The Lion's Den

Закрытая дверь источала враждебную ауру. Этот тонкий кусок дерева был единственной преградой, отделяющей его от Комаэды, и в нем даже не было замка. Комаэда пообещал не заходить внутрь, пообещал, что душевая станет местом, в котором Наэги точно сможет найти уединение, но с чего он должен верить в это? Вон что случилось, стоило только положиться на него! Но пока что он был один. Укромное пространство ванной комнаты вселяло в него иллюзию безопасности: никто не смог бы проникнуть сюда незамеченным и затаиться, поджидая его. Заглянув в душевую, всего за мгновение Наэги смог бы определить, прячется ли кто-нибудь внутри. Единственным местом, скрытым от взора входящего, являлись полки позади зеркала, но, конечно же, никто не сумел бы укрыться там, чтобы подкараулить его. Полупрозрачная занавеска, закрывающая душ, тоже не помогла бы потенциальному врагу: заведя за нее руку, Наэги понял, что через штору с легкостью просматривается любая тень. Тем не менее, он очень волновался. Комаэду не было слышно, даже если прижаться ухом к деревянной двери; но он был там, Наэги чувствовал это. Он не был похож на человека, которому быстро наскучит ожидание и который уйдет, не застав его возвращения. Скорее, он будет оставаться в комнате до тех пор, пока Наэги не закончит с душем и не переоденется, и, наверное, даже после этого не покинет его. О нет, он обязательно убедится в том, что Наэги доест свой ужин и получит «все питательные вещества, необходимые юной Надежде, чтобы стать сильнее»! Когда Наэги практически услышал заглавную букву в слове «Надежда», произнесенном Комаэдой, его передернуло. Эти мысли вынудили его вспомнить еще и о том, как Комаэда произносил его титул: он перекатывал эти два слова на языке бережным шепотом, сочащимся скользким влечением, а эмоции, возникшие на его лице, были столь сильными, что Наэги не смог пошевелиться, когда пальцы Комаэды скользнули по его плечам и рукам. Сразу же после этого он сбежал в душевую. Там Наэги, согнувшись, прислонился к раковине. Ему так хотелось отдохнуть, но он опасался, что Комаэда нарушит свое обещание и зайдет внутрь, чтобы проверить, почему он затих. Но… но идея принять горячий душ правда звучала здорово. А вот идея раздеться? Не особо. Одежда была его единственной защитой от чужих прикосновений, и ему не хотелось избавляться от нее. Это… это же просто вода, так? Она не повредит ткани. Но все же он снял толстовку, просто на всякий случай. Принимать душ в одежде было странно. Вода просочилась сквозь ткань, и та прилипла к коже, став темной и тяжелой, а поток, утекающий в слив, окрасился в цвет грязи и пыли. Какое-то время Наэги стоял так, закрыв глаза и позволив воде дождем литься на него. Несмотря на успокаивающее тепло, распространяющееся по телу, он ощущал, как волнение то и дело сжимает его внутренности в тугой узел, и это чувство никак не проходило. Отчего-то оно казалось ему знакомым… Ах. Точно. Он уже испытывал что-то вроде этого, когда принимал душ в первый раз после смерти Маизоно. Наэги с трудом сглотнул. Тяжесть мокрой одежды продолжала давить на него. Он предпринял попытку вымыть волосы, надеясь, что выполнение механических движений избавит его от липкого страха, засевшего в груди. Ну и… все же здорово было вновь ощутить себя чистым. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя перекрыть поток воды, и еще больше времени, чтобы собрать волю в кулак и попробовать переодеться. Нахмурившись, Наэги взглянул на аккуратно сложенный комплект серой домашней одежды, оставленный Комаэдой. Он не хотел знать, откуда она взялась. Он вытерся полотенцем, не сводя глаз с закрытой двери в душевую, ожидая, что ее ручка вот-вот повернется, но Комаэда все-таки не соврал, пообещав Наэги побыть в одиночестве. Но он все же переоделся настолько быстро, насколько мог. Оставалась всего одна вещь, которую Наэги должен был сделать, и она ему совершенно не нравилась: нужно было выйти из душа. Хоть разум и твердил ему, что он должен пройти через это, ноги просто отказывались двигаться по направлению к двери. Казалось, угроза, исходящая из-за нее, настолько усилилась, что воздух, просачивающийся из щелей, готов был окраситься в ярко-красный. Может быть, это всего лишь его воображение, но Наэги показалось, что он видит тень Комаэды, проглядывающую из-под двери. Он впился ногтями в собственные бедра. «Как долго они будут искать меня?» – обеспокоенно подумал он. По правде говоря, ему очень не нравилась мысль, что его друзья пойдут в место, где