The Ties That Bind

 На теле влажная рубашка сохла куда быстрее, хоть это и было поначалу неприятно. Дазай даже пожалел немного, что сейчас не зима, когда у него бы было больше шансов застудиться, да и то – ему бы не повезло на самом деле. Может, проблема была в том, что он искал смерть, а надо было просто спокойно сесть и ждать ее? Но он так быстрее просто подохнет, а это не вариант. В общем, счастливые случайности в плане суицидов – это не его тема.  Разуваться было не очень, если честно. Не сказать, что прям все тело болело, но местами стреляло так недурно. Оттого он и не хотел ставить свои пакетики с консервированными крабами на пол и нормально раздеться, дабы не совершать лишних наклонов.  Он сразу приметил Чую на кухне. Прекрасно, рыжая затворница выбралась из своего убежища и слишком рано расслабилась, а теперь сидела, замерев, не зная, то ли убегать, то ли убивать. У Дазая есть свой вариант действий, но он бы все же переждал немного для его воплощения, а то пока ощущения что-то не очень.  Естественно, этого Чуя не заметит, но знал бы он, как сейчас сердце колошматится. Сильнее оно билось только в тот момент, когда Дазай сквозь изводящий его подступающий оргазм видел, как тот сбегает, сверкая оголенным задом. Он тогда только и нашел в себе силы захлопнуть дверь и запереться. А потом уже сидел и отходил, пытаясь сообразить, что это сейчас тут был за бурный всплеск.  Дазай мог загружать свой мозг не только какими-нибудь гениальными мыслями, там вполне хватало места и времени для всяких фантазий. Отдельным вложением был сборник на тему, каков в сексе Накахара Чуя. Там был целый набор. Причем сначала он имел, если можно так выразиться, довольно невинный характер, в том смысле, что Дазай, видя его в обществе какой-нибудь девчонки, представлял, что он делает с ней наедине. В какую позу ставит, в какой ему удобнее, в какой он выглядит особо эротично и все в таком духе. Это было просто обычное любопытство, которое даже не возбуждало. Просто с его темпераментом – такой же он в этот момент, так же ли пылает?  Дазай находил на самом деле эту его ауру привлекательной. Даже как-то ляпнул ему что-то такое, вызвав на лице Накахары нечто похожее на смущение и отвращение. В этом было что-то умилительное, о чем Осаму никогда не забывал и зачем-то в себе берёг.  Потом он стал смотреть с другого угла, впервые подумав о том, что если бы ему стукнуло в голову попробовать с парнем, то он бы хотел кого-то вроде Чуи. Только вот Чуя бы изничтожил его за подобное, и Дазай, не успев даже пофантазировать, отпихнул слегка от себя подобные мысли, но это не мешало ему представлять Чую с парнями. Сначала долго не мог подобрать под него типаж, может, слишком уж придирчиво выбирал. Потом чисто случайно прознал, что один мальчик, с которым Чуя часто проводил время на тренировках, оказывается, давно запал на него. Он не был эспером, но был довольно хорош в ходе миссии и часто сидел где-нибудь в засаде в качестве снайпера. Что ж, глаз он свой положил тоже метко. Симпатичный. Дазай некоторое время присматривался к нему, затем стал представлять их с Чуей вместе. Выходило весьма чувственно. Допредставлялся до того, что однажды это приснилось в весьма красочных тонах, и больше уже не хотелось.  Дазай понятия не имел, рискнул ли тот парень сказать Чуе о чем-то, было ли у них что-то, Осаму уже замышлял недоброе против него, но Мори тогда отправил в командировку группу людей, куда тот попал, и более Дазай уже его не видел.  Где-то внутри него пряталась одна такая наглая уверенность в том, что если бы он не съебал из мафии, то однажды бы в полной мере утолил свое любопытство и затащил бы Чую в постель. Ну, или бы оказался в его. А еще, до ухода из мафии, он внезапно пришел к мысли, каким было идиотизмом представлять его с кем-то. И вообще отдавать кому-то.  Дазаю очень даже нравилась эта власть над его жизнью. Ему нравилось, что есть эта плотная стальная нить, что привязывала его крепко, и Чуя ко всему прочему проявлял завидное доверие в таких случаях. Но жизнь – это здорово, но есть еще область чувств. Они управляют всем. И Дазаю хотелось бы…  Нет. Он не особо хотел вспоминать о том, как размышлял в те дни. Сейчас он мозгов тоже не особо набрался, как показывала ситуация, но лучше осознавал, что мыслил не в том направлении, не позволяя одну привязанность, что так желал, переплести с другой, потому что особо не умел. Долгое время в нем жила привычка, что Чуя – нечто неотъемлемое, но в итоге сам же и разорвал все связи, а потом сидел и думал, что само как-то должно восстановиться. А оно так не работает.  Но зато его давнее желание узнать, каков Накахара Чуя в сексе, вчера воплотилось в полной мере, да так, что Дазая потом до утра крыло. Прежде всего, Осаму так внезапно пришел к мысли о том, что в его сексуальной жизни было одно весьма крупное упущение в плане разнообразия удовольствия. Его пробрало даже не от того, что посреди весьма неприятных ощущений внезапно стало приятно так херачить по всем нервам, а от самой ситуации. Чуя был пугающе груб, хотя он, скорее всего, вообще не соображал, грубо он что-то делает или нет, но в этом было столько живой его энергии, что Дазай хотел бы ощутить ее вновь, направленную конкретно на его персону. Не уверен, что с кем-то другим будет также, но Осаму точно бы не стал вступать в связь с иным человеком.  Толком и не заснув, после такого бурного вечера, когда он успел аж два раза взвинтить Накахару до предела, получив заодно и ответку, Дазай решил, что ему стоит прогуляться в магазин и купить себе крабиков. Вообще-то он рассчитывал, что успеет их схомячить в одиночестве, а потом уже настанет этот душераздирающий момент попытки объясниться, но Чуя сидел на кухне и смотрел оттуда на него, словно заспанная рыжая сплюшка, которую случайно пробудили, и она, хищная до крови и потрохов, теперь готова раздирать все, что шевелится в поле ее острого зрения. Если так уж честно, то вообще-то это Дазай мог считать себя потерпевшей стороной! Он даже не понял, полностью ли его отключило от удушающей хватки, но начал он соображать в момент, когда его безостановочно касались, и все еще отупленному мозгу это жутко понравилось, но Дазай пытался что-то осознать, даже возмущаться, извините, как-то он не привык, чтобы его зад подобным образом эксплуатировали, и он сам особо не понял, как вообще Чуя умудрился так… изловчиться? И даже страшно стало. И от самого себя скрывать не стоило, что в этом была и капля стыда, но какого-то уж грешно-сладкого, аж облизнуться хотелось.  Нет, Дазай не тащился в тот миг от творившегося над ним насилия – его уносило от того, что с ним был именно Чуя.  Накахара же сидит за столом, вцепившись в стаканчик с лапшой, которой там уже почти не осталось, следит за Дазаем – вот точно сейчас клюнет! А Осаму упорно делает вид, что это обычное утро, почти уже типичное – он же не первый раз просыпался в этом доме. Ничего такого, всего лишь секс в маленькой ванной, где бы, если честно, Дазай не хотел повторить подобную бурную сцену мордой к стене.  – Я думал, ты съебал отсюда, – злобные сонные совы, которых разбудили рано-рано, умеют шипеть? Что-то такое вот прошипело сейчас за спиной. И Осаму разворачивается. Он все еще помнит Чую до того, как его волосы начали отрастать.  – Я сходил в магазин. Некрасиво же будет все время таскать твою еду, – Дазай ставит пакеты на стол и собирается совершить нечто, за что его убьют, а потом возможно решат, что подобная суицидальная сволочина того не стоила. Он роется под пристальным взглядом в пакетике, а потом швыряет предмет на стол, и Чуя отупело таращится. – Без понятия, есть ли у тебя запасы, но взял все же на всякий случай.  Накахара не сразу отрывает взгляд от упаковки презервативов. Самые обычные, выбор был не особо богат. Он так смотрит затем на Дазая, словно готов разреветься от отчаяния, а потом резко подскакивает с места, хватая эту несчастную пачку с явным намерением запихать ее Дазаю в глотку. Ну или прямо в зад. Но Осаму и глотку, и зад в особенности, жалко, так что Чую он заранее был готов перехватывать. Сначала крепко за запястье, а потом ближе к себе за талию, и вжать в стол. Вырвется, но сразу не получится.  – Совсем охуел уже?! Я тебе череп проломлю! И оторву все, что ниже пояса!  – Ой, нет, Чуя, это оставь! Поговорим?  – Пусти меня!  – Пустить? Вчера ты не захотел отпустить меня. Так что терпи теперь!  Чуя опускает глаза. Говорить он совершенно не хочет. Дазай, если честно, тоже. Он вообще бы мог сбежать, и к черту, что он все еще хочет уговорить Чую помочь ему в общении со студентами, к черту Нису с ее задумками, которые она нескромно озвучила, а Дазай в этот момент почему-то с волнением желал знать, что думает Накахара о том, что эта девушка им напророчила. Но в итоге он остался, словно это очень важно, поговорить сейчас, или хотя бы попытаться.  – Дазай, я не вижу смысла что-то обсуждать! – Чуя все же пытается высвободиться, между делом швырнув презервативы обратно на стол. – Ну трахнулись, хрен с ним, я… Ты заебал, вот и все, я снял стресс, мне полегчало, но будет еще лучше, если ты исчезнешь отсюда.  – И как? Для тебя вообще это в порядке вещей вот так вот с кем-то перепихнуться?  – А почему бы и нет? Ты же сам говоришь, что я с ребенком безвылазно сижу, вот и пользуюсь всеми подвернувшимися случаями.  Такой язвительностью реально обжечь можно. Разговор не получается, а Дазай не уверен, что стоит говорить напрямую. А как тогда? Чую он долго не удержит, а потом вообще шанса не будет. Однако Дазай чуть внимательнее приглядывается к нему – тот смотрит словно бы затравленно, словно боится, что Дазай что-то разгадает…  – Как рука, болит? – Осаму прекрасно осознает, что таким его в жизни не купит, но переключает тему, хотя, может, и зря, и это вернет их к тому разговору в кафе, о котором Дазай уже и без того жутко жалел. Или не жалел?  – Чего строишь из себя заинтересованного? Я же знаю, что тебе похеру, – Чуя отпихивает его подальше от себя, но при этом сам далеко не удирает, такое ощущение, что ему надо держаться за стол, чтобы не потерять опору.  – Как минимум, не вижу ничего дурного в том, чтобы спросить. Знаешь, Чуя-кун, а у тебя не такая уж и плохая выдержка: ты не разнес кафе гравитацией, пострадала лишь кружка.  – Ага, и затем твой зад.  Накахара, кажется, сказал это, не подумав, потому что тут же заглох с испуганным видом: ведь опять вернулся к тому, что случилось. Дазай несколько секунд смотрел на него, а потом бросил уже это бесполезное занятие – сжимать губы, дабы сдержать смех, и позволил себе расхохотаться в голос. Нет, в самом деле! Чуя всегда был взрывным, мог что-то сломать, например, чужие кости, но сейчас он точно перешел на новый уровень, который его, кажется, дико смущает, а у Дазая вызывает приступ истерики. Ему правда смешно. И сквозь смех он видит, что Чуя и сам пытается скрыть ухмылку, хотя все еще не рад, что подобное ляпнул. Осаму внезапно подается вперед и резко тянет его на себя, пресекая всякие попытки ретироваться с помощью гравитации. Тот пытается удрать, словно его на заклание собираются отдать.  – Эй, Чуя, да ничего я с тобой не сделаю! Но послушай! А может, это все тайные подсознательные желания?  – В смысле? – а вот сейчас Чуя все же совсем не контролирует себя – то и дело очерчивается алым сиянием, что тут же гаснет. – Я не хотел подсознательно тебя выебать!  – А унизить? – Дазай подсказывает это не ради того, чтобы словить на чем-то, Чуя никогда не скрывал, что хочет его грохнуть и спустить на землю весьма болезненным образом.  – Блядь, за кого ты меня принимаешь?! – он все же вырывается, бросается сразу к крану, наливая себе воды, но делает лишь глоток, потому что дальше в горло уже ничего не проходит.  – И давно тебя и парни привлекают?  Чуя смотрит на него поверх стакана, который убирает ото рта, потому что не в силах сглатывать воду – больно.  – Что ты дуешься? Я просто пытаюсь понять, что я пропустил!  – Раздачу мозгов, – бубнит Чуя себе под нос, понимая, что тут отдает каким-то тухлым остроумием, и вообще он весь то и дело вспыхивает, и причина тому – вовсе не его способность, а бьющая по щекам кровь. На нем растянутая старая футболка c логотипом Asahi Super “Dry”, она сползает с плеча, и видно, что краска пятнами растеклась по шее прямо до груди. Чуя не врубается, чего на него так пялятся, и снова ворчит, чтобы Дазай уже съебывал из его дома и типа никогда не возвращался, но и так понимает, что слушать его никто не будет.  Чуя на самом деле зря думает, что вся эта ситуация нисколько не трогает Осаму. Он и сам ощущал отголоски пусть и не смущения, но секс впервые его привел в такое смятение. Бывало – Дазай мог и переспать с едва знакомой понравившейся девушкой, но в этом никогда не было спонтанности, во всяком случае, для него. А тут: Чуя, ситуация, морда к стене и к полу. Ну все, теперь точно не забудет. А еще Осаму большего всего цеплял момент, о котором он подумал тогда прежде всего, когда в голове уже начало немного проясняться, и он обнаружил, что на полу ванной не так уж и удобно сидеть, но нет – блядь, это все херня: параллельно он все пытался закрыть лицо руками, словно кто-то мог увидеть его дурацкую улыбку от того, что он имел ныне повод думать, что Накахара вполне способен проявить к нему интерес. Его после этого словно бы отпустило. Впервые за все последние дни. С того самого мига на мосту Адзумабаси.  – Ты как хочешь, а я перекушу, – внезапно для Чуи Дазай возвращается к своим пакетам и по-хозяйски начинает выгружать содержимое. Пачка презервативов так и валяется, и Дазай косится на нее.  Вовсе нет – это не было предлогом еще больше разозлить Чую. Это был прямой намек. Потому что к этому – вчерашнему моменту – он осознал, что больше не может так. Где-то должен был случиться сдвиг плит и вызывать землетрясение, что наконец-то собьет его с ног. Не думал, конечно, что именно таким образом, и что в ванной, пока он пытался устранить последствия своего любимого занятия – провоцировать Чую, но Дазай этим тоже занимался не просто так, пытаясь разобраться в том, как он на него реагирует. Теперь. Когда все так изменилось. Когда Осаму больше не может захапать его в свое единоличное владение, да и Чуя не поддастся так легко, потому что его привязали куда сильнее, чем мог представить себе Дазай. Вот так вот – чуть отвернешься, и то, что ты подсознательно давно присвоил себе, давно уже не твое. Ах, неприятно было с этим смириться.  Он и до сих пор еще не смирился. И вообще не хочет этого признавать.  Но Чую повело – повело так порывисто, что Дазай и сам накренился. Ага, задом кверху. Сам не понимает, почему ему так смешно и нисколько не унизительно.  Чуя не лезет к нему, пока Осаму наглым образом устраивает завтрак на его кухне. Предпочел вообще ретироваться. Пускай. Главное, чтобы не ворчал и не пытался выставить. Они ведь еще не договорились насчет Сюндэя, который на самом деле был предлогом, чтобы попасть в этот дом, потому что иначе бы Дазай не стал заниматься тем, чтобы разбираться с волнениями Нисы (он изначально и правда решил, что девушка обратилась к нему с серьезным делом, а она… В общем, можно все использовать в своих интересах). Были причины куда более серьезные, и хорошо, они вчера разрешились до того инцидентика в ванной комнате, а то бы Осаму точно бы не смог включить мозги.  Он оглянулся – Чуя, кажется, поднялся наверх, и Дазай быстро подошел к окну. На улице тихо-мирно, как и должно быть.  Неужели Накахара в самом деле думал, что бывший исполнитель Портовой мафии не заметит? Обидно немного: Чуя был о нем куда более худшего мнения, но это в самом деле херня, если сравнивать с тем, что здесь объявились Овцы. Дазай заметил людей из порта еще в первый раз, когда ночевал здесь. Сначала не стал себя особо терзать придумыванием ужасов, может, это было в порядке вещей, что они присматривали за ним, но настороженное поведение Чуи, что он плохо скрывал, было слишком ясной подсказкой, и Дазай, осознав, что пора вмешиваться, поразмыслив, без особой радости и множество раз обдумав ситуацию, связался вновь с Хироцу-саном, попросив дать ему возможность переговорить с Коё-сан.  