В погоне за счастьем

Иккинг делал заметки в своём дневнике, и его руки начинали мелко трястись, стоило ему невольно скосить взгляд на Беззубика, который, теперь в новом своём обличии, незнакомый, далёкий, лежал на его кровати. Его лицо напоминало восковое, и только изредка короткие частые ресницы трепетали при очередном судорожном вдохе, словно вокруг было глубокое море, ледяная, ошпаривающая, колючая глубина. Невидимые волны захлёстывали вздрагивающее тело, загорелое лицо, щекотали узкие сухие губы, они мешали дышать, давили на грудь. Беззубик тонул, задыхался, Иккинг же только и мог, что сжимать крепкую руку с мелкими белыми шрамиками, пока очередной приступ медленно отступал, как милосердный отлив, уносящий вместе с собой и боль, и жгучую солёную воду. Иккинг просто хотел дать знать, намекнуть, успокоить своим незначительным движением, своим теплом: «Я здесь, с тобой, потерпи». Природа обнюхивала новое лицо собственного творения, словно дракон своего детёныша, который только-только вылупился из яйца. Тонкая полосочка ветра любопытно тревожила ворох мягких чёрных кудрей, влажных от пота, прилипавших ко лбу, к вискам, а солнце насмешливо оставляло золотые поцелуи на тёмных щеках с точками чёрных родинок. Иккинг подловил себя на мысли, что боялся. Его потряхивало от одной только мысли, что бесконечный болезненный сон никогда не прекратится, что Беззубик так и увязнет в страшном кошмаре, а потом... потом его сердце попросту остановит свой бег. Больше всего на свете он хотел зажмуриться, обратиться впервые к богам на своих условиях и вырвать из холодных объятий Хель своего друга, товарища... брата. Беззубик в один миг поймал знакомую мягкую ладонь и сжал её с такой силой, что кости едва не захрустели от давления, заставив Иккинга невольно поморщиться: может быть, он и выглядел не особо внушительно, но сил у него было не занимать. Чего стоило это страшное рукопожатие. Оно продлилось всего несколько секунд, мгновения, когда краешек сознания Беззубика вынырнул из расплывчатого бреда. Только тогда он на хриплом выдохе выпустил руку, расслабившись, и всё снова успокоилось: шторм утих, бесплотное море не затаскивало его под свои волны. Наступило новое посвежевшее сновидение, которое позволило Иккингу спокойно перевести дух и вернуться к дневнику. Он зарисовывал треугольник. Странные фигурки людей и драконов, миниатюры, незнакомые символы на чужом языке... Иккинг долго рассматривал их, не прикасаясь больше к чёрным граням — боялся сделать что-то не то, боялся, что Беззубику снова станет хуже из-за его неосторожных действий и сомнительных решений. Он даже не услышал, как дверь в его комнату раскрылась. Только мягкое прикосновение к плечу заставило его обернуться. Это прикосновение принадлежало Валке — никому другому. На её лицо падали медные тени, а в зелёно-голубых глазах вспыхнул вопрос, когда её взгляд устремился в сторону занятой кровати. Иккинг догадался по её слегка нахмуренным бровям, что она ждала объяснений, но рот его затыкала одна-единственная фраза Беззубика: «Не говори ничего...». Всякие версии рождались в его голове со скоростью молний Тора: «Он, э... я нашёл его», «Он был... пленником на кораблях охотников на драконов», «Он простой путешественник, которому не повезло», «Нет, он был, м... исследователем драконов», «Нет-нет, он... художник. Да, художник». Он растерялся, когда Валка мягко заговорила сама: — Вся деревня уже говорит о тебе, сынок, — её слова не несли в себе упрёка, только заинтересованность. — Говорят, ты привёл к нам незнакомца, и я сама только что убедилась в этом. Сморкала, ох, Сморкале, конечно, верить опасно, но в этот раз он и сам был заметно удивлён и передавал всё из уст в уста, чтобы все знали о «каком-то дохлике». Он уже обрисовал всё в таких тонах, что ты чуть ли не помощника Гриммеля привёл к нам, — она усмехнулась, пригладив волосы Иккинга, которые торчали в разные стороны — безуспешно. — Я, конечно, не верю, что ты бы поступил так неосмотрительно, но вижу незнакомца в твоей кровати и задаюсь вопросом: «Он не принесёт нам бед?». — У Гриммеля не было помощников, мам, — вздохнул Иккинг. — Ты и сама это прекрасно знаешь, это всё надумки Сморкалы — ну вот неймется ему. Лучше бы он помогал с составлением нового драконьего учебника с тем же рвением. Вот там бы действительно был от него толк, и не расползались бы сплетни по всей деревне, — он снова перевёл взгляд на Беззубика, который сквозь сон выдохнул что-то неразличимое, и придвинулся на стуле поближе к кровати, с волнением пытаясь найти знаки, которые бы пояснили ему, что делать. — Как он? — спросила Валка. — Уже лучше, — ответил Иккинг, не способный оторвать взгляда от лица Беззубика. — Было намного хуже, когда... да, было хуже. У него был жар, бред, лихорадка, думаю, если бы не Готти, пришлось бы нам тяжко. Он бледный, — Иккинг вновь потянулся к чёрным кудряшкам, но вовремя одёрнул руку. — Говорит какие-то неясные обрывки фраз, но, слава Тору, уже не скрючивается от боли. Ты бы видела его, когда я его нашёл. Его бросало то в жар, то в холод, знобило, и ему явно было невыносимо больно. Наверное, холодная вода сделала своё дело, — виртуозно соврал он, даже не моргнув. — Море уже злое. — Да, злое, — незамедлительно согласилась Валка. — Но я до сих пор не могу понять, откуда он взялся. Кто он такой? — Валка присела на длинную скамью возле неуклюже прибитых полок с атласами и книгами, которые Иккинг выторговал у купцов, которые приплывали на Новый Олух со всех концов света. — Он... — Иккинг прикусил щёку. — Я нашёл его на дальнем берегу. Наверное, корабль утонул, а его самого выбросило вместе с мусором и досками. Мы с Беззубиком... — он снова болезненно прикусил щёку. — Кроме него, никто не выжил. — Странно, я бы заметила кораблекрушение с утра... — задумчиво протянула Валка, с подозрением рассматривая растрёпанную голову Беззубика. — Торговые корабли редко ходят по этому пути — боятся. Говорят, где-то в той стороне поселился Подводный Потрошитель... — она рассуждала вслух, и в её глазах поселились сомнения и больше вопросов, на которые Иккинг не мог дать ответа. А что он скажет? «Мам, Беззубик стал человеком, я не знаю... я в растерянности, не знаю, что делать и как помогать»? Он тряхнул головой, пока Валка продолжала с расчётливым интересом изучать Беззубика. — Сынок, он не выглядит как викинг. Он, наверное, приплыл с далёких тёплых земель — загорелая кожа его выдаёт. Я помню, я встречала таких в стане охотников на драконов: южане тянутся к нашим островам, чтобы нажиться на драконах, говорят, они продают когти, клыки и шкуры. В большом мире, за пределами наших деревень, драконов ведь больше не осталось — их давно считают сказками, как единорогов и эльфов. Я понимаю, сейчас не время подозревать в нём охотника на драконов, но я бы на твоём месте не спускала с него глаза. Мы, конечно, умеем быть гостеприимными, но лучше, когда знаешь, с кем имеешь дело. — Он не причинит нам вреда, — Иккинг коротко кивнул. — Я знаю, что не причинит. — Я доверяю тебе, сынок, но всё-таки будь осторожен, — Валка потянулась. — Я знаю, что Беззубик принёс тебе вчера странную вещицу. Я видела её мельком в его пасти. Покажешь? — Да, — Иккинг с осторожностью вытянул из сумки треугольник, который молчал и не светился. — Не знаю, где он его только нашёл и... вообще говоря, я до сих пор ничего не понял. Может быть, ты слышала об этом что-нибудь? — Иккинг, это же... — Валка замерла, уставившись на треугольник, и сразу же нахмурилась, поднявшись со скамьи. Она потянулась к треугольнику, но тут же одёрнула руку, словно обожглась. — До меня, конечно, доходили слухи о подобном... это ужасная вещь, сынок, она так губительна для всех драконов... да, очень страшная вещь, — подчеркнула она. — Её нельзя показывать драконам, ни за что, никогда. Где Беззубик? Он не пострадал? С ним