их ждут союзники Эношимы… Но… Но Киригири и Тогами очень умные! Они точно смогут найти решение, благодаря которому никто не пострадает. Он представил, что они уже ждут снаружи, одетые в камуфляж и разглядывающие здание через шпионское снаряжение, которое то и дело встречается в фильмах, и улыбнулся. Киригири понравилось бы это. Снаряжение уж точно. «Они придут за мной, – сказал он сам себе. – А до тех пор мне просто необходимо выживать». Но чтобы сделать это… Голос, чья обладательница давно умерла, вкрадчивым шепотом подсказал ему: «Единственный способ выжить – это адаптироваться». Адаптироваться. Он сможет это сделать. В конце концов, все, что от него требуется – это подыгрывать. Несмотря ни на что, он верил, что Комаэда не ранит его. (Воображаемая Селестия хихикнула, потешаясь над его оптимизмом.) Не дав себе время на раздумья, Наэги распахнул дверь. Комаэда… его здесь не было? Ах, нет, вот он: ползает на четвереньках и будто собирает что-то с ковра, прочесывая его ворс пальцами. Судя по всему, он до сих пор не стал свидетелем безумия Комаэды в полном его размахе. – Что ты делаешь? – опасливо поинтересовался Наэги. – Ищу грязь. Будет ужасно, если тебе придется оставаться в грязной комнате, – несмотря на свои слова, Комаэда все-таки остановил свои поиски и поднялся на ноги. – Я могу взять твою старую одежду и… почему она сырая? Наэги не смог подобрать нужных слов, чтобы ответить ему. К счастью, Комаэда пришел к своему собственному выводу и хлопнул себя ладонью по лбу: – Я понял! Я забыл упомянуть, что и так собираюсь постирать ее, и ты решил заняться этим сам. Но я все равно могу попробовать, могу простирать ее тщательнее, если ты позволишь мне прикоснуться к твоим вещам. Не позволю. – Как хочешь. Комаэда молча забрал промокшие вещи из его рук и даже не моргнул, когда его собственная футболка потемнела от воды и грязи. – Я настоящий эксперт в уборке, так что я вычищу все до последнего пятнышка. Буду заниматься этим, пока мои руки не начнут кровоточить! – Эм… – Наэги неловко прикусил нижнюю губу. – Я бы не хотел, чтобы моя одежда была в крови. Комаэда засмеялся, но к счастью, его смех не был настолько же ужасающим, как раньше. – Приятно знать, что у тебя есть чувство юмора! У твоего предшественника его не было. Предшественника? Вопрос вертелся на кончике языка. Неужели Комаэда похищал кого-то раньше? – Постарайся закончить свой ужин. Будет ужасно, если тебе снова будет плохо от голода. – …Спасибо, – жестко поблагодарил Наэги. Адаптируйся. Нет смысла провоцировать его. Просто подыгрывай до тех пор, пока это не закончится. Лицо Комаэды просияло, и он ушел, все еще сжимая в руках его мокрую одежду. Наэги немедленно проверил дверь, но его вновь ждала неудача. Если бы на его месте была Киригири, запертый замок не показался бы проблемой, но он никогда не обращал пристального внимания на то, как она взламывала их. И даже если бы он смог отпереть дверь, проблема других людей, находящихся в здании, оставалась бы актуальной. Он терялся в догадках, раздумывая о том, кто вообще будет работать на стороне Эношимы, но в любом случае встреча с ее союзниками не сулила ничего хорошего. В конце концов, Наэги послушался Комаэду и прикончил свой ужин. Тот остыл, став едва теплым, но это даже не имело значения – его вкусовые рецепторы будто притупились, и он механически глотал еду, ставшую абсолютно безвкусной. После этого он прошелся по периметру комнаты, простукивая стены. Он не понимал, что именно ожидает услышать, но герои фильмов, оказываясь в западне, постоянно так поступали. А однажды он застал Киригири за этим делом! С ее талантом она скорее всего смогла бы сбежать отсюда… Затем он проверил ящики стола. Пусто. Полки. Тоже пусто. В шкафу лежала лишь пара предметов одежды. И чем он должен был заниматься целыми днями? Может Наэги и не впервой оказываться в изоляции, но в Пике Надежды он хотя бы мог найти себе развлечение или пообщаться с другими людьми. Время тянулось нестерпимо долго. Пустота комнаты вгрызалась в него, как собака вгрызается в кость. Сейчас Наэги с радостью выслушал бы несколько высмеивающих словечек со стороны Тогами или столкнулся бы с холодным раздражением Киригири, настолько сильно ему хотелось вновь увидеть своих друзей. Он даже дал бы Убийце Се совершить пару-тройку словесных нападок на него, наполненных угрозами и смехом. Его собственного голоса, когда он с сомнением сказал несколько фраз вслух, было совершенно недостаточно, чтобы оживить это место. Наэги рухнул на