The Lion's Den

Сначала Наэги, скептически поджав губы, покосился на фотографию в альбоме, а потом на человека перед собой. Затем, нахмурившись, снова на фотографию. Рядом, устроившись на полу, сидел Комаэда, с каким-то нервным интересом наблюдая за его реакцией, а напротив, у стены, расположился Камукура, поджав под себя ноги. Наэги снова поднял на него взгляд, пытаясь наложить образ, который увидел в альбоме, на то, как Камукура выглядел сейчас. Да, у человека, запечатленного на фото, было абсолютно то же самое апатичное, крайне скучающее выражение лица и красные глаза, но вместо белой рубашки и галстука, которые Камукура носил сейчас, он был одет в черный костюм. Раньше его кожа была такой бледной, будто он долгое время не выходил на улицу, но… Все-таки самым заметным и очевидным отличием были волосы. Сейчас локонам Камукуры могли позавидовать даже такие люди, как Маизоно, но до того, как они отросли, он носил короткую стрижку, хотя одна торчащая прядка все-таки выбивалась из нее. Честно говоря… эта стрижка до жути напоминала прическу самого Наэги. Но было и еще кое-что, что-то очень странное в фигуре Камукуры на снимке. Кто угодно мог посмотреть на его лицо и сказать, что он просто выглядит утомленным, но было еще что-то… Чего-то не доставало. Словно… Словно Камукуры на фотографии и не было, словно она выглядела, как абсолютно чистый лист, и Наэги испытал внезапный страх, рассматривая чужое лицо. Нынешний Камукура не был таким. Даже если он буквально умирал от скуки, стеклянными глазами уставившись в пустоту, он все равно выглядел куда более живым, чем человек на фотографии. Но Наэги побоялся сообщать о своих наблюдениях. – Эм, Камукура-кун, – вместо этого позвал он, поднимая голову. – По какой причине ты перестал стричь волосы? – Мне стало все равно, – чужой голос был полон уныния. – А какая разница? – Комаэда попытался вставить свои пять копеек. – Даже так он отлично выглядит, разве нет? Абсолютные всегда знают, как себя преподнести! – Мне просто интере… – Ну же, Наэги-кун! Предполагалось, что я буду рассказывать тебе о тех моих одноклассниках, которых ты еще не видел! Это определенно была попытка сменить тему, но Наэги не понимал, в чем проблема. Может, Камукуре не нравилось, если разговор заходил о его длинных волосах? Они выглядели так, будто он тратит уйму времени на то, чтобы они не путались, но люди всегда говорили, что Абсолютные выглядят довольно эксцентрично, поэтому в целом обычные длинные волосы не казались чем-то из ряда вон выходящим. Кстати говоря, он уже знал, что разделял один титул с Комаэдой, но у него совсем не было идей, какой талант принадлежал Камукуре. – Камукура-кун, а какой… Рука Комаэды вдруг сжала его ногу, впиваясь ногтями в бедро. Комаэда указал пальцем в альбом и громко, с напускной резкой радостью произнес: – Это Абсолютный Якудза. Он не выглядит так, будто способен хоть как-то навредить, но, поверь мне, внешность обманчива. И опять истинные намерения Комаэды были очевидны. Наэги бросил взгляд на Камукуру: тот не выглядел расстроенным, но, раз Комаэда настолько хотел изменить тему разговора, его вопросы наверняка касались какой-то больной темы. Поэтому Наэги позволил перенаправить свое внимание на светловолосого мальчика, слишком низкого и щуплого для главаря преступной банды. – Его зовут Кузурю Фуюхико, – гордо объявил Комаэда, словно представлял сейчас Наэги своего собственного сына. – Наверняка ты слышал о нем. Когда его имя появилось в списках на поступление, это вызвало большой интерес у общественности. Без этой шумихи я бы не узнал в нем наследника якудза! – А не слишком ли странно приглашать в Пик Надежды кого-то, кто… настолько известен в криминальной среде? – спросил Наэги. – Не особо, – ответил Камукура, уставившийся в потолок. – Если Академия пригласит к себе таких подростков, как