Люминесценция

Шелковица (PANTONE 17-3014) - цвет, который является воплощением духа изобретательства и творческого воображения, он, несмотря на некую угрюмость, освещает путь вперед. 30 cентября. Вена. Венская Опера. Кайло стоял, убрав руки в карманы джинсов, и смотрел на слово, написанное на дверной табличке, – «сцена». Такое простое, из двух слогов да пяти букв. Знакомое с пеленок. Сцена. Сце-на. С-ц-е-н-а. Все было просто. Нужно толкнуть дверь, и очутишься в темном – всегда, везде – темном коридоре, два рукава которого вели к разным бокам сцены. Jardin. Cour. Элементарно. Он делал это каждый день, в каждом городе, на любой – знакомой или нет - площадке. Приезжал к черному входу, заходил, показывал бейджик "staff" охране и сразу искал сцену, которую все находили по стрелкам, а он - по особому запаху пыли и техники. Ему не нужно было пить кофе в гримерке или смотреть, в правильную ли пирамидку промоутеры сложили колу без сахара. Его всегда манила сцена, даже когда он перестал гореть работой. Сцена давала ему ощущение дома. Но вот ирония - та сцена, которая реально стала ему домом, на которой он делал свои первые шаги в прямом смысле, пугала Кайло до мурашек, покалывающих затылок. Здесь произошло много, слишком много, и впервые за семь лет он очутился перед необходимостью встретиться с прошлым, отчего волна старой, ядовитой боли накрыла его. Такой, что хотелось завыть. Или выпить, однако к бутылке мужчина тянуться не собирался. Только не здесь. Не в этом городе. Только не при ней. Это было странно, ведь Рей уже видела худшие его стороны и знала ему цену, а все же… все же хотелось выглядеть чуть лучше, чем он был на самом деле. Для нее. Махнув на себя рукой, Кайло был сбит с толку желанием кому-то понравиться. Чье-то мнение в самом деле имело значение. Хотелось быть кем-то большим, чем алкоголиком, хотя бы эти оставшиеся дни. Девочка, которая пахла осенью, не подходила мужчине, таскающему за собой темноту, осколки травм да бутылок. Тем более, она знала его совершенно другим и, наверное, ломала голову - как мальчишка, соблазнивший её яблоком, вдруг упал на самое темное дно? Запить он успеет, когда смеющийся мираж растворится в пустоте его темных ноябрьских вечеров в Нью-Йорке. Пока же нужно было… дотерпеть. Кайло тряхнул головой и толкнул дверь. Что толку стоять и смотреть, если все равно выйти на сцену придется? Не задумываясь, мужчина повернул направо. Это была словно защитная реакция от неизбежного. Он не хотел идти той же дорогой, что и в прошлый раз, не хотел ощущать себя Беном, потому что тот давно умер и... - Бен, мальчик мой, это ты? Мужчина вздрогнул. Его так давно не звали по имени, что он забыл, как оно звучит, если произносить вслух. Звучало паршиво. Как эхо беды, которая однажды надвинулась с такой скоростью, что он не успел среагировать. - Густав! - вскинув голову и встретившись взглядом с пожилым мужчиной, Кайло выдавил нечто похожее на улыбку. Старый-добрый Густав, неизменный механик сцены, помнивший Бена ещё спотыкающимся малышом, который ползал здесь, среди рэков и сундуков. В карманах потрепанного пиджака, модного лет сорок назад, Густав всегда держал для него лимонные леденцы в прозрачной обертке. Пожалуй, он был одним из немногих, кто баловал заброшенного ребенка, догадываясь, что дети, в общем-то, любят сладости. В его семье, увы, больше любили алкоголь. Это Бен выучил быстро. - Ого, ты так возмужал, мой мальчик. “А ты постарел, добрый друг”, - с грустью подумал Кайло, похлопав механика по плечу. Что ж, он знал, что призраки прошлого неизбежны. Правда, на этой вечеринке главным призраком был, увы, он. Призрак в опере. Кто-то уже об этом однажды написал абсолютно не страшную историю, для которой потом создали хорошую музыку. Жаль только, у него все было абсолютно не