кровать, забираясь под одеяло и накрываясь им с головой. Он ясно помнил, как после пробуждения, увидев Комаэду, с облегчением подумал, что теперь все будет хорошо. Боже, Тогами просто потеряет дар речи, когда узнает об этом. (В голову пришла мысль, что все будут злы на него. Но ничего страшного, зато они смогут его найти, а это главное.) Через некоторое время дверь скрипнула, отворяясь. Наэги остался под одеялом, делая вид, что спит. Он не услышал шагов, но… Что-то мягко опустилось на кровать, задев его спину. Он рефлекторно дернулся, и это вызвало удивленный возглас со стороны – ох, он узнал этот голос – Комаэды. – Ты не спишь, – в легком замешательстве произнес тот. Притворяться больше не было смысла, и Наэги с резко пронзившей все его тело злостью отбросил одеяло со своей головы. Комаэда стоял рядом с кроватью, а в постели лежал… лежал… плюшевый Монокума? Зачем? Просто зачем? – Я по своему опыту знаю, что первая ночь всегда самая тяжелая, так что я попытался найти что-нибудь, что помогло бы тебе заснуть. Не знаю, были ли у тебя мягкие игрушки ранее, но ведь медведи – твои любимые животные, верно? – Комаэда все же выглядел слегка смущенным, словно понимал абсурдность этой ситуации. – Спи крепко, Наэги-кун! Если тебе что-то понадобится, просто постучи в стену справа от тебя. Я буду в соседней комнате, так что обязательно услышу! И снова Наэги оказался один. Он мгновенно швырнул плюшевого Монокуму через всю комнату.

***

Заснуть было невообразимо тяжело. Вместо этого он погрузился в какое-то полубессознательное состояние, пока все его органы чувств оставались напряжены на тот случай, если Комаэда вернется. Отброшенный Монокума валялся в противоположном конце комнаты, и Наэги планировал выбросить его в мусорный контейнер после того, как встанет. Просто потому что он может. Свет остался включенным. Даже если Комаэда не собирался причинять ему вреда, это не означало, что Наэги мог позволить ему шастать по комнате в темноте. Лампы не особо мешали: он все время спал с включенным светом, пока был в Академии. На самом деле, ему лучше бы нормально отдохнуть… раз уж здесь не было потенциально возможных убийств, о которых нужно было бы переживать. По крайней мере, он надеялся на это. Чуть позже Наэги все же понял, что поступил правильно, не сдавшись навалившейся дреме, потому что кто-то вошел в помещение, и, кто бы это ни был, он не предпринимал никаких усилий, чтобы скрыть свое присутствие. Этой крошечной детали было достаточно, чтобы Наэги понял: это не Комаэда. Он задержал дыхание, абсолютно перестав двигаться, изображая, что… – Ты не спишь. …Киригири всегда говорила, что лжец из него никудышный. Он заставил себя сесть. Этот новый посетитель уставился на него пылающими красными глазами. Наэги с легкостью мог представить, что они светятся в темноте. А его волосы… Его волосы были длинными. Он вообще стриг их? Хоть раз в жизни? Наэги не удивился бы, узнав, что нет, потому что чужие темные пряди почти достигали лодыжек. Угрюмость оставила отпечаток на выражении лица незнакомца, пролегла складками около рта, будто тот никогда не знал других эмоций. В одной руке он держал выкинутого Наэги плюшевого медведя. Другой потирал подбородок. – Дилетант, – пробормотал неизвестный, осматривая игрушку. – Я ожидал, что он приложит больше усилий. Или зашьет внутрь микрофон. – Эм, привет? – Наэги приподнял руку в пародии на приветственный жест. – Кто ты? Незнакомец бросил на него пристальный взгляд. Таким взглядом Тогами смотрел на кого-то, когда решал, достоин ли этот человек услышать его голос. – Камукура Изуру. Было очень заманчиво попросить Камукуру о помощи прямо сейчас, однако, если Комаэда все-таки был прав, Наэги должен был быть осторожен. Первое впечатление может быть обманчивым. Камукура не показывал никаких признаков желания убить его, но его очевидная связь с Комаэдой не вызывала доверия. Острый взор красных глаз вновь обратился к Наэги, пригвоздив его к месту. Этот взгляд, казалось, пронизывал его насквозь, разбирал по частям, пока сама его сущность не оказалась представлена на всеобщее обозрение. Наэги отстраненно подумал, что взгляд Камукуры чем-то похож на тот, каким обычно смотрит Киригири, только у него он был еще более напряженным. И более холодным. – Я не думал, что у Комаэды найдется смелость предать ее, – Наэги буквально подскочил, снова услышав чужой голос. – Даже ради тебя. – Ее? Ты имеешь в виду Эношиму? Пожалуйста, нет… Камукура даже не потрудился подтвердить это. Он поворачивал