The Lion's Den

Несмотря на всю решимость выбраться из плена, Наэги обнаружил, что постепенно поддается рутине. Каждое утро он просыпался примерно за час до того, как Комаэда приносил завтрак, и тратил этот час, приводя себя в порядок, а заодно решая, какие вопросы задать своему похитителю на этот раз. Почти ровно в восемь раздавался щелчок отпираемого замка: Комаэда оказался очень пунктуальным. Пока Наэги ел, он не терял время зря и проводил быструю, но очень тщательную уборку помещения, едва не заглядывая во все углы и щели, лишь бы не пропустить какую-нибудь пылинку. Наэги не раз пытался убедить его, что может позаботиться об этом сам – так для него хотя бы найдется какое-нибудь занятие, – но Комаэда всегда настаивал на том, что Абсолютная Надежда «не должна пачкать руки такими банальными вещами, как уборка». Зато ему все же удалось добиться контроля над чистотой душевой, потому что Комаэда избегал заходить в эту комнату, так ни разу и не нарушив обещание, которое дал в самом начале. Хоть Наэги старался не торопиться, он всегда заканчивал с завтраком задолго до девяти и затем просто разговаривал с Комаэдой, пытаясь разузнать что-нибудь, что поможет ему спланировать побег, а заодно понять, в каком тот расположении духа. За исключением того случая с фотографией, чужое настроение всегда можно было охарактеризовать как «приподнятое», но Наэги не мог забыть, насколько быстро оно может поменяться. Когда Комаэда уходил, Наэги приступал к тренировке, методично выполняя упражнения в том порядке, в каком его научила Огами. Это занимало еще два часа, оставляя всего один час до обеда. После тренировки он принимал душ, наскоро стирал грязную от пота одежду и вешал ее сушиться, чтобы к чужому возвращению она выглядела не настолько мокрой (что угодно, лишь бы Комаэда не догадался, что он подготавливает себя к побегу, но тот, похоже, совсем не переживал, что его футболка и брюки часто выглядят влажными и мятыми). На следующее утро эта одежда отправлялась в корзину для белья, откуда ее забирали на «настоящую» стирку. Оставшееся после душа время Наэги тратил на быстрый отдых. В полдень вместе с обедом Комаэда приносил новую коробку, наполненную вещами, которые он смог найти в ближайших развалинах, и Наэги разбирался с ними до ужина, от скуки рассматривая каждый предмет тщательнее и дольше, чем он того требовал. Те вещи, которые ему не слишком нравились, отправлялись обратно в коробку, а насчет остальных он долго (порой даже слишком долго) решал, куда их следует пристроить. Чаще всего они отправлялись в шкаф, но он постоянно переставлял все на его полках, чтобы… Наэги даже не знал, для чего. А как только содержимое коробки подходило к концу, он пытался развлечь себя чем-нибудь из своей растущей коллекции. Самое ужасное время наступало после ужина, потому что дел, которые могли бы занять его, к этому моменту совсем не оставалось. Даже если Наэги затягивал разговоры с Комаэдой, заставляя его задержаться в комнате подольше, на всю ночь он все равно оставался один. Первые несколько дней это его не тревожило, и он был только рад, что его не трогают, но к концу недели вид выходящего за дверь Комаэды стал стирать улыбку с его лица, заменяя ее холодной пустотой в груди. С этим тревожным чувством Наэги ложился в кровать, однако стоило признать: его новая жизнь все-таки оказалась куда более спокойной, чем он ожидал. …Конечно же, он должен был понимать, что это спокойствие не продлится долго. БАМ! Наэги, вырванный из объятий сна, резко приподнялся на кровати. – Комаэда! Комаэда, ублюдок, выходи! По телу волной пробежалась холодная дрожь, а волосы встали дыбом. В ушах зазвенело, и этот звук походил на сирену, кричащую о том, что этого не может быть, что никого здесь быть не долж… Бам! – Я знаю, что ты крадешь мою одежду! Что