романтично. - Ну что, засветишь все вокруг? - Обязательно, - пообещал мужчина, не зная, что добавить еще. Все эти беседы были в тягость, он не привык разговаривать с людьми, если не нужно было отдавать указания, потому неожиданно растерялся. Кайло до этой встречи даже не задумывался, насколько сильно он одичал, насколько ненормальным казался нормальный разговор. - Я закончу с монтажом, и пообщаемся, правда? Кивнув, Кайло вышел на сцену и задумчиво посмотрел на множество рэков, которые местные техники уже активно разгружали. “Давай же, не будь слабаком, ты справишься”, - подтолкнул он себя и поднял глаза. Левый угол сцены. То самое место. Место, где он потерял всё. Надо же, спустя семь лет Кайло отлично помнил, как все было. До последнего шороха. В тот далекий апрельский день он был счастлив. Абсолютно счастлив. Ничего не кололо пальцы в преддверии беды, ничего не дергало сердце. Весело насвистывая, Бен расхаживал по сцене. Часть монтажа была уже позади, и он радовался. Его взгляд был полон гордости. В тот день он вернулся в Вену не как сын Леи и непутевого пьяницы. Нет, спустя два года путешествий с Люком, Бен зашел сюда как художник по свету. Человек, строящий блестящую карьеру. Его осанка была гордой, а взгляд немного шальной. Он вырвался из порочного круга и стал настоящим джедаем. Мог стать скрипачом, но предпочел пульт смычку, чему радовался. Не хотел иметь дел с музыкой. Хотел свой путь не в свете рампы, а за светом. Быть тем, кто управляет. Желал ослеплять, а не оглушать. Хоть иногда еще он брал в руки скрипку. Кайдел любила, когда он был только её Паганини. Тринадцатый каприс дьявольского скрипача весьма подходил под капризный характер его девушки, которая тоже была беззаботной, как си бемоль мажор. А потом… потом просто все рухнуло. В одну секунду. Он стоял и смеялся с Чуи, который был ему как старший брат в детстве, - маленький Бен всегда ходил по пятам за добряком-виолончелистом. Встретившись после долгого перерыва, они подшучивали друг над другом, вспоминая уроки музыки, которые старший товарищ давал скучающему Бену. Обсуждали стандартные “нужно видеться чаще”, но этому обещанию сбыться было не суждено. Их накрыло не только общей ностальгией, но и парой тонн света, которые по невнимательности, допущенной на утренних монтажах, плохо закрепили. Рухнуло всё - тяжелый металл ферм, дюжина X-SPOT 230 Z, четыре LED Wash 0740, одна Mac Aura и две жизни. Его и Чуи. Кайло, вздрогнув в очередной раз, отвел взгляд от того самого места. Какая жуткая ирония, что он запомнил на всю жизнь количество световых приборов. Запомнил и больше никогда ими не пользовался. В тот трагичный день под обрушившуюся конструкцию попали не только он и старый друг, а еще несколько технарей, но они отделались парой царапин. Чуи же не выжил, как и Бен. Многие, включая самого мужчину, думали, что Кайло Рен - порождение жуткого темного карнавала Сноука, но нет же, анализируя, становилось ясно, что Кайло родился именно здесь. Непросто смотреть было на место, где все закончилось, но Кайло знал, что у него нет времени ностальгировать. Здесь, в Вене, он собирался глаз не спускать ни с кого, чтобы трагедия не повторилась. И хоть он больше не был глупым мальчиком, и на него бы никто уже не посмел повесить уголовное дело, тем не менее… тем не менее, он был максимально собран. Потому что знал, кто понесет ответственность в случае чего. Тур-менеджер. И если со своей трагедией Кайло давно сжился, просто перестав смотреть в зеркало и в душу, то ему не хотелось, чтобы здесь закончилась ещё чья-то жизнь. Особенно, такая красивая, яркая жизнь. - Ушар, живее, живее, у тебя нет времени до второго пришествия, - поторопил он вяло ходящего рыцаря. - Кайло, да не наседай, сам же знаешь, какая ночка в поезде была. - Если ты слишком