— М-м-х-х… Рю… Ах… Рюноске…
Сладкие стоны блондина эхом раздавались в помещении, смешиваясь со слишком пошлыми чавкающими звуками, завораживая своим откровенным вызовом. Акутагава вдохнул полной грудью, воздух в комнате был пропитан сексом во всех его ебучих проявлениях. И только от этой мысли огненные разряды молниями проходили по мышцам и скапливались внизу живота раскалённой сферой возбуждения.
— Ахх… Ещё… Рюноске… Быстрее-е-е… — Ацуши молил, порочно хлипая и тяжело дыша. В комнате всё громче раздавались совсем однозначные шлепки и ритмичные скрипы, всё это вперемешку со стонами Накаджимы создавали ядерный опьяняющий коктейль.
По телу Акутагавы разливалось извращённое удовольствие, оно кружило голову и дымкой застилало глаза, даже разум, заставляя с головой окунуться в омут светловолосого мальчишки. Всё, вроде, как нужно. Как он мечтал. Но какое-то непостоянное чувство жгло глаза и фаланги пальцев. Словно…
Рюноске распахнул глаза.
Ацуши уткнулся головой в подушки, выгибаясь в пояснице, и сдерживал крики удовольствия.
Пока в него, откинув волосы назад, с дикой скоростью вбивался Дазай. С его растянутых в мерзкой улыбке уст вырывались тихие хрипы. Пальцы шатена с остервенелой силой впивались в бока Накаджимы, до побеления сжимая их. Тот же, немного подрагивая, покачивал бёдрами, навстречу Осаму.
— Рюноске… Ах… Прошу, — Дазай ухмыльнулся сильнее, прижимаясь всем телом к спине Ацуши, и впился зубами в шею блондина, пока тот, вскинув голову, раскрыл рот в немом крике удовольствия.
Глаза шатена раскрылись, холодно и самодовольно ошпаривая Рюноске взглядом.
Акутагава вздрогнул, шокировано вылупляясь в потолок. Дыхание слишком быстрое, будто после долгого бега, остановилось.
Непонимание, ярость, жадность. И, кажется, словно он взорвётся от сумасшедшей концентрации сильнейших эмоций.
Сон. Просто сон. Нужно держать себя в руках.
— М-м-н-н… Рю, — брюнет, словно током ударенный, опустил голову на другую сторону дивана, откуда и был источник звука. Стон. Точно такой же как и во сне. Будто он и не прекратился, а до сих пор продолжается…
Этот ёбанный кошмар.
«Ацуши?»
Перед глазами молнией пронеслись вчерашние события, что посмел забыть парень, в силу своей усталости, и Рюноске моментально осмотрел блондина через мутную пелену нарастающего возбуждения.
Накаджима извивался неумело, но так соблазнительно, оглаживая своё тело дрожащими ладонями и растягивая на устах имя брюнета — слишком сладко, чтобы тот мог бездействовать. Мятая рубашка парня была расстёгнута, оголяя молочную кожу и розовые соски, отчего Акутагава сглотнул, пытаясь сдержать волну желания, что резко накатила на него. Сердце на мгновение замерло, а потом забилось быстрее, разгоняя горячую кровь по венам, направляя её вниз к почти уже стоящему члену.
Он сдерживался до последнего, твердил себе, что это неправильно, надеялся, что он переждёт его течку, а потом уже с ним, трезво мыслящим и привычным милым парнишей, поговорит обо всём, что произошло за это донельзя короткое время и, возможно, даже сможет к нему прикоснуться.
Но разве, блядь, можно устоять перед такой картиной?
Картина из сна всё ещё зудела где-то в углах подсознания, не желая забываться. Злость на ебучий сон выводила из себя, хоть и Рюноске изо всех сил старался сохранять спокойствие. Его Накаджима. Только его. Никаких блядских Дазаев и прочей хуйни.
И мысль о том, что на месте Осаму должен был быть он, упрямо заставляла сжимать кулаки, как минимум от того, что он не мог никуда деть этот слепой животный гнев. Хоть и вызванный тупым сном, чёрт его дери.
Похоже Акутагава и правда сошёл с ума, к херам собачьим.
Рюноске навис над Ацуши за долю секунды, пожирая его нежное, искажённое желанием и нетерпением личико, слишком ласковым взглядом. Светлые и густые ресницы парня трепетали, а в уголках всё ещё закрытых глаз скопились небольшие капельки слёз. Кончик носа немного покраснел, как и ушки. Губы, припухшие от укусов, яркие, влажные, так и манили попробовать их на вкус. То, как он стонал имя мафиози, заставляло того облизывать пересохшие губы и напрягаться, чтобы сдержать своё тело, свои примитивные инстинкты, чтобы не наброситься на него, словно на добычу. Даже Расёмон приходилось контролировать. Тот самовольно тянулся к бледному худому телу напарника хозяина, в желании оплести его конечности, иметь полный контроль, ведь это всё, к чему он привык. Даже несмотря на то, что этот контроль существенно отличался бы от ожидаемого.
Накаджима пиздецки прекрасен — и этот факт ощущали и существо, и сам эспер.
Брюнет наклонился к шее тигрёнка, вдыхая поглубже дурманящий, до безобразия приятный запах.
«Мой. Только мой. Мой мальчик».
Мафиози принялся покрывать нежную кожу влажными поцелуями, не спеша, смакуя каждый сантиметр, запоминая его сладкий вкус. Блондин выгнулся в спине, задержав дыхание, и скользнул тонкими руками по спине мафиози, сжимая дрожащими пальцами его плащ. Прикосновения прохладных губ были чем-то таким, что определённо спасло его от мучительной кончины. Кожа горячая, точно лава, что казалось бы вот-вот воспламенится и сожжёт одежду, сожжёт всё вокруг, нежилась от поцелуев и требовала больше, сильнее.
— А-а-а-х… Да, — Ацуши глубоко вдохнул; такие поверхностные действия заставляли его стонать в голос, и это сводило с ума. Казалось, что он сейчас кончит, так и не дождавшись самого главного блюда. Губы подрагивали, и хоть блондин изо всех сил старался сдержать это чувство — слёзы от наслаждения всё равно накатывали, скапливаясь в уголках глаз, норовясь потечь тонкими дорожками по щекам.
В Акутагаве билась та самая таинственная любовь, плескалась и выливалась через края; желания, что ранее были для него лишь несбыточными мечтами, сейчас стали самой настоящей реальностью. Это ведь отнюдь не сон. Вот он, — лежит прямо под ним, стонет его имя, а его тело молит о продолжении.
И брюнет даст это ему. Он вытрахает из его головы все мысли. Чтобы место осталось только для него. А потом ласково поцелует в макушку и уснёт, прижимая в конец истощённое тельце к себе.
Прямо как в его ёбаных влажных фантазиях.
Мафиози перешёл к более грубым, свойственным себе действиям, покусывая пульсирующую венку на шее, всасывая кожу и уверенно пятная её багровыми засосами и следами от зубов, что так болезненно и неприлично красиво смотрелись на нём и, не спеша, растягивая удовольствие, оглаживал руками ещё не окрепшую мальчишескую грудь. Но всё же та трепетная, сладкая ласка никуда не пропала, она оставалась на языке послевкусием и отпечатывалась холодными пальцами на невероятно горячей коже, просачиваясь в кипящую кровь, сиропом и стекала по венам.
Расёмон, всё же освободившись от сдерживания хозяина, скользнул чёрными, непривычно гладкими материями вверх по телу блондина, разделяясь на две полоски и безжалостно оплетая ими ноги Накаджимы. Крепко зафиксировав, легко раздвинул их немного шире, так, что колено Рюноске удобно устроилось между, еле заметными движениями натирая стояк, скрытый брюками.
