The Ties That Bind

 Спалось не особо. И не потому, что Дазай все же не стал выбирать возможно убийственный вариант с котацу, да время от времени вспоминал тот дурацкий свист в детской, у него-то тут как раз было тихо и спокойно, просто множество размышлений, что буквально распухали у него в голове, не давали успокоиться, и он ощущал нечто покалывающее уже от одной мысли: как странно могла повернуться жизнь, что он оказался в этом доме. Если бы он в прошлом попытался нечто такое представить… Чуя казался какой-то неотделимой частью мафии, и вдруг так все перевернулось.  Осаму некоторое время прислушивался к звукам в коридоре, но скоро стало тихо, и он так и лежал в темноте, таращась в потолок. Когда они были в мафии, Чуя не приглашал его к себе домой. Дазай – тоже ни разу не отличился чем-то подобным. Прошло столько лет – оглядываешься – Дазай все еще видит перед глазами мальчишку в броских шмотках, которым Чуя уже давно перестал быть, еще в первую встречу, когда Дазай стал частью детективного агентства, но в голове упорно засел тот образ, и именно его Осаму зачем-то пытался связать с тем, что видел сейчас, и мозг буквально взрывался. Этим вечером, когда он заглянул в детскую, ему особо сильно в глаза бросилось сходство мелкого с Чуей. Это жутковато смотрелось, когда на него глянули, подняв глаза, точно также, как это делал Чуя. Причем именно когда-то давно, в те дни. Такие мимолетные вещи не каждый разглядит, но Дазай уловил и сейчас задумался…Ткнулся лицом в простыни, заглушая свой дурацкий смех. Да уж, эта рыжая вешалка для шляп постаралась.  Сон, приди, пожалуйста! Может, чужой дом сказывался, хотя нет: вполне можно признать, что слишком много впечатлений добавилось к тем, что так и не нашли покоя и все будоражили разум. Чуя ведь не стоит такого внимания, да? Осаму копался в своем телефоне, не особо вникая в то, что читал. Накаджима все еще находился в Токио, но особых новостей от него не было, и Дазай решил, что, если лично в нем возникнет необходимость, его и так притащит, куда надо, за шиворот сам Куникида, едва успевший натянуть собственные брюки, а так – можно понежиться на удобном футоне.  Около трех ночи, а спал всего минут сорок, наверное, Дазай пробует посмотреть в окно, но за ним почти в лоб – стена соседского дома. Днем в помещении явно темно, так что ясно, почему комнатка оказалась не в фаворе. И все же Чуя мог бы и поприличнее найти себе жилье, но не заваливаться же к нему с этим заявлением, к тому же заранее понятно, что пошлют глубоко в зад. Дазая вообще не должна ебать чужая жизнь, а свое мнение он может запихать и того глубже, но как же хотелось сказать ему: ты не прав, ты глупо поступил, выбрав себе такой путь, да хоть просто вспомни, от чего отказался! Мальчик бы и так никуда не делся, быть может, даже лучше жил, ай… Все это высказывать самому себе – херня полная. Осаму тихонько выбирается в коридор. Кажется, санузел тут только на первом этаже, что ж, придется сползти вниз.  Не создавая ни единого шумного звука, прокрадывается через весь дом; потом даже шарится на кухне, но в итоге просто наливает себе в стакан воды и залпом выпивает – в горле пропадает сухость, и как-то даже легче становится. Такая тишина. Стараясь не нарушать ее, Дазай пробирается обратно, и тут вот все же уступает искушению заглянуть в спальню Чуи, тем более что дверь приоткрыта, и он вовсе даже не вламывается. Просто немного просачивается, всматривается. Накахара, как всегда, по-королевски развалился прямо посреди, сбив одеяло к ногам; на нем, кажется, легкие пижамные штаны и футболка, которая задралась, пока он ворочался. Мальчик лежит у него под боком, так и завернутый в свое одеяльце. Убери его из этой картины, и Дазай будет на сто процентов уверен, что сейчас видит Чую из тех времен, когда им приходилось ночевать в разного рода отелях в ходе заданий, и напарник точно так же разваливался на своей кровати, все та же вальяжная поза. Но вот наличие рядом клубка… Дазай торопится уйти. Чуя может ощутить, что на него кто-то пялится, а спалиться не хотелось, к тому же Дазаю кажется, что он слышит даже в коридоре тот мерзкий свист из детской, и ему жутко неуютно становится.  Совершенно не помнит, как все же вырубило. И даже сразу не поверил, что это в самом деле голос Чуи заставил его продрать глаза. Солнце комнату освещало совсем тускло, но от былой темени все же следа не осталось, и Дазай шарит рукой по татами, пытаясь нащупать телефон. Еще даже семи нет! К чему такая рань?! У Чуи тут футон в самом деле куда приятнее, чем в его собственном жилище: Дазай привык, поэтому не обращал внимание, а тут на контрасте его спина сказала, что, хозяин, ты сука и садист! Купи уже что-то приличное, я так больше не могу! Или оставайся здесь, не поднимайся…  Кажется, уговорам он поддался, потому что и сам не заметил, как снова отрубился, а второй раз подскочил, буквально вздрогнув, и склонившийся над ним Чуя сам дернулся назад.  – Мне тебя за шкирку вышвыривать из дома, что ли?  Осаму всмотрелся в окружающее пространство, словно для него открытие обнаружить себя в чужом доме, где только стоящий рядом Чуя был знаком, да и то – возникали сомнения. Смотрит на него враждебно, застегивая пуговицы на манжетах рубашки, того и гляди ногой сейчас пнет.  – К чему вставать так рано? – ноет Осаму, пытаясь потянуться, хотя и рискует оказаться в весьма беззащитной в этот миг позе, но Чуя не особо настроен на то, чтобы заниматься ногоприкладством.  – Я всегда рано встаю. Акиру надо в детский сад отправить, а потом мне надо быть на работе. Выметайся давай.  Лениво, но все же Дазай приподнимается на локтях, ощущая, что это и есть его предел в это утро, и вообще ему хотелось бы посмотреть, как Накахара будет тащить его отсюда прочь, хотя есть вариант, что не станет особо размениваться и просто выкатит пинками, однако о Дазае тут же забывают, когда в дверном проеме мелькает темная макушка, а затем Акира является целиком: заглядывает, держится за дверь, выглядит нерешительным, но в то же время ему, кажется, интересно, и он смотрит больше на Дазая, видимо, пытаясь понять, чего этот странный тип никак не уберется из их дома. Он уже был выряжен в свою форму, и Осаму в который раз проваливается в этот нескончаемый квест, что стартует каждый раз без его ведома, – увидеть в этом мальчике мелкого Чую. Отсутствие яркой рыжины, конечно, задачу усложняло, но фантазия все же пока не отказывала, однако все же образы не особо сходились. Накахара с его неугомонной энергией явно бы не стал вести себя столь тихо, так что у Дазая не получилось полной картины.  – Акира, иди вниз, все остынет, – негромко говорит Чуя, и тот послушно скрывается с глаз, хотя до последнего так и таращился на Дазая. А цель детского интереса ощутила себя просто ужасно: что было в тот миг в голове этого ребенка?  – А мне завтрак ты приготовил? – Дазай поднимает глаза на Чую. У того на шее висит незавязанный галстук, за край которого Накахара хватается, возможно, без всякого умысла, но Дазай уверен, что это был неосознанный намек, что его могут придушить прямо на месте.  – Чтобы через пять минут духу твоего здесь не было, – шипение сквозь зубы только больше раззадоривает, и хочется сказать какую-нибудь едкую гадость.  – А я, значит, без завтрака остаюсь?  – С какого хера я должен и тебя кормить? – Чуя говорит это уже в коридоре, но слышно, как он замирает не следующей фразе твари, что оккупировала его дом по до сих пор неясной причине.  – Забыл? А кто проспорил мне? Я свою верную собачку никуда не отпускал.  Дазай задумывал спровоцировать его на нечто большее, нежели задвинутая с треском дверь. Да ну ладно! Чуя не мог стать таким скучным за эти несколько лет! Но этот хлопок – в самом деле единственное, как проявляются эмоции, и ничего не остается кроме как покинуть комнату и спуститься хотя бы умыться.  Осаму принципиально не идет сначала на кухню, откуда доносятся шорохи и легкие запахи готовки, но голосов особо не слыхать. Подозрительная такая тишина, и через минут десять убеждения себя в том, что ему совсем не любопытно, он все же заглядывает. Появление его фурора не произвело: Акира поднял глаза в сторону гостя, но тут же уткнулся в свой тамагояки, и при том даже понятия не имеет, как ему позавидовали в этот момент, и Осаму сразу же задается вопросом, готовил ли это Чуя сам, а тот даже не оглянулся на его появление. Возился с чем-то спиной к Дазаю, явно собираясь игнорировать его и дальше. Естественно, Осаму не может не подкрасться и не глянуть, что за магию там творит Накахара, поэтому, разглядев, даже присвистнул, и показалось, что было даже слышно, как скрипнули зубы сердобольного папаши в этот момент.  – Чуя-кун, это самое умилительное, что я видел в этой жизни! Ты готовишь обэнто!  – Убери лапы! – Чуя довольно ощутимо хлопает его по рукам, когда Дазай тянет их, чтобы… Сам не знает, для чего именно. Потыкать в рис и убедиться, что он в самом деле такой клейкий, каким кажется? Зря Чуя так – Дазай не стал бы портить продукты, просто – ну не верилось. Чуя захлопнул крышку, и даже толком не удалось ничего разглядеть, а потом дернул Дазая за шиворот к себе и грубо прошипел: – Быстро съебись уже отсюда, мне некогда с тобой возиться, придурок, чтоб я больше не видел тебя в своем доме!  Можно и так догадаться, что угрозы его не возьмут. Дазай, нагло ухмыляясь, пусть на него и не смотрят, садится за стол, внезапно оказываясь прямо рядом с мальчишкой. Такое соседство становится немного неожиданным, и – мужчина слегка теряется, глядя на ребенка, который ковыряет остатки омлета, а теперь его совсем сбили с пути полноценного завтрака. В одно и то же мгновение захотелось и сбежать, и понаблюдать за ним. Мальчик симпатичный, ничего не скажешь, только больно пришибленный какой-то, на взгляд Дазая, но и, честно говоря, если бы он тут ураганом носился, то точно было бы невыносимо. Он вдруг сползает со своего места – Дазай следит за ним – и достает большую кружку зеленого цвета, куда набирает воду, а затем садится обратно; через весь стол тянется к баночке, которая похожа на упаковку витаминов или чего-то такого.  – Папа! – он изворачивается на стуле, садясь на колени и протягивая ее Чуе, – тот хватает, не глядя, с небольшим усилием вскрывает и возвращает обратно.  Акира вынимает оттуда внушительного вида капсулу и тут же сует в рот, запивая водой, а потом, словно выполнил какую-то важную миссию, возвращается к своему завтраку. Дазай так и таращится на него, испытывая странное чувство, будто ему продемонстрировали какое волшебство, хотя ничего такого не произошло.  – А-тян, собирайся, – командует Чуя негромко, и мальчик шустро доедает остатки и выбирается из-за стола, потопав прочь.  Дазая жестко игнорируют, и он тоже плетется в сторону выхода, и заранее выбирается на улицу, тут же потягиваясь. Он бы еще поспал – Чуя мог бы и дать ему еще отдохнуть. Он оглядывается, ловя себя на мысли, что утром тут все кажется куда приятнее. Воздух даже какой-то иной, не такой насыщенный городской тяжестью, и впервые думается о том, что это не такая дурная идея – жить подальше от центра.  Накахара упорно делает вид, что ничья посторонняя харя сейчас не стоит возле его забора, нервируя своим пристальным взглядом; он, набрасывая прямо на ходу пиджак, запирает дом и, взяв Акиру за руку, проходит мимо Дазая, словно тот пустое место.  Пустое место, однако, не готово терпеть такое отношение и пристраивается рядом. Чуя хмуро все же смотрит на него, но решает никак не комментировать.  – Почему не на машине? – Дазай оглядывается назад.  – Тут минут десять пешком. Я потом вернусь домой еще.  Более вопросы не звучат. Дазай по пути все озирается, но вокруг лишь обычные домики по типу того, в котором живет сам Чуя, или более скучные постройки с крохотными квартирами. Идея прогуливаться так вот с утра на самом деле не так уж плоха, и ребенок, видно, чувствует себя вполне довольным. Дазай топает позади них, замедлив совсем уже непривычно для себя шаг, наблюдает. Акира время от времени задирает голову, чтобы посмотреть на своего папу, но ничего не говорит, да и тот лишь слегка ему улыбается, и в этом немом диалоге на фоне этого сияющего утра, сплетенного из такой же ажурной тишины, есть что-то завораживающее, только никак не удается понять, что же именно так волнует.  К самой территории детского сада Осаму не решается следовать. Он тормозит, разглядывая издалека просторную детскую площадку с игровыми комплексами и здание, фасад которого частично выкрашен в яркий желтый цвет. Знал ли Осаму в дни их совместной работы, что станет свидетелем того, как Накахара, подобно другим спешащим скинуть своих чад в чужие руки родителям, будет вести своего мелкого сына в детский сад? На самом деле невозможность этой картинки заключалась даже не в том, что в этом есть что-то необычное, а просто условия их деятельности не гарантировали, что они вообще проживут еще, скажем, месяц, неделю, даже день. Едва ли в мафии приходилось говорить о понятии полноценной семьи, семьей была сама мафия, но в совершенно ином ее представлении, и заботились там совсем иначе друг о друге, с таким расчетом, чтобы потом не жалко было убить, если вдруг возникнет такая необходимость. Живя в таком ритме, просто не приходилось задумываться о том, чтобы внезапно обнаружить себя в тихом городке где-то в префектуре Токио, вставать по утрам, а не ложиться под утро, толком не смыв с себя свою и чужую кровь, готовить завтрак, питаться полноценно, а не на ходу, мучаясь потом болями в желудке. Конечно, Накахара не был никогда среди шестерок (Дазай тут мысленно дает себе пинок за то, что не смог сразу опустить его до такого уровня, и это грызло его раздувшуюся самооценку), поэтому у него были свои привилегии, но если работа требовала выйти на поле брани, Накахара никогда даже не задумывался о том, чтобы послать кого-то, кроме себя. И теперь он полностью отказался от этого, словно выпал из той реальности, которая Дазаю все еще казалась более правильной, потому что даже уйдя из мафии, крови он не перестал видеть меньше, а рука по-прежнему привычно сжимала пистолет.  Чуя, возможно, и надеялся, что от него наконец-то отстали, но Осаму все равно нагоняет его, едва он проходит вдоль ограды детского сада. Задержался. И вид стал еще более угрюмый, хотя с утра он просто бесился из-за наличия гостя-идиота, а в остальном не сказать, что прям уж был чем-то раздражен. Или просто при ребенке этого не показывал.  – Знаешь, Чуя-кун, я начинаю верить, что вся эта возня в самом деле заводит тебя куда больше, нежели пытки и швыряние камнями в разные стороны.  – Хоть ты не еби меня! – в голосе даже не угроза – усталость, но шаг Чуя все же ускоряет.  – Неужели ты мне откажешь в удовольствии поиздеваться? Это такая милота – бывший исполнитель Портовой мафии, который едва успел отмыть руки от крови, готовит сынуле бэнто, до конца своих коротких дней не забуду!  – Ни черта я там не готовил. Покупное все, – злобно произносит он сквозь зубы. – Ты даже не представляешь, как меня добивает это каждое утро! Там целый список правил приготовления этой дряни!  – Да ладно? – Дазай немного удивлен такому откровению.  – Мне еще на самом деле везет, – хмыкает Чуя, – могли бы задолбать своими поучениями, как и не особо соответствующих стандартам мамаш. Отдавая Акиру в этот детский сад, я и подумать не мог, что воспитывать там будут больше меня, а не его, – видно, что его буквально передергивает, но Дазай все равно не совсем понимает ситуацию, смотрит вопросительно, правда, Чуя не реагирует, но понесло его серьезно. – Заставили даже ходить на своеобразные курсы по готовке этой чертовой еды, чтобы все было, как полагается. Вот это полезно, вот это вкусно, а вот это просто поможет вам в плане экономии! Да, блядь, серьезно? Мне вот делать больше нечего, кроме как торчать на кухне, не говоря уже о том, что Акира просто не будет есть и половину той дряни, что они пытаются в него впихнуть, а я не горю желанием заставлять его давиться, даже если, блядь, так полагается! Меня хватило на два дня! Меня не стали, конечно, принуждать более, но открыто намекнули прямо при ребенке, что, мол, это демонстрирует к нему мое неправильное отношение, раз я не хочу пошевелить своими руками! – Чуя даже не обращает внимания на то, как Дазай слегка хватает его за локоть, чтобы быстро обнулить, они шли уже по пустынной улице, едва ли кто-то заметил проявление чужих вскипевших эмоций. – А потом еще и домой пытались ко мне напроситься – проверить, как там у меня, здоровая ли атмосфера, а то ребенок что-то больно тихий, вдруг я домашний тиран!  Осаму молчит некоторое время, а потом неуверенно произносит:  – Честно говоря, не думал, что в детских садах все так сложно, – ему и правда трудно было судить. Сам опыта не имел ни в каком виде, Чуя в детстве – то же самое, не говоря уже о каких-то организаторских вопросах. И так послушать – что это вообще за адское место?! Странно, что Накахара еще никого не уничтожил гравитацией.  – Мне тоже сложно было подстроиться под этот порядок, да и я до сих пор с треском проваливаю все попытки, – в его голосе и сожаление, и довольство одновременно. Чуя с его упрямой натурой отчасти ловит кайф от того, что приходится кому-то сопротивляться и раздражать таким образом, да только вот в интересах его сына приходится стискивать зубы и быть более сговорчивым. Он вполне умел это делать, но, кажется, было куда проще подчиняться приказам Мори и ранее соглашаться с безумными планами своего пришибленного напарника, нежели внимать тому, что от него хочет руководство детского сада и мамский коллектив. Чую можно было бы даже пожалеть! Хочется опять воскликнуть, Мори-сан, в какой страшный мир вы выпустили своего своенравного воспитанника! А того все не отпускает: – С одной стороны, мне делают скидку на то, что я его воспитываю один, даже пытаются поддерживать, но эта поддержка мне к черту не сдалась, потому что больше нервируют, лезут, особо бесит это вечное сочувствие. Идиотская навязчивость, и не возразить. Потому что тогда я буду похож на тварь, которая отказывается от безвозмездной помощи коллектива. Все смотрят на тебя так, будто как ты вообще смеешь открывать рот и возражать, коллектив же решил… В мафии было не так навязчиво, чего уж тут. Можно, конечно, не мотать себе нервы, перевести Акиру в учреждение другого типа, там все проще, сдал и забрал потом. Никто не будет цепляться, лезть в твою жизнь.  – Тогда не понимаю, чего же ты мучаешься? – Дазай вскидывает голову – над ним кружатся содранные с деревьев насыщенно-розовые лепестки, непривычно красивое начало дня. Обычно в это время он с трудом заставляет себя, заспанного, вползти в офис, а про ночи, когда приходится торчать где-то на задании, вспоминать и вовсе не хочется.  – Я… – Чуя замолкает. Вообще сейчас было похоже, что он впервые за долгое время кому-то высказался относительно вроде бы такой ерунды, по сравнению с проблемами, с которыми он сталкивался в былые времена, однако долбало его не слабо, и вот выплеснулось. Дазай не все понял, что и почему так, но, как человек, которого постоянно донимал Куникида всякими там правилами и установками, он мог хотя бы чуть-чуть представить, как все это бесит. Чуя, как оказалось, все же не особо кайфует от того, что с головой окунулся в воспитание ребенка, как сначала могло показаться. – Я не уверен, если честно, что смогу вбить ему в голову все то, что надо, чтобы уметь жить в самом обычном обществе, – внезапно признается он. – Так, чтобы оно его не сожрало.  