всё в порядке? — Как сказать. Я так и не нашёл его в лесу, — криво усмехнулся Иккинг, стараясь не смотреть на кровать. Беззубик наконец окончательно угомонился и перевернулся на бок; его лицо снова медленно обретало приятный оттенок, и щёки наливались цветом. Он тихонько посапывал, а временами его уголки губ и вовсе вздрагивали и приподнимались вверх, словно в намёке на незнакомую чужую улыбку. Иккинг заметил, что возле его руки небрежно лежали чёрные чешуйки, и сразу же попытался скрыть это своей спиной — вдруг Валка догадалась бы, что к чему?.. — Знаешь, Беззубик не вёл себя странно и на треугольник никак не реагировал. Он просто любопытный дракон, может, он посчитал его своей игрушкой?.. Хедер мне рассказывала про Розу Ветров и про Тройной удар... это действительно странно, но не думаю, что в этом вся причина, — выпалил он, опустившись на свободный краешек кровати. — С этим нужно разобраться, изучить. Думаю, Рыбьног тоже будет заинтересован... — Это плохой знак, — Валка будто не смела даже притронуться к треугольнику. — Эта вещь опасна. От неё нужно избавиться. Чем быстрее, тем лучше. — Почему? — спросил Иккинг, краем уха услышав, как Беззубик простонал что-то в своём глубоком сне. — Что она делает? Мам, расскажи, я должен понять, прежде чем избавляться от этого... артефакта, наверное. Не просто же так его принёс для меня Беззубик. — Хорошо, — не сопротивлялась Валка. — Я расскажу тебе то немногое, что знаю я сама, но прошу тебя, хорошенько подумай, прежде чем оставлять это у себя, — она вздохнула, вновь устраиваясь на своей любимой скамейке. — Этот треугольник носит названия «Спаситель» — так его обозначили Тихоходы, когда к ним прибыл первый такой артефакт — с помощью него они отгоняли от своих поселений Пеплохвостов, которые раньше разоряли их амбары и не оставляли от их деревень даже горстки золы. Им помог странный человек, который скрывал своё лицо за странной церемониальной маской. Он был первым, кто показал мощь этого треугольника, который, по преданиям, «горел как лиловая звезда». Пеплохвосты, которые были посмелее, попытались как-то повторить свой налёт, но лишились вожака — тот погиб, стоило ему приблизиться к «Спасителю» и к человеку в маске. Это была долгая и мучительная смерть: он отгрызал себе лапы в бешенстве, рвал на себе шкуру когтями, наносил ужасные раны, пока не истёк кровью. Того человека прозвали «Вестником весны», так как он возвращался каждый раз в начале весны и всегда приносил с собой новые треугольники. До тех пор, пока не исчез бесследно. Это было, на самом деле, уже давно — в первый раз «Вестник весны» появился семнадцать лет назад, а затем, через пять лет, бесследно пропал вместе со своим «Спасителем», а племя Тихоходов исчезло из-за болезни Одина позднее. Их остров опустел, но некоторые особо смелые мародёры смогли вытащить из главного зала и из оберегов эти треугольники, а потом вся их история покрылась мраком. Одни покупали коллекционеры, другие переходили из рук в руки... мало кто знал об этой истории, на самом деле, — заключила Валка. — А откуда тебе это всё известно? — спросил Иккинг, заинтригованный рассказом. — Ты же всё это время была в Драконьем мире, который построил Великий Смутьян, или нет? — Мы с Грозокрылом не раз облетали окрестности и, бывало, проверяли самый близкий к нам остров — остров бывшего племени Тихоходов. Моего родного племени, — голос Валки стал немного тише, словно она вспоминала о чём-то. — До сих пор не могу поверить, что все мои родные люди погибли тогда, а весь остров стал настоящим могильником, — она вздохнула. — Что же до «Спасителя»... теперь ты знаешь его историю и историю о Вестнике Весны, и теперь только тебе решать, что делать с ним, но не забывай о том, что он опасен. На твоём месте я бы отыскала первым делом Беззубика — кто знает, может, на него тоже повлиял «Спаситель», но по-своему — мне всё-таки неизвестны все его опасности. Ты же его