Вот тут было очень сложно. Во-первых, сестрица не была в восторге о нем лишний раз вспоминать. Ну, Дазай тоже не питал к ней высоких чувств, чисто только признавал ее профессионализм. Во-вторых, она непременно захотела знать, какого черта Дазай вообще вдруг оказался вблизи ее бывшего подопечного, не говоря уже о том, что он мог забыть у него дома. Пришлось брехать и скрывать, но Дазаю быстро удалось отвлечь ее от этого, так как вопрос был куда важнее. К тому же – она правильно поняла, что он не из простого любопытства решил с ней связаться, оставив свое руководство в неведении. Поэтому и не стала более с ним спорить, довольно спокойно признавшись, что это она отправила своих людей последить за домом Чуи, потому что тот начал получать угрозы от своей бывшей банды. Там же и раскрылась причина, по которой Накахара решился оставить своего отпрыска с Дазаем, да только, как выяснилось, мотался в Йокогаму он почти что зря, обшаривая поселение в районе улиц Сурибачи. Лучше бы портовые там не светились, всех распугали, но сожалеть было уже поздно. Впрочем, у Дазая были свои соображения насчет поисков в этом месте, и план уже давно получил реализацию.  Их встреча вчера в Икебукуро была не совсем случайной. Тут была доля лукавости. Дазай на самом деле в последний момент согласился увидеться с Нисой именно в этом месте, именно в это время, отписавшись ей, когда Коё сдала местоположение Чуи, сообщив при этом о подозрительной активности вблизи его дома. На поле боя от Дазая толку может быть мало, но вот задержать Накахару он вполне мог, так что пришлось срочно мчаться из Йокогамы, а заодно искать предлог для рыжей взбешенной бестии, в кою он точно превратится, а тут вспомнил, что Ниса хотела увидеться с ним позже, когда будет возвращаться с какой-то презентации в Икебукуро… В общем, Дазай уже получил много гневных сообщений от Куникиды. Они сыпались на него еще со вчерашнего дня, вызывая раздраженные стоны в ответ, коих Доппо на свое счастье не слышал. И вообще тот не мог понять, куда вдруг так сильно сместился вектор внимания его напарника, но Дазаю сейчас было немного не до этого, потому что вчера, пока Чуя устраивал досуг своему пацану, в его доме готовились устроить осаду несколько челнов банды Овец, чтобы напомнить, что они как бы не шутили. Их сцапали, но к расстройству Дазая не живыми. Он тщательно изучал фотографии трупов, ругался с Коё по телефону, мол, нельзя ли было поаккуратнее, но та послала его, напомнив, что он вообще не смеет ей указывать. Это разозлило, если честно, но поспорить было сложно. Дазай уже и жалел, что связался с ней, но иного человека, кто бы мог выдать ему информацию о том, что случилось с Чуей, не было, но Дазай уже мысленно так прикинул, что в следующий раз примет иные меры, и тогда диалог будет проходить в более сговорчивой форме. И не с Коё вовсе.  Он уже так представлял себе, что ожидает его по итогу. В агентстве наверняка обо всем прознают, и директору не понравится, что он без разрешения связался с кем-то из мафии. И никого не будет волновать, что из-за человека, покинувшего ряды вражеской организации. Будь это кто другой, может, и пронесло бы, но Накахара Чуя не тот случай.  Итог вчерашней операции – никакой. Никаких следов. Снова ерунда полная. И эта чертова Сугимото, которую они не могли найти… Конечно, ему показалась тогда странной реакция Чуи на нее, но если бы он заранее обратил более пристальное внимание… Можно бы уже было сделать все проще.  Куникида с утра пораньше строчит ему. О да, прознал. Какого хрена Дазай заставил Ацуши и Кёку бросить свои силы на какие-то его дела, о которых Доппо понятия не имеет. Ох, ну рано или поздно это бы случилось, и Дазаю в таком случае все же надо будет вернуться в Йокогаму, чтобы разрешить эту проблемку. Будут вопросы, будут косые взгляды и недоверие, но зачем уже обо всем этом думать, когда он сидит в доме Чуи, зачем-то повесив на себя груз его забот?  У Дазая по-прежнему был предлог, чтобы вернуться в этот дом, хотя ему жутко не хотелось сейчас еще разбираться с Сюндэем, когда ситуация с Овцами была куда серьезнее, хотя ему странно было представлять этого Ширасэ этаким злым гением, все гораздо сложнее может оказаться и придется поднапрячься, но Нисе-сан было как-то неудобно отказывать, милая девушка, может, даже слишком открытая, но это подкупало, и Дазая на самом деле нисколько не смутило то, что она ляпнула вчера, хотя это было не к месту тупо потому, что он был загружен решением проблем Чуи.  Ох, Чуя даже не представляет, что Осаму невольно уже не один раз его проклял, потому что задница чувствовала себя не особо, в конце концов, мог быть и понежнее, но едва ли он соображал в тот момент. Дазай жевал своих крабов, но вкуса не особо ощущал, увлеченный мыслями о том, что в тот миг в ванной комнате думал Чуя. Ну, или не думал, чувствовал, может быть, потому что думал он точно другим местом, и это Дазай ощутил в полной мере, до сих пор отголоски звучали, да только уже не в особо приятной форме. Как-то раньше он не грузился тем, что анальный секс несет в себе столько нюансов. Ох, ему бы сейчас о чем полезном поразмышлять, но все сводится к одному, потому что до сих пор не отпустило, и Осаму чисто так ради развлечения представляет, что поднимается наверх, прямо в спальню Накахары…Чуя точно живьем не дастся. По крайней мере сейчас.  Дазай пишет письмо Ацуши, чтобы ждал его в порту в нужное время, а затем оглядывается на кофемашину. Хочет или нет? Слышно, как Накахара топает снова по лестнице, и даже если он не настроен разговаривать, Дазай, поднявшись с места, сам идет ему навстречу, первым открывая рот:  – Завтра будет возможность пообщаться с твоими студентами?  – За каким чертом?  – За таким, Чуя. Зовут Оэ Сюндэй. И ты сам дал мне наводку.  – Но я не обязан тебе с ней помогать, – он не смотрит на него, собирает игрушки на диване, при этом совершенно не знает, что с ними делать дальше, зато это якобы его спасает от того, чтобы не смотреть в сторону Дазая, который не столь напряжен в этом плане, поэтому дергает Накахару за локоть, разворачивая к себе, а тот таращится во все глаза, сжимая плюшевое зверье в руках. Дазай смотрит так на него сверху – Чуя вообще сейчас кажется каким-то подростком в таком домашнем прикиде, и Дазай уже на полном серьезе думает о том, чтобы задрать на нем футболку и провести рукой по груди, толкнуть на диван и устроиться сверху, чтобы не смог хотя бы сразу удрать. После прошедшего вечера все мысли, которые он прежде неплохо так держал в темном чулане за стальной дверью, стали прытко выбираться наружу, и это в какой-то степени смущало, потому что было непривычно, и в то же время раззадоривало.  Только вот почему-то Дазай не посмел последовать ни за одним из своих желаний.  – Но я ведь не отстану, – Дазай улыбается так, словно он в полутемном холодном подвале склоняется над жертвой, которую уже изрядно успел подвергнуть пыткам, и осталось только нанести финальный штрих. – Ну? Договорились? Буду вечером.  – Какого хрена вечером, Дазай? – Чуя, так и обнимаясь с игрушками, следует за ним, когда он внезапно для него пробирается к выходу. – Ты опять собрался тут ночевать? У тебя, что, совсем дома нет?  У Чуи чуть ли не паника сейчас!  – Нихрена я тебе не позволю тут оставаться! Не смей даже надеяться на это! – он пытается говорить тихо, потому что Акира все еще спит, но получается у него совсем уж хреново, и даже немного смешно, как на концах фраз прорываются эти резкие нотки его голоса. – Ты слышишь, Дазай?  – Все равно пятно от кофе на рубашке осталось, – тот таращится на себя в зеркало, вместо того чтобы как-то реагировать на вполне себе справедливое негодование. – У тебя вечером будет, чем застирать?  – Блядь, что?  – Или ладно, забегу к себе, переоденусь, а то как-то правда позорно смотрится.  – Дазай, не смей игнорировать то, что я тебе говорю, уебок, – теперь уже Чуя, обронив игрушки, дергает его за руку. – Я не пущу тебя в этот дом, ты слышишь меня?!  – Вечером разберемся, – Дазай натягивает быстро плащ, совершенно не реагируя на уже довольно громкие возмущения рядом, а потом резко вдруг тянется к Чуе, ныряя пальцами в мягкие слегка растрепанные и без его стараний волосы, стаскивая с них частично резинку, что и так держалась слабо, и склоняется прямо к уху, перед этим облизнув собственные губы, да так, чтобы Чуя успел уловить это мимолетное движение, – презервативы далеко не убирай, хорошо?  