Осаму сложно подобрать какой-то комментарий, тем более не язвительный. Опять же: не очень понимает, о чем речь, точнее – в чем именно заключается сложность, но он вполне мог поверить на слово, уж больно открыто сейчас Накахара демонстрировал пусть и не отчаяние, но что-то недалекое от него. Они так и добираются молча до дома Чуи, и тут момент истины – пустят ли его снова вовнутрь, но Накахара не запирает следом за собой дверь, и Дазай просачивается снова наглой тенью за ним. Ребенок в садике, и он ощущает себя как-то полегче и не думает о том, почему в присутствии этого мальчишки ощущает себя странно и неудобно.  Накахара что-то долго возится с обувью, мешая пройти Дазаю, а когда уже выпрямляется, то не сразу двигается с места. В прихожей немного темно, везде тени – Осаму не особо понимает причину заминки, но ничего не говорит, Чуя стоит к нему боком, а затем, чуть повернувшись, произносит:  – В принципе, можешь не обращать внимание на все, что я говорю.  Он выглядит недовольным собой, а потом просто проходит дальше в дом, снимая на ходу пиджак и пробираясь на кухню. Делает себе кофе – все так монотонно; Дазай тихо сидит за столом, даже удивляется, когда ему под нос суют тоже густой ароматный напиток с молоком и ставят на стол еще и упаковку нераспечатанных сэндвичей из FamilyMart. Дазай особо не чувствует вкуса еды, он больше занят своими мыслями, пытаясь понять, почему прокручивает в голове то, что ему сказал Чуя. Это выглядит так смешно, особенно от его лица, однако создается впечатление, будто ему более не с кем об этом поговорить, и Дазай ощущает себя еще более странно от того, что Накахара вдруг решил немного выговориться, несмотря на то что знал, какая может быть ответная реакция. Осаму закрывает кружкой свою самодовольную ухмылку, да Чуя все равно на него не смотрит. Молча пьет кофе, устремив взгляд куда-то в стену. Свободной рукой сжимает банку с витаминами, чуть встряхивает ее – судя по звуку, осталось там немного, он вскрывает, заглядывает, а потом отодвигает от себя. У него сейчас прям на лице написано, что сделал себе пометку купить еще.  – Ты вообще хоть работаешь или только херней страдаешь, доставая меня? – вдруг интересуется Чуя, откидываясь на спинку стула.  Из-за этого вопроса Дазай успел подумать о том, что надо бы ехать обратно в офис, но прибить лень – рука не поднимается. И в то же время в Дазае еще живут остатки совести, что бы там обычно ни говорил о нем Куникида-кун. Интересно, он уже проснулся? Определенно! Там, у него явно даже на секс конкретное время отведено и ни капли больше. Хочется дико проржаться от таких мыслей, но тогда это перерастет в неконтролируемую истерику, и приходится сдерживаться. Отвлеченный, Дазай не сразу замечает, что Чуя как бы ждет от него хоть какой-то реакции.  – Ты, наверно, слышал о гибели Коямады Рокуро.  – Я особо не слежу за криминальной хроникой, – хмыкает Чуя. – Но про него – кое-что попадалось. Неужто вы этим заняты? Ходят слухи, что в этом замешан один из авторов детективов из сети, хотя я особо внимательно не читал.  – Плохо, что информация начала просачиваться, но мы бы не смогли долго сохранять в тайне, что тут замешан Оэ Сюндэй.  – Так это все же правда? Почему-то я не удивлен на его счет.  – Не говори мне, что и ты интересовался его рассказами! Что за массовое помешательство?  – Не знаю, что тебя так раздражает. Я сам особо не интересовался, мельком раз глянул, но чтением Сюндэя увлекаются студенты. Спорят постоянно относительно ответов на ту или иную загадку. Иногда даже на парах. Некоторых из преподавателей это бесит, я же сделал проще: хотят говорить об этом – пожалуйста, только на французском.  – Хах, Чуя, да у тебя, оказывается, есть задатки к преподаванию. Или же ты просто играешь на том, что люди охотнее будут заниматься тем, что им интересно. Школа руководства мафиозным кланом пошла тебе на пользу.  – Так и вижу, как ты хочешь записать это себе в заслуги, но хрен тебе, – ворчит Чуя, стаскивая ленту с волос, а потом перевязывая их заново.  – Признайся, Чуя, тебе стало в мафии скучно, когда я ушел.  – Нет, у меня появилось наконец-то больше свободного времени на себя и на все дела, потому что более не приходилось заниматься той хренью, в которую ты меня вовлекал, не говоря уже о том, чтобы откачивать тебя то и дело…  Они случайно встречаются взглядами, но Чуя отворачивается быстрее, чем Дазай успевает как-то показать свое отношение к его словам. Осаму не особо умеет быть благодарным, даже если нет возможности отвертеться от факта, что Чуя не дал ему несколько раз загнуться, но разве он просил вытаскивать его с того света? Сложно. Дазай в те моменты был не так уж расстроен тем, что его откачали, но каждый раз ругался и, наверно заслуженно получал за это, потому что Чуя в сердцах мог и об пол приложить так, что все его старания могли бы обернуться летальным провалом.  – Они однажды даже решили его разыскать.  Дазай не сразу врубается в его слова. Их разговор сместился, и он все еще думал о тех временах, когда все цвета варьировались от черного до засохшего красного. Чуя, видимо, не хотел сейчас возвращаться к тем мрачным краскам. Странно, а с ним они не ассоциировались вовсе. Всегда была эта раздражающая рыжина, сейчас еще сильнее отросшая.  – Ты про что?  – Про студентов своих. И Сюндэя. Энтузиазма полно, девать некуда. Целое расследование, по слухам, провели, пытаясь вычислить, кто этот человек.  – Серьезно? – Дазай аж сел ровно. – И чем закончилось?  – А вы разве его не нашли? С ним не общались?  – Как сквозь землю, иначе не скажешь. У нас вроде как есть улики, доказывающие его причастность, но и нет подтверждения, что этот человек в самом деле имеет отношением к тем письмам, – Дазай запнулся, не желая лишний раз болтать о деталях дела. – Общение с ним расставило бы все по местам, но он черт знает где – а это тоже повод его подозревать.  – А ваш гребаный чудо-детектив разве не нашел его на раз-два?  – Как видишь – нет.  – А ты? Или ты уже не такой гений? – Чуя скалится, не хочется признавать, но это слегка завораживает.  – Ну, меня не просили особо упираться, да и я был занят, – чем занят – Дазай и сам не знал.  – Что, петлю на шею наматывал? – Накахару прям прет последнее время! Какой он злой и ядовитый, оказывается, теперь!  – Чуя, каким ты стал сообразительным! – Дазай, надо сказать, в самый последний момент успел перехватить летящую в лицо баночку с витаминами. Урона бы она его физии сильного не нанесла, но нервы Чуи усладила бы точно. Перебьется. – Даже не пытайся, знаешь же, что бесполезно. Ты лучше скажи, чем кончилось расследование твоих студентов?  – Я не интересовался конкретно, меня это не особо колышет. У них в итоге так и осталось множество предположений о том, кто этот человек. Включая и тот факт, его личность – подделка.  – С чего они так решили? – у Осаму аж сердце кольнуло. Он сам об этом сильно не думал, но ощущения такие были, несмотря на детали разговора с Нисой-сан. Много странностей было в ее словах.  – Откуда ж мне знать, Дазай? Хочешь, сам спроси. Да и мало ли что болтают, да и о таком факте ваш Рампо-сан точно бы знал! – Чуя произносит это таким тоном, будто ему в самом деле приятно подколоть агентство на незнании чего-то, а тот не обращает внимания: у него запустился рабочий процесс в голове. Слова Чуи внезапно зацепили. Сложно пока сказать, как такой вывод может повлиять на расследование, но Дазай уже начал в голове все переставлять. Теперь он уже на полном серьезе думает о том, чтобы поторопиться в офис. Однако было бы неплохо получить больше информации!  – Чуя, я хочу поговорить с этими студентами!  – Что? Не смотри на меня так! Я не собираюсь тебе помогать! И какого хрена ты вообще все еще в моем доме?  – Ты сам не выгнал меня.  – Я к тому, что – выметайся!  – Чуя, пожалуйста!  – Не прокатит, – он встает с места и быстро направляется к раковине сполоснуть кружку, и пропускает момент, когда Дазай оказывается него за спиной, вдавливая в стол, чтобы не сбежал.  – Я буду тебе после этого должен!  – Моим нервам ты должен! Вечно! Уйди! – он пихает его в бок локтем и проходит в сторону, хватая полотенце, которым вытирает руки и направляется в комнату, а Дазай скачет следом за ним, понимая, что может огрести, но в нем внезапно проснулся небывалый энтузиазм, который перекрывает инстинкт самосохранения.  – Чуя, это же в твоих интересах! Ты же знаешь, что в противном случае я от тебя не отстану! А убить меня ты не сможешь! Ты же не хочешь, чтобы тебя потом посадили? Ты более не под крылышком Мори-сана, так что тебе придется ответить по всей строгости закона! И не говори, что тебя оправдают, когда узнают, как я могу доебываться до людей, это тоже не поможет!  Замерший на лестнице Чуя смотрит на него как-то… Снисходительно?  – Знаешь, когда Акира стал жить со мной, у меня каждый день был, словно вызов самому себе и бесконечный стресс, потому что я понятия не имел, что с ним делать. А сейчас вот смотрю на тебя, откатываю назад – боже, настоящий стресс был с тобой в мафии, Дазай. И как хорошо, что тебя можно просто послать к ебучим чертям и более не связываться с тобой, сделать вид, что я никогда тебя не знал. Чудесное состояние.  Немного обезоруживающее заявление. Дазай так и стоит возле ступенек, глядя на возвышающегося над ним Чую, он находит, что ответить, но как-то отвечать ему на прозвучавшую реплику – почему-то хочется сделать вид, что эти слова не звучали.  – Ты в праве думать обо мне все, что хочешь, но неужели такая проблема помочь мне в небольшой просьбе?  – Я не хочу, чтобы кто-то знал, что у меня есть знакомые вроде тебя.  – А что со мной не так? – молодой человек искренне так удивляется. В принципе-то, он догадывается, но не думал все же, что Чуя скажет ему все это в лоб. – Слушай, если ты по-прежнему такой же упрямый баран, то давай заключим сделку, что-нибудь в обмен от меня…  – В обмен от тебя мне надо единственное – чтобы ты сюда больше не совался, но ты же этого не выполнишь! Ты ни черта не выполнял никогда того, о чем я тебя просил, вообще никогда. Единственный раз, когда ты, наверно, в самом деле смог сдержать перед кем-то свое слово, Дазай, это когда пообещал съебать из мафии и уйти на другую сторону. Блеск, молодец, но в остальном – не собираюсь ни о чем с тобой договариваться, к тому же со мной у тебя это не работает.  