найдёшь? — она перевела тёплый взгляд на чертежи хвостовых плавников. — Конечно, найду, — незамедлительно согласился Иккинг, прислушиваясь к чужому ровному дыханию. — Но сначала мне нужно присмотреть за ним, — он кивнул на Беззубика, который иногда как-то незаметно шевелился под шкурой яка и морщил нос. — Я должен. Я же вождь. — Вождь, но не заботливый лекарь, — мягко парировала Валка. — Иккинг, я бы на твоём месте доверилась полностью Готти: она выходит твоего больного, ведь ей уже не в первый раз приходится справляться с тяжелобольным, — она положила ладони на колени. — И всё же хорошенько подумай насчёт «Спасителя». Я знаю, тебе любопытно, это действительно особенный артефакт, древний, но разве он стоит риска? Лучше было бы избавиться от него раз и навсегда, вернуть торговцам и забыть о его существовании, — она убрала волосы со лба. — Поверь мне, так было бы лучше. Но ты волен поступать, как считаешь нужным. В конце концов, ты уже взрослый. — Я всё-таки пока придержу треугольник при себе: мне нужно понять, как он работает, — задумчиво проговорил Иккинг, краем глаза взглянув на Беззубика, который перевернулся на другой бок, что-то прошептав едва слышно. Казалось, это было тихое: «Иккинг...» — но мало ли что могло показаться. Иккинг придвинулся к нему поближе, убрав сползшую мокрую тряпочку с кровати. — Я буду осторожен, мам, обещаю. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — одобрительно улыбнулась ему Валка. — Только постарайся не приближаться со «Спасителем» к драконам, чтобы он не навредил никому, — она поднялась со скамейки, поправив свой старый плащ. — Не забудь, сегодня все мы собирались обсуждать наши дальнейшие планы за небольшим... торжеством. Вождю непременно нужно будет там присутствовать, но... — она снова взглянула на больного. — Я думаю, тебе действительно лучше попросить Готти за ним присмотреть этим вечером. Она уж точно будет знать, как помочь. Иначе люди не поймут тебя: вождь должен принимать решения в пользу своего народа, а не в пользу незнакомцев, которых выбросило на берег. — Я знаю, мам, я понимаю, — закивал Иккинг, осторожно придерживая треугольник. — Я даю слово, что буду крайне, крайне осторожен, и ни один дракон не пострадает. Вот увидишь, мы ещё вывернем этого «Спасителя» так, что останемся в выигрыше, и это будет ого-го как полезно, — воодушевлённо выпалил он, незаметно смахнув чёрные чешуйки с постели. — Я верю. Поцеловав по-матерински Иккинга в лоб, Валка легко вышла из комнаты, не оборачиваясь и не говоря больше ни слова. Она исчезла, освободив комнату от своего присутствия. Иккинг перевёл дух: «Ну вот, братец, теперь и мама не в курсе нашего небольшого... происшествия» — и случайно тронул мягкую кнопку указательным пальцем. «Спаситель» снова загорелся голубым светом, и Беззубик задышал чаще, когда из него вновь полилась незнакомая музыка, странная музыка. Спохватившись, Иккинг сразу нажал на самую крупную кнопку — и свет вместе с мелодией иссяк. Он решил, что займётся артефактом позднее в экспериментальной хижине, запрётся там и вместе с Рыбьеногом будет изучать его, зная, что не причинит никому больше вреда. Только не Беззубику. Так Иккинг просидел на стуле возле кровати, вглядываясь в тревожное лицо, до заката — солнце прощально заглядывало в его комнату через большое окно, заползали последние багряные лучи... и надежда, что Беззубик вернётся в сознание тлела, терялась, блёкла, ведь проходили минуты, часы, а тот даже глаз не открывал, лишь пропадал в беспамятстве. Что-то говорил неясное. Перебирал пальцами шкуру яка, ворочался с бока на бок, но никогда не переворачивался на живот — только изредка на спину. Иккинг не мог осмотреть его тело, хоть любопытство так и грызло. Его интересовало, как дракон стал человеком, как превращение отразилось на нём... он тряхнул головой, и с губ Беззубика снова сорвалось короткое: «Иккинг». Он насторожился, но Беззубик вновь