Расёмон пульсировал, ритмично сжимался и ослабевал хватку, скользил выше, к упругим ягодицам, а потом снова возвращался к худощавым ляжкам, доставляя неистовое удовольствие, смешанное с волнением и нетерпением. Ацуши мычал, ахал и задыхался стонами на вдохах, уверенные ласки Акутагавы и его способности вызывали неебически прекрасные ощущения, какие нельзя было сравнить ни с чем. Он буквально таял в руках мафиози, как сахар в тёплой воде.
Третья материя оплела хвост парня, и тот выгнулся в спине, до хруста позвонков и невольно раскрыл рот, высовывая кончик языка в немом стоне, что дал о себе знать тихим хрипом. По губам стекла крупная капля слюны, до подбородка и покатилась к шее, где губами её словил брюнет.
Рюноске широко провёл языком по краю уха, втягивая мочку и слегка посасывая её. Параллельно резким движением разорвал рубашку, отчего по полу посыпались оставшиеся пуговицы, а спустя секунду следом на пол приземлилась и сама взмокшая ткань.
Руки немедленно принялись исследовать худощавое тельце, грудь, нарочно задевая потвердевшие бусины сосков, несдержанно оглаживая фалангами выпирающие рёбра, впалый живот, острые бедренные косточки, упиваясь эстетикой девственного тела.
— Ну же, тигрёнок, открой свои глаза, — мафиози остановился, впиваясь взглядом в миловидное, мучительно прекрасное лицо блондина. Лица парней находились слишком близко, настолько, что прохладные, слегка шершавые губы Акутагавы соприкасались с губами Накаджимы — горячими, нежными и припухшими, а носы уткнулись в друг друга. Блондин ласково потёрся кончиком носа о Рюноске, словно ребёнок, полностью разрушая все рамки смен своего поведения и призывно приоткрывая искусанные губы, вдыхая в себя горячее дыхание мафиози, словно это бы оставило частичку Рюноске в его лёгких.
— Гн-н-х… Ещё… — тигр заскулил, сводя брови к переносице и кладя свою руку поверх руки брюнета, что покоилась на груди самого парня, накрывая сосок. Акутагава, предвкушающе усмехнулся, а Расёмон слегка потянул хвост в сторону, заставляя самого обладателя выгнуться в спине, сопровождая это громким, абсолютно бесстыдным стоном.
— Открой глаза и посмотри на меня, — голос серьёзный, на этот раз, в приказном тоне. Такой, что даже стараясь изо всех сил, противиться не выйдет. Не сейчас. Ацуши просто-напросто не хотел.
Накаджима зажмурился, а потом распахнул глаза. Слишком быстро, чтобы Рюноске смог обратно нацепить маску непоколебимости. Брюнет замер. Дыхание, сердце, мышление — всё к хуям замерло, и парню показалось, что он кончил.
Глаза огромные, выразительные, обрамленные густыми ресницами. Аметистовый и золотистый, невероятные цвета завораживали и гипнотизировали. Мафиози безвозвратно тонул в этом жидком золоте, полностью теряя контроль над своим телом и в его голове была лишь одна мысль — о том как же ахуенно прекрасны его глаза. В этом освещении они блестели так прекрасно, что хотелось попробовать на вкус, обласкать и бесконечно чувствовать их любопытный взгляд из-под ресниц на себе, ловить его своим. Веки немного подрагивали из-за длительного нахождения закрытыми.
Взгляд Накаджимы был не таким, как обычно, — особенно соблазняющим, побуждающим к действиям, даже неосознанно кокетливым, застеленным туманным вожделением, и таким блядски восхитительным. Он словно говорил: «ну же, возьми меня в свои руки, выеби меня так чтобы я забыл своё грёбаное имя.» И Акутагава беспрекословно подчинялся этому горящему взору и его мольбе.
Охуенно.
— Вот так. Да. Ты будешь смотреть своими прекрасными глазами только на меня. Мой. Полностью мой котёнок — спешно шептал брюнет, растягивая гласные на выдохе, смакуя эти слова на устах. Слегка наклонил голову, проводя языком по скуле, немного прикусывая кожу, а потом снова смачивая слюной, всасывая её. Дальше он лизнул немного выше — под глазом, задевая кончиком языка нижнее веко, трепещущие ресницы. Руками парень слишком нежно для своего тона, подхватил подбородок, приподнимая лицо Ацуши в нужный для себя угол.
Рюноске прикрыл глаза, лишь на секунду чтобы перевести дыхание, не смея задерживаться, терять драгоценное время их близости и возможность насладиться его видом. Брюнета буквально ведёт. От картины, что раскрылась перед глазами, от количества возможностей, от самого факта, что всё, что он сделает, всё, что происходит — абсолютно неизбежно. Это пробирало до костей и заставляло воспламеняться от вожделения
Акутагава уставился прямо в очи Накаджимы, заглядывая в его нутро, читая его, как книгу. И отчаянно пытаясь не захлебнуться ёбаной слюной.
Провёл языком по верхнему веку, смачивая слюной ресницы, которые от этого слиплись, ещё сильнее придавая контраста светлым цветам. Парень не сдержался — скользнул кончиком языка по глазному яблоку, почти невесомо, обводя им радужку. Зрачок расширился, а позже начал метаться из стороны в сторону под гладким языком. Парень отстранился, смакуя вкус и улавливая реакцию тигра, каждую смену эмоций в огромных глазах.
Тот не испугался, лишь немного удивился и заинтересованно посмотрел на брюнета, прикрывая левый глаз, что был подвергнут ласкам. Смотрел он также томительно, тяжело дышал и льнул всё ближе к телу мафиози своим. Глаз немного зудел, и взор помутнел, но почему-то эти ощущения казались такими правильными, что и мысли о том, чтобы остановить всё это, не проскочило. Картинка плыла из-за вязкой слюны, но это не страшно. Ведь он наизусть помнит лицо Акутагавы.
Рюноске не может как-то объяснить это чувство, что бурлит в его крови и нескончаемым потоком выливается на все органы. Ему просто невъебенно хорошо. Так хорошо, что хочется сделать это ещё. И ещё раз, ещё, снова и снова. Хочется утопиться в этом ощущении.
Парень наклонился к правому глазу, облизывая сухие губы. Ресницы Ацуши затрепетали, приятно щекоча щёку. Лизнул склеру, скользнул вверх, упираясь кончиком в верхнее веко, провёл туда и обратно, с правого края в левый, чувствуя солоноватый привкус слезинок. Дальше обвёл роговицу, сглатывая собственную слюну вперемешку со слезами и чем-то неизвестным, но до одури вкусным.
Акутагава отступил, покрывая поцелуями виски, лоб и уже прикрытые глаза, иногда проводя по веку кончиком языка, будто поглаживая его, извиняясь за причинённые неудобства.
Блондин же расслабился, склера саднила, а слюна за ненадобностью скопилась внизу глаза, изредка стекая густыми каплями по щекам вперемешку со слезами. Мафиози тут же слизывал их, выцеловывая каждый сантиметр лица. Лёгкая грубость в начале сменилась трепетом и нежностью. Глаза хотелось открыть, взглянуть на парня перед собой, но тигр послушно подставлял их для ласк. Впервые он чувствует себя таким нужным, востребованным — и это слишком блаженно.
Рюноске погладил тонкими пальцами щеку парня, заправляя прядь светлых мягких волос за ухо. Он давно хотел попробовать их на ощупь вот так вот, не прикрываясь мимолётными движениями и случайностями, а просто взять и коснуться, зная, что тот не оттолкнёт, а лишь мурлыкнет, точно кот в ответ на ласку. Его волосы и впрямь были приятными, даже напоминали чем-то женские. Мягкие, непослушные и дьявольски красивые. Чёлка беспорядочно спадала на лоб, иногда прикрывая глаза, а пряди, рассыпанные по подушке, светлым нимбом окружали его голову.