Абсолютный Якудза или Абсолютный Байкер, это будет гарантировать, что подвластные им группы людей проявят активный интерес к ее развитию и не станут атаковать студентов, если что-то произойдет. Наэги не слишком понял эту логику, но Комаэда кивнул чужим словам, будто все так и было, плюс, несмотря на утомленность, Камукура звучал довольно уверенно. – Эта девочка, которая стоит рядом с ним – Пекояма Пеко, Абсолютная Мечница. Она всего лишь его слуга и… ну… я даже не знаю, что сказать, – Комаэда неуверенно провел рукой по волосам. – В смысле, для Абсолютных в порядке вещей использовать других людей в качестве инструментов, но использовать другого Абсолютного вот так? Это меня немного напрягает. – И должно! – воскликнул Наэги. – Не могу сказать, что точно понял, о чем ты говоришь, но все равно мне это не нравится. Люди не могут быть инструментами. У них есть мысли, чувства и… В его голове вдруг промелькнули обрывки предыдущих разговоров с Комаэдой, выражения, которыми тот отзывался о себе, и его странное мнение касательно своего положения относительно других людей. Наэги не договорил фразу, решив уточнить: – …Комаэда-кун, ты же понимаешь это? – Разве чувства важны, если мы говорим о благе всей цивилизации? – легкомысленно отмахнулся Комаэда. – Не особо, так ведь? Когда общество развивается, никто не обращает внимания на чувства тех людей, которые остались позади. Нет. Неправда. Никакое общество не должно так работать… Наэги отложил альбом с фотографиями в сторону, однако Комаэда спокойно выдержал его тяжелый взгляд. – Но это не должно быть так, – серьезно произнес Наэги. – Мы можем поддерживать тех, кто остался позади, и вести их за собой. Может быть, это займет больше времени, но никто не будет забыт. Комаэда издал тот самый смех, и Наэги бросил взгляд на Камукуру, но тому, казалось, было все равно. – Не пойми предвзято, Наэги-кун, но иногда ты такой наивный! Но, думаю, это соответствует натуре недавно осознавшей себя Надежды. Наэги снова покосился на Камукуру. – Ты же не согласен с ним? Уложив подбородок на согнутые колени, Камукура лениво пожал плечами. – Общество всегда было поделено на части. Такие люди, как мы – одаренные люди, – обычно впереди всех. Мы формируем будущее этой страны. Долг бесталанных – понять это и осознать свое место. Наэги всегда считал, что так думают только те, кто далек от обычных людей (например, Тогами), но он ошибался. Нет, они были… просто жестоки. Его охватило отвращение, и он не смог больше смотреть ни на Комаэду, ни на Камукуру. – Значит, ты тоже так считаешь… – пробормотал он. Что-то переменилось в лице Камукуры. Что-то совсем незначительное, но повлекшее за собой огромные изменения во всей окружающей его атмосфере, будто наполнив воздух безразличной торжественностью. Хоть Наэги и смотрел в сторону, боковым зрением он все равно заметил красные глаза, уставившиеся на него. – Именно так мне говорили мои учителя в Академии, – Камукура приподнял голову с колен, когда поймал быстро брошенный на него взгляд. Наэги не смог удержаться и повернулся в его сторону. – Они сказали такое? – Они учили нас такому, – Камукура понизил голос. Было ли это от скуки, от гнева, одобрения или от простой потребности убедиться, что Наэги внимательно его слушает? С таким непроницаемым лицом понять было невозможно. Наэги только и мог, что тихо повторить эти слова. Комаэда похлопал его по плечу: – Ты ведь не можешь вспомнить. Но вот я точно помню, что некоторые мои учителя говорили нечто подобное. – И вы верили этому. Это был не вопрос, но они все равно согласно кивнули, Комаэда – с ожидаемым энтузиазмом, а Камукура наклонил голову столь мягко, что Наэги в удивлении приподнял брови. – Продолжим, – в его голос вернулась прежняя жесткость, будто компенсирующая слабость, которую он только что проявил. – Мы должны были обсуждать