Тропа Койота

      Ночь у меня прошла странно. Я до сих пор толком не помню, спала ли я или всё, что мне виделось, было наяву. То я слышала за окнами злые звериные рыки, то мне чудилось, что Радагаст с потолка начинает бормотать по-человечьи. То я попадала куда-то в темноту и терялась в ней. Не могла найти ни потолка, ни стен, ни кого-нибудь из моих товарищей. А были там только незнакомые и жуткие твари с разными степенями увечий. Один был с огромной дырой в груди и слонялся во мраке неподалёку, повесив вдоль тела длинные руки. Другой был заросший клочковатыми волосами и с огромными широкими ручищами, которыми он постоянно копал землю и при этом болезненно стонал и всхлипывал. Жуткое создание, которому даже посочувствовать не выходило, настолько оно было уродливо. Я сбежала от предыдущих двух и наткнулась на третьего, а потом на четвёртого, на пятого. Помню, что я изо всех сил пыталась сбежать от них, а в ответ на это со всех сторон мне гремели их жуткие низкие голоса. Меня хватали тысячи рук и ставили подножки тысячи ног, а один раз, споткнувшись и упав, я улетела в огромную чёрную пропасть...       На этом мой кошмарный сон и кончился, и я снова оказалась на том самом кухонном диване, на котором я уснула вечером. Немного потерявшись во времени, я приподняла голову над тёплой подушкой и принялась изучать окружающую меня обстановку. Дом скрежетал и дрожал, гремел и трясся, словно ехал по щебню – мы снова были в пути. Кухня будто бы была накренена немного на бок, а на её полу уже никто не спал. Напротив, на кухне царило деловитое оживление, создаваемое моими давно проснувшимся друзьями.       – ... на том мы с ним и разъехались: он в одну сторону, я – в другую, и больше, слава Богу, мы друг друга не встречали, – услышала я голос Гермеса у печки. Повернув туда голову, я увидела, как он прихватом достаёт из печи глиняный горшок и волочит его к столешнице.       – Нет, и всё-таки, с чего ты вдруг взял, что тот парень был настолько плохой, я всё в толк не возьму? – спрашивал с другого конца комнаты Джокер. – Может он и нормальный был, просто немного не в своей тарелке оказался. Со мной так тоже бывает, что я не очень разговорчив становлюсь.       – Да ладно? Ты? Не верю, – хмыкнул откуда-то хриплый голос Дизеля.       – Отлезь, Диз.       – А я тебе говорю, что он был подозрительный, – надавил на голос Гермес. – И аура у него была нехорошая...       – Какая ещё к чёрту "аура"? Шутишь что ли?       – А вот такая, которые я умею видеть и которая есть, между прочим, у каждого. И у тебя она есть.       – Ну, и какая же она у меня? – начал нападение Джокер. – Колись немедля! Сейчас-то мы тебя и проверим, Ванга Вторая.       – Эх, ладно, раз уж ты такой настырный... Аура у тебя добрая, весёлая, харизматичная, экстравертная – что довольно предсказуемо... Правда она немного... – Гермес беспричинно замолк.       – Ну, какая ещё? Чего ты не договариваешь?       – Да тоска там у тебя какая-то, – сказал в итоге Гермес. Джо было собирался что-то вякнуть в своём шутливом тоне, но вдруг прервал сам себя и тоже подозрительно замолчал. – Ну, не то, чтобы тоска, а скорее что-то ноющее, типа неразделённой любви или...       – О-хо-хо, – загоготал Дизель, находящийся вне поля моего зрения. – Что, у тебя до сих пор с начальной школы не отошло, дружище?       – Ты о ком? – недоверчиво переспросил рыжий.       – Ну как... кхм... Об учительнице муз...       – Это было не в началке, а в средней школе, во-первых! – резко перебил его Джокер и почему-то сильно повысил голос. – А во-вторых, не смей про такое шутить!       – Да я же просто...       – Дебил ты просто, вот что! – отчаянно крикнул Джо, ненадолго появился у меня перед глазами широко шагающим к выходу и с топотом скрылся в коридоре. На кухне повисла звенящая, неловкая тишина.       – Чёрт, – шепнул Дизель, – не думал, что у него всё это так серьёзно было.       – Эх, и зачем я завёл этот дурацкий разговор про ауры?.. – вздохнул Гермес.       – Не кори себя так, – буркнул с подоконника голос Соломона. – В ссоре никогда не виноват кто-то один.       – Вот именно, Герм, – жалобно подтвердил Дизель. – Это я ерунду ляпнул, вот он и обиделся...       – Схожу-ка я за ним, – вскочил откуда-то Енот и, не дойдя до двери, заметил, что я проснулась и потягиваюсь под своим пледом. – О, Лисичка, доброе утро. Ты спишь дольше всех.       – Доброе утро, – просипела я. – Да мне просто... столько всякого снилось... А где все?       – Гости уже уехали кто куда, а остальные готовятся к поездке домой, – ответил мне Енот. – Ладно, я побежал. Остальное спроси у Гермеса, – и кудрявый тоже растворился в тени коридора. Я села, ощущая неприятную тяжесть в затылке, и поправила лохматые волосы. Боже, за что я уснула у всех на виду? По утрам я всегда такая страшная...       – А из-за чего это вы с Джокером поссорились, я не уловила? – спросила я, глядя на оставшихся на кухне, а именно на пристыженного Дизеля, на Гермеса с котлом, на Соломона у окна и на молчавшую до сих пор Зелёную в кресле. – Пояснит мне кто-нибудь?       – Нечего там пояснять, – неуверенно ответил мне лысый Соломон. – Это старая печальная история. Джокеру вроде как очень сильно нравилась мама Каспера – Злата Алексеевна. Та, которая... ну ты поняла. И которая преподавала у нас в школе музыку. Мы воспринимали это как очередную шутку Джо, ведь он практически живёт в режиме шута...       – И вы до сих пор не подозревали, что у него могут быть глубокие чувства? – не верила я.       – Когда человек никогда не показывает себя серьёзным, в это и правда перестаёшь верить, – тихо вздохнула из кресла Зелёная в коричневом свитере. – Ты его просто не подозреваешь в чём-то настоящем. С Джо, к сожалению, это и случилось...       – Вот бедняга, – сказала я себе под нос и принялась нашаривать на соседнем подоконнике расчёску (помнится, я её там оставляла вчера). Но тут мой взгляд упал на окно, и я тут же забыла и о Джо, и о своих лохматых волосах, и о поиске расчёски.       – О-го! – я вскочила и подбежала к подоконнику. – Это что, те самые горы, Гермес?!       За окнами был холодный и суровый пейзаж, который я раньше могла видеть только по телевизору. Мы ехали по довольно крутому серпантину, с которого было легче лёгкого кануть в небытие при любом отклонении вправо. Внизу, в жутко глубоком каменном ущелье, текла шумная речка, а на нашем уровне прямо на отвесных скалах и валунах рос густой хвойный лес иссиня-зелёной окраски. Такая природа не поддавалась никаким описаниям. Тут даже Шишкин бы ахнул и уронил бы в горную реку свой мольберт.       – Именно, Лисичка, – продребезжал Гермес, бухнув чем-то чугунным за моей спиной. – Это Драконий Хребет во всей его красе. Мы уже практически приехали к стоянке. Скоро я остановлю Дом, и вы здесь немного погуляете напоследок. Если успеете, конечно, а то у нас сегодня ещё много дел.       – Да, это точно... – рассеянно отозвалась я и подпрыгнула на носочках, следя глазами за летящим над нами красивым орлом.       – И всё-таки я тоже пойду, поговорю с Джокером, – решился вдруг Дизель и убежал с кухни.       