Брюнет уткнулся носом в макушку парня, поглубже вдыхая аромат цветов и чувствуя несмелые влажные поцелуи где-то в области ключиц. Провёл носом по краю кошачьего уха на голове блондина и прикусил кончик, чувствуя на языке пушистую шерсть.
— А-а-м-мн… Нет… Не там, — Накаджима застонал, и его голос вибрацией пощекотал шею брюнету. Тот с интересом подул на ухо, а потом снова прикусил, но на этот раз сильнее, и потянул немного вверх.
— Нет… Аку… я сейчас кон-… О-ох, — блондин не смог договорить, Расёмон сжал хвост и, подобно действиям хозяина, оттянул его в сторону; парень сладко задрожал под Акутагавой, вскинув бёдра и прижимаясь к нему настолько, насколько позволяла крепкая хватка способности брюнета, со стоном и ощутимой дрожью изливаясь прямо в брюки.
Рюноске ласково посмотрел на Ацуши. Его лицо во время оргазма было неповторимым, невъебенно восхитительным, развратным и новым для мафиози. Приоткрытый рот выпускал язык, с которого стекала слюна к подбородку, а глаза блаженно закатились под веками, что немного подрагивали. Акутагава почувствовал дикую, почти животную потребность увидеть это выражение ещё раз, и ещё больше — довести его до такого состояния. Слова, что выдавали его садистскую натуру доминанта крутились на языке, и хоть он обещал себе сотни раз сдерживать порывы грубости и колких замечаний, но промолчать в этот момент он не мог. Слишком туманящий разум парень лежал под ним, для того, чтобы противиться.
— Кончил только от прикосновений к хвосту и ушам? Ты и правда маленький извращенец. А чувствительный, прямо как девчонка, — уголки губ брюнета поднялись в кривой дразнящей улыбке, а колено сильнее надавило между ног парню.— Ты рождён быть снизу, котёнок. Только подо мной, — Расёмон расслабил хватку, отпуская ноги блондина, и вернулся обратно, довольно пульсируя и еле слышно урча. Он легко скользнул вверх ладонью по руке блондина, чтобы ухватить его за приятные волосы, а другую руку положил на бедро, уверенно поднимая и закидывая его изящную ногу на свою талию. Накаджима, подхватив мысль брюнета, обхватил его этой ногой, присоединяя и вторую, прижимаясь пахом к манящему и довольно внушительному бугру на брюках мафиози. Между ног было неприятно липко, а стояк не проходил, всё так же болезненно подрагивая, впрочем как и у Акутагавы.
Рюноске наклонился ближе к блондину, оттягивая его волосы и немного грубо придвигая его лицо к своему. Ненасытный взгляд парня остановился на соблазнительно приоткрытых губах, что обжигали горячим сбитым дыханием его собственные.
Он охуеть как долго мечтал прикоснуться к его губам, вылизать, искусать, запомнить сводящий с ума вкус. И сейчас он трясётся от нетерпения, а в штанах, кажется, скоро станет так же липко и неприлично мокро, как и у Ацуши.
Акутагава, не медля больше, грубо впился в губы напарника, без прелюдий проталкиваясь языком в горячий податливый рот, влажно исследуя его изнутри, подразнивая языком уздечку, вылизывая нёбо и принимая в свой рот стоны. Губы потрескавшиеся, шершавые с силой и уверенно сминают губы блондина — мягкие и сладкие, с еле чувствуемым металлическим привкусом крови от собственных укусов. Брюнет спешно проводит языком по ровному ряду зубов с особо острыми от неполной трансформации клыками по дёснам и ловит горячий язычок, уверенно его посасывая и кусая, чувствуя незамедлительную, неумелую, но оттого такую приятную отдачу. Накаджима также голодно двигает губами, языком, глотая слюну — собственную и напарника. Пальцы дрожат от волнения и явного перевозбуждения.
Желание открыть глаза всё растёт, но он понимает, что зализанный Рюноске взор — мутный и расплывчатый — не даст никакого толку. И от такой беспомощной слепоты ощущение обостряются в разы. Но парень верит мафиози. И доверяет своё тело под его контроль, медленно плавясь от блядски восхитительного чувства — чувства подчинения.
Голову Ацуши за волосы крепко держит Акутагава, не позволяя тому сделать и малейшее движение. Только целоваться и глотать слюну, что уже стекала из уголков губ обоих, по подбородкам к шее. Брюнет сладко посасывал нижнюю губу Накаджимы, чувствуя как последний кислород заканчивается. И, как бы не хотелось, поцелуй пришлось прервать.
Парни отстранились со звонким чмоком, растягивая между своих губ ниточку слюны и прижались взмокшими лбами к друг другу в попытке отдышаться, опаляя опухшие от длительных поцелуев губы друг друга. Мафиози отпустил волосы Накаджимы, в последний раз нежно взъерошивая их, и скользнул вниз ладонью, пересчитывая позвонки до поясницы. Огладил упругие ягодицы, скрытые тканью брюк и сжал, до побелевших пальцев и определённо красных пятен на молочной коже. Ацуши с наслаждением замычал.
Блондин медленно открыл глаза. Картинка немного размыта, но видно определённо лучше. Брюнет был очень близко, отчего разглядеть его было более-менее возможно: ровные аристократичные черты лица, бледная сероватая кожа, чёрные пряди прилипли к блестящему от выступившего пота лбу, глаза полузакрыты, а губы, бледные и влажные, были приоткрыты.
Такой опасный и такой безумно прекрасный.
В Накаджиме что-то щёлкнуло. Словно кто-то нажал на включатель. По телу разлился поток энергии и сильнейшего возбуждения, побуждая парня к незамедлительным действиям.
Юноша толкнул напарника и перекатился, оседлав его. Настолько проворно и умело, что в шокированном действиями возлюбленного разуме Рюноске всплыла мысль о том, сколько же раз он делал такое с кем-то другим.
Блондин гипнотизировал взглядом Акутагаву, сползая ниже на уровень ширинки. Хвост тигра соблазнительно вилял из стороны в сторону, а кошачьи уши на макушке иногда подрагивали. Нездоровый румянец на щеках и носу контрастировал с молочной кожей, делая его вид до предела развратным.
Рюноске полностью расслабился, понимая, что задумал блондин. Мышцы свело в сладком ожидании предстоящего, а долгий зрительный контакт заставлял сердце пропустить удар от очарования и дикой сексуальности напарника. В некоторых моментах он на самом деле походил на зверёныша. Дикого, нетерпеливого и до белых пятен перед глазами возбуждающего. Его тонкие изящные запястья еле заметно тряслись, полуоткрытые глаза по-кошачьи сверкали в тускло освещённой, зашторенной тёмно-бордовыми шторами, комнате, а тихое мурчание выбивало из груди Акутагавы ещё более озверелые рыки.
Ацуши всхлипнул и потёрся щекой о пах, улавливая еле слышный утробный рык брюнета. Его руки скользнули на голову Накаджимы, запутываясь в белых волосах, массируя кожу головы и иногда оттягивая пряди, задевая пальцами пушистые кошачьи уши. Тигр мурлыкнул, сдерживаясь от того, чтобы закрыть глаза от наслаждения, и трясущимися руками слишком суетливо расправился с ремнём. Пряжка звонко брякнула где-то у подножия кровати. Дальше юноша стянул брюки пониже, а за ними и бельё, освобождая до предела возбуждённый орган. Он был на самом деле большим, и от этого во рту Ацуши стало неестественно много слюны. Рельефный, с выступившими венками член налился кровью, прижимаясь к животу и пульсируя, а с выразительной тёмно-розовой головки стекали капли предэякулята.
