Моль

      Аркадий открыл глаза. Под руками, спиной и коленями мокла обивка дивана. Словно Ночин глубоко и неизлечимо маялся всю темную ночь, пока не вспотел и не пропитал болезнью все вокруг. Он вновь был одет и лишился жирного куска памяти. С кухни не доносилось ни звука, в квартире все — и воздух, и стены — казалось затхлым и влажным, будто ночь дом провел в лихорадке вместе с хозяином.       О виски билась загнанная в ловушку мысль. Аркадий сразу вспомнил: моль, кладовка, дверь, окно… Мозг тяжело, нехотя собрал единственную логическую связку. Воспоминания исчезали не тогда, когда Ночин уходил на работу. Они исчезали, когда он пытался выйти из дома. Словно что-то лишало Аркадия возможности связаться с внешним миром. Страх липкими пальцами хватался за шею. Впервые в жизни хотелось по-настоящему звать на помощь.       Но именно в этот раз, когда Ночин отчаялся настолько, что готов был вывалить свои переживания жене — единственному человеку, который оказывался дома хоть ненадолго, — ее просто не оказалось рядом. Вилка сгинула, оставив на холодильнике записку:       «Аркаш, я буду вечером. Люблю».       Только Ночин прочитал и отвернулся, как боковым зрением заметил съезжающие вниз буквы. Сначала убежала «я», цепляя за собой вторую «у» и «в». Затем с листа словно слизало запятую и «черо». Скатилось за край страницы «любл», а последняя «ю» в страшной муке совместилась с точкой, образовывая вопрос. Ночин моргнул, — выползла змеей потерянная «у», привалившись к «ш».       «Аркашу будем?»       Ночин вздрогнул, едва не пошатнувшись от стука собственного сердца, — но стоило повернуться, сфокусировать зрение, как на кусочке бумажки вновь закрасовалось наивное, наигранно влюбленное послание Вилки.       Аркадий пережил одну из тех вспышек ужаса, которые настигают совершенно внезапно, стоит услышать, например, резкий громкий звук или заметить движение в темноте. Все это было понятно — естественный защитный механизм, доставшийся человеку еще от древних предков. Но то, с чем приходилось теперь сталкиваться среди бела дня, не лезло ни в какие рамки.       «Я просто психую, это уже крыша едет. На самом деле все в порядке… Нельзя поддаваться...» — убедил себя Ночин, но записку с холодильника все-таки сорвал и бросил в урну — чтобы не нервничать. Следующие двадцать минут он просто просидел за столом, тупо глядя на стынущий растворимый кофе в чашке и пытаясь решить, что делать со своей жизнью. Само собой, телефон молчал в оба конца, как и в прошлые дни, не отправлялись и не приходили сообщения в мессенджерах.       «Ноут», — лучом надежды ворвалось в пораженческие мысли. Аркадий уже ни на что не делал ставок, но решил: бороться будет до последнего всеми правдами и неправдами. Стоило начать заново — с самых простых шагов. Ноутбук у них с Вилкой был общий, хотя именно жена пользовалась им чаще всего. Купленный вскоре после свадьбы, все еще почти новенький «Макбук» — чтобы все, как у людей, как тогда казалось, — нашелся в Вилкиной комнате. К счастью, жена не забрала его на работу.       Да, даже спали Аркадий с женой порознь. Так было не всегда; но однажды медовый месяц и игры в нормальную семейную жизнь закончились, а Ночин понял, что не может выспаться, постоянно думая о теле у себя под боком. Из-за переработок он время от времени страдал от проблем со сном — не мог расслабиться, если чувствовал, что что-то не так, слышал посторонние звуки — любые, кроме тихого тиканья настенных часов… Вилка жаловалась, что во сне Ночин сталкивает ее на самый край, отнимает одеяло, едва ли не дерется, — а тот вскоре начал тратить время не на отдых, а на размышления: каково будет выслушивать наутро новую порцию претензий? Вот и нашелся отвратительный, но все же компромисс. Разве что ради секса Ночины ложились вдвоем — готовились к нему каждый раз, как к деловой встрече.       Аркадий мрачно шутил, что именно после одной из таких «встреч» Вилка себе ноутбук и выторговала. На самом деле он был не против: активная работа за компьютером была уделом жены, самому — почти на все случаи жизни хватало смартфона. Но вот настал один из тех исключительных моментов, когда Ночин нуждался в дополнительной технике. Загорелся монитор, а на экране через минуту развернулись окна браузера с умолкшими почтой, социальными сетями… На сладкое Аркадий заранее нашел и статью с рекомендациями по сбросу системы на мобильном.       — Так, ну… — выдохнул он и нервно покосился на колыхнувшуюся занавеску — видимо, окно в комнате было приоткрыто на проветривание. — Пока что все нормально.       Снова Ночин попытался отправить сообщение «ВКонтакте», написать что-то в инстаграме. И снова буквы складывались в слова и даже уходили адресату, но сообщение не появлялось в диалоговом окне. Аркадий открыл страницу к Дэну и застал там странную картину: короткое «прощай» в статусе.       