Я устал от всех вас без исключения

Бакуго резко переворачивает омегу на спину, придавливая сверху рукой. Изуку продолжает смотреть своими кромешно чёрными глазами то на одного альфу, то на другого. — Если мы сделаем это сейчас, то поступим слишком подло. — вздыхает Тодороки, который наконец смог набрать в лёгкие воздух. — Он же себя не контролирует. Как он будет нам доверять, если будет знать, что мы в первый же удачный момент его… «Взяли в свои руки»? — По-другому он сам нас изнасилует. — хмыкает Катсуки, рассматривая прижатого Мидорию, который перестаёт сопротивляться и пытаться кого-то захватить, но при этом продолжает со страдальческим выражением лица кусать свои губы, судорожно дыша. — Ка-ча-ан… — скулит он, пытаясь убрать руку альфы со своей груди. В один момент глаза Изуку снова становятся изумрудными, и он непонимающе смотрит на происходящее вокруг. — Ч-что вы делаете?! — он начинает панически биться под рукой блондина, и тот наконец его отпускает. Мидория отползает к краю кровати, а потом в глаза бросается укус на щеке Катсуки. — Э-то ч-что я сделал? — в ужасе спрашивает он. — — Да. Ты не помнишь? — Отрывками… Ай! — омега снова сворачивается в трясущийся клубок, прижимая к себе ноги, жмуря глаза. — Прости… Ка-чан. — Как ты меня назвал?! — Ка-ч… Ой. — Изуку открывает слязящиеся глаза и смотрит на альф. — Почему. я так тебя назвал? — Ты придумал это прозвище во время своего «припадка». — объяснил Тодороки. — Как ты себя чувствуешь? — П-плохо. Он аккуратно слезает с кровати и ковыляет в ванную. — Куда ты? — Я… — Омега оборачивается, а альфы видят, что его зрачки снова расплываются. — Не хочу вам навредить… Но до ванной он не доходит, ведь подскальзывается в луже тянущейся за ним смазки. — Мидория… — Тодороки подходит к нему и садится рядом на колени. — Пока ты ещё в себе. Мы можем тебе помочь, если хочешь. — К-как? — его сознание постепенно уплывает. — Если вам не будет больно, то помоги-ите… Он тянет свои дрожащие тонкие руки к двуликому, а тот берёт его на руки и возвращает на кровать. У самого уже возбуждение бурлит, как и у Бакуго. Природа, как никак.

***

После той ночи Изуку ещё долго не может придти в себя из-за стыда. Хотя, он практически ничего не помнит, помнит только что всем, вроде, было приятно. В утро после бурной ночи он просыпается уставшим и не дееспособными, жутко болит голова. Но другие части тела почему-то не болят, хотя после занятий подобным в прошлом всегда оставались болевые ощущения. Хвала небесам, альфы ушли на работу к тому времени, как он проснулся. Омега весь день приходил в себя, а вечером снова уснул. Тодороки с Бакуго его не трогали, только тихонько обсуждали всю эту ситуацию между собой. — И что делать дальше? — не унимается Бакуго, расхаживая взад-вперёд по кухне. — Я потом читал в интернете, под конец процесса к омегам возвращается рассудок! И если они не хотят эТоГо, то начинают вырываться, хоть это и бесполезно! Но Деку так и остался озабоченным извращенцем! — Но у него была необычная течка. — напоминает двуликий. — Другие омеги хотят, чтобы альфы сделали это с ними, и альфы доминируют, а в нашем случае произошло наоборот. — И что? Он не на секунду не сомневался! Он как реально озабоченный идиот нас вообще отпускать не хотел, даже я устал к тому времени! У меня чувство было, что это мы омеги, а он альфа с гоном! — Что ты пытаешься этим сказать, я не пойму? — Тупоголовая твоя разноцветная бошка! Может, он сам хотел этого? Шото смотрит на парня так, будто тот пытается убедить его что кошки летают. — Ты действительно думаешь, что наш миловидный измученный изнасилованиями Мидория хочет заняться эТиМ? Бакуго, у него психологическая травма, вообще-то. — А я не это имею ввиду! Может, он хочет, чтобы мы были не просто друзьями? — Бакуго, не говори чепухи. Однако этот разговор не выходит из головы обоих. Бакуго всё вспоминает слова психиатра о полигамных отношениях. Почему, собственно, нет? Одна мысль том, что Изуку когда-нибудь может уйти к какому-то другому альфе, заставляет пропускать удар сердце. Но оба считают отношения чем-то очень серьёзным, и не собираются предлагать Мидории присоединиться к ним вот так с бухты-барахты. Сначала нужно убедиться, что все они действительно этого хотят. Сам Изуку пока что не хочет ничего. Он, чтобы забыться, идёт на следующий день гулять с Очако, рассказывает о своём странном состоянии и о прошедшей ночи. Девушка удивляется такому его поведению, говорит, что у неё такого не бывало. Они разговаривают как обычно, только Урарака выглядит довольно напряжённой и грустноватой, всё время от чего-то шарахующейся. Вдруг она замирает, а в её глазах плещется ужас. Омега хватает друга за руку и тащит сквозь толпу людей. — Урарака, что случилось? — не понимает тот, но она его не слышит, ведь голос к нему даже после течки не вернулся. Они заходят в тот самый тёмный переулок, где девушка облегчённо вздыхает. — Там просто… Не очень хороший человек был. — объясняет она. — Не хотела я с ним видеться. — Почему мы пришли сюда? Здесь живут злые собаки, о которых я тебе рассказывал. — Изуку ёжится, вспоминая, как чуть не погиб здесь. — Правда? — Очако в каких-то странных думах. — Ничего, я думаю, их больше нет. Ты же говорил, что полицейский спас тебя. Он не оставил бы… Резко силуэт Урараки расплывается, а в голове чувствуется адская боль. Омега с глухим стуком сваливается на землю, а потом чувствует, что начинает задыхаться. Тёмная пелена застилает взор, а дальше он ничего не помнит.