The Ties That Bind

 – Какого черта вообще?!  – Чуя, тсс! – Дазай прижимает палец к своим губам, и при этом его лицо так близко, что Чуя сам почти касается носом этого пальца. – Не шуми! Ты сорвешь всю операцию! Ее разработка велась долгое время, и я не прощу себя, если что-то пойдет не так! Притихни!  Дазай очень серьезен, да вцепился так, будто Чуя в самом деле готов выпрыгнуть из укрытия и сдать его врагам. Подозревать Накахару в подобном – прям удар, уязвил так уязвил.  – Сиди тихо!  – Я и так тихо! – шипит недовольно скрюченный Чуя, потому что в этом узком пространстве, где он чуть ли не на коленях этого придурка восседает, особо-то и не развернешься даже с его, кхм, не особо удачным ростом, хотя в чем-то Дазай прав – если начать дергаться, то шум неизбежен. – Зачем ты и меня втащил сюда? Сам бы разбирался!  – Ты хоть понимаешь, как скучно сидеть в засаде? Не говоря уже о том, что над тобой замерла угроза страшной и неприятной смерти!  – Только не пытайся убедить меня, что тебя реально это ебет! – Чуя пытается двинуть ему локтем по ребрам, но его из-за этого только крепче прижимают к груди, и он может лишь недовольно сопеть на такое.  – Знаешь, тут вопрос больше в том, что обидно проиграть достойному сопернику, – Дазай все еще сохраняет свой крайне серьезный настрой и крепче сжимает пистолет, что, однако, не стирает с лица Чуи скептического выражения. Он пытается чуть извернуться, чтобы изучить Дазая – в это темное убежище едва ли проникает свет, и Чуя может лишь угадывать, что там в самом деле выражает его лицо, но он между делом так вспоминает времена операций в мафии, и это внезапно приятно горячит грудь, через которую сейчас в крепком захвате легла рука.  Ну, во всей этой какой-то тупой ситуации есть приятный момент – и Чуя не рыпается лишь из-за этого: Дазай его обнимает, может, даже слишком откровенно вжимается в его тело, и это как-то мешает всей его серьезности, но Накахара разве будет возражать? Если этот придурок возомнил, что так ему будет легче, пока над ним, как он выразился «замерла угроза страшной и неприятной смерти», то черт бы его побрал, Чуя, наверно, готов потерпеть. Хуже было когда-то перетерпеть время без него и то время, полное обманчивого равнодушия между ними, из-за которого все еще обидно – столько потеряно зря, но Чуе показалось нелепым сейчас думать о таких серьезных материях.  – Ты курил, – вдруг каким-то мечтательным шепотом звучит голос Осаму. Он ткнулся носом в его волосы.  – Еще перед тобой я не отчитывался! Ай! – Чуя недовольно ворчит, когда его вжимают в себя еще крепче, явно таким образом требуя тишины, потому что их могут обнаружить, и он какое-то время в самом деле сидит тихо, в свою очередь вдыхая чужой аромат: от Дазая привычно пахнет какими-то медикаментами, но среди этого запаха от чужой теплой кожи Чуя будто бы улавливает шлейф собственного дорогого парфюма, что потихоньку стал впитываться в тело этого мужчины – ведь все больше минут и часов они разделяли вместе, очень близко, и Чуя таким вот образом мог считать это своеобразным знаком для всех, чтобы уяснили сразу на подсознании, кому принадлежит этот болван, что сейчас сосредоточенно делал вид, что просчитал ситуацию от и до.  – Может, тебе подкрепление позвать в лице твоих как бы преданных коллег? – хмыкает Чуя.  – Едва ли это уже поможет, – судя по интонации голоса Дазая, он явно драматизирует, но определенно не рассчитывают на чью-то помощь. Кажется, решил сам биться до последнего. – Знаешь, самое трагичное, что даже твоя гравитация, не говоря уже про беса внутри тебя, – все это окажется совершенно бесполезным.  – Тогда, может, я пойду? – Чуя вроде как не собирается, но просто в желании подразнить себе отказать не может. – А ты бейся на смерть. Если повезет, расскажешь, как все прошло.  – Тебе совсем меня не жалко, – Дазай плаксиво ткнулся лбом ему в плечо, и, если бы пространство позволяло, Чуя бы потрепал его по голове, но очень проблематично извернуться. – Слышишь? Кажется, нас берут в окружение! А у тебя слишком спокойно бьется сердце, Чуя!  