом. Он не хотел кого-то конкретно, его не интересовало больше таинство, он не испытывал восторга от осознания одной только жажды, у него больше не замирало сердце. Просто физически искал разрядки, не зацикливаясь на “как тебя зовут?” или цвете глаз. Всякий раз, как и сегодня, прижимая какую-то там дурочку к темноте, он грубо и жестко втаптывал в грязь неземное, насмехаясь над самим собой, над тем, в какую карикатуру превратил свою жизнь. Но любви он больше точно не искал. Это все было пройденным этапом, мостом, который Кайло сжег, оставшись на своем берегу в одиночестве. Только молчание и осталось, в самом-то деле. Молчание и немного алкоголя. Кайло, наклонившись, достал ноутбук и нехотя открыл почту. Не то, чтобы горел желанием поработать, но если он не хотел спиваться в приюте для бездомных, стоило тянуть свои проекты. Ведь Кайло, как никто, знал: машина шоу-биза безжалостна. Слетишь и задавит. Снова. И руку никто не протянет. Опять. Если мир не пожалел милого Бена Соло, то чудище спасать уж точно будет некому. Он и сам бы себя не спасал. Хотя... он и не спасал, да. Скорее, дотапливал, а монстр сопротивлялся, продолжая поражать живучестью. Потому, поскольку на ярмарку не хотелось снова, стоило, преодолевая скуку, делать хоть что-то, заранее зная: все это - уже бледное подобие того, что было. Ну да безвкусному зрителю многого и не нужно ведь. Ответив на письма, мужчина открыл список заказов, за которые ещё не брался. Их было чертовски много. И зацепился за лето следующего года. Байройт. Чёртов Байройт. Он ненавидел Байройт, ненавидел Фестшпильхаус, ненавидел Вагнера, но согласился из какой-то мстительной злобы. Будто самый именитый фестиваль был виноват в том, что его отец был классическим, вагнеровским голосом*. Будто это, а не алкоголь, погубили его. Будто разукрашивая сцену в цвета смерти и крови, он сможет хоть как-то успокоиться. Кайло задумчиво забарабанил пальцами. Неожиданно понял, что сегодня ночью у него будет в голове Байройт. Он готов был вернуться туда снова, как и готов был сделать первые эскизы, поскольку в секунду сообразил, какую оперу выберет. Выбор вдруг проявился вкусом спорного поцелуя на губах. Поцелуя, которого он не жаждал, выманил от скуки, но который был под стать всей той вагнеровской какофонии, которую все отчего-то считали божественной музыкой. Дешевый фарс, разукрашенный множеством нот и затянутый в идею об идеальности одной расы, не больше. Но… публика велась и тогда, и сейчас. Будто эта глупая идея сверхчеловека не наделала уже бед. Нет же, её стоило прокручивать каждый год и возводить в культ на фестивале в честь тщеславного человека. - Сэр, вы ещё хотите что-нибудь? - к нему подошел официант, чтобы забрать пустой бокал. Кайло вскинул голову и чуть не расхохотался, неожиданно встретившись с этой британской чопорностью. Когда алкоголика называли “сэр”, нацию поздно было спасать. Ещё одни традиционалисты. - Да. Хочу. Валькирию. - Простите? - Это опера такая. - насмешливо сверкнул глазами Кайло, сам себя загоняя в понятное лишь ему двойное дно и даже не осознавая, что за много лет вдруг испытывал желание конкретно кого-то, а не процесса. - Включите её. С третьего действия. С Walkürenritt. И принесите бутылку Grey Goose. Максимально ледяную. Сейчас же. Кайло достал из бумажника пару крупных купюр, потому что официант выглядел откровенно сбитым с толку. Но ему было плевать, что это не по правилам этого отеля, и все такое. Он хотел Валькирию - он её получит этой ночью. Пускай и в виде музыки. Ту, которая невысокая и картавила, он лично выпустил из рук, хотя детка сегодня вроде и была не против. Порок Кайло мог рассмотреть всегда. Он знал, что в какой-то момент она бы сама расстегнула все пуговицы, сама бы сбросила белую рубашку на пол и упала бы во тьму. Однако воплощение чьих-то темных желаний мужчина отложил на потом. Пускай выйдет за порог своего светлого