нежен для тур-графиков, можешь проваливать из рыцарей, - гаркнул мужчина, уже выцепляя взглядом некие неточности в реализации схемы. Ушар едва не споткнулся об кабель, брошенный каким-то звуковиком. Кайло часто бывал резок, несдержан, груб и зол, но он никогда не предлагал своей команде “проваливать”. - Остынь, босс. - Растормозись уже, посмотри, у тебя вон половина приборов наклонена. Исправь немедленно. Мужчина хотел добавить ещё что-то, как вдруг наткнулся взглядом на главную нестыковку. Рей была на сцене. В левом углу. В том самом месте. Посвежевшая после утреннего душа, она пила свой отвратный эспрессо-тоник на розе и с любопытством осматривала знаменитейшую оперу в мире. Такая яркая, вырванная из контекста. В той юбке, что так сводила с ума Кайло всякий раз, когда она надевала ее, и в черной футболке с желтым силуэтом лампы и надписью “It’s Lit - Thomas Edison”. О да. Вот это точно горело. Эта девушка. Она умела гореть. Гореть ярко, настолько, что ему хотелось впитать весь накал. Она и его зажгла внутри. И этот огонь касался не только желания переспать с ней. Рядом с Рей он ощущал себя человечным. И нужным. И тем, кем восхищались без капли пошлости. Но, главное даже то, что рядом с ней он ощущал себя мужчиной, способным влюбиться вопреки всему. Вопреки всем «невозможно», «нереально», «не пара». Просто влюбиться. Настолько, что одного взгляда хватало, чтобы постоянная боль притупилась. Даже сейчас, в этом проклятом городе. Он любовался Рей, и дышалось чуть легче, тревога отступала, уступая место спокойствию. Но в следующую секунду Кайло опомнился, его мозг словно пронзило током, когда он вспомнил, где именно замерла Рей, и спешно подошёл к девушке. - Что ты здесь делаешь? - неприветливо, вместо «здравствуй», буркнул он. - То же, что и ты, - пожала плечами Рей. Кайло как завороженный посмотрел на бусины своего розария, которые исчезали под футболкой, греясь о люминесцентную кожу. Она продолжала его носить - его метку, его ошейник, его надежду. Символ её подчинения и его власти над ней. Это не было случайностью. Ладно, не имела возможности переодеться после концерта в Брюсселе, занимаясь билетами на поезд, но утром-то, утром. Окна её дома так и не были заперты, раз ключ висел у девушки на шее. Не у всех на виду, но так, что не заметить было невозможно. Они все ещё были связаны этим розарием, и Рей, которая говорила в поезде "иди к чёрту" словами, все же приглашала его в свой мир. Чтобы этот ключ достать, нужно было сначала стащить с неё футболку. Эта мысль вызвала противоречивые чувства. Не сейчас, не сейчас, не сейчас. Вена плохо влияла на него. - Ты не техник, потому иди займись другими делами, детка, - максимально сдержанно предложил мужчина, удержав свое «проваливай, да поскорее». Была бы его воля, он бы взашей её вытолкал, но… он все ещё хотел проникнуть в этот дом, в неё. Боже, как он её хотел. Смотрел и потихоньку снова пропадал. - Рей, просто уйди, - рявкнул Кайло, - сделай мне что-то. - Что-то? - девушка округлила ненакрашенные глаза, в которых вдруг мелькнула та самая порочная искра. - Многовато людей, чтобы тебе что-то сделать, Кайло. Она сама не поняла, зачем задирала его. Кайло был хмур, зол и как-то странно выглядел. В отличие от всей команды, он единственый рванул в оперу, проигнорировав отель. Что-то с ним было более не в порядке, чем обычно, наверное, поэтому захотелось пошутить. Или не пошутить? Она все ещё была готова сделать все, что он попросит? Естественно, именно ради этого «всё», пускай и на один раз, она собиралась бросить парня и послать к чёрту стабильность. Весьма неудачно она это выдала. Кайло даже не улыбнулся. Но все же его глаза - тёмные, злые, зимние - голодно вспыхнули. Она слишком открыто играла с огнем. Забывала, что Кайло, такой ледяной с виду, вспыхнуть