с тобой не так, черт возьми?! В горле настолько пересохло, что Наэги не мог сглотнуть. Дверь дребезжала от сильных ударов. Еще секунда, они выбьют ее и… и… Голос человека, который ломился внутрь, вдруг изменился. Его речь стала тише и быстрее, но так и осталась волевой и раздраженной. Наэги прислушался, и ему показалось, что он слышит Комаэду, отвечающего на оскорбления, которыми плевался незнакомец. Это… На самом деле это было ненамного лучше. Но Комаэда ведь защитит его, да? Желание спрятаться пожирало его изнутри, не давая думать ни о чем, кроме укрытия, и он на ватных ногах заполз в ванную комнату, тихо прикрывая за собой дверь. Внутри душевой спрятаться было негде, поэтому Наэги просто уселся на пол, сжавшись и попытавшись занять как можно меньше места. Через несколько минут послышался звук отпираемого замка, и почти сразу же раздался тихий стук в ванную. – Наэги-кун, пожалуйста, выйди прямо сейчас. Он был так рад услышать Комаэду. Как только дверь открылась, Комаэда тут же схватил его за руку и вытянул наружу. – Пожалуйста, извини, если я тебя разбудил, но нам нужно идти. – Идти? – слабым голосом повторил Наэги, спотыкаясь, когда Комаэда начал подталкивать его к выходу. – Что происходит? – Кое-кто сейчас придет сюда, – уклончиво ответил Комаэда. – Мне нужно увести тебя в другое место. Увести? Они идут в «другое место»? Значит, он наконец-то сможет покинуть эту комнату… Может… это его шанс убежать? Комаэда взялся за ручку двери, ведущей наружу. И она повернулась. За дверью их встретила темнота, быстро растворившаяся в оранжево-красном свете ламп, которые, как тусклые факелы, торчали из стен, освещая коридор. Его блеклые очертания показались Наэги такими размытыми, что он не сразу сориентировался, но совсем скоро глаза привыкли, и тогда он уставился вперед, туда, где виднелся конец этого коридора. Прохладный воздух коснулся его лица, показавшись ему слаще, чем самый свежий ветер. Пока он стоял, пораженный одним только фактом, что сейчас ему наконец-то позволят выйти из комнаты, Комаэда переступил за порог, на мгновение отпустив его. И тогда Наэги сделал свой ход. Пока Комаэда стоял спиной к нему, он проскользнул мимо, бросился в другом направлении и… И вскрикнул, подвернув лодыжку, когда что-то твердое и заостренное вонзилось в стопу. Тут же свалившись на бок, он впечатался плечом в неровную землю, задыхаясь и нащупывая на полу острую гальку. – Наэги-кун! Наэги зажмурился не только от боли, но и от стыда. Он едва успел сделать два шага! Он продвинулся так недалеко, что Комаэда, беспокойно нагнувшийся над ним, даже не понял, что он пытался убежать. Что за невезение… Комаэда тем временем бросил нервный взгляд в конец коридора и вновь наклонился к нему. – Наэги-кун, я очень надеюсь, ты сможешь простить меня за мою бестактность. А? Что он имеет в виду? Непроизвольный вскрик вырвался у Наэги, когда Комаэда поднял его и перебросил через плечо, как какой-то мешок, и быстрым шагом двинулся прочь от комнаты, вскоре перейдя на бег. Наэги болтался на нем, вцепившись пальцами в ткань футболки и изо всех сил пытаясь удержаться на месте. Если его уронят… это будет очень больно. – Я совсем забыл, что забрал твою обувь, – пожаловался Комаэда, каким-то образом умудряющийся удерживать будничный тон своего голоса, несмотря на тяжелый бег. – Нас атаковали несколько раз… Ничего серьезного, так все время происходит. У нападающих все равно ничего не получается. Но никто даже не удосужился убрать весь этот мусор в холле! Видимо, я должен был сделать это сам, но совершил такую идиотскую ошибку… Я такой никчемный! В другом месте и в другое время (и с другими взаимоотношениями между ними), Наэги постарался бы уверить Комаэду в том, что он ничуть не никчемный, но сейчас он был слишком занят попытками запомнить путь, по