плюшевого медведя в своих руках то одной стороной, то другой, пока наконец не отбросил его в сторону: очевидно, игрушка не интересовала его. Сердце Наэги ушло в пятки. Если Камукура говорил правду, то Комаэда тоже был на стороне Эношимы. Вот и объяснение, почему он привел Наэги в место, кишащее ее союзниками, но тот все еще не понимал, зачем ему понадобилось это и что произошло с его друзьями. И почему Комаэда так рьяно клялся защищать его, если правда работал на Эношиму. – И что вы хотите от меня? – неуверенно спросил Наэги. Камукура даже не посмотрел в его сторону. – Разве ты еще не понял? – Комаэда-кун сказал, ему нужно, чтобы я был собой. – …Твое участие в расследованиях создало у меня впечатление, что ты более умен, – в этот раз Камукура все же перевел на него взгляд, и взгляд этот был отнюдь не добрым. Ладно. Камукура считал, что ответ очевиден. Наэги погрузился в свои мысли, еще раз вспомнил, о чем говорил ему Комаэда, и вскоре понял, что ответ и правда лежит на поверхности: в чужой речи было лишь одно слово, которое повторялось снова, снова и снова. Он потупил взгляд. – Мой титул. Он похитил меня из-за моего титула, но это все еще не объясняет, зачем. – Комаэда боготворит надежду, – ответ не заставил себя ждать. – Естественно, это распространяется и на так называемую «Абсолютную Надежду». – Обычно поклонники или верующие не пытаются похитить своего идола. Губы Камукуры сжались, но длинные пряди волос, спадающие на его лицо, скрыли это. – Я должен был настоять на том, чтобы он притащил сюда и детектива. Может быть тогда этот разговор не был бы настолько медленным, – Камукура забрал свои волосы в сторону. Несмотря на устрашающие слова, его лицо оставалось пугающе пустым. – Комаэда не заинтересован в простых разговорах о своих убеждениях. Он стремится создать и взрастить надежду. Пожалуйста, не говори мне, что я должен объяснять все остальное. – Я понял, – сказал Наэги, но то, что он понял, ему не особо понравилось. – Раз он стремится… «взрастить» надежду, то это значит, что он пытается сделать это и со мной. Просто… зачем? Ничего из этого не принесет мне надежду, и вообще, результат будет прямо противоположный. Камукура выдохнул. Он пнул плюшевого Монокуму, и тот покатился, пока его кошмарный взгляд не оказался направлен на Наэги. Тот передернул плечами. Это всего лишь игрушка, но ее маниакальная улыбка выглядела совсем как настоящая. – Он не дурак, – произнес Камукура. Безразличие сквозило в его голосе. – Он и не ожидал, что ты будешь спать в обнимку с такой вещью. Он просто хотел вернуть тебе травмирующие воспоминания. Он хочет причинить тебе боль. Он верит, что заставлять других испытывать отчаяние – это лучший способ обрести надежду. Неужели это правда? Я был уверен, что он не причинит мне вреда, но если он действительно в это верит… – Скучно. Ты намного менее интересен, чем мне хотелось бы, – сказал Камукура. – Очень жаль. Удивительно, но этот унизительный разговор тяготил Наэги меньше, чем восторженные заявления Комаэды. Он знал, как справляться с презрением и апатией – это все равно что говорить с Киригири и Тогами одновременно. Кроме того, Камукура казался… нормальным. Это было обнадеживающе. Правда, то же самое он думал и про Комаэду… Он моргнул, осознав, что Камукура уже стоит рядом с дверью, сдвинувшись настолько тихо и незаметно, что Наэги не сразу заметил это. Но пусть его рука и лежала на дверной ручке, он еще не повернул ее. – Прежде чем ты станешь продумывать планы, как убедить меня перейти на твою сторону, я должен сказать тебе кое-что. Нет. Я не буду помогать тебе сбежать и не буду уговаривать Комаэду отпустить тебя, – Камукура оглянулся через плечо, не обращая внимания на бессвязную речь, вырвавшуюся у Наэги. – Ты скучен, а он всегда преподносил мне сюрпризы. Теперь, когда ты в курсе его намерений, я ожидаю, что твоя борьба против него все же принесет мне немного веселья. – Ты шутишь? Ты говоришь, что позволишь ему держать меня здесь, просто потому что это развлечение для тебя? – Да. Наэги не знал, что делать с таким прямолинейным ответом. Холодные красные глаза впились в его собственные, и он осознал, что это не было преувеличением. Камукуре было все равно. Абсолютно все равно. Он едва считал Наэги за человека. Что произошло со всеми вами? Почему вы… такие? И Камукура заговорил в последний раз, прежде чем скрыться за дверью: – Надежда никогда не могла продержаться долго в этом месте… но кто знает? Может быть, Абсолютная Надежда найдет способ удивить меня.