Fix You [РЕДАКТИРУЕТСЯ]

Ты размышляла о боли, травме. Детская травма, да. Что-то, что сначала было стеной, после став просто невидимой перегородкой между тобой и Чонгуком. А что случилось, из-за чего этот барьер исчез? Ничего. Он не исчез. Ты впустила Чонгука в свой дом и снова в свою жизнь. А если быть точнее, то настоял на этом отец, буквально заставив тебя приютить Чона тогда. Так почему же мысли снова о боли, предательстве и насмешках? Чонгук же такой хороший. Разве он может причинить боль? А у тебя сердце разрывается при мысли о том, что он, возможно, всё помнит. — Ты не спала всю ночь?— на кухне появляется, видимо, только что проснувшийся парень. В ответ слабо киваешь, выдавливая из себя сиплое «угу». — Всё в порядке? — Чонгук садится рядом, накрывая твою холодную ладонь своей большой и горячей. — Переживаешь, что я уезжаю сегодня? Это ерунда, Т/И. Время быстро пролетит, — парень одаривает тебя самой тёплой улыбкой из всех. Взглядом бегло осматриваешь предметы на столе: кружку с давно остывшим кофе, немного пригоревшую яичницу в тарелке, да что угодно, лишь бы не смотреть на Чона. И нехотя, немного кривясь в лице, вытаскиваешь свою руку из-под его ладони. Он смотрит, молча вопрошая, не понимает, что происходит. — Чонгук, — начинаешь, немного прочистив горло от долгого молчания, — что изменилось? Что случилось в Сеуле такого, что ты теперь такой хороший. Помогаешь людям, посещаешь благотворительные вечера, заботишься о людях. Больше не кидаешься камнями и не даёшь пощечины. Чонгук молчал. Ты чувствовала, как его пульс немного участился, и одновременно увидела, как от недовольства расширились его глаза. — Я не хочу это обсуждать, — Чонгук тут же встаёт. — Неплохое начало. Ты всё помнишь? — прошептала ты потрясено. — Я этого не хотел. — Ты помнишь? Он молчал. Ни подтверждал и ни опровергал. — Когда-нибудь тебе придётся брать ответственность за свои поступки в прошлом... — Думаешь, я этого не понимаю? — рявкнул Чонгук. Он резко и быстро изменился в лице. И ты узнала его: Чон Чонгук — мальчик, который способен на всё. На всё хорошее и всё плохое. Мальчик, способный дуть на твои содранные коленки, а завидев вдалеке друзей — точно толкнёт так, что ещё и локоть расцарапаешь о нагретый летним солнцем асфальт. Тот мальчик, что наедине на берегу моря делился своим банановым молоком, рассказывая шутки, а потом дал звонкую пощёчину, назвав тебя попрошайкой и воровкой, под противный гнусный смех своих друзей. — Просто скажи мне: что изменилось? — Хватит, Т/И, — его тон не предвещал ничего хорошего, в глазах появилось выражение непреклонности. — Почему ты поступал так, Чонгук? — прошептала ты срывающимся голосом. — Не смей плакать, — строго произнёс он. Чон перевел на тебя глаза. Его жесткий взгляд лишь чуть-чуть смягчился по отношению к тебе, завидев слёзы. Он помнил. Конечно, он всё помнил: маленькую хрупкую, словно фарфоровая куколка, соседскую девочку, которая воровала из дома для него шоколадные конфеты. Он помнил, как вырывал с корнем из сада матери красивые ромашки и вручал их тебе, пока никто не видит. И он, конечно, помнит, как обижал тебя: каждую ссадину на коленках и ладонях, твои заплаканные и опухшие от морского ветра глаза, пока ты держалась за красную щёку. Репутация. Чонгук хотел был классным, крутым пусанским парнем. «Пусанский принц», — так называли его друзья. Никого и ничего не боялся. Угонял машины, не только став старше и переехав в Сеул, но и в Пусане. Воровал деньги у отца, чтобы достать новую дозу для друга. Но он никогда не пробовал сам, потому что тогда его ждали две дороги: тюрьма или смерть. Тюрьма ждала его в любом случае. Чонгук попался полиции с пакетиком психотропного вещества в кармане. Отец выложил в полицейском участке невообразимо огромную сумму, чтобы имя Чонгука больше никогда не было на слуху полиции. Из Сеула Чон был отправлен в школу для мальчиков в Штатах, где он больше не был бесстрашным и храбрым пусанским принцем. В пансионе из него выбили всю дурь, промыли мозг, воспитали. Став совершеннолетним, Чонгук вернулся в родную страну, где дал волю себе и своим желаниям, которые терпеливо ждали своего часа. И, попав в аварию, он решил, что притвориться, будто он потерял память — лучшее из решений, ведь можно начать новую жизнь. — С учетом моего возраста и обстоятельств, я мог получить наказание за всё, что сделал. Но, как видишь, мое дело чисто, — сдернув свою куртку с крючка возле двери, он вышел, с грохотом хлопнув старой дубовой дверью. Ты испытывала всепоглощающее чувство одиночества. Такой тебя оставил Чонгук, и это, пожалуй, стало одним из самых искусных его ходов за всё время. Впрочем, если говорить о Чоне, то ты давно считала его законченным эгоистом, хотя и надеялась, что он не уедет тем же днём, в ту же минуту, оставив свои вещи у тебя дома. Поэтому ты не имела возможности поплакаться ему в жилетку, ведь он и был причиной твоих слёз. Ты не могла пожаловаться и сестре, потому что она бы не стала сочувствовать. А остальные твои друзья из местных для этого не годились — в их глазах Чонгук был наследником компании, выехавшим за счёт своего отца и твоим врагом из детства номер один. Ты частенько размышляла о том, почему Чонгук не предупредил тебя, прежде чем уехать. Вы же с ним не ссорились. Между вами по-прежнему существовала близость. Ho он больше не спрашивал, любишь ли ты его и не говорил, что любит тебя. Не интересовался, что ты собираешься делать со своей жизнью дальше. Вы не договорились о следующей встрече. Он даже не попытался узнать о твоих планах на эту неделю. Но, по крайней мере, парень не уехал с дурацким «Ну, пока». Чонгук уехал молча. И он не звонил. Чон понял, что ты блефуешь, и просто сидел в Сеуле, ожидая твоего хода. Не можешь сказать, что он ждал самоуверенно, потому что глубоко внутри Чонгук не относился к парням подобного типа. Тебя не покидало ощущение, что он по-настоящему боялся, что ты решишь провести остаток своей жизни в одиночестве на побережье Пусана. Конечно, одиночество, в котором Чон позволил тебе остаться, дало время на размышления, и ты подошла к вопросу с откровенностью, которой всеми силами избегала раньше. Чонгук отступил, и если ты ничего не предпримешь, можешь его потерять. Ты понимала, что не сможешь вечно играть в эту игру: наступило время жестокой правды. Ты любила Чонгука. Ты уже знала об этом и раньше, но теперь посмотрела правде в глаза. Ты думала о том, как прекрасно проводить с ним время. И Уон прав: рядом с Чоном ты действительно оживала. Он волновал, заставлял чувствовать себя умной и привлекательной, женственной, любимой и защищенной. Вместе с ним ты могла противостоять целому миру, и даже своим родственникам, с высоко поднятой головой. Когда ты, наконец, приняла эту безвозвратность, то вдруг поняла, что прощение Чонгуку, которое ты ищешь, должно придти к тебе изнутри.