которому они бежали. Повернув направо, они достигли развилки и оказались в еще одном точно таком же коридоре. В ночной полутьме Наэги не смог точно определить цвета обоев и пола, но они выглядели мягкими и спокойными – такие обычно используют в школах. Неровный свет ламп оставлял много теней, скрывая от него подробности обстановки. Может быть, если он вырвется и убежит, эти тени помогут ему спрятаться от преследователей? Нет, такое получится, только если он остановится, присядет и затаится – внизу, почти у пола, все-таки были затемненные участки, – но какой в этом толк, если он не сдвинется с места? Комаэда снова повернул направо, и Наэги пришлось прикрыть глаза, защищая их от внезапного света. В стене по левую руку от него были окна, и все они выходили на улицу, где светила яркая полная луна, озарившая коридор своим серебряным сиянием. Вдалеке виднелся город, но он не выглядел настолько же разрушенным, как районы, в которых Наэги вместе со своими друзьями плутал после освобождения из Пика Надежды. Это имело смысл – вряд ли члены Абсолютного Отчаяния стали бы использовать руины в качестве своей базы, так что этот дом определенно находился в наименее пострадавшем от бунтов квартале. Однако здания вдалеке все равно были достаточно сильно повреждены, и Наэги понял, что выбраться отсюда будет не так просто. «Но если у меня получится, я с легкостью спрячусь от погони», – подумал он про себя. Это предположение всколыхнуло в нем затихшую было надежду. Да, он сможет это сделать! Окна закончились. Комаэда достиг пункта своего назначения, остановился напротив какой-то двери, шумно дыша, постучал в нее и принялся терпеливо ждать. Наэги все еще свисал с его плеча. Дверь открылась, и на них уставился Камукура. – Сюрприз! – Комаэда издал нервный смешок. Не отпуская свою тяжелую ношу, он зашел внутрь и встал в центре незнакомой комнаты. Наэги с сожалением посмотрел на закрывающуюся дверь, пока голос над его ухом взбудоражено воскликнул: – Кузурю-кун! …И это должно было все объяснить? Но несмотря на явный недостаток информации, такого странного объяснения для Камукуры Изуру оказалось более чем достаточно. – Это было ожидаемо, – произнес он. – Но я предполагал, что вы придете на минуту раньше. Что-то случилось? – Наэги-кун подвернул ногу, – Комаэда мгновенно выдал все карты. Наэги скрутился на его плече, пытаясь повернуться к нему лицом: – Это неважно. Что происходит? – Я должен был достать тебе одежду, а Кузурю-кун как раз носит твой размер, – объяснил Комаэда, широко улыбаясь. – И он понял, что я делаю. Но ничего страшного, они не догадаются, зачем именно я забирал ее. Они считают, что я сумасшедший. Боже, и почему же они так считают? Комаэда медленно поставил Наэги на пол, удерживая руки на его спине, чтобы он случайно не упал, и затем эти самые руки медленно скользнули вверх, пока ладони не остановились на его плечах. Какое-то время они стояли так; тонкие пальцы Комаэды удерживали Наэги за плечи, а Наэги смотрел на него снизу вверх. Поймав его взгляд, Комаэда засиял, чуть наклонил голову в сторону и закрыл глаза: такое выражение выглядело бы до тошноты мило на лице ребенка. – Не беспокойся насчет одежды, – произнес Комаэда. – Я достану еще, правда, она может не так подходить по размеру. Я вернусь за тобой утром. Ничего, если он останется, Камукура-кун? – Делай, что хочешь. Наэги, смущенный и немного испуганный, бросил взгляд на Камукуру. В последний раз, когда он его видел, тот выглядел готовым вот-вот ударить Комаэду, но сейчас они снова вместе и без проблем говорят друг с другом, как будто их ссоры никогда и не было. Может, они помирились, пока Наэги сидел в своей комнате? Камукура вообще умеет извиняться? Жуткое чувство подсказало Наэги, что нет. И значит… что? Они оба молча решили закрыть глаза на