затих. Готти появилась на его пороге вместе с сумкой, заполненной снадобьями, пахнущая травами. Она ему кивнула, постукивая посохом. С ней пришла и Астрид. — С ним всё будет хорошо, Готти всегда знает, что лучше больному, — успокаивающе похлопала Иккинга по плечу Астрид. — Пойдём, Иккинг, народ тебя ждёт. — Я мог бы остаться, — снова почти обернулся Иккинг, но Астрид подхватила его за руку и потащила за собой, он успел только сумку с треугольником оставить на своём рабочем столе. — Я мог бы что-нибудь придумать. Астрид, ну ты же понимаешь. Вдруг Готти понадобятся лишние руки или, не знаю, вдруг он придёт в сознание — как вождь я должен буду выяснить его... мотивы? Мотивы, да. Знаешь ведь, с какой внимательностью я отношусь к нашей безопасности! — продолжал говорить он, пока Астрид направляла его за пределы хижины. — Ну, Астрид. — Иккинг, доверься Готти, — усмехнулась Астрид, наконец, выпустив его руку из железной хватки. — А вождь и нам бы пригодился, тот, который живёт вот здесь, — она ткнула Иккинга в грудь, туда, где билось его сердце. — Вот здесь, да. У нас уже возникли некоторые организационные вопросы, как на Драконьем Крае: у близнецов свои идеи, у Рыбьенога — снова план наладить гармонию кругом, а Сморкала... ты знаешь Сморкалу. Новый общий зал радовал глаз. Очаг пылал, словно волшебный горн, и его живой милосердный свет касался суровых, обветренных, грубых лиц истинных воинов, которые ранее были верны Стоику Обширному, а теперь с ожиданием, с поджатыми терпеливо губами, иногда — с восхищением склоняли свои кудлатые головы перед его сыном. Иккинг проходил вперёд к месту вождя, и толпа перед ним послушно расступалась. Он, приложив ладонь к задней стороне шеи, неуверенно её почёсывая, улыбался каждому, на кого падал его взгляд — и получал в ответ почтенные кивки. На длинных столах стояли яства: бараньи рёбрышки, рагу, поджаренные гуси и куриные ножки, сельдь, морские окуни... Некоторые люди уже пили медовуху, пиво, и все их взгляды были направлены на небольшую сцену, где выступала лучшая ученица Валки — Мила, самая обычная на вид девушка, серая мышка, непримечательная, но как она играла на германской роте, пощипывала её струны и выбивала из них мелодии, которые заставляли даже самых суровых одобрительно посвистывать ей... она прикрывала глаза от удовольствия, покачивалась иногда из стороны в сторону, сосредоточенная на звучании, напоминая собой светлую струнку. Заметив Иккинга, Мила запела — её голос был непривычно хриплым, но приятным на слух: её песни рассказывали о прошлых вождях, вспоминали их имена, запечатлённые на щитах... Она не отличалась роскошными волосами — они были по-мальчишески коротки, светло-русые, а на щеках — чёрная вязь боевых татуировок. Никто не знал её настоящего возраста. В племени ходили одни только слухи: первые говорили, ей исполнилось уже двадцать восемь, вторые — что все тридцать, и на все расспросы ответом были многозначительные улыбки и короткое: «Секрет». Тем временем Сморкала, как ни странно, снова задирал Рыбьенога, они спорили до раскрасневшихся щёк, близнецы же мирно играли в гляделки. — Итак, что у нас на повестке дня? — Иккинг степенно занял своё место; по правую руку от него устроилась Астрид, по левую — Плевака. Хедер сидела рядом в запахнутом сером плаще, вращая в руках серебряную подвеску. — Вождь, яки снова не несутся, куры не доятся, овцы шерсти не дают! — взвыл Ведрон, хватаясь за ведро на голове. — Всё пропало, на нас лежит проклятие, проклятие! — Опять ты всё перепутал, дурья башка, — вздохнул рядом Шлак. — Вождь, он от головной боли совсем обезумел — действительно ждал, когда из яков куриные яйца посыплются, — он помолчал. — А вот шторм обещает быть нынче сильным, очень сильным. А у нас пока не все дома ещё готовы. Еды, конечно, хватит на переждать, но лучше с погодой не шутить. — Когда намечается шторм? — поинтересовался Иккинг, сложив руки на груди. Он всеми