Какая Чуя все же зараза. Осаму недовольно смотрит ему в спину, думая о том, какую бы сделать гадость и – редкий случай – жалеет, что у него нет никакой атакующей способности. Впрочем, может, и хорошо, что нет – на его счастье. Потому что Чуя бы точно вдарил в ответ, и мало бы не показалось, признавать всегда приходилось, что физически он сильно превосходил Осаму, и на самом деле это удача, что не может огреть еще и гравитацией. Правда первое время их знакомства все же пытался это сделать, но потом решил, возможно, что больше времени и сил тратит. На самом деле можно было и не унижаться тут, а провести маленькое расследование самому, но уж очень не хотелось возиться.  Надо все же пораскинуть мозгами на тему того, как умаслить Чую. Ясное дело, что давить на него особо нечем, сам надавит, так как ему уже реально теперь похуй на то, получит ли он за то, что размазал Дазая по стенке или нет – он более не член Портовой мафии.  Дазай выбирается на улицу, вдыхая всей грудью воздух, разминается, рассматривает машину Чуи, думая о всяких гадостях, что мог бы с ней сотворить, и тут краем глаза замечает, что как бы тут не один. На ведущей на второй этаж лестнице дома по диагонали сидит молодая девушка. Ее не очень хорошо видно, так как ее немного скрывают железные пластины в конструкции перил; вообще сначала показалось, что там просто какое-то животное маячит по типу крупной собаки, но нет – все же человек. Девушка вытянулась, чтобы взглянуть, что за живая душа еще здесь появилась – естественно, у Осаму тут же щелкнуло в голове, и он уже через миг оказался вблизи лестницы, разглядывая незнакомку. Та смотрит на него во все глаза, заинтересованно и вроде как немного стеснительно, и рта не успевает открыть, поинтересоваться, что от нее хотят, как Осаму уже включает свой самый долбанутый режим:  – Милое создание, есть ли у меня этим утром хоть капля надежды на то, чтобы исполнить мою заветную мечту?  – Я право не знаю…  – Как насчет двойного суицида?  Обычно в этот момент самое интересное – реакция. Пока что еще ни разу никто ему не двинул за это, главное включить обаяние на полную мощь, оно затмит весь тот бред, что вылетает изо рта, а далее просто начинаешь наматывать леску.  – Но мы даже с вами еще не знакомы! – девушка выдала эту фразу то ли от удивления, не зная, что еще сказать на подобного рода предложение, которое точно ей не делают не так уж часто в жизни, то ли ее в самом деле волновал тот факт, что они знают друг друга пару минут, которые едва ли сойдут за полноценное знакомство.  – Мне кажется, в таком случае это будет даже похоже на некоторое последнее приключение! Разве не романтично?  – Никогда о таком не думала, о романтике в таком ключе, а суицид… Хм, есть ли у меня для этого причины? – она с задумчивым и отчасти даже серьезным видом смотрит вверх, прижав пальчик к губам – выглядит соблазнительно, особенно, если представить их в трупном окрасе. Осаму иногда сам поражался своей дурной фантазии, но нет, он не искал красоты в том, чтобы убиться – лишь легкости и избавления. – Это все прям как в книгах и выглядит очень увлекательно, но, кажется, я еще не все дела завершила. Это же будет неправильно? Как вы думаете?  – После смерти будет не столь важно, но я могу подождать, – Дазай выпрямляется и смотрит в сторону – Чуя вышел из дома. Запирает дверь, вырядился опять – хотя без шляпы он в самом деле какой-то непривычный, да и нет лишнего повода его поддеть.  Он прекрасно видит, что Дазай все еще крутится тут рядом, но намеренно игнорирует его присутствие, направляясь к машине. Закидывает свой пиджак на заднее сиденье, но одно наглое создание ведь не позволит ему так просто уехать!  – Чуя-кун, поздравь меня! Кажется, я на пути к тому, чтобы осуществить свою давнюю мечту! Ты помнишь? Столько времени уже прошло, и никто не соглашается, а эту девушку я готов подождать.  – Счастливо угробиться, – бросает Чуя, даже не глянув на него.  – Накахара-сан, ох, а… У вас довольно занятные знакомые.  От Дазая не ускользнуло. И он как-то сразу перестал улыбаться. Тревога на лице Чуи – нечто такое инородное. Должно происходить что-то крайне серьезное, чтобы его невозмутимо-наглая рожа отобразила нечто, что подсказывает: ситуация пиздец, придурок Дазай, включай мозги на полную! Только вот тут Дазай нихуя не понимает, в чем причина, и он неуверенно косится на свою новую знакомую, с которой вроде как наконец-то ему начала лыбиться удача, потом снова – на Чую. Эм?  – Сугимото-сан, что-то не припомню вас в этих краях прежде, – Чуя говорит очень сдержанно, и это явно дается ему через силу, и вообще не в его это стиле, где он этого набрался? Но все это мало имеет сейчас значения. Дазай поджимает губы, пытаясь понять, что такого в этой Сугимото-сан, что Чуя, которого не особо взволнуешь толпой одичалых эсперов, вдруг так вздыбился.  – Да и сама не заметила, как облюбовала Футю последнее время, – она поднимается со ступеней, отряхивая длинную чуть развивающуюся от легкого дуновения ветра юбку. На ней нарисованы какие-то цветы – похожи на уродливую сакуру. – Не знала, что вы здесь живете, Накахара-сан. Уютное место. Вы в университет? На следующей неделе уже начнутся занятия. Хотя вы, наверное, вряд ли у нас будете что-то вести.  – Надеюсь, что так, – даже не скрывая враждебности уже, отвечает Чуя, впиваясь руками в дверцу машины. Колеблется: то ли свалить уже, то ли предпринять какие-то действия, только не знает, какие же.  – А вы, значит, знакомы, – Сугимото-сан смотрит на Дазая, – удивительно! Как давно знаете друг друга?  – Дазай, садись в машину! Живо!  Ох, Осаму аж передергивает. Чуя практически один единственный, не считая Мори-сана, в Портовой мафии смел отдавать ему приказы, подпинывая поскорее совершать даже самые банальные действия, вроде как выкатиться наконец-то на задание из бара, где он решил нажраться вусмерть, и его нисколько не смущало делать это порой на глазах у подчиненных. Осаму раз наедине попытался его ради принципа поставить на место, но в итоге очухался только утром, и башка жутко болела, ладно хоть зубы пожалел – не выбил. И вот опять – тот же тон, те же интонации – до мороза по коже грубые. Честно говоря, и думать не думал, что по таким вещам можно скучать. Дазай особо не признавался даже себе в подобных фетишах, но его почти что торкало, когда Накахара смел говорить с ним подобным образом. И финальный гвоздь – даже мысли не возникало не подчиниться, и он, решив, что самоубиться можно и потом, уже радостно заскакивает к нему в машину, параллельно размышляя о том, что у него все еще есть надежда договориться насчет опроса студентов.  Чуя слишком резко стартует с места, Дазай еще даже не успел пристегнуться, так что его слегка прикладывает о дверцу машины, но он все же расслабляется, когда они отъезжают чуть дальше от дома, и никак нельзя не сказать что-нибудь колкое:  – Только не говори, что усадил меня сюда, потому что испугался, что я могу увести у тебя поклонницу!  – Выкину на ходу! – Чуе похуй, что тут нельзя превышать скорость, он давит на педаль, намекая на то, что вылетать Дазай будет с ветерком.  А тот веселится только больше! Надо же! Накахара, как бы ни строил из себя заботливого папочку, все еще не вытравил из себя взрывного пацана, которым оставался до последней их встречи три года назад. Осознание этого приятно растекается по телу, и Осаму смотрит на него с горящими глазами, будто нашел нечто такое особо ценное, а тот лишь косится, готовый в любой момент в самом деле выкинуть наружу.  – Ты не представляешь, как ты сейчас меня вдохновляешь!  – Убиться нахуй?  – И это тоже!  – Заткнись, пожалуйста. Я довезу тебя до станции, а далее вали уже в Йокогаму и не появляйся здесь более!  – А ты не хотел бы вернуться в Йокогаму? Чуя, я же вижу, что тебе тут скучно!  – С какого хера ты так вообще решил? – он снижает все же скорость, но видно, что сам еще не успокоился – грудная клетка вздымается и опускается тяжело – Осаму следит за этими движениями, а потом пожимает плечами. Он вдруг хочет поговорить совсем о другом.  – А вообще странная девушка. Ты не рад был ее видеть.  Чуя молчит. Можно подумать, что он сосредоточен на вождении, но это все херня, видно, как он сглатывает – слишком часто, слишком нервно дергается кадык.  – Я не люблю, когда студенты лезут в мою жизнь. А если бы еще ты, безмозговый, начал нести какую-нибудь хрень… Короче, не смей больше вблизи меня появляться.  Боже, Чуя, ты же прекрасно знаешь, что бесполезно о подобном просить такую наглую сволочь, как Дазай, так чего утруждаешь себя?! Остается лишь вздыхать.  Дазай не сопротивляется, когда его безжалостно выкидывают возле станции Тама. Сейчас нет смысла рваться вместе с Чуей в университет, все равно там никого нет. Приставать к нему и далее – он и так выглядел каким-то нервным, и Дазай взял это себе на заметку, но сильно не стал заморачиваться: если у Чуи какие-то проблемы, то он точно в состоянии сам с ними разобраться и не потерпит вмешательства.  Даже не попрощался. Дазай пару секунд постоял на месте, хотя машина уже скрылась за поворотом, и направился к платформе, небрежно щелкнув проездным по панели валидатора и мельком глянув высветившийся остаток средств. Он вдруг ловит себя на мысли, что слегка проникся таким вот укачивающим спокойствием удаленности от шумных мест, и ему странно сейчас возвращаться в суматоху.  Он еще даже не успевает толком добраться до Токио, когда Танидзаки пишет, что они все собираются в офисе. Дазай явно немного запоздает, но свалит все на то, что это Куникида-кун его выгнал, можно даже будет из себя поизображать несчастную жертву, которой пришлось ночевать на улице. Они же все равно не узнают, в чьем доме он провел эту ночь.