— Боль… шой… — блондин почти простонал это слово, завороженно переводя взгляд на напарника, по-детски заглядывая в его глаза, словно увидел перед собой самый желанный подарок на свете.
Акутагава усмехнулся, наблюдая за восхищённой реакцией блондина, но тень кривой улыбки быстро сошла с его губ, заменяясь плотным их сжатием, в последствии звонкого чмока прямо в головку. Стоящий колом член дрогнул, а его владелец шумно выдохнул. Естественная смазка Рюноске призывно блеснула на растянувшихся в предвкушающей и немного смущенной улыбке губах Накаджимы.
Тот приступил к делу, плавно нагибаясь к достоинству и размашисто проводя языком по всей немалой длине, чувствуя пальцы, что крепко сжали его волосы. Дальше юноша обхватил головку в плотное кольцо губ, посасывая её, толкаясь в уретру кончиком языка и слишком резко вгоняя член в глотку. Акутагава зарычал, вскидывая бёдра, тем самым оказываясь в его горячем сжимающемся горле настолько глубоко, насколько это возможно. Глаза блондина заслезились, но тот не отстранился, продолжая двигать головой. Грубо и некомфортно для себя, но блядски приятно для брюнета. Он буквально засаживал себе по самые гланды чужой член, сдерживая кашель и рвотные рефлексы. Доставить удовольствие мафиози — вот, чего он так отчаянно желал.
А позже, в качестве награждения за отсос — он слепо надеялся почувствовать его крепкий член в своей грёбанной заднице, яро желал быть обконченным, выебанным во все дыры, но до лихорадки довольным и существенным этому доказательстом был он сам: каменно-твёрдый, в своих измокших брюках.
— Да. Да, блять, тигрёнок. Вот так…
Тихие рыки и хрипы Рюноске заставляли Ацуши судорожно сжимать ноги, в попытке унять ноющее возбуждение и получить как можно больше наслаждения. Ещё больше. Ещё. Ещё. Ещё.
А ещё он хотел спермы. Хотел быть помеченным его семенем везде — внутри, снаружи — абсолютно везде. Его зверь этого требовал. Будто от этого зависела его жизнь. Будто это указывало на то, что его тело принадлежит только мафиози.
Одна рука Накаджимы игралась с яичками, а другая скользнула между собственных ног, сжимая промокший от соков и спермы пах. Неприятно, липко и головокружительно.
Смазка вместе со слюной тонкими полосками стекали по подбородку блондина, а терпкий пряный вкус на языке возбуждал ещё сильнее. Вкус Акутагавы. И парень непременно запомнит его.
Ацуши почувствовал на своей талии грубоватые полоски Расёмона, которые уверенно подцепили его брюки, благополучно стягивая их вниз. Аккуратный, в белесых разводах от спермы член тигра обдало прохладой комнаты, и тот застонал, не выпуская член изо рта, отчего чужой орган тут же обдало вибрацией, но спустя секунду он поспешил продолжить фрикции, дрожа от приторного, почти болезненного возбуждения, — и ещё больше от действий Расёмона, что обвил его стоявший колом член, сочившийся предсеменем, немного сжимая.
— Течёшь, — прохрипел Акутагава, обводя взглядом картину перед его глазами, на что получил лёгкое, почти невесомое прикосновение зубов к члену, отчего он зажмурился, выпуская стон на выдохе. В пояснице появилось приятное напряжение, а узел в паху медленно затянулся до предела, приготавливаясь к развязке. По телу прошлась волна кипятка, граничащая с ледяным потоком, что скрутила мышцы в сладкой лихорадочной дрожи. Рюноске сжал волосы в кулаках крепче, уверенно оттягивая ненасытный ротик от своего достоинства, но тот лишь глубже протолкнул орган в глотку, ограничиваясь жёсткими короткими рывками.
— Блядь, Ацуши-и..— брюнет кончил с его именем на губах. Накаджима всхлипнул, принимая горячий поток густых струй спермы в себя. Его член дрогнул, и он почувствовал, что вот-вот должен кончить, но Расёмон сжал ствол у основания, не позволяя спустить, отчего блондин выгнулся, глухо мыча из-за наполненного жидкостью рта.
Акутагава дышал тяжело, томно, на пару секунд он ослеп, чтобы видеть только Накаджиму, только его прекрасное лицо, он оглох, чтобы слышать только его сладкий голос, и это чувство — чувство его присутствия рядом, после падения с обрыва удовольствия благодаря его действиям — было лучшим чувством за все его ёбанную жизнь. Мафиози раскрыл глаза.
— Настолько понравилось отсасывать? — он усмехнулся, приподнимая ногу, и этим движением задевая член, что явно выделялся благодаря промокшему белью блондина. Колени Накаджимы затряслись, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы не рухнуть на напарника.
— Сплюнь, — Рюноске пронзил его взглядом, надменным, горячим, и где-то глубоко за радужкой — ласковым и любящим. Ацуши всё ещё держал за щеками сперму. Тот поддался ближе к лицу брюнета, сглотнув солоноватую жидкость и показательно слизнул языком густые капли с губ, получая в ответ смесь восхищения и снова загорающегося пламени страсти во взгляде.
Затуманенный взор блондина скользил по лицу Акутагавы, наслаждаясь его красотой, его контролем, что выражался в малейших движениях. Будь то крепкие прикосновения или же сладостные, собственнические поцелуи — всё его существо источало доминацию, превосходство. И Накаджима таял, превращался в густую лужицу возбуждения и полного беспрекословного подчинения.
— Кто же мог подумать, тигрёнок, что ты такой развратный, — на влажных губах Рюноске расцвела абсолютно свойственная ему, колкая ухмылка. — За маской невинного ангела кроется натура грязной ненасытной шлюшки, да? Удивительно. И ты такой только для меня одного? — вопрос остался без ответа. Но брюнет абсолютно точно знал, что да, да, блядь, он только его, с этих пор.
Мафиози поднялся, посылая ещё больше полосок Расёмона, и те незамедлительно оплелись вокруг запястий, крепко закрепляя их за спиной. Ацуши застонал, в последствии заломанных рук, выставляя аппетитную грудь вперёд, и мафиози, не сдержавшись, грубо прикусил сосок. Гибкое тело парнишки блестело мелкими бисеринками пота, грудь тяжело подымалась и опускалась, а влажные приоткрытые губы безжалостно оказывались прикусанными острыми зубами его же самого.
— Отвечай, — грубый рык брюнета послал стаю мурашек по телу Накаджимы, и даже в таком состоянии он был не в силах молчать, перед таким тоном, перед собственническим, требовательным взглядом. Разум Рюноске теперь был полностью и необратимо охвачен желанием, волшебством глаз блондина и его любви, и все те слова, что были плотно замкнуты в голове мафиози, под контролем здорового мышления, теперь вырывались с его уст потоком, раскрывая его наклонности, его нездоровую и такую прекрасную для Ацуши, зависимость от него самого.
— Д-да, о Господи. Да. Только для тебя…! — материи Расёмона продолжили движения, подхватывая блондина под бёдра и переворачивая его животом вниз, отчего он уткнулся головой в подушки. До слуха донёсся удовлетворённый рык мафиози, и внизу живота всё сжалось сильнее. Дрожащие от возбуждения колени почти не держали тело, то и дело разъезжаясь в разные стороны, а мышцы рук ныли от непривычной позы. Смесь этих чувств дико кружила голову и заставляла Накаджиму буквально задыхаться от сладости и нетерпения.