наших одноклассников. – Извини! – Комаэда подтянул отложенный альбом ближе и пролистал несколько страниц, пока не нашел достаточно большую четкую фотографию. – Это Сода Казуичи, Абсолютный Механик. Эношима-сан придумала дизайн Монокумы, но он был тем, кто воплотил его в реальность. Больше никто во всем мире не смог бы это сделать! Ты должен был видеть его за работой, ему даже не нужно думать о том, что происходит, он словно рыба в воде и… Ох, я снова заговорился! – Он создал Монокуму, – Наэги уставился на улыбающегося во все тридцать два акульих зуба парня с яркими розовыми волосами, запоминая его лицо. Он хотел бы возненавидеть его, но не мог сделать этого, не встретив его лично. Следующим был Ханамура Терутеру. Как оказалось, он был тем самым Абсолютным Поваром, который приготовил еду для Наэги, и когда тот осознал это, его охватила сильная тошнота. Он уже знал, что Абсолютный Повар отвечает за его завтраки, обеды и ужины, и прекрасно понимал, что сейчас он является частью Абсолютного Отчаяния. Но теперь, когда к безликому титулу присоединились имя и внешность живого человека, эти частички разрозненных знаний наконец-то сложились воедино. Еду Наэги готовил убийца. После него были Нидай Некомару и Овари Аканэ. Хватило одного взгляда на телосложение каждого из них, чтобы они, присоединившись к Пекояме, оказались записаны в список людей, за которыми нужно внимательно следить. Титул Нидая оказался полнейшим сюрпризом: Наэги ожидал, что он будет спортсменом, а не всего лишь менеджером. А вот талант Овари не вызвал у него удивления. Хоть ее внешность, чем-то похожая на внешность Асахины, и натолкнула его на мысли о водных видах спорта, гимнастика все равно ей подходила. Затем шла Тсумики Микан, Абсолютная Медсестра. На большей части снимков она прятала лицо от камеры или все же смотрела в нее с дрожащей улыбкой. Наэги не думал, что она может быть опасной – все же она создавала впечатление хрупкой и робкой девушки. Если Комаэда не лгал, прямо сейчас в этом здании находились только перечисленные Абсолютные. Казалось, ни один из их талантов не должен напрямую помешать попытке побега, но те трое, которых он отметил отдельно – Пекояма, Нидай и Овари – определенно были опасны. Он должен быть очень осторожным, особенно если они действительно хотят отомстить за смерть Эношимы и убить его. Пока Комаэда рассказывал об остальных своих одноклассниках, Наэги, уже почти не следящий за ходом диалога, сфокусировался на сменяющих друг друга снимках. Чем больше страниц было просмотрено, тем яснее становилась одна вещь: все выглядели так… счастливо и невинно. Даже если камера фотоаппарата поймала старшеклассников за каким-нибудь розыгрышем, даже если кто-то из них явно подшучивал над другим… они все были так привязаны друг к другу, что Наэги ненароком вспомнил фотографии своего собственного класса, оставленные Монокумой по всей Академии. В лицах студентов, которые глядели на него со страниц альбома, не было ни капли чего-то злого… Как вообще каждый из них мог поддаться влиянию отчаяния? Чем больше он узнавал о том, что совершала Эношима с людьми, тем меньше она казалась ему обычным человеком. – Вот и весь 77 класс Пика Надежды! – завершил Комаэда, выбросив руки вверх, словно празднуя окончание своего долгого рассказа. – Впечатляет, не так ли? …Неужели Комаэда ожидал, что его получится обмануть таким образом? Он же смотрел трансляцию и должен знать, что Наэги легко замечает детали – например, то, что он забыл представить ему ученицу, которая была запечатлена всего лишь на одном снимке. Это была маленькая девочка с выцветшими розовыми волосами, одетая в толстовку со смешными ушками на капюшоне. Правда, даже на этом снимке она не была в центре внимания, сидя позади остальных и разговаривая с Тсумики. Наэги успел втиснуть ладонь между страниц до