Комом в горле зависло неясное чувство: будто это не просто так, будто это едва ли не насмешка. Возможно, всему виной была череда парадоксальных неудач, но ведь Ночина правда как отрезало от мира — он стал узником одиночества и вынужденного безмолвия… Нервно хрустнув пальцами, Аркадий попытался иначе — он успокоил себя и вышел из всех аккаунтов. Первым делом — завел новую почту. Через несколько минут сервис поприветствовал обладателя свеженького ящика. «Входящие» должны были сиять чистотой, но на обновленной странице горели двадцать два уведомления. Все одинаковые: без названия, со странным адресом из двоек. А внутри одна фраза: «Аркашу будем?»       — Сука… — рваные выдохи Ночина сами складывались в ругань. Он крепко зажмурился и обхватил голову руками, словно это могло спасти от бесконечного кошмарного сна. Вновь потоком в сознание хлынули панические мысли:       «Нет, я все же схожу с ума. Я уже сошел с ума. Не может быть, чтобы все так случалось в реальности… А если это все бред, и наяву я просто пускаю слюну?..»       Не было у Аркадия ответов. И как чувствуют себя сумасшедшие, чтобы предположить хоть что-то — он не знал. Но стоило опасливо поднять веки, как заляпанная жуткими сообщениями страница очистилась. Не было там ничего. Ни одного письма, кроме штатного приветствия. Очередной резкий вздох сорвался с дрожащих губ Ночина.       Строка «Кому» заполнилась адресом Дэна. Поле сообщения — текстом: «Это Ночин. У меня сломан телефон. Я не могу выйти из дома. Что-то не так. Пожалуйста, зайди ко мне. Срочно». Аркадий нажал на кнопку «Отправить». Письмо улетело. Отложилось в папке с исходящими.       Все казалось нормальным.       Первая, пускай ничтожная, но победа над системой дала Ночину надежду. Он выключил голову и механически проделал все то, что собирался помимо: откатил смартфон к заводским настройкам — и это прошло без каких-либо проблем, — попытался позвонить и написать смс — тщетно, как и раньше. Но больше Аркадий не винил ни вирусы, ни взломщиков. Он решил избегать любых выводов и первым делом дождаться Вилки.       «Лишь бы не кинула меня», — трещала по швам вера в себя.       Чтобы как-то скрасить день и подготовить небольшую подушку безопасности в разговоре с женой, Ночин даже отчаялся наколдовать ужин. Вспомнив школу холостяцкой жизни и неловких ухаживаний за девушками в прошлом (в ресторан вести дорого, самому постараться — другое дело!), он состряпал нечто мало-мальски симпатичное из найденных в холодильнике продуктов — отбивные с яйцом и салат. Вилке нравилось, чтобы все было полезно и натурально.       «А я теперь даже хрустящих крылышек себе притащить не могу», — тоскливо ухмыльнулся Аркадий.       Затем — сел ждать. День в изоляции тянулся лениво: с одной стороны, боящийся уже любой потери контроля над собой Ночин не хотел, да и не мог, уснуть; с другой — заняться ему было почти нечем. Давным-давно заброшенная книга, дочитать которую все никак не хватало времени, тревожила рассудок обилием фраз и букв, угрожающей вероятностью опять увидеть проклятый плотоядный вопрос. Смелости хватило включить телевизор, но и на экран Аркадий старался не смотреть. Он перебрал шкафчики в поисках гнезд моли, но больше не нашел ни одного. Оставалось молиться — никакому не богу, конечно, а всего лишь часам, — чтобы они скорее привели домой Вилку.       Она появилась на пороге чуть позднее обычного. Аркадий успел накрыть на стол почти как в ресторане — со свечами, праздничными салфетками, найденными в дальнем темном углу, и хрустальными бокалами, подаренными на первую годовщину женой Дэна. Но Вилка, только мазнув краем взгляда по угощению, тут же кинулась к Ночину на колени. Она обвила руками шею и смачно прижалась пухлыми губами к колючей щеке.       — Какой ты молодец! И все сам? Обалдеть!       Радость была неподдельная. У жены глаза засветились от счастья, а трудовую усталость и сучий нрав как рукой сняло. Аркадий радовался, а у самого легкие сжимались от волнения и страха. Вот и все хорошо, как никогда. Вот их совместный вечер дома впервые с медового месяца стал похож на нормальную жизнь молодых супругов, а холодность сменилась страстью, среди ужасов прошедших дней разгорелось что-то настолько сладостное и светлое. Ночин в отчаянии понял, что ему мелочно жаль жертвовать этим мгновением: «Так ведь хоть что-то хорошее останется, даже если я совсем кончусь…»       — Сам, — сдавленно кивнул Аркадий, так и не произнеся ни «Вилка, я хочу с тобой поговорить», ни «что-то странное происходит», ни «мне плохо», готовые сорваться с языка еще десять минут назад.       Вилка ластилась кошкой к щеке и плечу, нахваливая аромат еды; разлила по бокалам вино. Но с колен Аркадия так и не слезла, а он — и через несколько минут не смог сбросить с плеч неловкое напряжение.       — Я думала, такое только в кино бывает, а обычный русский мужик — это не про готовку и романтику, — слегла ехидничала жена, поднося к губам Ночина вилку с отбивной. Тот снял зубами кусок мяса и медленно прожевал, едва ли различая вкус в пересохшем рту.       — Иногда случаются исключения. А если начинать сначала — то нужно как-то… Как-то по-другому ведь, да?       Ночин двинул рукой, смелее прижимая Вилку к себе — грудь к груди, живот к животу. От тела жены веяло все тем же лихорадочным теплом, но Аркадий уже не хотел разбираться: больна ли она, или это он так выгорел и замерз? Сейчас Ночин мог согреться, уткнуться носом в смуглую шею, сдавшись жажде близости и защиты. Сейчас — мог расцеловать единственную, кто терпел и дарил, пусть призрачный, шанс влюбиться снова.       — Вилка, я хочу с тобой… — выдохнул Аркадий прямо в пульсирующую жилку на шее.       — Что? — шептала жена. Обтягивающая юбка задралась выше, оголила бедра. Стоило перекинуть ногу через колени Ночина — и тела стали ближе друг к другу. Швы затрещали от натяжения. На Аркадия обрушились быстрые, торопливые поцелуи. Вилка шептала между ними:       — Как думаешь, ты сможешь поднять меня? Или совсем хилым стал?       Говорят, безумцы сильнее обычных людей. Ночин еще надеялся, что его маленькая и хрупкая Вилка просто настолько легка — она казалась пушинкой на руках даже уставшего, изможденного, голодавшего три утра и почти целый день Аркадия. Он отнес жену в ее комнату, завалил на кровать. Пальцы по старой памяти, подобно обученным собакам-ищейкам, побежали вниз на округлые бедра. Буйная голова уже кружилась от неожиданно острого запаха женского тела — и от того, что кровь прилила вниз. Все мысли остались на кухне.       Вилка задрала юбку, и та обратилась в широкий пояс. Ноги в черных чулках красиво обвивали бока Ночина. Тонкие женские пальцы больно впивались в мясо, словно хотели бы разорвать Аркадия, но на последнем шаге останавливались — и нежно зарывались в волосы, поднимая их дыбом. Красные губы нашли Ночинские и заключили в плен поцелуя. Едва вышло уловить Вилкино: «Надо же, справился».       Футболка Ночина полетела в сторону. До конца они так и не разделись: возбуждение подстегивало спешить, как в последний раз, — и через смазанные минуты рука Аркадия двигалась между бедер жены. Дрожа в огненной лихорадке, Вилка в один момент неосторожно стискивала бедра, в другой — широко разводила в стороны. Ночин смотрел в черные глаза пристальнее змеи на охоте, рвано дыша и исступленно толкаясь пахом в острое колено, потом — облизывал взглядом жилистую шею, соски, выглянувшие из-под сдернутого лифчика — и ниже, ниже…       В любовном танце интереснее прочего всегда была игра: на каждое действие давать ответ. Ночин считал, что женщины в жаркую суету вкладывают только поверхностное, унизительное мимикрирование. Но сегодня Вилка жила чувствами: сорванное дыхание честно говорило об удовольствии; по-новому изгибалось давно исследованное тело; неискусственно красиво морщился лоб, сходились на переносице брови. И думала жена, казалось, не о том, как выглядит в глазах Ночина, а о нем самом: до остервенения целовала его губы, вымаливала его язык, нежно ластилась, пошло разворачиваясь под Аркадьевым напором. Эмоции плескались между двумя бьющимися телами и вокруг с силой штормовых волн; шумело, бурлило в ушах, — а стонать хотелось так, чтобы перекричать и их, и Вилку.       Отчаянное «люблю» едва-едва не сорвалось с обветрившихся, искусанных губ, но Аркадий потерялся в собственных ощущениях раньше. Возбуждение накрыло его по самую макушку, дыхание оборвалось с глотком густой истомы — и впервые за эти дни Ночина перестали преследовать страх и холод. Он ревел, шипел, фыркал, спешно вколачиваясь в раскаленное лоно, пока на самой грани оргазма мышцы не парализовала сладкая боль. Жена запрокинула голову, заключая Ночина в знакомое напряжение. Взгляд поплыл за линией аккуратного подбородка, метнувшего вверх. На секунду Аркадий завис, хватаясь ослепшими зрачками за смазанное лицо Вилки, — и на выдохе отдался раздирающему, экстатическому ощущению свободы.       На взорванной жаркой ночью постели, в хаосе простыней и мраке внимание неожиданно легко зацепилось за странные живые точки. Они, прижженные взглядом, дрогнули и метнулись в сторону левого угла. Ночин увидел перед собой черную руку, с которой плавилась кожа. Еще чуть выше — и злая морда медленно растянула обкусанные губы, один за другим обнажая грязные резцы. Вмиг померкло удовольствие, сменившись вымораживающим дыхание ужасом. Бурное течение, обещавшее Аркадию блаженство, выбросило его в водоворот, на скалы, в пасть верной смерти. Одного влажного прикосновения подтаявших пальцев, чтобы отключиться.