— Да-а… Скорее… Ещё… — приглушённые подушкой стоны доносились до ушей брюнета прекраснейшей музыкой.
— Ещё, ещё, ещё. Такой неопытный и такой требовательный. Восхитительно. Ты не представляешь как долго я ждал этого… Ты будешь только моим, только для меня… Да, блядь, теперь ты мой. Ты отдашь мне себя полностью, своё тело, своё сердце и примешь моё, — почти истерический шепот Акутагавы заполнял голову блондина, и тот так же, завороженно стонал соглашения. Расёмон, всё ещё обвивающий член блондина, сжался сильнее, и парень, всхлипнув, выгнулся в спине, выставляя задницу, будто специально подразнивая этим мафиози. Тот нагнулся к шее тигра, прижимаясь снова твёрдым членом к его бёдрам и грубо впиваясь зубами в нежную кожу. Капли крови от глубокого укуса медленно потекли по шее и в тот же момент оказались слизнуты языком брюнета. Он озверело вылизывал рану, почти что сходя с ума от вкуса крови под стоны Ацуши.
Рюноске лёгкими поглаживаниями опустил руку вниз по тонкой талии детектива, чувствуя под ладонью рёбра, спустя секунду он нарочито сжал ягодицу, слегка отодвигая её, открыв вид на дырочку блондина, истекающую смазкой — красную и сжимающуюся от нетерпения. Акутагава с рыком легко двинул членом между влажных и горячих ягодиц, чувствуя пушистый хвост, что мягко оплёл его руку.
— Н-ну же… гн-х-х… Вставь его в меня. Скорее, — Накаджима вскинул бёдра выше, двигая ими вверх-вниз, тем самым потираясь о большой ствол мафиози. Тот шумно выдохнул и хрипло рассмеялся. Его смех — низкий, бархатный, властный вызвал табуны мурашек и выбил с груди разочарованный, полный желания стон.
— Мой маленький похотливый котёнок хочет поскорее член в себя? — он провёл языком за ухом, почти шепча. — Ты ведь даже не подготовлен. Будет больно. А я хочу, чтобы нам обоим было очень хорошо. Поэтому будь послушным и жди, — последние слова он сказал грубо, ясно давая понять, что ничего более он слышать не желает. Блондин заскулил, повторяя движения бёдрами, но Рюноске быстро остановил его. Расёмон предупреждающе сжался на запястьях крепче, почти болезненно, и Ацуши всхлипнул в подушку, что уже была мокрой от слёз и слюны.
Он плакал от возбуждения, что больно тёрлось о кожаный материал дивана и дёргалось от пульсации Расёмона, плакал от невозможности приблизить разрядку, плакал от прекрасного чувства, сжимающего грудь, и плакал от тумана в голове, что не давал мыслить и сдерживать стоны с мольбами. И завтра, если брюнет всё-таки выдолбит из него эту грёбанную недотечку — он будет краснеть только от мысли о том, что он вытворял этой ночью, от мысли с кем, мать его, он это вытворял. Будет стыдиться и отчаянно пытаться сдерживать эту неебическую радость. Да, Карл, он отсосал самому жестокому и бессердечному убийце в городе и по совместительству своей безответной любви, а потом он молил его оттрахать себя до потери сознания. И, чёрт побери, ему это до трясучки нравится. Поэтому, вместе с багровой краской на щеках, его живот будет сжиматься великолепными спазмами влюблённости. Он знал это наверняка.
Акутагава немного отодвинулся, проводя пальцами между ягодиц, собирая ими влагу и не церемонясь, вставляя один палец. Накаджима выгнулся в спине до хруста позвоночника, сжимая в зубах подушку. Он был готов кончить, но медленный сбивчивый темп длинного пальца, что двигался в заду, не позволял подстроиться, поймать волну, и поэтому всё, что оставалось ему — это несдержанно вскидывать бёдра и стонать.
— Б-больше, больше-е-е. а-ах. Б-быстрее! — он протяжно стонал, задыхаясь собственными словами, его уши прижались к макушке, а хвост, отпустив руку мафиози, натянуто вскинулся вверх. Прекрасное ощущение наполненности пробирало до костей, но ещё более он дрожал от желания получить больше. Ацуши успел отлично рассмотреть член Акутагавы и, представляя то, что эти габариты могут оказаться в нём, он весь сжимался от нетерпения.
Рюноске ухмыльнулся, неожиданно для блондина вставляя второй палец и мягко хватая пушистый хвост другой рукой. Он растягивал его дырочку медленно, раздвигая пальцы на манере ножниц и явно наслаждаясь прелюдией. Второй рукой он поглаживал хвост, впитывая в себя каждый перелом голоса в стонах блондина, каждую просьбу и каждый всхлип. Тигр нетерпеливо покачивал бёдрами, насаживаясь на пальцы, пытаясь словить темп, но под контролем мафиози все попытки оказывались тщетными.
— Ты настолько бесстыжий и порочный, что я к хуям теряю голову, — протянул он низко, почти шёпотом, тщательно выцеловывая чувствительное место за ухом. Рука оттянула хвост вверх. — Каждый месяц ты сходил с ума, твердел и тёк, думая обо мне. И ты, чёрт подери, молчал. Ты ответишь за это сполна, мой милый, — он с хлюпом вынул пальцы из тугой дырочки, медленно массируя нежную кожу вокруг, подразнивая тигра. — С этих пор твоё тело, жадное к моим ласкам, твоё сердце — весь ты — полностью мой, ведь ты без слов показал, насколько нуждаешься во мне, в моём члене внутри твоей похотливой сладкой задницы. — Рюноске звонко шлёпнул бледную ягодицу, чувствуя как хрупкое тело под ним со стоном содрогается. Рана на шее немного опухла и ярко выделялась на бледной и кажущейся до неприличия тонкой коже. Картина пленит и завораживает своей бесстыдностью до звёздочек перед глазами, до тряски в теле и безумного желания, что переполняло его тело. Он хочет, хочет, хочет. — У тебя нет иного варианта. Ведь это ты сделал меня таким ненасытным, таким диким и жаждущим. Таким неебически зависимым от твоего грёбанного тепла. Так что теперь тебе придется принять меня такого, всего без остатка, — он почти истерически говорил бархатным голосом, прижавшись головкой к горячему проходу блондина, что в свою очередь бормотал бездумные слова, захлёбываясь слюной и поддавался бёдрами назад, в попытке как можно больше чувствовать его стояк на себе, в себе.
Акутагава с хриплым стоном качнулся вперёд, входя наполовину, завороженно наблюдая, как дырочка принимает его большое возбуждение в себя. Расёмон по немому приказу хозяина разжался, отпуская член Ацуши, и тот незамедлительно кончил, почти крича нежным голосом, безжалостно его срывая.
— Я люблю тебя. блядь. м-х. Как же я люблю тебя, — обрывистые стоны брюнета отбивались эхом от стен тихой комнаты, проникая в голову обессиленного Накаджимы, заставляя того нетерпеливо насадиться на горячий влажный член, со стоном чувствуя его пульсацию внутри. Акутагава вошел полностью, до самых яиц. Шлепок кожи о кожу вперемешку со стонами обоих снова разбавили тишину комнаты.
Мафиози начинает двигаться плавно, не спеша, но до одурения глубоко, он практически полностью покидает хрупкое тело и потом снова повторяет фрикцию, чувствуя как тугие девственные мышцы сокращаются вокруг горячей плоти, наполнявшей их, сжимаясь.
— Ох-х, чёрт, ты такой пиздецки узкий. Почувствуй, как я заполнил тебя до предела и запомни. Ты теперь будешь чувствовать это охуеть как часто. Я сделаю тебя таким же.м-х…одержимым, как и я сам, — горячее гладкое нутро обволакивало со всех сторон, и брюнет терялся в этом ощущении, сгорал и моментально возрождался обратно, как ебучий феникс.