Дазай все же не настолько размазня, чтобы не увернуться от удара прямо в печень. Хорошо, он успел обуться – это упростило побег от разъяренной фурии, что намеревалась его размазать просто об дверь собственного дома.  И это еще хорошо, что Чуя не бросился его догонять, потому что тогда точно бы по улице потекла кровища и разбросало бы кишочки, но дверь с грохотом захлопнулась, и можно предположить, что потрошение временно откладывается. На самом деле им мало одной ночи, чтобы переварить внезапную близость, да и Чуя успевает еще нервничать по всем остальным фронтам. Пусть посидит себе один, займется ребенком – чего уж тут, он явно оказывал на него усмиряющее действие.  Возвращение в Йокогаму наводит Дазая на мысли о том, какова разница между тем, чтобы жить где-то в пригороде Токио или же в огромном портовом городе. Башня бывшего места работы видна со множества точек, и она такое странное напоминание: не разобраться никак, то ли хочется стереть этот все из памяти, то ли оставить, потому что есть элементы, которых Дазай вовсе бы не хотел лишиться. И не против как бы заскочить обратно в электричку, повернуть назад…  Его ждет Ацуши. А еще желает убить Куникида. Несмотря на последнее, пока нельзя назад.  На пристани уже довольно оживленно, ранее утро, но он особо не привлекает внимания.  – Дазай-сан! – голос Ацуши звучит из небольшого катера, который пришлось арендовать частично на свои средства, благо после дела Коямады они могли себе вполне такое позволить, только вот потом Дазаю придется отчитаться, какого черта он все это затеял, и Куникиду там, наверно, уже реально потряхивает – он шкурой чует, что сука Дазай хапнул деньги зря, но это все потом, и Осаму спешит запрыгнуть в катер.  – Кёка-тян связывалась с тобой? – первым делом спрашивает он.  – Лично нет. Она лишь выслала мне координаты, куда мы должны с вами следовать, но уверен, что никто ее не вычислил.  – В этом я не сомневаюсь, – Дазай уселся и подтянул к себе сумку, в которой тут же принялся рыться, время от времени кидая взгляды в сторону Ацуши, который выглядел сейчас, может, чуточку лучше, чем в тот день, когда Дазай впервые встретился с ним, разве что был более откормленный. – Где ты взял это барахло? – Дазай выудил из сумки какие-то лохмотья, он не брезговал, но просто было интересно, где парень мог копаться?  – Кенджи-кун откуда-то это принес. Я не стал интересоваться. Он очень хотел помочь, но вы сказали не брать кого-то еще с собой. Давно не приходилось маскироваться подобным образом.  Дазай закивал, начиная быстро расстегивать на себе рубашку. Они уже отплыли от пристани, и он оглянулся на город, а потом снова всмотрелся перед собой. Даже если бы он последнее время не контактировал с Чуей и по какой-то иной причине снова бы направлялся в кварталы Сурибачи, то все равно бы заразился старыми воспоминаниям об их первой встрече там. Чуя неплохо так его отделал, и по этому поводу особо даже не переживал. И вот! Как же меняется время! Вчера Чуя тоже его отделал… Вырос мальчик, ничего не скажешь, и… Засмущался. Ну да: избить и выебать – как бы разные вещи, хотя и то, и другое несомненно можно рассматривать как насилие, но Дазай уж точно не ощущал, что на его честь кто-то посягнул, это же… Чуя. Да, до сих пор последствия стреляли в области зада, но… Если бы не надо было сейчас заниматься работой, Дазай бы на полном серьезе предался мыслям о том, что Накахара его хотел. И довольно сильно.  – Раньше видно было лучше, – вдруг подал голос Ацуши.  – Ты о чем? – Дазай натянул на себя какую-то грязную куртку, от которой пахло землей.  – Об убежище Шибусавы.  – Местные жители постепенно все растаскивают. Анго как-то обмолвился о том, что вставал вопрос о том, чтобы расчистить там все, но никто не хочет ворошить это место. Тебя это напрягает, Ацуши-кун?  – Уже нет. Скорее напоминает о том, что я приобрел после. Дазай-сан, вы так и не объяснили толком, зачем вам нужны люди из той банды Овец.  – Не только твое прошлое, Ацуши-кун, связано с этим местом, – Дазай всматривается в руины, не ощущая ни капли острого укола совести с учетом того, что не без его участия и старания все того же Чуи строение имело ныне такой прискорбный вид.  Если некоторое время назад вид башни перестал его волновать, то сейчас вновь вселял беспокойство: никто толком не знал, кого могли привлечь развалины, и он очень не хочет искать свою нынешнюю цель именно там, если придется, но кто его будет спрашивать? А руины будто бы насмехаются над ним, манят к себе. О, некогда эта башня, что стращала своими скелетированным призрачным видом, казалась чем-то почти волшебным и манила к себе, закрытая и неприступная. В ней, как и в любом некогда прекрасном, а затем заброшенном и жестко разрушенном объекте витало что-то и зловещее, и захватывающее. Завалы Мукуроторидэ ныне – прекрасное место, чтобы спрятаться с учетом, что рыть там мало кто будет, но в то же время – у Дазая, несмотря на восхищение остатками былого величия, ничего внутри не дрогнет, если все это вновь придется поднять на воздух, дабы выкурить Овец оттуда, если логово их все же там, но это будут крайние меры. Главное, чтобы Чуя и дальше продолжал отрываться на нем самом, и не громил Йокогаму раньше времени, выискивая разбежавшихся по углам тараканов.  Они практически не привлекают к себе постороннего внимания, когда спускаются по каменным ступеням среди трущоб, которые, кажется, за все эти несколько лет даже не поменялись. Может, правительству на самом деле даже удобно, чтобы тут концентрировались самые отборные темные элементы Йокогамы, чтобы при случае можно было массово их уничтожить. Дазай мыслил весьма жестко в этом направлении, и будь это в его интересах, вполне бы смог прийти к такому решению, просто сейчас на самом деле жутко рад, что у него нет на то полномочий, зато мыслей о том, что правильно он делает, а что нет – прибавилось. Во всяком случае, теперь ему было не все равно.  – Нам, кажется, надо свернуть здесь, – Ацуши перепрыгнул через гору мусора. Он шел по памяти, и Дазаю приходилось просто доверять.  Им навстречу двигалась группа довольно агрессивного вида парней, и будет не очень хорошо, если вдруг они решат прицепиться, и конфликт придется разрешить силой, а весть о том, что тут в округе завелся Тигр-оборотень, немного испортит все планы. Но пронесло. Наверно, у них обоих был слишком убогий вид, чтобы к ним пытаться приставать. Дазай невольно ухмыляется, а потом стонет, когда обнаруживает, что дальше нормальной дороги нет, и надо лезть по лестнице куда-то на крыши и перебираться по ним. Блядь, да неужели оно все того стоит?  Крыши покатые, надо хорошо держать равновесие, а то заработает себе очередной гипс, а с костылем тут потом не поскачешь. Впрочем, Дазай демонстрирует чудеса грации и добирается целиком до места, к которому вел его Накаджима.  – Кажется, здесь, – Ацуши шустро соскользнул на землю, скатившись по железному листу. Дазаю пришлось последовать за ним, а тот уже звал его войти в какое-то помещение, вход в которое был скрыт замученного вида занавесью, но довольно плотной, потому что свет снаружи, а день был ясным, просачиваться вовнутрь совсем не желал. – Кёка-тян? – позвал он негромко.  Дазай сразу разглядел ее в потемках. Точнее не ее, а Снежного демона, что послушно парил вблизи девушки, сжимая в полупрозрачных руках катану. Ох, Кёка-тян… Дазай ожидал, что она расскажет ему информацию, что смогла здесь добыть, пока пряталась в этих трущобах, а она притащила источник этой информации сюда, и явно уговаривать долго не стала.  – Кёка-тян! – Ацуши тоже слегка не ожидал такого поворота. – Я думал… А кого ты здесь удерживаешь?!  – Я чуть не провалила все, – признается она, склонив голову. – Вызвала подозрения и едва не упустила того, кто может выдать нам необходимые сведения. Пришлось действовать таким образом. Полагаю, потом ее придется ликвидировать.  