мог в любую секунду. Вспыхнуть и сжечь обоих. Проклятие, почему он не вспыхивал? "Сожги меня, Кайло, забери себе. Прямо сейчас. Хочешь? К чёрту твою дистанцию, к чёрту всё, просто сделай меня своей. Я же не снимаю твою безделушку, приди за ней. Приди за мной, Кайло, я больше не та неуклюжая девочка, я тебя не разочарую." - Эспрессо с этим гребанным тоником, крошка. Пойди и сделай. Розу не добавляй. Тоник тоже. Просто максимально крепкий кофе. Оставь в гримерке, не стоит носиться. “И себя, Рей, оставь себя, пожалуйста. Кофе можешь забыть, но оставь себя там для меня”. - До начала концерта тебе здесь не место. Будь на своей территории. Я достаточно хорошо всё контролирую, а ты своей короткой юбкой всех только с толку сбиваешь. Он снова это делал. Она потянулась к нему своей шуткой, но сейчас уровень тревоги в крови был так высок, что Кайло вместо того, чтобы обсудить время и место для “чего-то”, выталкивал её за пределы своего круга. Подальше от сцены. Но и, увы, подальше от него. Но хоть не обидел ее, как и обещал. Больше никакой боли. Для неё. - Прости, что? - растерялась Рей, вспыхнув. - Где ж ты со своим контролем был весь тур? То есть, до этого дня на меня это взваливать было ок, а теперь - проваливай, детка, великий Кайло Рен снова в деле? Ох, простите-простите. Рей с невозмутимостью профессионала кивнула. Развернулась. Ушла. Кайло смотрел ей вслед, а потом качнул головой и вернулся к монтажу. *** 01 октября - Рей, нужно списки на Берлин обновить, - Хакс, заметивший девушку, задумчиво рассматривающую бутылку с Грюнер Вельтлинером, остановился. - Вычеркни Кайло, ладно? Он до Парижа берёт паузу. Рей ошарашено посмотрела на рыжеволосого мужчину, едва не упустив драгоценное вино, которое с восьми утра искала по всем винным магазинам, поскольку вчера Эмилин устроила дикий скандал из-за того, что винтаж был не тот. Поскольку с винами Рей была на “Вы”, у неё аж голова разболелась от длительной консультации с различными сомелье. Какая, к черту, разница, серьезно. Хотя нет, разница была, просто чем ближе была поездка в Лондон, тем сильнее Рей нервничала, хоть впереди было ещё три города. И не Грюнер Вельтлинер тому причина, совсем не он. Девушка нервничала из-за Кина, которому нужно посмотреть в глаза и губами, которыми она шептала Кайло “хочу тебя”, признаться в измене. Не углубляясь в подробности, которые вызывали у неё отвращение к себе и… сладостную дрожь. Всякий поцелуй, прикосновение и флирт были виной и наслаждением одновременно. Виной, которую Рей так хотела усугубить, но больше не могла навязывать себя Кайло. - В смысле, паузу? - заставила себя выговорить Рей, сфокусировавшись на словах Армитажа. Почему это Кайло, который уже второй концерт подряд в Вене работал, словно безумный, решил не ехать в Берлин? Перерывы в турах не приветствовались. Переговоры разрешалось вести только в свободные от концертов дни, которые в ближайшее время не предвиделись. - А так можно? - Это же Кайло. Видать, приехал в свой родной город и решил запить на пару дней. Ему все можно. Ладно, хоть пару дней покоя, заколебал. - Не говори так, хорошо? - вдруг вспыхнула Рей и чуть не разрыдалась, понимая, что Хакс прав. Просто он вот такой. Именно такой. Человек, который мог запить, забив на работу. Она ведь действительно была влюблена в алкоголика. Злого, нелюдимого алкоголика. - Вдруг правда нужно? Армитаж пожал плечами. Затем покрутил протянутое Рей вино и кивнул, мол, сгодится в этот раз, но можно было бы и “постараться лучше”. Девушке было плевать на винтаж. Она не думала, что Кайло решит настолько от нее отгородиться. Спрятав руки в карманы, Рей, пользуясь тем, что вокруг стоит привычная для второго концертного дня тишина, зашла сначала в зону кейтеринга. Она была в Австрии уже второй день, но не имела