того, как Комаэда закрыл альбом. – Подожди, мне кажется, ты кое-что забыл. – Комаэда никого не пропустил, – ответил ему Камукура. – Это все наши одноклассники. Наэги замешкался. Им лучше знать… Эта девочка вполне могла быть просто подругой Тсумики или даже ее родственницей. Но ему было любопытно, и чутье подсказывало ему, что, может быть, все-таки нужно задать пару вопросов. – На третьей странице… Там есть кое-кто, про кого вы ничего не сказали. Пока Комаэда листал альбом, Камукура спросил его: – Ты имеешь в виду нашу учительницу? – Не думаю, – Наэги покосился на сменяющие друг друга фотографии в альбоме. – Она выглядит на ваш возраст. – Вот третья страница, – оповестил его Комаэда, когда дошел до нужного разворота. – Я… Его лицо внезапно побледнело. – Комаэда-кун? – Здесь нет ничего важного! – альбом захлопнулся. – Я увидел, про кого он говорит, это девочка из другого класса. – Но она говорила с Тсумики-сан. – Тсумики Абсолютная Медсестра. Каждый, у кого вдруг заболит живот, пойдет к ней за советом! Наэги отшатнулся. Комаэда почти накричал на него. Учитывая, насколько вежливо он обычно обращался с ним, этого было более чем достаточно, чтобы Наэги понял – ему нужно сейчас же сменить тему. Он понятия не имел, почему упоминание этой девушки могло стать такой большой проблемой – ведь она выглядела маленькой и безобидной! – но, если Комаэда не хотел говорить о ней даже с учетом его помешанности на других Абсолютных, ничего хорошего в его любопытстве не было. – Прости, Комаэда-кун. Я… – Дай мне альбом. Они оба посмотрели на Камукуру. – Я сказал, дай мне альбом, – произнес тот. – Я хочу посмотреть. Комаэда без слов подтолкнул альбом в его сторону. Камукура взял его, открыл на третьей странице, а затем нахмурился. Атмосфера изменилась. Наэги не знал, правда ли Комаэда и Камукура были приятелями, но в том, что они были на одной стороне, сомневаться не приходилось. Но сейчас… сейчас все было по-другому. Между ними больше не было и следа дружелюбия. Комаэда сжался, подтянув к себе руки и ноги, и напрягся, словно приводя свое тело в состояние повышенной готовности. Камукура, остающийся неподвижным, просто сидел, но на мгновение Наэги показалось, что его волосы вот-вот колыхнутся на несуществующем ветру. – Я говорил тебе не играть со мной в свои игры, – голос, которым были произнесены эти слова, мало походил на человеческий. Нет, он будто звучал отовсюду, эхом рассыпаясь о стены. – Я не знал, что эта фотография была здесь, – заплетающегося Комаэду почти не было слышно. – Я нашел альбом на полу и п-подумал… – Ты снова пытаешься свалить все на удачу? Комаэда скрючился еще больше, обнимая себя. Когда Камукура начал вставать, он зажмурился, отвернулся и поднял руку в защитном жесте, а потом… Это не могло закончиться таким образом. Когда Наэги успел встать? Он не знал, да и вообще это не было важно. Камукура поднялся на ноги, и вот уже Наэги стоит между ними, подняв руки вверх, будто попытавшись выглядеть сильнее, чем он есть на самом деле. – К-Камукура-кун, я не знаю, что происхо… – Да, ты не знаешь. Его колени задрожали. Наэги, возможно, не являлся причиной чужого гнева, но оказаться между этими двумя уже было достаточно, чтобы почувствовать сбивающее с ног напряжение, витающее в воздухе. Неужели в комнате все время было так холодно? – Я не думаю, что он сделал это специально, – потребовалось целых две попытки, чтобы Наэги смог выговорить это предложение. – Он пытался спрятать эту фотографию от тебя, когда понял, о ком я говорю. Он же не стал бы этого делать, если ему хотелось, чтобы ты увидел ее! Камукура не сводил глаз со сжавшейся фигуры Комаэды. – Ты забыл? Он вообще-то похитил тебя. Ты и твои друзья были бы найдены командой спасения недели назад, если бы он не попросил меня вмешаться. Ты здесь из-за него. Ты никогда больше не увидишь своих