силами пытался выглядеть как истинный вождь — к нему должны прислушиваться, его должны уважать, его решения — судьбоносные. — Он будет... через неделю, — заявил Шлак и взглянул на гримасы Ведрона. — Через пять дней?.. Через четыре?.. — трактовал он с ужасом чужое выражение лица. — Через три дня, вождь, шторм будет через три дня. — Так, — Иккинг забегал глазами по толпе. — Кто пока без дома — поднимайте руки. — Мы, — вытянула руку Мила. — Мы без дома. — И мы, — повторили за ней ещё несколько пар викингов. Среди них были в основном портные, сапожники, несколько рыбаков и пекарь. Все смотрели на Иккинга с ожиданием. — Ну, вас не так уж много — на время шторма вы вполне сможете укрыться в чужих домах, благо, место позволяет, — спокойно сказал Иккинг. — Что насчёт охотников на драконов? Никого в последнее время не видно? — Команда Асов никого не заметила, — выступил вперёд Густав. — После разгрома Гриммеля они поджали хвосты и больше не показываются нам на глаза. Ха! Они нас боятся! Я бы тоже, наверное, боялся, если бы против меня выступала целая армия драконов во главе с таким вожаком, как Беззубик, — он самодовольно улыбнулся. — Да и вообще, я думаю, что даже от одной нашей тени с Клыкокривом они впадают в панику! — Да, Густав, вы же такая мощь, — закатил глаза Сморкала. — Что с амбарами? — спросил Иккинг. — Они готовы? — Целых три, — выпятил грудь Слюнявый. — Лучших амбаров в окрестности не найти — и на этот раз никакие Пеплохвосты не смогут до них добраться. А если они всё-таки объявятся, мы дадим им пару уроков манер, — он с хрустом размял шею. Иккинг, принюхиваясь к ароматному мёду в кружке, незаметно вздыхал, снова потирая шею, а все мысли его были заняты Беззубиком. Он не помнил, что говорил дальше, стараясь не показать своего волнения, которое поднималось из недр груди. Они обсуждали новые постройки. Рыбьеног выдвинул несколько осторожных, тщательно разработанных чертежей, которые критиковал Сморкала. Там были места для отдыха, небольшие ухоженные пространства для тренировок и творчества — рай для художников и музыкантов, крупная арена и всё необходимое для драконьих гонок. Забияка и Задирака несколько раз молча отвлекались от гляделок. Словно оценивали обстановку. Приглядывались. Они не вставали ни на чью сторону, только с интересом наблюдали, как краснел Сморкала от фраз Рыбьенога: — Может быть, я и зазнайка, но хотя бы не полный остолоп, который вмешивает личную неприязнь в проект деревни, в которой мы все будем жить, и ты не исключение, Сморкала, — Рыбьеног устало потёр глаза. — Чем тебе не понравилась идея с большим садом? — Потому что она идиотская, вот почему! — ощетинился Сморкала, сдавив в руке кружку с пивом. — Потому что ты на полном серьёзе предлагаешь всем нам, воинам, превратиться в сказочных фей, которые плюются радугой. Кто будет заниматься садом? Ты? Зачем он вообще, к Хель, нужен на Новом Олухе? Раньше мы сажали всё только по необходимости. А ты предлагаешь устроить «вишенки», там, «яблоньки», «сливушки». Иногда мне кажется, что ты живёшь в каком-то космосе, Рыболикий. Нет, серьёзно, он ещё предложит нам посадить всякие розы-мимозы, — он ткнул локтем своего соседа — Молчуна Свена, который не издал даже смешка. — Розы-мимозы ты мог бы посадить и сам, Сморкала, — усмехнулся Рыбьеног. — Садоводство, кажется, нервы успокаивает, а тебе это в последнее время было бы полезно. — Намекаешь, что я нестабильный? — Сморкала не по-доброму сверкнул глазами. — Разве что немного, — продолжал держать на лице ухмылку Рыбьеног. — Да ты... — Сморкала поднялся. — Мальчики, мальчики, к чему ссориться? — кокетливо захлопала глазками Забияка, становясь между ними, покручивая свои пшеничные косы. — Меня на всех хватит. Сморкала скривился, словно проглотил слизняка, и сел обратно за стол, зато Рыбьеног заметно порозовел, сменив свою саркастическую усмешку на скромную улыбку, его взгляд смягчился. Иккинг снова взболтал