возможности съесть настоящий венский штрудель, что решила исправить, поскольку ещё не завтракала. Прихватив тарелку с собой, девушка направилась в гримерку, где наткнулась на Кайло. Мужчина не выглядел как тот, кто ждал её. Он странно смотрел в один угол, не замечая, что у него разрывается телефон, валяющийся на стуле. Вцепившись пальцами в бутылку Ciroc так, что побледнели костяшки, Кайло просто, облокотившись о подоконник, продолжал смотреть в сторону. Глаза у него были красными от усталости, словно с той ночи в поезде он больше суток уже не спал. Может, и не спал. Рей не видела его в отеле. Уходя, видела Кайло сидящим на сцене. Разложив кучу бумажек, он, видимо, был занят схемами, но подойти девушка не захотела - вчера мужчина постоянно орал на неё, едва она ступала на его территорию. У него постоянно менялось отношение к ней. - Кайло, - устало вздохнула девушка. Потом заметила, что бутылка закручена. Он не пил. Он вообще эти два дня не был пьян. Но оттого выглядел не менее странно. Весь его вид был каким-то заброшенным. Будто город тянул из него силы. - Кайло, телефон. Он, и правда, был словно за стеной. Девушка, поставив тарелку на стол, взяла телефон, чтобы подать мужчине, поскольку у неё уже голова разрывалась от чужой настойчивости и противной трели. Но тут же выпустила его из рук прямо на пол. Вскрикнула, и только это вытянуло мужчину из транса. - Рей? Что такое? - Черт, почему ты не купишь себе другой? - вдруг спросила она, пытаясь вытащить мелкий осколок из пальца и отдернув руку, едва он потянулся, чтобы посмотреть на свету, что там случилось. Кайло скрестил руки и хмуро посмотрел на телефон. Тот продолжал звенеть, теперь лёжа у чёрных оксфордов Рей. Забавные оксфорды. Забавные салатовые шнурки. Забавные салатовые носки. Вся она такая забавная, а по факту - как тот же осколок стекла. Впивалась своим образом в него, оставляя следы. Он и сам не знал ответ на её резкий вопрос. Зачем ему был новый, если он по работе общался со всеми по почте? Вайбер тоже был установлен на ноутбуке. А телефон...он не любил много разговаривать. Да и в покупке смысла не было. Все равно ведь разобьет в приступе пьяной ярости. Этот не прослужил и двух месяцев. Кажется, он бросил им в стену, когда очередная схема не ладилась. Ведь это все его проблемы. Кажется, в ту ночь он много чего разбил в том кошмарном, темном месте, которое звал домом. - Куплю, - кивнул Кайло. Странно, он держал дистанцию, а все равно дотянулся и поранил. Ну да, её тонкая нежная кожа - не такая огрубевшая, как у него на лице. Да и плевать давно, что там он загонит или нет. После того случая его лицо больше не болело. Кое-как зашили, и на том спасибо. Почему-то гребаная страховая медицина посчитала, что ему и так нормально будет. С перекроенным лицом. На всю жизнь. В двадцать шесть, да. Возможно, если бы в мире был постоянный Хэллоуин, то сгодилось бы, хотя... на деле, Кайло уже давно не думал о своих шрамах. Ни о том, что через всё лицо, ни о том, что через всю душу. - Почему ты на площадке? - вдруг удивилась Рей, косясь на мужчину, - Ты же дома, верно? Навестил бы родных, до концерта ого-го сколько ещё. Глядишь, настроение стало бы... миролюбивей. Она удивилась, потому что, обычно, когда кто-то попадал в родной город, то обязательно брал пару часов между концертами. Кайло отвернулся, глядя в окно и снова впадая в свой меланхоличный транс. Рей прикусила язык. Вчера, стоя за кулисой, она с особой пристальностью наблюдала за мужчиной и сообразила, что среди всех купивших билеты зрителей его гостей не было, а в списках на пригласительные* напротив его имени стоял привычный лаконичный прочерк. Как вышло, что в родном городе он был настолько одинок? - Позже, детка, - коротко ответил мужчина. Не рассказывать же ей о том, что отец спился, а мать умерла от передозировки. Богемная жизнь тоже имела свой бэкстейдж, но зачем ей знать, девочке, которая в своем Лондоне весело учирикала под ручку с парнем к своим чашкам в горох. Все, что он мог - это прокатиться к родственникам на 71 трамвае, но таких у него планов не было.