друзей из-за него. Ты должен хотеть, чтобы он страдал, настолько же сильно, насколько хочу я. Наэги с трудом сглотнул. – Нет, я не хочу. Я знаю, что он сделал, и я ненавижу это. Но он… даже если он сделал нечто ужасное, он думал, что поступает правильно. Я не… Я не уверен, что он причинил нам боль специально. Я не хочу, чтобы ты ранил его из-за этого. Был ли это смешок? Может быть. Или это был самый обычный выдох, приправленный издевкой? Камукура помотал головой, все еще глядя на Комаэду. – Ты не знаешь, что он уже сделал. Что он сделает. И ты не имеешь права предъявлять претензии ко мне. – Но я не обязан знать что-то о людях, чтобы хотеть спасти их от опасности. – Да, это так, – тени легли на лицо Камукуры. – Ты Наэги Макото. Ты всегда пытаешься спасти всех. Даже Эношиму Джунко, причину, по которой тебе и нужно спасать людей. Кипящее давление, наполнившее комнату, постепенно утихло, а плечи Камукуры вновь ссутулились. Наэги удалось перевести чужое внимание на себя, и этого оказалось достаточно, чтобы успокоить его. Камукура смотрел на него еще несколько секунд. – Такие люди, как ты, долго не живут. Их пожирают. – Со мной ничего не случится. Камукура даже не отреагировал на это, отвернувшись. – Я ухожу. Может быть, он и закончил с разговором, но Наэги еще было, что сказать: оставался один вопрос, который никак не давал ему покоя. – Камукура-кун? Он остановился. – Я обязательно увижу их снова. Камукура даже не пошевелился. – Однажды ты просто позволишь Комаэде убить себя, – вот какими были его последние слова, прежде чем он покинул комнату. Прошло секунд тридцать, и только тогда Наэги смог унять дрожь в ногах и успокоиться достаточно, чтобы обратиться к оставшемуся в помещении Комаэде: – Комаэда-кун, ты в порядке? Но тот не ответил. Прошла еще минута, и он наконец-то медленно распрямился: сначала разогнул спину, едва не упав, когда центр тяжести вдруг сместился, затем вытянул руки, растопырив пальцы, словно веер. Блестящие глаза уставились прямо в пустоту. – Наэги-кун… ты ненавидишь меня, не так ли? Наэги обдумал это. То, что он говорил Камукуре, было чистейшей правдой: он ненавидел то, что Комаэда сделал с ним, но он хотел… Он хотел понять. Он хотел понять, почему Комаэда совершил этот безумный поступок и почему он чувствует необходимость в таких вещах. Потому что если он поймет, он сможет работать с ним. Им не обязательно быть врагами, потому что… потому что он не считал Комаэду плохим человеком. Его собственный вывод привел его в замешательство. Но это было так: несмотря на молчаливую обиду, которую Наэги держал в себе, он правда не думал, что внутри Комаэда был плохим и жестоким. Просто… он просто запутался. – Нет, я не ненавижу тебя, – ответил Наэги. Комаэда захихикал. – Но ты должен, Наэги-кун. Я отвратительный. Я не лучше грязи на твоих ботинках. В твоей жизни я просто второстепенный персонаж, которого должны были убить в первой же сцене и больше никогда не вспоминать. – Пожалуйста, не говори о себе так. Просьба Наэги была встречена приступом тихого истерического смеха. – Комаэда-кун, я могу спросить, почему Камукура-кун так разозлился? Смех остановился. Опустошенные глаза Комаэды будто ввалились в глазницы еще больше. – Она… она обманула меня. Я думал, это приведет к лучшему. Я думал, если он не будет видеть их… Если он забудет… Все будет хорошо. Ему станет лучше. Но она солгала, лучше не стало и… это подтолкнуло его к краю. Я не знал. Я не думал, что такое может случиться с Абсолютной Надеждой. Я… я сделал это. Это моя вина. – Комаэда-кун… – Наэги протянул руку, чтобы дотронуться до него – Но он съежился, будто к нему тянулась не рука, а живая змея. – Я… Я… Комаэда вскочил на ноги, чуть не сбив его в попытке протолкнуться к входной двери, и захлопнул ее за собой прежде, чем у Наэги появился шанс сказать еще хоть слово.