произошедшее? Сделать вид, будто этого никогда и не было? …Может, Камукуре просто наскучило злиться? Каким-то образом эта возможность показалась ему еще более ужасающей. – Постарайся не умереть, пока сидишь с ним, хорошо? – предупреждение Комаэды прозвучало так легкомысленно, будто он сообщал Наэги о необходимости надеть куртку, прежде чем выйти на улицу в дождь. Он наклонился вперед, будто желая коснуться его лба своим, но в последний момент отстранился и выбежал из комнаты. Камукура неторопливо прошел к входной двери и, остановившись около нее, пристально взглянул на Наэги, а затем медленно вытащил ключ из своего кармана и дважды повернул им в замке. – Было бы нечестно, оставь я дверь открытой, – произнес он. В его глазах явственно читался молчаливый посыл: «даже не пробуй выскользнуть наружу ночью». – Будешь спать в ванне. – Я лучше на полу. Тут хотя бы есть ковер. Камукура безразлично пожал плечами, возвращаясь в свою кровать. – Буквально на секунду мне было не настолько скучно, как обычно. Наэги горько вздохнул и отвел глаза. – Он поддерживает в тебе интерес. – Удачу сложно предсказать. Она слишком иррациональна. Наэги ничего не ответил, вместо этого решив осмотреться. Комната Камукуры была похожа на его собственную: в ней были те же обои и похожая мебель, но почти весь пол покрывал мелкий мусор и разбросанные в беспорядке вещи. Открытые книги валялись тут и там, а страницы лежащих корешком вверх томов были смяты, будто их просто отбросили в сторону, как только чтение было закончено. На книжных полках и на столе были разбросаны головоломки и пазлы… Все решенные. Наэги поднял сборник с судоку и пролистал его. – Как много времени у тебя заняло решить все это? – Десять минут. Книга выскользнула из его рук. – Сколько? – Это было просто. И скучно. Но задачи в сборнике совсем не выглядели просто… И всего десять минут… Этого времени недостаточно, даже чтобы подумать над одной из них! Наэги моргнул и отвел глаза от книги, наконец заметив самое главное отличие этого помещения от его комнаты. У него перехватило дыхание. Окно. Бросившись к нему, Наэги прижал руку к стеклу, тут же почувствовав просачивающуюся сквозь него прохладу внешнего мира. Вторая дрожащая рука на ощупь искала защелку. Он не собирался прыгать вниз – комната Камукуры оказалась на втором этаже, – но ему очень хотелось ощутить, каково было снаружи, очень хотелось увериться, что этот вид, представший его глазам, не просто галлюцинация разума, истосковавшегося по свободе. Наконец, найдя защелку, Наэги распахнул окно и высунул голову наружу. Лунный свет, упавший на кожу, показался ему теплее, чем самый яркий луч солнца. Глаза горели от слез. Наэги зажмурился изо всех сил, прикусив губу. Все будет хорошо… С ним все будет хорошо. Он сможет выбраться отсюда. Ему всего лишь нужно сконцентрироваться и не сдаваться. Он открыл глаза. Окна в коридоре успели дать ему хорошее представление об окружающем здание городе, но отсюда открывался вид на территорию вокруг дома. К своему ужасу Наэги обнаружил, что тот стоит на пустыре: вокруг не было никаких мелких строений или декора, видимо, чтобы помешать нападающим пробраться внутрь. У него не было сомнений, что спрятаться в городе будет легко, но вот расстояние, которое придется преодолеть, чтобы добраться до развалин… Он будет на открытой местности и любой сможет его заметить. Скорее всего, бежать придется ночью, но даже так может возникнуть много проблем: с высоты второго этажа Наэги смог рассмотреть несколько фигур, патрулирующих эту пустынную территорию. Он бы не стал рассчитывать на свою способность убежать от них. …Но все сомнения лучше отложить на потом. Уложив подбородок на подоконник, Наэги зачарованно смотрел на внешний мир, в который ему так сильно хотелось вернуться. Надеюсь, с моими друзьями все