Ацуши сжимал его так сильно, что тот готов был кончить прямо сейчас, но остатки мышления желали больше, дольше, он хотел сполна насладиться этим первым разом. Рюноске снова вышел и вошёл с чавкающим звуком одним рывком. Ацуши обессилено застонал сорванным голосом, когда член мафиози попал по чувствительному комку нервов внутри него. Акутагава сжал зубы, снова повторяя движения, и на этот раз не останавливаясь.
— Хорошо… Как же мне хорошо, прошу тебя, не останавливайся— тигр стонал бесперестанно шепча как ему приятно и это сладким мёдом обвалакивало все естество Акутагавы. И он больше не собирался останавливаться, ни на секунду.
Дико быстрый темп прогибал диван под ними и создавал до безобразия неприличные звуки, что однозначно были бы расценены за звуки из высококлассной порнухи. Мафиози вбивался в стонущее, почти бессознательное тело без конца, чувствуя как с уст срываются беспорядочные слова, признания в любви и стоны. Он сходил с ума от мягкого и скользкого жара, что окутал и сжимал его член, от ответных стонов и от желанного, невероятно прекрасного парня под ним, его практически обездвиженности и явного наслаждения.
Он берёт его чертовски глубоко, жадно, даже слегка эгоистично, всем своим прогнившим естеством отдаваясь ему, отдаваясь всепоглощающей страсти, что бушевала внутри него. И полностью отдаваясь во власть грёбанной любви к Ацуши, без которого он более не смыслит существования.
Буквально распадаясь на атомы, упиваясь гладкой теснотой.
Ёбанный кайф.
— Б-блядь… Сейчас кончу. Ты хочешь, чтобы я сделал это в тебя? Хочешь, чтобы я наполнил твою красивую задницу своей спермой? — Акутагава простонал, чувствуя как член содрогается в прекрасном податливом отверстии. К низу живота подступил горячий свинец, разливаясь по всему телу. Кулаки безжалостно сжались на упругих мальчишеских ягодицах, оставляя следы, что в скором времени станут болезненными синяками и одним из многочисленных напоминаний об их первой, дикой и прекрасной совместной ночи.
Ацуши просто делает это, отпускает себя, полностью теряя разум во власти животного внутри его души и чертовски прекрасного зверя внутри его задницы, безжалостно вколачивающегося в его тело. Блондин позволяет себе кричать, выть и стонать, полностью забываясь в ощущениях, позволяет себе умирать и снова оживать, приходя в сознание благодаря мощным толчкам, что любезно переносили его в самые пучины удовольствия. Он почувствовал истинный экстаз впервые в своей жизни.
— Да-а. М-х. Да, кончи в меня. Хочу больше, больше тебя… — сорванный голос больно саднил горло, а ноги подкашивались. Быстрый темп сменился беспорядочным, поистине сумасшедшим. Рюноске прижался к блондину всем телом, втягивая в рот нежную кожу на лопатке и бурно кончая в горячее нутро, что приняло всю его сперму до последней капли, и тем самым утягивая Накаджиму в забвенную пучину неистового удовольствия.
Как же блядски хорошо.
Ацуши отчетливо почувствовал безумную волну сладкого наслаждения, что затопила его, и не менее хорошо он чувствовал горячую струю спермы, что ударила прямо по простате, отчего он раскрыл рот в немом крике удовольствия. Слова и мысли одним разом пропали, заменяя себя звучными обрывистыми выдохами.
Горячая пульсация прошивает их тела дважды, трижды, четырежды.
Глаза блондина блаженно закатываются и тот мгновенно отключается, задыхаясь мощнейшим оргазмом.
Имя Акутагавы застывает на его губах, так и успев прозвучать.
***
Ацуши сладко потянулся, выкутываясь из одеяла и вдыхая полные лёгкие свежего воздуха. Он лениво разлепил веки, перевернувшись на спину и моментально сощурился от солнечных лучей. Тёплая нега наполняла живот, подобно порхающим в нём бабочек от влюблённости. Парень потёр веки кулачками, словно ребёнок, чувствуя острую боль в запястьях, как только согнул их, и он сразу же остановился, глупо глядя на них. Тонкие запястья окружала сине-фиолетовая толстая полоса синяка, что выглядела на бледной коже слишком болезненно и ныла не меньше.
«Вот они, все «прелести» иметь в своём теле зверя».
И это он сейчас не про Акутагаву.
Сначала этот вредный тигр каждый месяц устраивает ему взбучку, в виде поведения, словно у течной сучки, потом требует грёбанный секс-марафон с кем попало, а в конце концов заявляет, что хочет ложиться только под того, к кому блондин чувствует что-то явно большее, чем симпатия. Но помимо этого всего есть и прочие «бонусы». Например то, что Ацуши в этот период становится до предела уязвимым, мало того, что он буквально умирает от недотраха, так ещё регенерация тигра и в общем все его способности сводятся к нулю, оставляя только бессмысленные трансформации, после которых он всё так же ведёт себя подобно шлюшке, не в силах даже защитить свою задницу.
Одно неверное действие — и вот он лежит посреди улицы возбуждённый и стонущий, абсолютно потеряв контроль.
Поэтому тигр, ответственно решил, что если Накаджима будет проводить это время рядом с любимым человеком — вся опасность сама собой испарится, а за его телом любезно будет приглядывать этот же человек.
Неплохо, вот только слишком наивно, как для безжалостного зверя. Впрочем, у Ацуши не было выбора.
Глаза тоже саднили, будто он всю ночь не отводил их от экрана компьютера, как оно иногда бывало, и парень был уверен на сто процентов, что они жутко красные. Спина болела в десять, нет, в двадцать раз сильнее, особенно поясница. Да что там спина, всё тело ломило лёгкой слабостью, а усталость наполняла каждую клеточку тела, притупляя способность мыслить.
Так всегда было после течки.
«Течка».
Блондин ошарашено поднялся, слишком быстро принимая сидячее положение, и тут же жалея об этом. Все мышцы сразу отозвались острой болью, а голова закружилась. Он, несмотря на неприятные ощущения, спешно осмотрелся, скользя сузившимися зрачками вокруг себя. Дымка сонливости всё ещё витала в голове, но это не мешало ему понимать, что он всё помнит. Помнит каждую чёртову секунду их близости. Парень беспомощно застонал, с силой закрывая глаза, надеясь, что сейчас он их откроет и увидит свою скромную комнатку, с облегчением понимая, что он не пытался, чёрт подери, трахнуть своего напарника.
Он находился в комнате Рюноске, мать его, Акутагавы. Свет бил в уставшие глаза из открытого от плотных штор окна, освещая огромную комнату. Все события, произошедшие за короткий период времени его слепого желания в течке, перенеслись перед глазами в самых мельчайших деталях. Каждый его стон и каждое слово отозвалось эхом в забитой мыслями голове, и парню показалось, что она сейчас лопнет от напряжения.
«О Господи».
Накаджима моментально вспыхнул одним из самых ярких оттенков красного, стыдливо пряча лицо в ладони словно от кого-то. Пальцы нервно затряслись, хватаясь за растрёпанные белые пряди волос, и даже ноющая боль отошла на второй план, уступая место панике. С комнаты поблизости послышались звуки, похожие на те, что издавал сам Ацуши, пытаясь неудачно похозяйничать на кухне. Звон посуды, лёгкое бурление электрочайника и тихое ругательство, пробирающее до мурашек, хриплого голоса.
Парень, не думая вскочил с кровати, и, чуть не рухнув с шумом на пол, шокировано пискнул, мгновенно зажимая себе рот.