Вообще-то Дазай не прав. Бьется оно у него не так уж и спокойно, но Чую едва ли волнует какая-то там опасность, волновать его сейчас реально может лишь близость этого человека, твердость и в то же время хорошо изученная мягкость изгибов, мышц, манера двигаться, и это невольно откатывает на несколько часов назад, когда он ощущал его кожа к коже, влажной и горящей, слишком чувствительной от чужого интимного проникновения, и, сука, это было хорошо, что сейчас чуть ли не слюни текут от желания целоваться, но Дазай настырно напряжен из-за того, что следит за ситуацией, делая вид, что ему достаточно лишь вжимать Чую задом в свой пах.  – Сомневаюсь, что смогу долго отбивать атаку, – Дазай пошевелил рукой, в которой сжимал пистолет, на что Чуя лишь закатил глаза, но тот не заметил этого пренебрежения. – Если совесть не оставит тебя, прикрой меня, а? У тебя явно будет больше шансов спастись!  – Хватит уже ныть, Дазай, – Чуя лишь вздыхает, ощущая себя даже каким-то расслабленным от этой тесноты и отсутствия возможности нормально дышать, и вообще он бы хотел уже выбраться и не заниматься херней, но Чуя просто уже привык использовать любой подвернувшийся момент, каким бы он ни был, чтобы дать этой тупой скумбрии себя помять, потрогать, ладно, поиздеваться, немного, но что-то эта засада затягивалась, а посторонние звуки подсказывали, что их вот-вот обнаружат, так не лучше ли принять смерть куда более достойно?  – Совсем чуть-чуть осталось, Чуя, – губы так приятно скользят сейчас по виску, и Накахара внезапно думает о том, что готов тут посидеть еще немного. – Наше убежище скоро перестанет быть таковым, – Дазай, продолжая мягко касаться его щеки, чуть проводя языком, крепче сжал пистолет. – Как думаешь, мы сможем дать достойный отпор?  Это звучит совсем тихо, потому что – еще немного и нападение станет неизбежным, и Чуя пользуется моментом, ощущая близкое напряжение чужого тела, что до дрожи приятно, и в этот миг единственная хрупкая преграда, что отделяет их от врага, исчезает, ослепляя на доли секунд светом, и в момент, когда Чуя уверен, что Дазай с честью примет всю мощь врага на себя, эта сука поступает, как всегда: подставляет Чую!  Гадство!  – Нашел!!!  Чуя, ощущая гадкое свербение в носу, в который большей частью каким-то неведомым образом угодила вода, громко чихает, а потом вскакивает на ноги, разворачиваясь к придурку за спиной.  – Ты, сволочь такая, специально мной прикрылся?!  – Папа, а ты там как оказался?! – Акира с повязкой хатимаки на лбу, точно такой же, какая была на самом Дазае, и с водяным пистолетом в руке, принялся скакать вокруг, слегка поражая своей возросшей энергией. – Пап! Я не слышал, как ты пришел!  Еще бы! Чуя едва успел ввалиться, как его тут же схватили в охапку и утащили в узкое пространство осиирэ, из которого кто-то явно заранее вытащил часть вещей, и Чуя теперь уже с очевидным ужасом представлял, какой срач, благодаря стараниям кое-кого, мог царить в остальной части дома, пока его не было.  – Технически, Чуя, ты убит, – между делом констатирует Дазай, перестав наконец-то ломать комедию, правда теперь он явно нашел себе новый повод для развлечения, глядя и с вожделением, и просто довольно на слегка промокшего Чую.  Сука.  Акира немного недоуменно смотрит на то, как онии-сан получает по башке отобранным у него почти пустым водяным пистолетом – Дазай явно неэкономно расходовал свой заряд, после чего ногой запихивается и тщательно утрамбовывается глубже в шкаф, который задвигается, да еще и подпирается, чтобы эта трусливая тварь не выбралась так быстро. С невозмутимым видом Чуя подхватывает мешки с продуктами, что он выронил, едва его затащили в осиирэ, и направляется на кухню.  – Папа, а онии-сан…  – Идем, А-тян, я купил пирожные для победителей и тех, кто бесстрашно пал на поле боя. Остальные, если выберутся, могут присоединиться после уборки…