дома, отставит кружку в горошек, и тогда они доиграют. Возможно, доиграют. Что-то в ней было не так. Что-то беспокоило. Воинственная, напыщенная музыка вдруг резко заполнила темный зал, принося бурю, вызванную гневом Вотана, за каждый столик и огревая каждого по затылку. Четыре легендарные воительницы врывались в чопорный мир на гребне быстрых, едва уловимых тридцать вторых нот. Кайло, открывая нужную ему программу, усмехнулся. Чёртов си-минор, знакомый с детства, чёртовы деревянные духовые, имитирующие свист ветра, чертовы три фагота и четыре волторны, выстанывающие ритм лихой скачки. Как он все это ненавидел. Но не сегодня. Сегодня Кайло хотел пить, слушать и… творить. - Hojotoho, Бен, - зло, в такт трубам, создающим ярость, рыкнул Кайло. Сейчас он видел не Вагнера. Он повторял клич той валькирии, что вдруг своим желанием вдохнула в него огонь. И имя ей было не Герхильда, Ортлинда или Вальтраута. И даже не Брунгильда. Валькирию, что дала ему огонь, звали Рей. Огонь, из которого он собирался сейчас сжечь всю чертову оперу до последней ноты. * вагнеровский голос - соль в том, что оперы Вагнера чрезвывачайно сложны, и для них требуется большая голосовая мощь и выносливость, наличие звонких верхних нот и баритональных низких, хорошая артикуляция. *** Рей вытолкала из себя стон и закрыла глаза. Вроде вовремя. Вроде подстроилась. Вроде всё так, но стон был лишь ничего не значащим звуком. Ничего не отзывалось. “Ну же, Кин, пожалуйста, пожалуйста… пожалуйста, назови меня как-нибудь… назови меня деткой… валькирией… просто оживи меня, милый, я тоже хочу так тяжело дышать, как ты” Девушка опустилась на локти, прогибаясь сильнее в поисках нужного ей угла. Тьма, её персональная тьма, накрывала с головой. Голодное и уставшее тело жаждало страсти, но их с Кином секс был другим. Чинным, спокойным, без сюрпризов. Он целовал ее, когда она ложилась в постель, заглядывал в глаза с немым вопросом, а затем у них все было по установленному порядку. Тридцать пять секунд на поцелуй-прелюдию, пятнадцать - на то, чтобы каждый сам себя выпутал из одежды, а затем пару минут на секс. В котором они с Кином были вместе, но каждый сам за себя. Это было не то, что плохо. Это просто было никак. Такой секс годился для тех, кому уже нечем гореть, но она-то, она горела. - Да! - победоносно вздохнула Рей, когда, наконец, подстроила свое тело так, чтобы оно начало ощущать это загорающееся внутри удовольствие. Прогнулась ещё ниже, лбом утыкаясь в постель, пытаясь поймать что-то ещё. Что-то неповторимое, давно утерянное за рутиной, то, чего хотелось именно сейчас. “Кайло… - внезапно подумала она, чувствуя, что при одном воспоминании удовольствие усиливалось, как внутри все сжималось - Кайло, Кайло, Кайло….” Даже сейчас, когда её тело выстукивало нужный ритм под чужое в этой постели, чужое между их с Кином телами имя, Рей не могла обмануться полностью. Но её тьма продолжала повторять проклятое “Кайло” против её воли. Она не хотела этого, не хотела звать беду сюда, в их секс, но разум насмехался над ней, впрыскивая яд в кровь. - Кин, - прошептала Рей в темноте, будто умоляя о спасении, но поздно. Спасения не будет. Потому что вся она уже жаждала Кайло. Того, кто одним поцелуем снес её крышу сильнее, чем весь этот секс. Мужчина кончил быстрее, чем греховные мысли Рей довели её до оргазма. Сдерживая вздох разочарования, девушка ослабила давление на локти, и тело опустилось на простыни. Кин, поцеловав её между лопаток, лег рядом. Девушке не нужно было смотреть на часы. Она знала, что не прошло и пяти минут. Повернула голову и поймала нежную улыбку Кина. Улыбнулась в ответ. Подумала, как же он хорош. Как человек. Как парень. Не как любовник. Не потому, что с ним что-то было не так. Просто их отношения стали такими. Молчаливо-доверчивыми. Тихими. Они отлично друг друга понимали, им не стоило много болтать, хватало обменяться за вечер