Лёгкая прохлада обдала нагое мальчишеское тело.
Чёрт, конечно же, он был голым, после всего, что он вытворял —
он просто не мог остаться в одежде. Ноги предательски подкосились, и он максимально бесшумно опустился на колени, дёргая головой, в попытке откинуть кривую чёлку, что лезла в лицо. Ацуши пошарил глазами по комнате, пытаясь найти хоть что-то, чтобы надеть. Возле ног валялась измятая его собственная рубашка, парень было уже потянулся, чтобы облегчённо взять её, но валяющиеся вокруг пуговицы явно указывали на её состояние. Его брюки валялись неподалёку, но одного мимолётного взгляда хватило для того, чтобы блондин смущённо отвернулся, не прекращая поток мыслей в голове, что, по его мнению, могли бы отвлечь от картинок их ночи, где, о чёрт, Рюноске был слишком горяч, чтобы тело блондина не отреагировало. Брюки были промокшими буквально насквозь. Внизу живота всё скрутилось и задрожало от одного воспоминания произошедшего.
Парень задержал дыхание в попытках остановить бешено стучавшее сердце, и кровь, что от щёк направилась явно не в самое удачное сейчас место, особенно в момент, когда он понял, что ему абсолютно нечего надеть.
Ацуши, казалось, даже не дышал всё время, что сидел на коленях, боясь издать малейший звук, дабы не привлечь внимание. Сейчас он до мурашек боялся увидеть брюнета. Какова будет его реакция? Он выгонит Накаджиму? Или съязвит что-то обидное, усмехаясь? А может он убьёт его прямо на месте?
Последний вариант казался самым оптимальным.
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Парень встал на несгибающихся ногах, обходя диван. На спинке висела чёрная рубашка Рюноске — целая, даже не вымазанная чем-то, и тигр, не думая, надел её. Приятная бархатная ткань ласково прильнула к телу. В нос ударил любимый приятный запах брюнета, отчего сердце трепетно сжалось. Где-то внутри Накаджима до боли между рёбер надеялся, что все слова, до последней буквы, сказанные Акутагавой, были правдой. Если бы он правда любил Ацуши… Это было бы невероятно. Жажда быть желанным душила словно ошейник, и тигр следовал этой жажде, несмотря на понимание, что скорее всего сегодня на сердце появится очередная кровоточащая рана.
Рубашка была большой для парня, она не доходила до колен, но прикрывала особо интимные места. Тигр шумно выдохнул. А мафиози ведь видел его всего. В самых откровенных местах и позах. Он махнул головой, отгоняя мысли. Глубоко вздохнув, он поплёлся к двери, тихо шлёпая босыми ногами. Во рту пересохло, и первое, чего он хотел — это целый стакан прохладной воды.
Ацуши почти бесшумно вышел из комнаты, тихо закрывая дверь, успев перед этим удариться ногой о диван и чуть не свалиться прямо на плазму, висящую напротив, при этом столкнув рукой один из двух белых с высокими растениями горшков, по двум бокам от плазмы; хвала небесам, он ловко подхватил этот горшок ногой, что упав, наделал бы шума больше, чем от атомной бомбы. Потом несколько минут он стоял на одной ноге, изо всех сил балансируя, дабы не уронить с трудом спасённое растение, что упиралось в ступню в миллиметрах от пола, да и чтобы самому не свалиться.
Оказавшись в коридоре, Накаджима прислушался, отмечая, что звуки хоть какого-то присутствия живого существа в доме издаются из второй комнаты слева. Двери там не было, вместо неё входом служила большая арка полукругом. Оттуда в серый коридор лился свет, а вместе с ним и прекрасный запах свежих тостов и еды, отчего в животе моментально заурчало. Ацуши твердил себе, что у него нет иного варианта, кроме как поговорить с Акутагавой, но всё это не помогло унять дрожь в коленях и заставить ладони перестать потеть.
Солнечное сплетение сжимали тревога, страх, волнение и стыд. Парень зажмурился и глубоко вдохнул, в попытке успокоиться. Через несколько секунд он более-менее успокоился, разве что дрожащие пальцы и красные уши сдавали его с потрохами. Сердце тарабанило в бешеном темпе, ровно так же, как и когда Рюноске целовал его губы. Казалось, даже голова начала кружиться, и парень понял, что если сейчас же не возьмёт себя в руки, то рухнет в двух шагах от комнаты и на этот раз облажается по полной. Конечно, если считать тот факт, что он почти изнасиловал своего напарника под действием течки, не абсолютной лажей.
«Ох, чёрт».
Ацуши был в абсолютном эмоциональном беспорядке.
Каждый шаг давался с огромным трудом, и через пару секунд он понял, что буквально тащил себя. Тигр почти бесшумно подошёл к проходу, еле-еле выглядывая из него, точно трусливый ребёнок. Увидь кто его таким, ни за что бы не поверил, что этот паренёк с лёгкостью может уложить качка, в силу своей гибкости (в крайнем случае в критических ситуациях) и скорости, а если учитывать все ситуации, то и убить кого-то — вполне в его силах.
Как только взгляд Накаджимы наткнулся на брюнета посреди большой и светлой кухни, его зрачки расширились до предела, а дыхание замерло. Он стоял над кухонной панелью, занятый каким-то делом, на нём были чёрные свободные штаны и собственно всё. Под почти белой кожей спины перекатывались тугие канаты мышц, а низко висящие штаны открывали вид на поясницу. Тигр снова покраснел, как школьник, увидевший порножурнал. Рюноске выглядел до невозможности домашним, таким, каким Ацуши его никогда не видел и не готов был увидеть. Его волосы — мокрые, после душа, свисали, пуская с кончиков капли на плечи. Акутагава, несмотря на домашний вид, держал осанку ровно, идеально, крепкие руки точёными движениями скользили по рабочей поверхности. И Накаджима невыносимо захотел почувствовать эти руки на себе.
Он перевёл дыхание. Казалось, биение его сердца было слышно на весь дом, и вот-вот Акутагава повернётся из-за этого, невозможно громкого стука. Тигр, видимо осмелев, сделал ещё один шаг, оказываясь прямо посередине прохода. Он остановился, чувствуя опасность. Ею был пропитан воздух. Опасностью и напряжением.
— И долго ты собираешься там стоять? — недовольный ледяной тон — привычный тон мафиози — разбил тишину на мелкие осколки, которые все до одного впились в тело блондина. Тот вздрогнул, суетливо шаря глазами по комнате, в поисках чего-то, что спасло бы его от этого голоса, какой проникал в каждую клеточку тела и заставлял дрожать колени. Когда от возбуждения, когда от страха. Брюнет даже не повернулся продолжая ленивые движения у стола, но его шея напряглась. Между рёбер судорожно сжалось от обиды. Он так боится, так волнуется, а Рюноске даже не удостоил его взглядом. Слова, что мальчишка усердно готовил, вылетели из головы, сменяясь угнетающей пустотой.
— Я… Мне очень жаль за т-то, что произошло, п-правда, я не хотел, ч-чтобы всё так получилось… Точн-нее, я хотел… Т-тоесть… Чёрт. Я никому не расскажу, ч-честно-честно, я сейчас… Сейчас же уйду, т-только моя одеж-жда… Прости ещё раз за то, что тебе п-пришлось… — блондин заикался, тараторя слова, и нервно сминал бархатную ткань рубашки, этим поднимая её короткую длину ещё выше, оголяя аппетитные ножки — подметил Акутагава, развернувшись к нему лицом, как только с уст Ацуши сорвалось первое слово. К слову, в его рубашке тигрёнок выглядел блядски сексуально, наверное, этого даже не подозревая. Но мафиози старался не думать об этом и сохранять выражение полного безразличия, что получалось у него идеально, собственно, как и всегда.