Цель на ликвидацию, заткнутая не самого чистого вида кляпом, в ужасе взвыла, но Кёка даже не глянула в ее сторону. Она лишь взяла с импровизированного стола большой фонарь и поставила его ближе, включив на среднюю яркость. Дазай подошел поближе, всматриваясь в испуганно взирающую на него девушку: в ее глазах, кажется, мелькает что-то похожее на узнавание, но тут же туманится страхом. Не страх ли это от того, что она вспомнила его? Он садится перед ней на корточки.  – Ацуши-кун. Покарауль снаружи.  Парень колеблется, но все же выходит на яркий свет. Дазай подымает голову и смотрит на парящего рядом демона.  – Кёка-тян, неужели она настолько опасна? – Дазай осматривает веревки, что удерживают девушку на стуле, но на самом деле сейчас он спрашивает о необходимости использования того, что открыто парит над ним.  – Нет, но так она сговорчивее.  Кёка-тян так и не научилась искать баланс и сразу бьет на поражение врага, но действует чисто, и Дазай только хищно улыбается, а потом тянет руку вперед вдавливая грязную тряпку заложнице глубже в рот, из-за чего та начинает дышать еще более нервно.  – Юан, вроде так? А ты как была мелкой, так и осталась. Наверно, вас с Чуей постигла одна зараза.  Личико девушки на миг становится жутко обиженным, но потом она снова вспоминает, что ей вроде как страшно, и у нее мерзкий кляп во рту, и встреча с этим человеком, что так сладко улыбается ей, ничем хорошим не кончится. Дазай убирает руку от ее рта и хватает за запястье. Браслета нет. Но они, кажется, все еще носят их. Тогда, на руках Сугимото что-то такое мелькало, но у Дазая не было повода соединить все в одно в тот миг, о чем он теперь жалел. Но зато вот с помощью пронырливой Кёки вычислил ту, которая явно сможет разболтать то, что он так желает узнать.  – Я вытаскиваю, – предупреждает Дазай, дергая за кончик тряпки во рту Юан, а Снежный демон завис еще ниже, при этом отдалившись чуть от Дазая. – Вот так вот, выдох, Юан, не надо задыхаться.  – Воды!  – Кёка-тян, дай ей сделать глоток!  Кёка послушно дает прижаться на миг ртом бутылке, но не церемонится. Дазай так каждый раз на нее смотрит: она была бы идеальна в качестве члена мафии, и Мори, зацикленный на нем, на Дазае, даже толком, наверное, и не понял, какое сокровище он упустил, когда девочка внезапно еще несколько лет назад поняла, что в ее душе осталось гораздо больше живого, нежели ей пытались внушить.  – Ну, теперь будем говорить?  – Откуда ты тут взялся, придурок? – конечно, она его узнала. Смотрит затравленно, но злоба помогает ей не удариться в панику. – И так все угробил, что еще надо?!  – Угробил? Ты об Овцах?  – Уход Чуи! Если бы он оставался при нас…  – С вашим отношением к нему, он бы долго с вами не остался, благо, не совсем болван, – Дазай быстро прервал ее. – Но разговор о том, что Овцы вроде как здравствуют, а не страдают, и неужели ты, милая, не в курсе?  – Я больше не состою в банде, если ты не заметил, слепошарый!  – Нет, это первым делом бросилось мне в глаза. Но не состоять в банде не значит не общаться с ее членами. И не знать о возрождении.  – Ни слова тебе, сука такая, не скажу! – Юан сейчас уже не такая миленькая, какой была годы назад. Излишняя худоба явно не красила ее, и вообще девушка не особо следила за своим внешним видом, смазливое некогда личико выражало какую-то запредельную тоску от жизни, и тут Дазай ее понимал, но он не сочувствовать ей пришел.  – А тебе есть, что мне рассказать?  – Блядь, нет!  – А я все же так не думаю. Иначе бы Кёка-тян не стала столько времени тратить на тебя. Да еще и вылавливать.  – Это было сложно, – подает сзади голос Кёка. Вроде тон, как всегда, прохладный, но в нем скачут нотки раздражения тем, что пришлось повозиться.  – Масаи Казуюки. Кто этот человек и где он?  – Ты серьезно думаешь, что я просто так возьму и скажу? Странно, что ты еще не сдох от свой тупости, – она явно хотела ему еще и в лицо плюнуть, но, видимо, одумалась в последний момент.  – Некогда, некогда с тобой возиться. Кёка-тян. Бутылку с водой. И приготовь весь остальной запас. Юан-тян ведь очень хотела пить.  – Совсем рехнулся?! – она только и смогла это выпалить, как Дазай ногой опрокинул стул, на котором она сидела, и, не дав очухаться, схватив крепко за подбородок ошалевшую от страха и от удара головой о каменный пол Юан, принялся вливать ей воду в рот.  – Зажми ей нос, – Дазай произносит это ровно, словно даже рутинно, при этом анализируя свое внутреннее состояние. Одасаку, неужели ты в самом деле ошибался, и все это изнутри не вытравить? Потому что сейчас Осаму ощущал себя совершенно спокойно и сосредоточенно. Не испытывая ни капли милосердия.  Юан привязана крепко, но брыкается все равно со всей дури, и Дазай отпускает ее, позволяя вцепиться Снежному демону – и теперь жертва точно будто в тисках. Его задача лить воду и не коснуться. Но пока что он не злобствует и ждет, когда Юан прокашляется и сплюнет часть, что не смогла проглотить. Но и тут он ждать долго не собирается, поэтому он довольно ощутимо хлопает ее по щеке, а потом заставляет смотреть на себя.  – Я только начал.  Дикие загнанные животные так не смотрят, как она сейчас на него взирает. Видимо, еще и вспоминает старые обиды. Он подтолкнул Чую к уходу, это верно, но рано или поздно он бы понял, что ему нечего делать в подобной шайке, не говоря уже о том, что его бы использовали дальше. Дазай просто берет следующую бутылку и сам зажимает ей нос, несмотря на то что она пытается дернуться и способность Кёки зависла над боком. Сквозь бульканье и кашель Дазай слышит попытку что-то ответить, поэтому отпускает ее.  – Твой друг Ширасэ.  – Я не знаю, где он, – Юан тяжело говорить, ее уже начало подташнивать. – Я уже не была в банде, когда там стало все меняться. Я понятия не имею, что там устроил Ширасэ! Я не общаюсь вообще с ними даже!  – Юан, – Кёка садится на колени и предусмотрительно открывает еще одну бутылку с водой. Интересно, когда Ацуши сюда тащил запасы водички, у него были догадки, для чего та понадобилась в таком количестве? – Тот парень, с которым ты живешь…  – Не говори, что ты убила его!  – Нет, он оказался довольно разговорчивым трусом. Думаю, и к тебе побоится вернуться, после того как сказал, что к тебе порой наведываются люди из Овец, используя тебя в качестве одного из звеньев сбыта наркотиков…  – Сука, чтоб он сдох! Ну и что? Это не значит, что я знаю что-то о том, что там задумали Овцы… Да блядь, хватит! – Юан пытается увернуться, но из-за этого только больше захлебывается.  – Тебе известна некая Сугимото Юи? – Дазай спрашивает это после того, как она смогла немного прокашляться. – Не отвечай, уже вижу, что известна. В принципе, много от тебя не попрошу. Просто подсказать, где можно ее найти, а то юркая оказалась, куда-то запряталась, да не найти, а мне очень хочется знать информацию, что таится в ее не совсем умной головке. Есть еще одно имя, которое я уже озвучил, – Масаи Казуюки. Тоже было бы любопытно о нем послушать…  – Не знаю я ничего! Съеби уже отсюда! Что еще тебе надо? Итак все… – говорить ей тяжело, от воды ее тошнит, и она глухо стонет, содрогаясь от рвотных позывов, но Дазай грубо дергает ее, не давая повернуть голову в сторону.  – Позже подыхать будешь! Мне без разницы, если ты назовешь иные имена, места, но это единственный твой вариант не захлебнуться, – Дазай плеснул ей в лицо водой, а потом поднялся, глядя сверху вниз. – Даю десять минут на раздумья. Потом я продолжу. В противном случае, церемониться более с тобой никто не будет, – Дазай косится на Кёку, и Снежный демон зависает над Юан совсем низко.  Она смотрит то на него, то на Дазая, не имея представления, какое из двух зол страшнее, делает вдох, и Осаму резко опускается снова над ней, хватая открытую бутылку и безжалостно вливая новую партию. Его резкие движения пугают куда больше, ведь он соврал, не дал обещанного времени определиться, и девушка в бессилии дергает ногами. Дазай не видит, как заглядывает Ацуши, но Кёка тут же приказывает ему продолжать стоять на стреме.  Юан надо время, чтобы просто вода перестала забивать ей глотку. Снежный демон режет путы, что привязывают ее к стулу, в таком состоянии она сейчас никуда не денется, зато быстрее придет в себя.  – Пока ты думаешь, еще один вопрос, – Дазай стоит за ее спиной, пока она сидит на коленях в попытке унять страшный душащий ее кашель. – Что тебе известно о том, кто поддерживает Ширасэ? Я в жизни не поверю, что он стоит за всем этим.  – Я не знаю никаких подробностей, – глухо отзывается девушка. – Я ушла из банды, когда там совсем дела пошли хреново. Многие тогда разбегались. Но, – она пытается вдохнуть или все же умолчать, и Дазай садится снова рядом с ней, убирая волосы с ее лица, но такие обманчиво ласковые движения еще больше пугают – одно то, как он смотрит… Кёка выдерживает это все хладнокровно, но ее напряжение все равно тоже начинает проявляться. Юан колеблется и что-то лепечет: – Вроде бы говорили, что вернулись некоторые члены банды, которые были еще при Чуе и покинули ее почти одновременно с его уходом.  – Имена.  – Я не знаю, кто конкретно…  – Похеру, назови мне все имена.  – Я не была с ними близко знакома!  – Не верю, что ничего не знаешь, – Дазай откупоривает новую бутылку, поглядывая на Кёку, готовый в любой момент отдать приказ на то, чтобы она позволила Снежному демону применить силу. – Тебе не понравится, как ты умрешь, Юан.  – Какого хера ты вообще всем этим озаботился?!  – Я не отвечаю на твои вопросы. Кёка-тян.  – Нет, не надо! – но Юан долго тянула, и она снова захлебывается. Дазая уже это все раздражает, он держит ее крепко за шею, вливает воду. Подобного рода создания у него жалости не вызывают, а еще… Та жестокость, что всегда жила в нем, она не может вечно спрессовываться, ей надо куда-то выходить…  – Последний шанс, Юан.  Он ждет, когда она сможет говорить, не задыхаясь через слово.  – Один… Томокава Кадзуки. Тот еще грубый придурок. Он был какой-то шибанутый, с нами не общался, ничего я не могу сказать о нем.  – Еще кто?  – Я не уверена…  – Зато я уверен, – Дазай сжал крепко новую открытую бутылку, откуда выплеснулась вода.  – Был один человек… Близкий на тот момент друг Чуи. Я не рискну утверждать, что он в самом деле мог вернуться, но его имя стало звучать, у него прежде были не особо отношения с Ширасэ, и поэтому мне странно, что они могли в чем-то сойтись, но тот парень в самом деле обладал авторитетом и также занимал особое место среди руководителей. Оока Сёхэй.  Дазай напрягает память. Вроде бы звучит знакомо. Это имя могло мелькать в сводках о деятельности Овец, но все внимание было больше сосредоточено на Чуе тогда. Любопытно…  – Они одаренные?  – Томокава вряд ли… Говорю, с ним не пересекались мы. А про Оока – нехорошая у него была способность. От нее люди умирали.  – Мне нужна конкретика, Юан.  – О способностях тех, кто управлял бандой не принято было много болтать. И он не общался с нами столь близко, в отличие от Чуи. Он следил за тем, чтобы никто не нарушал правил банды. Я лишь знала, что это может не особо хорошо кончиться, поэтому, как и многие, предпочитала держаться подальше.  Дазай бросил бутылку рядом со вздрогнувшей девушкой и поднялся с пола. Так, у него есть два новых имени, но без особых зацепок. И местоположение Овец до сих пор неизвестно.  – Хотя бы предположение, Юан. Где они могут быть. Здесь, в Сурибачи? В ином месте? Это сейчас решит вопрос о том, прирежет ли тебя Снежный демон или пощадит.  – Я не знаю ничего! – хрипит она, теряя уже совсем силы, того и глядишь – сама помрет.  – Я не спрашиваю о том, что ты знаешь, а что нет. Предположения, Юан. Уже и так ясно, что тебе подобной никто важной информации не доверит, – Дазай склоняется над ней, слегка обнажая зубы в улыбке. – Какое вообще было отношение к тебе в этой банде? Чем ты там была? Хорошенькой милой девочкой? А какая от тебя польза? Выебать хорошенько? Сколько раз тебя пускали по кругу? Много? Не смотри на меня так, я вижу – ты довольно бесполезна, подохнешь, никто и не заметит, а ты точно ушла сама? Или тебя выперли, потому что подобное как-то уже и трахать не хочется? Какие же они там все суки мерзкие, правда? Что ты вообще хорошего имела за все время? Вы загнулись окончательно после ухода Чуи, и до такой дряни, как ты, там явно никому не было дела, а сейчас и подавно. Даже если Овцы снова наберут силу, разве тебя позовут? Порченный товар, совершенно бесполезный, который можно заменить ныне на всяких Сугимото.  Даже пытки не вызвали столько слез в глазах.  – Тебе не омерзительно, Юан? Тобой всегда пользовались, а ты терпишь, сейчас терпишь, а потом они, узнав, кто у тебя тут был в гостях, придут и всадят тебе нож в бок, или как вы там теперь поступаете с теми, кто в банде?  – Это не так…  – Вы когда-то даже на Чую рискнули напасть. Чего уж говорить об устранении чего-то вроде тебя? Убьют и снова спрячутся.  – Я правда не знаю, где они сейчас. Но точно не здесь. Тут уже шарились недавно.  – Об этом я в курсе. Развалины башни – там может кто-то прятаться? – Дазай внимательно следит за ее реакцией.  – Откуда мне знать? Я туда не хожу, никто не ходит. После появления того психованного одаренного и разрушения это место считается очень плохим. Никто ведь даже не обратил внимания на то, сколько местных тогда погибло! Там до сих пор, наверно, лежат их трупы! Стал бы там кто прятаться, в могильнике…  – Только не пытайся меня уверить, что члены банды столь суеверны и брезгливы, – Дазая не убедить подобными словами, и он пока что не отбрасывает варианта с местными руинами в качестве убежища.  – Я говорю лишь о том, что здесь думают о том месте.  – Я могу подтвердить, что, пока вела здесь расследование, я не сталкивалась с тем, чтобы кто-то говорил о том, что некая группировка может скрываться в тех руинах, – вдруг вмешалась Кёка. – Я осматривалась там – подозрительной активности примечено не было. Могу проверить еще раз.  – Посмотрим, – Дазаю бы на самом деле не хотелось, чтобы Кёка лезла туда одна, несмотря на все ее способности к атаке и самозащите, не говоря уже о покачивающемся в воздухе Снежном демоне, готовом положить любого. К тому же они могли спугнуть всю крупную рыбу. – Ну, Юан? Предположения?  – Да не могу я точно ничего сказать! Но они точно в Йокогаме. Из разговоров складывалось такое мнение. Я слышала, как они говорили, что Портовая мафия более не имеет такой власти, и можно далеко не прятаться.  – А насчет Сугимото?  – А Юи… Поищите среди улиц Харадзюку.  – Мне нужна конкретика, – Дазай понижает голос.  – Не знаю, поспрашивай там. Я просто слышала пару раз от нее, что она там бывает, но не более! Хватит уже издеваться!  – Вот и ты пользу принесла, Юан, – Дазай выдохнул, ощущая, как его отпускает. У него уже нет желания что-то еще из нее вытягивать. – Едва ли этот момент еще когда-то повторится, запомни его. Мы уходим, Кёка-тян. А то кое-кто в офисе истерит так, что, мне кажется, будто я здесь слышу его голос.  – Дазай-сан, – Кёка замирает над Юан, которая сжалась в комок, ожидая, что ее сейчас убьют, – мы так ее тут и оставим?  – Овцы и так уже знают, что их ищут, мафия тут пошумела, какая разница, это очевидно. Что она скажет? Ничего. За ней свои скоро придут, если сочтут, что она стоит того.  Дазай не стал добавлять, что будь он в мафии, он бы просто пристрелил ее, но в нынешнем положении вроде как – они не могут себе такое позволить, а вообще его поразило то, что в этом плане они с Кёкой, все же сохранившей хладнокровие, были на одной волне. Видимо, старая школа просто так не выветривается, сколько бы лет ни проходило. О блядь, нет, он меньше всего сейчас хочет думать об Одасаку, о его словах, и о том, что они с Чуей поцапались частично из-за него, хоть Дазай и плавал в мутных водах удовольствия после этого, но слышать – его тоже можно все еще резать по живому, и Чуя, охуенно ебущаяся сука, знал, куда втыкать лезвие.  Дазай ощущает, как у него щеки вдруг начинают пылать, да только не поймет, что именно тому виной: нагрянувший стыд за все проступки или желание потрахаться вдруг так зримо стало отражаться.  