двумя-тремя фразами. - Я в душ, - сказала Рей. На деле она не кончила и могла не идти, но не хотелось расстраивать Кина. Он имитировал, что любил её карбонару, она - что кончала. И это было не ложью. Это было правилами хорошего тона. Молчаливой сделкой двух взрослых людей, которым было хорошо вместе. - Милая, мне нужно будет ещё поработать немного. - Да, без проблем. Принимая душ, Рей едва не плакала. Теплая вода успокаивающе обнимала, а девушку аж трясло сейчас, когда она впервые за вечер осталась одна. Она сердилась за свое разочарование, потому что сейчас не имела на него права. Поцеловав Кайло, она продала душу дьяволу. Не когда согласилась на ту их сделку, а когда он спросил “продолжим?”, а она искала в себе силы сказать нет, потому что “продолжим” было её страстным желанием. Рей понимала, что все это - просто темный мираж, следствие её рутинных отношений. Ну кто из девушек не флиртовал с другим парнем или мужчиной, будучи в отношениях, чтобы ощутить на себе восхищенный взгляд, кто не позволял угостить себя бокалом вина? Но то были другие девушки, а это же была она, она, всегда держащая себя в рамках. Верность была дороже, пока Кайло вдруг не вышел из самолета, стирая границы между правильным и неправильным. С каких пор грех стал желанней чистой совести? Ощущая, как её начинает затягивать в мысли, которые позволять нельзя, Рей резко нажала на кран и взвизгнула. Ледяная вода обожгла, возвращая трезвость мысли. Ей нужно было отдавать себе отчет в том, что то, что происходило между ней и Кайло, было не флиртом. Его взгляд не горел восхищением. Он презирал её всей душой, небрежно бросая это “детка”, которое Рей ловила и впитывала; он использовал её подтяжки как поводок, а она и рада была стучать хвостом. Ради того, чтобы затем целый вечер прятать глаза от мужчины, которого она сама выбрала. Которого любила тихой, спокойной любовью. Искушение разрушить стабильность ради одной вспышки было высоко, но… нет. Ей стоило быть благоразумной девочкой. Как всегда. Первая любовь всегда дурманила разум, но ей стоило сохранять трезвость сейчас. Немного успокоившись, девушка вышла из душа. Одевшись в пижаму, увидела себя в зеркале и уныло рассмеялась. Пижама у неё была самая обычная - футболка и шорты бежевого цвета. Никакого черного шелка, алых чулков, кружев. Ничего. Пижамка девушки, которая больше не пыталась разбудить угасшую страсть. Жги, не жги, а все равно будут стандартные пять минут. Без прелюдий. Отчего-то Кин прелюдии не любил. Даже вот сегодня они сначала мирно поужинали, затем поболтали и лишь потом, вдруг, словно повинуясь необходимости, стали раздеваться. Неспешно не потому, что нравилось усиливать желание, а потому, что спешить было особо некуда. Все было знакомо, накатанно, привычно. Девушка зашла в пустую комнату и вздохнула. Знала, что “немного” - это на полночи. Рей включила светильник, забралась под одеяло, надела наушники, потянулась к телефону, чтобы включить музыку, и замерла. В её вайбере было пять сообщений от Кайло. Она закрыла глаза, ощущая ледяную дрожь. Она звала, и Кайло откликнулся. Беда уже не надвигалась, она была в её постели, под её одеялом, в её руках. Беда пришла за ней. Рей открыла сообщения, ожидая, что там будут фото каких-то невероятно редких световых приборов, которые ей нужно найти прямо сейчас для концерта в Ливерпуле, но нет. В её пальцах был зажат свет - мрачный, тяжелый, полуночный, грозовой, с красным отливом. Падающий под разными углами, изогнутый и сломленный вопреки всем законам физики, он вызывал дрожь ужаса, которую испытывали люди, попавшие под чей-то гнев. Под световой схемой шло сообщение. “Что скажешь, детка?” Рей оцепенела, словно упавший на неё свет загипнозитировал её. Она не испытала шок от того, что Кайло прислал ей вдруг свою новую схему, - все творцы были тщеславны, и если не было публики, могла сгодиться какая-нибудь детка, ведь если бы