хорошо. Остановив взгляд на городских развалинах, он вспомнил, как сложно было выживать в таких условиях, и в голову закралась предательская мысль о том, насколько тяжело его друзьям прямо сейчас, особенно если они планируют его спасать. Какая-то его часть даже понадеялась, что они отказались от этого: он и так принес им кучу проблем с тех пор, как они покинули Пик Надежды. Наэги совсем не хотелось, чтобы они еще сильнее пострадали из-за него. Внезапно почувствовав себя очень уставшим, он прислонился к стене под окном. Камукура лежал на кровати в противоположном конце помещения, сложив руки за головой и уставившись в потолок. Наэги подтянул ноги и скрестил их, почувствовав себя некомфортно из-за того, что его конечности занимают слишком много места… не то чтобы он ожидал, что Камукура набросится на него по такой пустяковой причине. Шло время. Наэги беспокойно ерзал. Его ушибленная нога все еще пульсировала от боли, но эта боль уже не казалась такой острой, как сразу после падения. Она не должна будет помешать побегу, но в будущем ему нужно быть внимательнее и смотреть, куда он ставит ноги… И вдруг Наэги понял. Что ему делать с отсутствием обуви, как только он окажется снаружи? Он же был там, он знает, что земля, усеянная осколками, зазубренными камнями и другими обломками, не похожа на мягкий ковер. Если он попытается бежать, то просто порежется. Хорошо, что он подумал об этом прежде, чем выбрался наружу. Может, то, что я подвернул ногу, на самом деле было хорошей удачей, а не плохой. Камукура совершенно не обращал на него внимания, и поэтому Наэги решил пройтись по комнате, надеясь кое-что отыскать. Когда нужная вещь все-таки нашлась, он схватил ее и спрятал под свою толстовку, быстро обернувшись. Камукура ничего не заметил: он не сдвинулся с места и все еще смотрел в потоло… – Положи на место. Наэги вздрогнул, но прижал чужие ботинки к себе. – Комаэда-кун забрал мою обувь. Если я не найду ей замену, в моих попытках убежать не будет никакого смысла. Прошла пара секунд, прежде чем Камукура вздохнул. – Ладно. Последовала долгая тишина, настолько неловкая, что Наэги не выдержал и нарушил ее. – Что ты делаешь? – пожалуй, его вопрос прозвучал слишком неуверенно. – …Ты, должно быть, слепой? Наэги моргнул. – Извини, просто ты выглядишь так, будто ничем не занят… – Вот именно. – А, – Наэги, смутившись, издал сдавленный звук, а потом чуть сместился, подставив руку под толстовку, чтобы обувь не выпала из-под нее. – Тебе не скучно? – Все, что я делаю, скучно, – ответил Камукура, и его монотонный голос более чем уверил Наэги, что так все и было. – Ты прочитал все эти книги? – Наэги попытался завести разговор еще раз, махнув рукой в сторону разбросанных вокруг романов и новелл, но похоже эта попытка тоже не оказалась успешной. – Концовки были предсказуемы, – безразлично пояснил Камукура. – Повороты сюжета очевидны. Наэги просмотрел несколько заголовков и, узнав пару из них, понял, что это неправда. По крайней мере, для него. – А что насчет хобби? У тебя есть какие-нибудь любимые занятия? – поинтересовался он. – В этом нет смысла, – ответил Камукура. – Как только научишься делать что-нибудь, становится скучно. – Но как долго занимает научи… Камукура вновь вздохнул. – Я был рожден с этим. Мне не нужно было учиться. – Т-то есть? Камукура слегка повернул голову в его сторону. – Ты никогда не спрашивал Комаэду насчет моего таланта. – Однажды я попытался, но Комаэда-кун не хотел, чтобы я говорил об этом. – Потому что я был с вами. Ты мог спросить, когда я ушел. – Но если Комаэда не хотел, чтобы я знал, значит, это слишком личная информация. Было бы грубо, если бы я заставил его рассказать… Теперь Камукура полностью повернулся к нему. – Ты исключительно плох в расспросах. Редкий человек будет саботировать свой побег так, как