** - Ну и, в принципе, зачем идти куда-то, если мой дом - здесь. Я вырос в этом месте. В прямом смысле. В этой гримерке. Раньше она принадлежала матери. Вот там всегда стояли желтые лилии, а здесь я спал, когда выходы на бис затягивались. И… ладно, просто захотелось заглянуть, как оно да что. Рей изумленно посмотрела на него. Вспомнила широкую, светлую улыбку Бена и вдруг поняла, что он просто умело маскировал свое одиночество, которое выбралось наружу после чего-то переломного. Если у человека дома, кроме пыльного закулисья, не было, неудивительно, что ему многое было чуждо. Вдруг девушка подумала, что быть ребенком артистов не так и весело. - Если здесь никого нет, почему ты остаешься? - вырвалось у девушки. Она так не хотела расставаться с ним хоть на двое суток. Пускай мужчина в самом деле держался на расстоянии, просто смотреть на него было уже счастьем. С нотами грусти, а, все же, он был рядом. Не так много в туре им осталось разделять общество друг друга, потому его пропуск Берлина разбивал ей сердце. - Потому что у меня дела здесь, валькирия. - равнодушно ответил Кайло, не прокомментировав, что она переступила границы и влезла в его дела. - Встреча по другому туру. Рей вздрогнула. Другой тур. Его жизнь продолжится. А она ещё не могла отпустить этот тур, но, да, “другой тур” стал напоминанием, что эти тридцать дней для Кайло - лишь очередной промежуток. Мужчина промолчал о том, что встреча его была запланирована изначально в Берлине. Он никогда не возвращался в Вену, никогда, и как раз этот город планировал пропустить, но потом выпал тот шанс с ночью в поезде, и он решил, что побыть немного плечом-к плечу - небольшая цена за боль, которая мучила его вот уже вторые сутки. Ему хотелось быть с ней как можно дольше. Всегда, если быть честным. И эта встреча была абсолютно невовремя, но ему нужно было работать. Свой мрачный дом в Нью-Йорке Кайло ненавидел так же люто, как и Венскую оперу, но лучше такой, чем какая-то ночлежка. Скатиться было просто - он все это проходил и больше не желал. Потому, скрипя зубами, расставался с Рей на эти сутки. А потом, через две недели, - навсегда. Эта мысль постоянно билась у него в голове. Он не хотел обратно в Нью-Йорк. Не хотел садиться в самолет, не хотел бить всё стеклянное в своем доме, как чудище из сказок. Правда, в детских сказках не указывали, что обычно такое происходило из-за алкголизма монстров. Ну да, там и счастливый конец щедро раздавали всем и каждому. - Кайло, может, ты поешь? - вдруг совсем тихо спросила Рей, кивком головы указывая на принесенный штрудель. То, что он эти сутки не заходил в кейтеринг, она тоже видела. Почему мужчина так вдруг погрузился в работу, девушка понять не могла, но весь его вид так сильно её ранил. Он был сам не свой. Едва держался. Был в шаге от взрыва или срыва. Кайло вздохнул. Милая, заботливая детка. Какао для рыцарей, штрудель для чудища. И такой взгляд. Взволнованный, обеспокоенный. Того и гляди, обнимет, чтобы пожалеть. Брррр.... неужели он настолько жалок? Определенно, хотелось вызывать у Рей другое желание. Штрудель. Кайло позволил кривой, горькой улыбке скривить губы. Корица. Ванильный сахар. Изюм. Орехи. Теплые карамелизированные яблоки. Не Ред Чиф. Не его любимые. А Гренни Смит. Те, которые обожала Рей. Вот они и менялись местами. Но снова яблоки, снова этот чёртов соблазн, это грехопадение... Почему между ними всегда есть эта карамель с корицей, а сладко не было? Почему ароматом наслаждаться можно было, а попробовать