мужчину интересовало её профессиональное мнение, он бы не обращался так поверхностно и небрежно. У равных себе спрашивают по-другому, хотя бы вспоминая имя. Хотя, вряд ли в мире был хоть кто-то равный по мрачности гению Кайло Рена. Любуясь красотой каждой линии, каждой тонкой гранью между тонами, Рей узнавала атмосферу и понимала, откуда у Кайло мог быть заказ на Вагнера. Естественно, таких, как он, на Байройт звали. Наверное, даже не просто звали, а ещё и смиренно соглашались на все условия. Девушка уже было приняла все это за насмешку - и намек на Байройт, и выбранную Кайло оперу, когда в следующей сцене, в знаменитом “Заклинании огня” того же третьего акта вместо буйства оранжевого вдруг мелькнул почти инфернальный зеленый. И там, где обычный человек бы скривился, Рей рассмеялась. Такой цвет для этой оперы выбирали лишь однажды. В 1967 году. Когда Герберт фон Караян дебютировал в Мет ещё и как режиссер-постановщик. Караян. Девушка улыбнулась и по спине побежали теплые мурашки. Он словно вернул ей её же слова этой схемой, человек, дирижирующий светом сегодня так, что она и правда не могла оторвать взгляда. Светом и ею - Рей за концерт даже не вздохнула, пока щурясь, рассматривала фигуру за пультом. Не особо задумываясь, девушка набрала номер Кайло. Знала, что ему, по сути, не шибко нужно это её восторженное “ого”, но любой написанный текст бы померк на фоне великолепных штрихов. Кайло поднял трубку, и в тихую комнатку Рей, где она была сжата обоями в цветочек, ворвалась тяжелая музыка, валькирии, вороные кони, гнев Вотана. На неё вдруг, без предупреждения, обрушилась какофония гнева, и девушка под теплым одеялом поежилась, не ощущая себя в безопасности. - Да? - почти удивленно выдохнул Кайло в трубку, и Рей едва не уронила один наушник. Слишком близко. Снова слишком близко. Его голос был привычно пьяным и непривычно охрипшим. Сердце вдруг тревожно сжалось. Впервые Рей задумалась, почему он напивается каждую ночь. Может, боялся собственной тьмы? Той, которая её завораживала. Той, из которой рождался свет, - Рей видела это в своих руках, в его эскизах. - Я бы сказала, что это сногсшибательно, но ты и так знаешь, - вспомнив, как он вызверился на неё после первого шоу, заявила Рей. - Скажи, - внезапно его голос прозвучал властно, требовательно, почти зло. Видимо, сегодня дьявол желал оваций в свой адрес. Его скука обрела иные формы. Но его злость не смогла бы достать её. Побеседовать с Кайло на расстоянии было тем же, что смотреть на дождь сквозь окно. Завораживало, но не причиняло вреда. Этот ураган её не достанет сегодня, нет, она плотно закрыла все задвижки на окнах. - скажи это! - ещё злее и требовательней повторил Кайло. “Ох”, - вдруг подумала Рей, и колючий комок с сердца начал падать ниже, ниже и ниже, пока не застыл узлом в самом низу живота. Эта его хрипотца царапала кожу. Девушке захотелось нажать на отбой, на она уже бы не смогла. - Parfait, - какой-то демон заставил её заговорить на французском, и Кайло, пьющий водку, едва не поперхнулся. Как она звучала сейчас. Будто затаскивала его в свои сети. Никогда слово “идеально” не было таким порочным для него, как сейчас, выдохнутое в трубку. - Тебя не сложно поразить, детка. На этом слове, которое Рей так жаждала услышать, девушка поняла, что её пальцы нервно скомкали футболку. Он просто насмешливо что-то бросил ей, но Рей уже ощутила, как горит её неудовлетворенное тело. Сейчас бы не нужна была та дурацкая смазка с ароматом тропических фруктов, которой они с Кином пользовались. Её тело, оказывается, отлично отзывалось, когда, блядь, не нужно. Когда хотело. Хотело его. Кайло. Её слабое, предательски слабое тело. - Тебе не сложно. Ты же в своем деле лучше всех, не так ли? В чём же твой секрет? Она судорожно продолжала сжимать футболку, будто цепляясь за осколки здравого смысла, которые сыпались от того, как его дыхание смешивалось с