медовуху, осматривая весь общий зал, чтобы убедиться, что, кроме двух вечных спорщиков, никто не был встревожен или настроен на драку. Он взглянул невольно на Валку, которая стояла в тенях, прислонившись к резной колонне: её освещал рыжий свет очага, и она выглядела словно фигурка из игры «Булавы и Когти». Весь зал загудел, как растревоженный большой улей диких пчёл. С планов люди переключились на тёплую ностальгию по старому Олуху. По маленькому родному закутку бескрайнего мира... Старшие говорили с улыбками о Стоике Обширном, вспоминали, как он вёл своё племя по твёрдому и мудрому пути, как смог ради сына менять всё вокруг, делая первые шаги к миру, в котором драконы и викинги жили в согласии. Младшие скучающе вслушивались в чужие речи, перелистывая тайком старый драконий учебник в светлом углу. И у всех были большие надежды на Новый Олух. Мила, пока голоса не утихали, скребла натянутые струнки на заднем плане. Из каждого угла расползались ароматы еды: кто-то отрывал ножку у карамельной утки, кто-то наслаждался рёбрышками. Астрид же подсела поближе к Хедер, и вместе они уже вполуха слушали общий зал, занятые собственным разговором. Они вместе смеялись, алкоголь раззадоривал их, заставлял незаметно обмениваться многозначительными взглядами. Иккинг сделал первый глоток за всё собрание и уселся удобнее на своём месте. — На самом деле, идея с садом не так уж и плоха, — сказал он по-дружески. — Лучше бы ты поддержал дельное предложение, вождь, — вздохнул Сморкала, уткнувшись в свою кружку, не спуская глаза с Рыбьенога, который добавлял что-то на ходу в своём плане. — У тебя есть такое предложение? — вскинул брови Рыбьеног. — Я думал, в твои планы всегда входило только портить мою жизнь. — Хватит, — Иккинг остановил их спор. — Сморкала, я тебя слушаю. — Нам нужны сторожевые башни. — Я бы мог поспорить, но идея с технической стороны не слишком провальная, — внезапно пробормотал Рыбьеног. — Мы могли бы установить их тут и тут, — он ставил крестики на своём плане, — но нам понадобятся караульные. Дневная и ночная смены. Помимо драконьего патруля, это поможет нам быть всегда наготове. Сморкала недоверчиво скосил на него взгляд, но больше ничего не сказал. Он всё ещё хмурился, но теперь, во всяком случае, не лез со своими претензиями и неуклюжими шпильками. Он сидел возле самого огня — и всё больше и больше напивался, подливая себе пиво из большого кувшина в центре стола. Казалось, его всего целиком пропитал весёлый хмель, но в глазах по-прежнему гроза. Его сосед, Молчун Свен, как раз дохлёбывал свою уху, не говоря ни слова. Вопросы возникали сами собой. Иккинг внимательно выслушивал каждое предложение: о том, что надо было отстроить новую пристань, что пора бы тренировать новых драконьих наездников, помимо команды Асов, что следовало бы начать строить новые корабли и, возможно, совершить пару набегов на богатый материк... Чувствуя ответственность на своих плечах, он, старавшийся держаться как отец, на что-то соглашался, что-то отклонял: «Набег на материк? Мы только добились нашего мира. Неужели вас так тянет к войне?» — и особенно воинственные либо опускали стыдливо головы, либо молча складывали руки и просто замолкали. Комментария Задираки не ожидал никто. Он всё-таки решил вставить свои пять копеек: — Народ, я бы посоветовал всё-таки построить маяк, — сказал он громко, обращаясь к каждому в зале. — Не заставлять же драконов постоянно... а что, если проверить, как долго будут держать пламя разные виды драконов? Нет, я уже не про маяк, моя мысль ведёт дальше. Почему бы не сделать что-то вроде... хм... — Факелов, но как бы постоянных факелов, — подсказала Забияка, которая сидела на лавке, закинув ногу на ногу. — Мы могли бы придумать систему из... — Из хлопков — щёлкнул пальцами Задирака. — Или из щелчков. — Нет, это будет, пожалуй, слишком тривиально. — Из крика? — Петушиного крика тогда уж. — Не будем же мы, — Задирака