на вкус - нет? Кайло казалось, что корица настолько пропитала их с Рей, что он не сможет оттереть и вывести из себя этот запах. Так он с ним и останется - как напоминание. - Нет, спасибо, - он покачал головой. Аппетита не было. А если бы был, он бы выбрал не штрудель, а что-то более подходящее. Горький черный шоколад и абрикосовое варенье. Но как-то странно просить девушку принести ему "Захер" ввиду того, что день назад он развлекался тем, что во время поцелуев вместо ласки надел на неё импровизированный ошейник. Рей точно подумает, что он издевается. - А может.... В минуту апатия Кайло куда-то исчезла, и он стал темнее тучи. - Да твою ж мать, валькирия, оставишь ты меня, наконец, в покое или нет? Что тебе ещё рассказать? - он ударил кулаком по подоконнику. Глухая боль была даже приятной. Лучше всего того, что творилось внутри. - Тебе рассказать, как я ненавижу этот город? Рассказать, что мне тошно здесь быть? Так да, ненавижу всеми фибрами души. За пафос, за равнодушие, за самого себя. Я не хочу есть, спать, пить, да даже тебя не хочу. Неужели так сложно отцепиться? Не видно, что мне не нужны штрудель или участие? Блядь, - он грохнул бутылкой Ciroc'а. - Иди попей своей кокосовой дряни и развлеки кого-то другого. Оставь. Меня. В. Покое. Кайло знал, что снова срывает на ней и злость, и разочарование от города и прошлого, но ему не хотелось её жалости во взгляде. Пусть неприязнь, ненависть, злость, только не жалость. В конце-то концов.... Взгляд Рей изменился. Но вместо ожидаемого отвращения мужчина увидел там другое. Внезапно в её огромных глазах мелькнуло запоздалое понимание. Она словно сложила пазл в голове, и весь её вид стал виноватым. Девушка прикусила губы. - Тебе, наверное, было очень больно? - вдруг отчетливо спросила девушка, очутившись рядом. - Ох, Кайло... Мужчина замер. Она не спросила "как"? Не стала задавать избитый вопрос, интересовавший многих. Её интересовало, было ли ему больно, и это чуть не убило Кайло. Она на полном серьезе спрашивала у здорового двухметрового чудища такое, и он ощутил себя максимально уязвимым, потому что, да, ему было адски больно, и никто ни разу об этом не спросил. Всем было интересно только, откуда берутся шрамы. - Не помню, - чуть спокойней ответил Кайло, - не важно. Резко оттолкнувшись от подоконника, мужчина вышел, показывая, что разговор окончен. Он не мог стоять в этой гримерке, полной прошлого, и терять свою броню под этим искренним взглядом. Рей же задумчиво посмотрела ему вслед. Он солгал, это очевидно. Люди, которые не помнили, не говорили так, что эта боль сквозила сквозь слова. Конечно же, ему было больно. Естественно. Мужчина дошёл до пульта и, гаркнув на Кардо, остался один. Смотрел на кнопки. Стучал пальцами. Автоматически потянулся за розарием, но запястье было непривычно пустым. Едва не застонал. Ему не хватало этой безделушки, которая была единственной его ценностью. Как у бедняка были лишь грёзы***, он был, на самом деле, богат лишь этим розарием. Все остальное не имело смысла, а пару ониксовых бусин, подаренных отцом перед смертью, он никак не мог выбросить. До начала концерта Кайло ни с кем не разговаривал. Сидел в своей толстовке, нахохлившись, ощущая, как он не вписывается в изящный интерьер оперы. Бархатные стулья выглядели презентабельней, чем он, однако это было не важно. Когда зрители потихоньку начали наполнять зал, Кайло увидел Рей. Она часто выходила в зал, если знала - есть критичные моменты****, а вся Венская Опера была одним сплошным критичным моментом, потому мужчина не удивился. Но его не порадовало, что девушка имела расстроенный вид. Она привычно улыбалась, но его эта маска не обманывала. Кайло ловил её настроение по свечению. Если люминесценция начинала сбоить, Рей было невесело. Он вдруг подумал, что ей не