яростной музыкой. Будто та отражала его гнев на весь мир. - Нет никакой тайны. Секс, наркотики и… Вагнер. Он подменял рок на оперную реформу, а Рей ощутила жжение в груди. Вот оно что. Шедевры рождались под кайфом и оргазмом. Она ещё раз посмотрела на эскиз, ощущая желание бросить телефон в стену. Поняла, что у него сегодня было и то, и другое. И если наркотики её не зацепили, то зависть к той, кто была с ним этой ночью, едва не прожгла дыру в душе. К той, которая, не связанная ни отношениями, ни гордостью, могла предложить ему свое тело в обмен на дозу удовольствия, что сулил один только его тягучий, лакричный голос. Темный, как предрассветные часы. Те, в которых меньше всего света. - Вагнер тебе подходит. - Тебе лучше знать, правда? - вдруг хмыкнул он в трубку, и Рей, положившая ладонь на живот, ощутила то же беспокойство, что и при его вопросе “мы знакомы?”. Кайло что-то подозревал, поддразнивая её? Но что? И от этого беспокойства, от того, что волоски на затылке становились дыбом, желание разгоралось сильнее. Возможно, закрытые окна её не спасут сегодня. - Почему Валькирия? - В ней искусство лгать достигло пика, как по мне. Эта опера...нет, вся тетралогия о кольце, - это как лучшая демонстрация "лучше быть гигантским, чем прекрасным"* Кайло, подражая Ницше, рассказывал Рей о казусе Вагнера, критикуя великого немца, а пальцы Рей, не отдавая себе отчета, спускались ниже, к тому пульсирующему комку, где сосредоточилось её томное желание. Закрыв глаза, девушка шла на звуки его хриплого голоса, на его тьму, на тревожную музыку, прямо в сердце бури. Ей не нужно было смотреть на его новую световую схему, которая всплывала в рассуждении Кайло, чтобы продолжать беседу, - она отбилась у неё на подкорке. Коснувшись себя, Рей прикусила губу. Она-таки не закрыла окно, и молния, влетев в спальню, попала в цель. Попала в неё. - Ау, валькирия? Ты вообще меня слушаешь? От этого обращения, Рей едва не подпрыгнула, но руку не отдернула. Он звал её очередным презрительным прозвищем, а она аж закатывала глаза, расписываясь в его победе над собой. Это его "валькирия" странно на неё влияло всякий раз. - Продолжай-продолжай, я слушаю, - выдохнула она. - У тебя же монолог, а не дискуссия. Она слышала, как неспешно его пальцы стучат по клавиатуре. Видимо, он работал, и Рей подстраивала свой ритм под его почти ленивые удары, натягивая напряжение и не ускоряя темп. Её целью было наслаждение, и она, втягивая в себя воздух, ловила его, отдаваясь пороку. Рей знала - эта ласка - все, что она могла позволить себе. Потому что не собиралась изменять Кину, хотя делать такое в своей постели, разговаривая с кем-то по телефону, уже было моральным преступлением. Она уже была виновна, как в ту ночь, когда целовала Кайло, но не могла остановиться, потому что её пальцы сейчас дарили телу легкость. От одной мысли, что он зажимает телефон между ухом и плечом, чтобы удобней было работать, Рей была близка к своему финалу. Она почти ощущала его губы у себя на шее, ведь между ними не было преград, кроме волн, несущих эту беседу сквозь дождь по воздуху. - Спасибо, - когда неожиданная пауза зависла между ними, выдохнула Рей, контролируя свой голос, свое дыхание и… свое тело, которое дрожало от напряжение, но она не отпускала волны наслаждения дальше. Задерживала их, чтобы продлить сладкую пытку. - Спасибо за сегодня. Вот бы ты всегда так отдавался делу. - Сегодня я сделал это ради тебя, - выпалил Кайло и тут же хмуро, с изумлением, уставился на бутылку с водкой. Что он только что сказал? Что значит ради неё? “Чёёёёрт”, - мысленно простонала Рей, сбивая медленный ритм. Эти его слова растекались по ней, лишая контроля. Ради тебя…. Вместо одеяла Рей ощущала, будто под спиной - выгоревшая от солнца трава. Запахи и шум далекой ярмарки щекотали нервы, а сквозь закрытые веки чувствовалось тепло угасающего дня. Ради тебя… Поцелуй со вкусом яблок в кленовой карамели...