Ацуши не задает лишних вопросов, хотя свою обеспокоенность, как всегда, не может скрыть, но Дазаю сейчас не особо интересно заниматься воспитанием уже и без того взрослого парня. Они все вместе возвращаются в офис, при этом Дазай несколько удивлен застать там только Танидзаки, точнее видно только его дергающиеся конечности, все остальное скрыто под придавившей его Наоми, которая даже не реагирует на пришедших, да Кенджи страдал от скуки, сообщив, что Рампо-сан пошел издеваться над полицейскими, взяв его сначала с собой, но парнишка проголодался и вскоре удрал в кафе «Удзумаки», а теперь вот скучал здесь.  Отсутствие Куникиды настораживало, он не отправлял более никаких сообщений Дазаю, даже злобных, но Осаму решил, что в таком случае вполне может слинять с работы, так как сегодня уже и без того упахался, к тому же надо было подумать над словами Юан, и думать он решил не один, но для начала лучше будет заскочить домой и переодеться.  Как бы то ни было, Юан все же более-менее сузила круг поисков до пределов города. Но в то же время – в Йокогаме полно мест, где можно схорониться, уж ему ли не знать. И все же – целая банда. Или не целая? Сколько их там? Может, не так уж и много, потому что это может быть не главным фактором, если имеются в наличии сильные эсперы. Сколько же от этого проблем! Так бесит, что, добравшись до станции электричек, стоишь, смотришь на приближающийся поезд и вроде как покачиваешься уже для того, чтобы прыгнуть под него – Дазай готов, с легким сердцем это сделает, но тот уже замедлил ход, замер – двери разъехались в стороны, приглашая. Можно следующий дождаться, но нет – если Дазай устроит свою смерть на рельсах, тут сразу все движение встанет. Не хочет он людям вокруг все портить. Поэтому заталкивает себя в вагон, и едет до станции Яматэ, тем временем раскрывая в голове еще и карту токийского квартала Харадзюку и его окрестностей. Внешний пестрящий лоск этого места – лишь для туристов. Там тоже есть свои не самые красивые тайны. Осаму хочет верить, что в такие глубины лезть не придется, потому что еще во времена мафии частил он в эти улочки, где скрывались лав-отели и подозрительные личности выныривали из темноты. На что он вообще тратил свою юность?  В процессе обдумывания дальнейшей стратегии Дазай не забывал и накидать вариантов того, куда подевался Куникида-кун, и один из них ему не очень нравился, но его пришлось скрепя сердце принять, потому что Дазай, еще не войдя в дом, догадался, что там не пусто. Даже замер, думая, стоит ли входить и напрашиваться на праведный гнев, но все же принялся рыться в карманах в поисках ключа, пока не наткнулся на что-то мохнатое, резко выдернув руку.  Твою же мать… Не первый раз так попадается ведь, запихивая руки в карманы, но все время забывает, что там так и лежит маленький мохнатый комок, который вручил ему сын Чуи. Уж что-что, а вот отношение этого ребенка к нему, внезапный такой интерес, стал загадкой. Ну, посидел с ним полдня, поиграл немного… Все еще не укладывается в голове, что этот мальчик в самом деле Чуи, но угол обзора постепенно накреняется, и Осаму находит в этом что-то такое охватывающее его с ног до головы, из-за чего его отношение к самому Чуе начинает терпеть странные и волнующие трансформации.  Но не перед дверью о таком думать. Он все же вынимает ключ, заваливаясь вовнутрь и сразу бросая глаза на оставленную обувь.  Женщина. В их доме женщина. И эти туфли – точно не Кикуко-сан. Слишком скромные, не как у престарелой нимфетки, да не заберут его черти за такие злобные мысли. Эти туфли – Дазай успевает прокрутить в голове догадку, прежде чем из гостиной показывается Куникида.  – Единственная причина, по которой я не желал твоей смерти в ближайшем водоеме, – жалко было бы одному платить аренду.  – Ого, ты почти сейчас признался в том, что меня ценишь! В своем особом ключе, но я тронут! – Дазай скачет на одной ноге, стряхивая обувь с другой. – А как поживает наша гостья?  – Дазай…  Дазай пробирается глубже в дом быстрее, чем Куникида успевает что-то там сказать, но он и не думает отхватить какой ценный компромат, потому что с Куникидой на такое даже не приходится рассчитывать, но сидящая на коленях перед столиком Сидзуко-сан и гипнотизирующая чашечку чая лишь для того, чтобы не смотреть ни на кого и скрыть смущение, – все же это довольно интересный поворот в личной жизни Куникиды. Впрочем, Дазай не испытывает ни капли удивления.  – Сидзуко-сан! – она смотрит в ответ только в тот момент, когда к ней непосредственно обращаются и вскакивает на ноги. – Ваше сияние затмевает мне взор! Неужели это Куникида-кун тому причиной? – Дазай оценивающе осматривает замершего рядом коллегу, готового его отпиздить до потери сознания, если он сейчас ляпнет что-то не то. – Хм, с его-то перфекционисткой скучной аурой… Впрочем, о вкусах не спорят, верно?  – Дазай, какого черта?  – Какого черта? Куникида-кун, в чем дело? Ты же так желал меня видеть! Я пришел! – Дазай приобнимает его за плечи одной рукой, явно преследуя тем возможность умереть в страшных муках, но ради мгновения лицезреть бешеного Куникиду, он готов пойти против своих принципов относительно безболезненных методов прощания с жизнью. – А теперь ты мне и вовсе не рад! Хотя я понимаю! Сидзуко-сан, это даже как-то неприлично – принимать вас такую в этом жалком домишке!  Дазай не лукавил. Она в самом деле сегодня была до невозможности хороша! И если бы мысли Дазая не были заняты тем, что с ним учинил кое-кто прошлым вечером, то вполне бы он мог и подольше ею полюбоваться, но не сейчас, когда он немножко продвинулся в делах Овец, ушел мысленно в свое личное, и рубильники стали щелкать так, что в ушах звенело и искры сыпались перед глазами. Белоснежное платьице на тонкой женской фигуре, целомудренно ее прикрывающее до самого пола, но своей легкостью манящее, сейчас уже не казалось таким соблазнительным элементом, коим могло быть раньше. Чуя, блядь, что ты натворил?  Но Сидзуко-сан – она в их доме, и явно не просто так.  – Как у вас нынче дела? – Дазай игнорирует, как рядом с ним закипает злобный чайник.  – Ах, Дазай-сан, было бы куда хуже, если бы не ваша помощь и не помощь агентства. И Куникида-сан… Он скрашивает немного мои мрачные ныне будни.  – Боже, не говорите, что вы тоскуете по своему мужу! – Дазай внимательно смотрит на нее, пронизывающе, откинув даже мысли о мутных воспоминаниях о том, что творилось в маленькой ванной комнате, мутных – Чуя в самом деле его едва не придушил, и сконцентрироваться было сложно. Может, потому он не спихнул его с себя, несмотря на болезненные ощущения? Черт его знает. Дазай херово соображал. А сейчас вот как раз очень ясно смотрит на гостью, которая вся краснеет, покрываясь мелкими пятнами – ее бледная, чуть прикрытая легким шарфиком шея сразу начинает резко контрастировать со светлыми оттенками ее наряда, и выглядит это почему-то зловеще.  – Нет, что вы, – она тихо это произносит, не зная, как показать, что задеты неприятные нити разговора.  – Может, ты оставишь нас? – вмешивается Куникида. – Какого хрена ты не в офисе, кретин?  – А ты? – вопрос резонный, Дазай и так уже догадывается, что тому причина, но детали пока не прояснил.  – Это моя вина, – Сидзуко, сцепив пальцы, вытянула руки и несколько раз поклонилась. – Прошу прощения! Но мне просто более не к кому теперь обратиться с такой просьбой. Я совершенно не компетентна в подобных делах, позорно признаваться, но я даже в сортировке мусора не особо преуспела, каждый раз переживаю… А тут… Я решила покинуть Токио, переехать в другое место. Не смогу тут больше жить. Слишком много воспоминаний, которые я хотела бы оставить, а жить одной в нашем доме в Минато я просто не смогу; очень сложно было решиться, но я сказала себе, что так будет лучше: я хочу разобраться со всеми делами и уже летом уехать в другое место, продав здесь все. Но как это сделать… Куникида-сан… Я так ему благодарна! Он готов мне во всем помочь!  – А Кикуко-сан не против, а, Куникида-кун? Я просто решил, что ты нашел ей наконец-то замену, но у тебя, как всегда, все дико скучно!  Несмотря на то что ночью он ни черта не спал, реакция все же спасла – в челюсть не получил. Или это просто Куникида вяло целился, понимая, что с этого идиота ничего не взять.  – Я выселю тебя отсюда нахрен!  – Ну, Куникида-кун, не пугай Сидзуко-сан!  – Я понимаю, что доставляю вам беспокойство лишнее, – она как-то не особо реагировала на их разборки между собой, при этом смотрела все куда-то на свои ноги в беленьких носочках.  Волосы ее слабо закреплены на затылке, так что некоторые завитые прядки спадают на плечи, делая ее какой-то особо нежной. Дазай видит, как Куникида-кун то и дело бросает на девушку взгляды. Его так легко прочесть. Эта несчастная вдова, кажется, околдовала его своей беззащитностью, а после того, как Рампо-сан раскрыл ее историю, он явно проникся всей драмой до глубины души. Ну-ну, Дазай не будет мешаться!  – Никакого беспокойства, Сидзуко-сан! Отдаю вам нашего лучшего после меня сотрудника агентства в полное распоряжение! И вам помощь совершенно бескорыстная, и меня пилить никто не будет!  – Какой ты ушлый, – Куникида одергивает на себе жилетку. В руке он все это время сжимал свой блокнот, где уже явно расписал весь план переезда.  – А куда вы хотите уехать, Сидзуко-сан? – Дазай спрашивает чисто из любопытства, которое никогда не бывает лишним.  – Сначала думала вернуться в Сидзуоку, но потом вспомнила о том, что там меня все связывает с этим человеком, Хиратой, и пусть он оказался вовсе ни при чем… Мне сложно будет не думать об этом. Сложно было решиться, но Куникида-сан предположил, что будет неплохо купить небольшой дом где-нибудь в курортном месте, и я смогла бы его сдавать, да и жить там в одной из комнат. Непросто будет сначала разобраться со всеми делами, но я бы хотела и сама зарабатывать хоть как-то, а не жить только на то, что мне досталось от мужа.  – А Куникиду с собой забрать не хотите? – надо видеть, как прекрасен был этот момент превращения Сидзуко в спелую, пылающую на солнце вишню от таких слов.  – Дазай, ты чего несешь?! – Доппо хватает его за плечо, намереваясь уже оттащить подальше, чтобы прекратил издеваться! – Сидзуко-сан, прошу прощения, я сейчас вернусь!  Дазай думал, что его так и протащат по лестнице, роняя по дороге, но, видимо, с этим бы пришлось дольше возиться, поэтому его просто подпинывали ступать наверх, словно оттуда их вопли будет не слышно.  – Где ты, скотина, шлялся опять? Умчался вчера какого-то хера, свалил на меня всю работу! И кто тебе позволил в своих личных целях эксплуатировать сотрудников?  – Ты про Ацуши и Кёку? А, так я их уже отпустил! Они чудесно все отработали! Ай, больно, Куникида-кун! – Дазая заталкивают в его комнатку, где кроме неубранного футона да развешанной на стенах одежде и взгляд-то кинуть особо некуда, впрочем, сюда он ходит только ночевать, да и то нашел, кажется, себе новое место, лишь бы с задницей понежнее обходились… Ох, блядь, никогда еще секс не становился настолько темой номер один в его голове.  – Что ты такое замыслил? Не скажешь, выпотрошу прямо тут, а потом потроха передам директору, чтобы он видел, из какого дерьма ты состоишь!  – Какой ты злой, – и правда злой, даже Чуя этим утром был не таким злобным, правда, у того была очень смущающая причина.  – Мне не нравится, что ты что-то мутишь у всех за спиной.  – Ну, ты тоже скрыл свои отношения с Сидзуко-сан, – Дазай плюхнулся на татами, невинно хлопая глазами и делая вид, что ему было вовсе не больно сейчас вот так вот усесться. Вроде и терпимо, и в то же время как-то странно, черт, наверно, все же стоит смазать чем-нибудь зад. Блядь, сколько проблем с этим анальным сексом! Знал бы Куникида, какие мысли у него крутятся сейчас в башке!  – Это не касается более работы. Она уже не в статусе пострадавшей.  – Пострадавшая… И что? У вас все будет серьезно?  – Прекрати!  – Но я вижу, что твои мысли направлены на нечто иное, нежели помощь в переезде. Причем с самого начала. А тут теперь такая удача. Куникида-кун, ты же буквально создан для того, чтобы утешить женщину! Тем более такую, как Сидзуко-сан! Неужели ты в самом деле дашь ей уехать?  – Чего это ты так этим обеспокоился? Это же не в твоих интересах, если я свалю, один ты жилье не потянешь, – Куникида поправил на носу очки. Вообще вид у него был какой-то сонный, хотя так сразу и не скажешь. А он чем ночью занимался? Неужели сгорал от пришедших по его душу мук любви?  – Ты за меня не переживай. Я уж точно выкручусь.  – Где ты ночевал? Завел очередную подружку?  – Ага. Мы скоро совершим двойное самоубийство, и тогда тебе в самом деле придется подумать о том, как ты будешь платить за жилье и прочие расходы. Между прочим, а Сидзуко-сан – вдова-то с хорошим приданным!  – Ты лучше всех знаешь, что для меня не имеют значения подобные вещи.  – Да, у нас с тобой, заметь, это общее, что бы ты обо мне ни думал.  Куникида задумчиво разглядывает его, неожиданно кивая, будто сделал для себя какое-то внезапное открытие и оно очень важно для него. Был миг, когда выражение его лица смягчилось, но затем он снова посуровел.  – Ты должен быть в офисе.  – Я с утра уже поработал, Куникида-кун, – Дазай отполз на свой футон, собираясь развалиться на нем прямо так, хотя хотелось раздеться. – Директору я звонил. Ёсано-сенсей там сегодня всех будет строить, раз уж он и тебе позволил заниматься личными делами.  – Это не совсем личное дело. Я объяснил ему, что это касается вдовы Коямады, и он сказал, что агентство не должно бросать своих клиентов до последнего.  – А ты и рад стараться. Да, кстати, пока ты не умчался вниз – вечером я снова уеду.  – Ты что-то скрываешь. И даже не пытаешься это замаскировать.  – Это всего лишь мои личные дела.  – В которые ты вмешиваешь сотрудников агентства. Дазай, я в курсе, что ты отправлял Кёку в Сурибачи. Какого хера тебе там понадобилось? Не говори мне, что это связано как-то с Шибусавой.  – Как пожелаешь.  – Блядь, Дазай!  – Не ной, Куникида-кун! Дай мне поспать лучше!  – Я переговорю сегодня с этими двумя. Узнаю, зачем ты все это устроил.  Дазай лишь отмахивается и начинает расстегивать на себе рубашку. Ему надо немного отлежаться, а потом дальше заниматься делами. Куникида пусть развлекается с прекрасной вдовой. Тот постоял еще пару секунд – слишком хорошо уже знал привычки Дазая и моменты, когда он в самом деле более не намеревается продолжать разговоры, и быстро вышел, закрыв за собой дверь, а Дазай тем временем, пытаясь не сбавить скорость развития своих мыслей относительно того, что удалось узнать от Юан, переоделся в домашнее и проскользнул в ванную комнату, заранее сомневаясь, что у них тут найдется что-то такое, чем он сможет себя подлечить.  Куникида не узнает, что Дазай рылся на его полочке. Причина проста – на полочке Дазая ни черта в этот миг полезного. Лишь бритвенный станок с остатками пены, надо купить новую, но проще тырить у Куникиды; жидкое мыло с ароматом каких-то скучных цветочков, лосьончик почти приконченный, да зубная щетка с пастой. Его сосед не сказать, что прям заставил все предметами ухода, но выглядело это не так убого и грустно, и, порывшись, Дазай откопал там какой-то смягчающий крем, устраняющий сухость кожи после всякого рода механических повреждений, и приготовился принести его в жертву ради того, о чем хозяину кремика лучше не знать.  Интересно, а как бы Куникида отреагировал, если бы Дазай чисто по приколу сказал ему, где был прошлой ночью да чем занимался? Он, наверно, сначала бы долго таращился на него с вытянувшимся лицом, а потом бы напомнил, что типа бывших мафиози не бывает, и это плохо, что Дазай вышел с подобным человеком на контакт.  Контакт. От этого контакта сейчас пробирает. Осаму, прикрыв глаза, не удовольствия ради касается себя меж ягодиц и зачем-то забивает голову представлениями о том, что это делает Чуя… Просто… Из-за их ссоры и последующей суматохи, как он мягко называл все случившееся, не было возможности проникнуться процессом, и момент соприкосновения… Дазай чуть пошатнулся, хватаясь рукой за стену и, прищурив один глаз, поглядывая на себя… У него нет желания перевозбуждаться и утолять свои желания, скажем так, мануальным способом, поэтому он принимает практически ледяной душ, повторяет процедуру надругательства над чужим кремом, а потом отправляется на футон. Спать себя можно даже не пытаться заставлять. Измотанный, он вырубается легко и даже спит без снов.