Парень стоял перед ним, словно напакостивший котёнок, пристыжено опустив голову и взгляд вниз, определённо ожидая колких злых комментариев от брюнета. Это ведь он. Тот самый Акутагава Рюноске, и именно в этот момент, когда он пожирал хмурым взглядом Накаджиму, тот начал допускать, что того ласкового и местами нежного, страстного Аку и вовсе не существовало, как и их умопомрачительного секса. Это всё придумал его возбуждённый и, видимо, больной разум под течкой, чтобы удовлетворить его извращённые фантазии. Тигр упрямо это допускал, игнорируя тот факт, что он сам, практически голый с саднящей задницей и в общем всем телом, стоит перед не более одетым брюнетом — разве что в его случае уже по всему желанию.
— …Я обещаю эт-того больше не повторится, в с-следующий раз я у-уеду, и мы усилим м-меры, я больше не побеспокою т-тебя. Так что…
— Замолчи, — грубый и надменный голос раздался очень близко, резко прерывая рассеянные извинения и прочую неловкую чушь. К подбородку блондина прикоснулись холодные пальцы, рывком поднимая его лицо спустя секунду. В его глаза впились чужие — красивые до жути, словно горящие холодом и контролем. Ацуши замолкнул, беспрекословно подчиняясь приказу. Да, именно приказу, иначе это не назвать.
Акутагава тонул в его глазах, чарующих, пристыженных сейчас, невероятно манящих.
«Красивый» — единственное, что успел подумать брюнет, прежде чем по-собственнически притянуть худое горячее тельце к своему, без стеснения кладя прохладные ладони чуть ниже поясницы. Брюнет уткнулся носом в макушку парня поглубже вдыхая его аромат. Ни с чем не сравнимый, головокружащий и сладостный аромат Ацуши.
— Глупый тигр, — рыкнул тот, уже мягче, крепче сжав его в своих руках.
На губах расцвела лёгкая, еле заметная улыбка.
Парень глубоко вздохнул, обессиленно утыкаясь носом в ключицы, полностью и впервые за недолгое, явно перенасыщенное, утро, расслабляясь. Он абсолютно эмоционально истощён. Казалось, как только они прикоснулись к друг другу — вся напряженная атмосфера мигом улетучилась, сменяясь таким больным, совсем неправильным умиротворением. Накаджима легкомысленно пустил все на самотёк, отмечая, что если Рюноске отпустит его, то он незамедлительно рухнет на пол и, судя по всему, не встанет. Но он и не собирался его отпускать.
— И как это понимать? — лениво буркнул блондин, щекоча кожу шеи губами. Его руки медленно оплели талию напарника, совсем бесстыже прижимаясь к нему ещё ближе.
— Понимай, как знаешь, — он фыркнул, одной ладонью нежно оглаживая спину, а другую оставляя на пояснице, слегка надавливая кончиками пальцев на ягодицы. — Но, если ещё раз я услышу чушь, подобную той, что ты нёс ранее — регенерация тигра тебя не спасёт, — его слова звучали почти не угрожающе, лишь с намёком на недовольство и лёгкое раздражение, что Ацуши мог уверенно назвать его обычным состоянием. На душе разлилось вязкое тепло от такого родного, привычного Акутагавы и приятных поглаживаний. Эти объятия — совсем интимные, трепетные, одни из немногочисленных объятий в его жизни, какие можно было сосчитать на пальцах одной руки. И Накаджиме показалось, что он поплыл от такой приятной ласки со стороны не менее приятного и любимого, вечно злого парня. Теперь он в этом уверен.
— Эй-й, — слегка обиженно протянул блондин, отстраняясь и по-детски заглядывая в свинцовые глаза. — Я вообще-то извиниться пытался, — надул губы Ацуши, отворачиваясь в бок и чувствуя, как руки напарника требовательно притягивают низ его тела к себе, почти впритык. Его взгляд несдержанно вылизывал лицо тигра, впитывая каждую эмоцию, замечая коралловый румянец на ушках и скулах.
— И за что же ты пытался извиниться, идиот? — язвительно протянул Рюноске, грубовато вплетая ладонь в мягкие волосы на затылке и поворачивая лицо парня к себе, немного ближе, так, чтобы смотреть в глаза друг друга.
— Ну… За т-то, что тебе пришлось… пришлось делать всё это, — Накаджима немного растерялся, пытаясь более-менее нормально сформулировать причину, но слова, как назло, вылетали из головы под требовательным и настойчивым взглядом мафиози. Тигр пуще прежнего покраснел, бегая глазами по всему, что окружало, только бы не смотреть на это лицо, в эти глаза, ведь он точно знал, что потечёт лишь от этого. А недавно обретённую уверенность и даже некую смелость он так быстро терять не хотел, ведь их разговор ещё не закончен.
— Придурок, — рыкнул Акутагава, крепче сжимая в руках приятные волосы, отчего Ацуши поморщился и, приближаясь непозволительно близко к его лицу, чувствуя обжигающее дыхание на своих губах и тот самый прекрасный аромат парня, что теперь, на таком близком расстоянии казался до невозможности насыщенным, вкусным. Стальные глаза мафиози лучились раздражением и чем-то ещё… тёплым и неизвестным. — Я делал это не потому, что мне пришлось, — он провёл по бледному засосу на скуле шершавыми губами, чувствуя, как дыхание тигра ускоряется, становится звучным, а потом и вовсе прекращается. — Я делал это потому, что я хотел этого. Блядски сильно хотел. С самой первой встречи, — его шёпот растворился в воздухе, через секунду после того, как до парня дошла суть его слов. Рюноске заскользил губами по нежной коже лица, над бровями, по переносице, по скулам, щекам, подрагивающим векам, щекоча лицо дыханием и движущимися губами, вырывая из уст Накаджимы шумные выдохи от ласк. Но он ни разу не прикоснулся к ноющим губам блондина, а вот сам парень сдерживался, чтобы самовольно не подставить их под прикосновения. Разве он смеет портить эту негу страстью?
Смущённая улыбка на устах блондина лучами солнца сверкала перед свинцовыми глазами брюнета. Имеют ли они право, задыхаясь кучей несказанных слов, упрямо молчать, играя в игру, по никому неизвестным правилам? Плевать. Им обоим. Зная друг друга наизусть, читая признания в расширенных зрачках, упиваются тишиной, слушают лишь дыхание и стук сердец.
Этот момент. Незабываемый, тёплый и хрупкий. Утренней тишиной и нежными вздохами пропитанный, ласковый и сладкий, слишком прекрасный, чтобы быть правдой. Они обнажены — душа к душе, они любимы друг другом, и они счастливы. Целуясь улыбками и нежась под трепетом ладоней, робко, умиротворённо и так непривычно, в новинку.
Тепло — что это? Страсть, бурлящая в венах? Щекотка, разрывающая грудную клетку? Или слёзы радости, текущие из глаз? Акутагава не знает.
Но то, что сейчас бушует в висках и бьётся сердцем в горле — неописуемое, вечное и невидимое — это именно то, что связывает и окутывает две души, два тела.
И он сохранит это чувство в сердце и ладонях, согревая им Ацуши, нежно, бескорыстно — самоотверженно.
Своего мальчика.
А совсем скоро он скажет нужные им обоим слова, что мантрой повторяет в голове ежедневно, глядя в бездонные глаза, полностью забываясь,
теряя голову в их омуте.
Тепло — что это? Акутагава не знает.
Но именно это он ощущает, когда рядом Ацуши.
«Ведь я люблю тебя»
«И буду рядом до последней капли крови»
«Луной и звёздами.
клянусь».