прикрыл рот, — в это вовлекать Сморкалу? Сморкала тут же обернулся к ним, его щёки до сих пор горели от гнева, и казалось, что от любого неровного движения его тело могло воспламениться, как у ужасного чудовища. Он долго прожигал близнецов своим взглядом, а затем снова медленно вернулся к Рыбьеногу, который шутку поддержал тихим хохотом. Они смотрели друг на друга — долго, внимательно, словно мысленно вели перепалку, пока зал вокруг снова нашёптывал новые предложения, а все взгляды были направлены не на них, а на Иккинга — на его слова, на его решения, на его чёрную привычную броню. Это уже вошло в привычку — быть вождём и лучшим драконьим наездником. Если бы кто-то сказал, что хилый мальчишка вдруг станет таким, ему бы по меньшей мере не поверили или и вовсе посчитали сумасшедшим. Чтобы горе, кухонный ножичек, Стоика Обширного вдруг превратился в смертоносный клинок. С улицы уже слышалось сопение Злобных Змеевиков, которые облюбовали жерди возле общего зала, никто не рычал, ничего не ломалось — деревня отважно выдерживала напор драконьей природы. Драконья природа... Когда же поздний вечер начал стучаться в общий зал своим тёмным звёздным кулаком, Иккинг, распустив организационный совет, быстрым шагом направился к себе домой. Он шёл быстро, не оборачиваясь назад, покуда Валка не остановила его у самой двери. — Я не хотела поднимать эту тему при остальных, — заговорила она. — Но пару дней назад мы с Грозокрылом видели... ещё одну ночную фурию, — её голос стал ещё тише, почти перешёл на шёпот. Свидетельницей их разговора была одноглазая луна, которая глядела на них с безразличием, скрываемая хмарью облаков. — И это был совершенно точно не Беззубик. — Ещё одна ночная фурия... — выдохнул удивлённо Иккинг. — Мы их искали всё это время, но не нашли ни следа, и Гриммель... разве он не говорил, что убил всех ночных фурий, кроме Беззубика? — в голове у него словно завертелся калейдоскоп. — Ты уверена, что это была именно ночная фурия? Может, тебе показалось? — Мне хоть и сорок один, но я ещё не ослепла, — тихонько рассмеялась Валка. — Возможно, мы больше не увидим её вновь, но... было видно, что её очень заинтересовал наш остров — не знаю, правда, чем. Вероятно, она могла почуять нашего вожака? — Вот Беззубик обрадуется, — горько улыбнулся Иккинг, мысленно вернувшись в свою комнату, к кровати, на которой лежал Беззубик без сознания. — Может, не всё ещё потеряно, да? Может, где-то там живут ещё ночные фурии, о которых мы раньше даже и догадываться не могли!.. — он снова пришёл в восторг от одной мысли, что Беззубик был не один. Быть может, его семья тоже выжила?.. — В какой стороне ты её видела? Мы могли бы слетать туда, чтобы убедиться. — Северо-восток, — отчеканила Валка. — Она летела от маленького острова, который вы назвали «Грозовой Крюк». Вы могли бы действительно проверить его вместе с Беззубиком — так было бы больше шансов, что они встретятся. У меня ещё есть кое-что для тебя, — она помедлила и всучила ему в руки измятый пергамент с разными символами, которые скакали вверх-вниз и различались лишь приблизительно в сумерках. — Я хранила это у себя, думала, что эта страница мне никогда не пригодится, но, похоже, вот он, момент, когда она может что-то изменить. Кажется, это латынь и... может быть, арабский. Я не сильна в языках. — Хедер говорила, что Дагур знает латынь, — вспомнил Иккинг. — Мы могли бы пригласить его на остров... хотя, вероятно, у него свои дела, да и зачем ему тащиться в такую даль из-за какого-то «Спасителя», когда они от такого же избавились от греха подальше. С другой стороны, я мог бы написать ему письмо — благо, жутка почта ещё работает. Да, так и поступлю. Может, ему удастся разобраться в надписях. Я их перепишу и сразу отправлю. — Поступай, как считаешь нужным, сынок, — мягко улыбнулась Валка, по-родительски оправив застёжку на его шерстяной накидке. — Я уверена, ты со всем разберёшься.