это делаешь ты. – Я не… Я просто хотел быть вежливым, – Наэги почувствовал, как щеки начинают гореть стыдом. – Тогда, Камукура-кун, это значит, что ты не против рассказать мне, какой у тебя талант? – Я и есть талант, – Камукура возвратился к своему прежнему занятию, уставившись в потолок. – Я не понимаю. – Меня создавали с единственной целью – объединить все существующие таланты в одном человеке. Не имеет значения, насколько сложным или непонятным является навык, я должен был освоить его. Я олицетворение таланта. Я на уровень выше, чем остальные Абсолютные. Его странные слова соответствовали тому, что Наэги уже знал о Камукуре, но он все еще не понимал, каким образом это произошло. Люди же не рождаются вот такими, верно? Но, если подумать, Комаэда говорил что-то о… – …Ты был первой Абсолютной Надеждой? – Да. Наэги больше ничего не сказал. Снаружи собирались облака, закрывая небо и наползая на луну. Пошел легкий дождь. Наэги поднялся на ноги и бросил взгляд на полуразрушенный город за окном, а потом высунул руку наружу, чувствуя кожей холодные капли воды, со звоном отскакивающие от подоконника. Несмотря на то, что вода выглядела чистой, от нее шел неприятный запах отравы. Отстранившись, он рассеянно проследил за тем, как капли просачиваются сквозь пальцы и падают на пол. – Камукура-кун, зачем ты помог ей? – Почему я должен говорить тебе? Наэги сомневался, что Камукура, все еще рассматривающий потолок, увидит его жест, но все равно пожал плечами. На некоторое время замолчав, он собрался с мыслями, прежде чем заговорил вновь. – Если у тебя есть все эти таланты… ты же можешь все исправить? Ты можешь отменить то, что сделала Эношима-сан? – Зачем мне это нужно? В этом мире нет ничего важного для меня. Наэги проглотил протест, уже сформировавшийся на его языке. На самом деле шум дождя и свет луны немного успокоили его, подарив чувство безмятежности, которое он не ощущал уже много дней, поэтому он не хотел ссориться с Камукурой и не хотел, чтобы тот разозлился. Обернувшись, он взглянул на чужую фигуру через плечо. – Тогда ты собираешься и дальше ввергать мир в отчаяние? – Я не планирую помогать ни одной стороне, ни другой, – Камукура даже не моргнул, когда произносил эти слова. – Тогда что ты собираешься делать? Я имею в виду, у тебя столько талантов, но ты их никак не используешь… Разве это не делает их наличие бессмысленным? – Бессмысленным? – Камукура вытащил руки из-под головы, и красные глаза опасно блеснули, уставившись на него. – Людей не судят по талантам, которые у них есть, – попытался объяснить Наэги. – Талант – это просто часть человека. Важно то, что он с ним делает… или не делает. Можно использовать свой талант, чтобы менять все в лучшую сторону и приносить надежду… Вот что делает из человека личность. А если использовать его для себя или вообще ничего с ним не делать, то этот талант ничего не стоит. Камукура ответил ему далеко не сразу, надолго замолчав, и Наэги почувствовал, как внутри него растет тревога. Наконец, безэмоциональный голос нарушил тишину. – …Я знал кое-кого, кто думал точно так же. Кое-кого, кто тоже верил, что в отрыве от личности талант ничего не стоит, – Камукура вытянул руку и уставился на нее, медленно двигая пальцами, будто не уверенный в том, что рука вообще принадлежит ему. Наэги замолчал, пытаясь понять, не обидел ли он Камукуру своими словами. Тот больше ни разу не заговорил и даже не взглянул на него, вернувшись к бессмысленному рассматриванию потолка. Когда Наэги понял, что разговор закончен, то повернулся обратно к окну, некоторое время разглядывая пустырь перед домом, а потом устроился в дальнем углу, свернувшись клубком, и попытался заснуть. (Если бы он открыл глаза хоть раз за всю ночь, то обнаружил бы, что Камукура провел большую ее часть, наблюдая за ним.)