Прикосновение немного липких от жареного зефира пальцев… Аромат тыквенного латте как обещание наступающей осени... Ради тебя… Библейская легенда, когда в первый день бог отделил свет от тьмы, а на шестой создал Женщину. Трепет, восторг, острая боль от этого самого создания. Тихий всхлип. Первый стон. Несмелое удовольствие только родившейся Женщины. Ради тебя… Ради тебя... Ради тебя... - Но это больше не повторится. - тут же с привычной насмешкой хмыкнул Кайло, разрушая её уютный летний мирок, ломая все вокруг, бросая тень. - Бесплатная демо-версия. В повисшей паузе вместо “Заклинания Огня” где-то там, где сидел Кайло, вдруг снова заиграл “Полёт Валькирий”, и Рей, вспоминая, что композиция написана в необычайно быстром темпе 8/9, позволила себе подстроиться теперь под эту сногсшибательную скорость музыки. Она и так падала, так почему бы и нет? Наслаждение дрожью отозвалось в кончиках пальцев. "Ох..." - И как её продлить? Девушка уже не слышала, как его пальцы стучат по клавиатуре, но это было не важно. Она их помнила. Помнила, а тело отзывалось. Одного голоса было достаточно. Она не соображала о чем спрашивает. Хотела продлить "демо-версию", свои ощущения или продлить то, чего продлить нельзя было по истечении срока давности. - Ох, детка, влетишь ты с этим стремлением быть идеальным менеджером, - вдруг рассмеялся Кайло. Его пьяный смех Рей тоже взяла себе, сжимая свободную руку в кулак и начиная потихоньку сильнее задыхаться. Будучи с Кином, она так хотела кончить, а сейчас все бы отдала, чтобы оставаться на грани, но уже ускальзывала, не контролируя ни свои пальцы, ни свое тело, жаждущее разрядки. - Влетишь по полной. Откуда я знаю, как её продлить. Сейчас ничего не хочу, но… ладно, меняю образ хорошего световика на… сколько ты там у меня уроков выудила тем поцелуем? Три? Хорошо. Три желания. Не знаю, какие. Но подписываешься не глядя. И не требуешь от меня монтажных ночей и прочего. Сделка на три желания действует только на время концерта. - Да… - тихо выдохнула Рей. Она не собиралась подписываться на эти условия, девушка поймала свой кураж сквозь темноту и хрипотцу Кайло. Тело отозвалось, и ярко вспыхнувший свет перед глазами родился из тьмы, наполняя её тело желаемой истомой. “Да” вырвалось реакцией на наслаждение, но поймать слово девушка уже не смогла. Прикусив одеяло, зажмурилась. Оргазм, за который придется заплатить сделкой с дьяволом. Ну и черт с ним. Это того стоило. Как и поцелуй. Как и все напряжение. Это вдыхало в неё жизнь. - Да? Ты ненормальная, правда. Но “да” так “да”. Жду продолжения тура с нетерпением, глупая валькирия. С удовольствием обстригу тебе когти. Ручная ты мне понравишься куда больше. И, не попрощавшись, Кайло бросил трубку, хохоча над её глупостью. Рей, тяжело дыша, прислушивалась к себе. Думала провалиться во тьму вместе с грехами, а ощущала лишь свет, целующий её лицо. “Пожалуйста...пожалуйста, пускай хоть одним из твоих загаданных желаний буду я”, - вдруг подумала она, потому что поняла - этого всего было мало. Она жаждала куда большего, чем прикосновение к себе под звуки его голоса. Жаждала больше, чем призрак воспоминаний. Жаждала быть частью его формулы вдохновения. Той, которая “секс, наркотики, Вагнер”, особенно после того, как уже покупала по его заказу крэк и о знаменитом композиторе могла поддержать беседу. Оставалось дать самое то, что на грани. Девушка вздохнула. Да, она до закушенной губы жаждала его в себе. Всего его. Темного, мрачного, язвительного. Даже голос совести умолк от силы этого желания... * обе цитаты Кайло в этой фразе взяты из "Казуса Вагнера" Ницше *** Дорогие читатели! Что сказать... У автора стабильные 37,8 последние три дня. Кроет меня слегка. И Рей кроет. И Кайло. Каждого по-своему:) И вас, надеюсь, тоже. Мы с бетой желаем вам прекрасных выходных, много какао с мятой, уютных одеялок, и будьте здоровы:)