идёт роль тур-менеджера, девушка слишком хороша для этого. Самое ироничное, что она даже не догадалась, что это он стал той невольной преградой между ней и мечтой стать режиссером. Едва увидев в Брюсселе, как Рей управляет пультом, Кайло понял то же, что, наверное, сообразил Люк, когда девчонка пришла на пробы. В её манере слишком много его самого, и это стало её грехом. Дорого же девочка заплатила за шесть дней беззаботного удовольствия. "Сволочь ты, Люк, дважды струсил", - сцепив зубы, в который раз за последние двое суток подумал мужчина. И вдруг его накрыло волной злости. Да почему она? Детка была славной и не заслужила и половину своей грусти. Кайло откинулся в кресле. Задумчиво прищурился. Световые приборы заливали сцену привычным, равнодушным белым, который был отрицанием всего. Сложив пальцы, мужчина задумался. Ему вдруг захотелось развеселить девчонку. Пускай у неё об этом городе останутся какие-то теплые воспоминания. В конце концов, Вена не была виновата в том, что в ней жили сволочи, которых он встретил на своем пути. Люди, боящиеся нести ответственность и спихнувшие все на него. Не сводя взгляда с Рей, Кайло переключил каналы на пульте. Так делать перед началом концерта, когда зал был наполовину заполнен, запрещалось, однако он был мастером, и мало кто заметил, как белая заливка меняет цвет, лениво, постепенно приобретая сначала сиреневые оттенки, а затем становясь фиолетовой. Глубокой, словно ночной океан. Рей, бросившая очередной взгляд на сцену, вдруг оцепенела. Замерла, недоверчиво моргая, а потом развернулась и, найдя Кайло, пристально посмотрела на него. Через весь зал. Будто не существовало зрителей. Её сердце бешено застучало. Она поняла, что значит этот фиолетовый. Он помнил. Он её помнил. Помнил, потому, покачиваясь на вычурном винтажном стуле, едва заметно улыбался - улыбался же! - ей так, будто она снова была самой прекрасной женщиной в мире. Его самой прекрасной женщиной. * - обычно перед концертом промоутерам дают список от команды, где указано, какое количество пригласительных нужно выделить. Общее количество пригласительных, которые нельзя перелимитить команде, указано в райдере. ** - 71-й маршрут трамвая в Вене очень знаменит и неразрывно связан со знаменитым Центральным Кладбищем. Не буду рассказывать всю историю, но он полностью повторяет маршрут катафалков, на которых мертвых перевозили на кладбище. Когда появились трамваи, 71 днем возил пасажиров, а ночью - умерших (вот реальный билет в один конец). В Вене сказать "прокатиться на 71-м" означает "умереть", вроде нашего выражения "сыграть в ящик". *** - "но я бедняк, и у меня лишь грёзы" - отрывок из стихотворения Йейтса **** - таких моментов море. Обычно бывает такая штука - приехали на площадку, негде установить пульт, приходится демонтировать кресла, а билеты-то проданы. Организатор обычно ждет таких зрителей, чтобы заменить им билет. Или есть места, с которых плохо видно, и это при создании вала (то есть ценовой сетки) учтено не было. Организатор тоже должен присутствовать и предложить иные места. Короче, миллион всяких штук существует, и потому промоутер или тур-менеджер практически всегда за двадцать-тридцать минут до начала выходит в зал. *** Chers amis, доброе... утро. Ну да, непривычное времечко, а что поделать) Спасибо, что беспокоились, куда это подевалась прода. Все прозаично и просто. Энцефалопатия требует внимания. Знаете, все эти капельницы с нейропротекторами да правильный режим сна и прочие мелочи, которые забирают столько времени, что ужас берет. Но вот я снова с вами. Мы с бетой с вами. Готовы творить дальше. Но пока, возможно, в датах публикаций будут сбои. Сейчас не все зависит от меня. Всем прекраснейшей пятницы и выходных, не грустите из-за Кайло. Его прекрасная женщина таки с ним.