Хоть я и спала, по словам Енота, дольше всех, но пообедать без меня ребята всё же ещё не успели. Гермес снова созвал всех к столу с помощью громкоговорителя в рубке, и все его тринадцать сожителей начали стекаться на кухню. Джокер был такой тусклый, что у меня от его вида сразу упало настроение, а Дизель и Енот, вошедшие следом за ним, выглядели очень неуклюже и бессильно. Феи тоже пришли какие-то вялые и сонные. Зелёная смиренно помогала им накрывать на стол, и я решила к ней присоединиться, чтобы не сидеть без дела. Каспер, Леопольд и Гриф пришли в числе последних и сели за стол, когда все чашки, приборы и тарелки уже были готовы.       И снова мы в полном составе. Разве что теперь я старалась избегать глазами Грифа, чтобы лишний раз на него не давить. Я же сказала ему вчера, что буду ждать, сколько придётся... Ох и мучается он, должно быть. Ведь если я – считай, не виноватая – так страдаю в душе, находясь с ним за одним столом, то каково тогда ему?.. Я так хочу подойти к нему, поговорить. Хочу, чтобы мне с ним было также легко, как и вчера, когда мы рвали подсолнухи и купались. А как вчера не получится, потому что будет саднить осадок вчерашней маленькой ссоры. Потому что нас опять будет караулить всё никак не прошедший призрак Доминики... Да, меня злит именно её фантомное наличие между нами, а не то, что Гриф со мной целоваться не пожелал. Проживу и без ежеминутных лобызаний как-нибудь – но это вечное вспоминание Доминики!.. По мне, так тут и думать не над чем. Она уехала, её рядом больше нет и, видимо, никогда не будет. А есть Я, которая здесь и сейчас, и которая была, есть и, надеюсь, будет!..       Тьфу на них обоих. Я стиснула челюсть, пытаясь прекратить себя накручивать и предпочла лучше накручивать макароны в своей тарелке на вилку. Лапша, котлета, бутерброд и компот – просто, но вкусно.       – Приятного аппетита всем, что ли? – робко прозвучал между стаканами голос Леопольда.       – И тебе, – прогудели несколько голосов в ответ.       – Могу я поинтересоваться, что у нас случилось? – пытался разобраться и заодно нарушить противное молчание Лео. – Вы все так выглядите, словно у нас умер кто!       Леопольда предостерегающе пихнул под рёбра Дизель, а Джо стал выглядеть ещё более кисло и нырнул почти всем лицом в кружку с компотом.       – У нас много чего случилось, Лео, – вытер руки салфеткой Хозяин, – и, пожалуй, чтобы отвлечь вас немного от одной из причин расстройства, расскажу вам свою, вторую. Как вы догадываетесь, сегодня вы уедете домой, – он сделал паузу, но никто не проронил в неё ни слова. Все неторопливо ели и слушали, потому Гермес продолжил. – Должен вас расстроить... но в следующий раз мы с вами уже не увидимся, – он скосил глаза на Каспера, ожидая от него самой острой реакции, и угадал: глазищи у Каса стали просто огромные.       – Что ты имеешь в виду? – спросил он на выдохе.       – То, что как только я перееду этот Хребет, я исчезну из смежного с вашим измерения. Иными словами, на той стороне я буду отрезан от деревни. Скорее всего не будет больше над вами летать Радагаст, не будет моей дудочки по ночам, не будет милых писем Марселины, – опять пауза, и опять молчание, только теперь ещё более тяжёлое, но зато всеобщее. Всеобщее переносить было легче. – Просто поймите, что моя жизнь течёт теперь по иной, не человеческой логике. Я просто должен уехать туда, куда я еду. Мне тяжело передать это вам... но там, откуда я ушёл, мне больше нет места.       – В нашей деревне тебе всегда есть место, брат! – громко сказал Дизель. – Почему ты можешь гулять в нашем поле и дудеть, пугая всю округу, но не можешь вернуться?       – Это опасный вопрос, – строго отвечал на это Гермес. – Если я на него тебе отвечу, я рискую свести тебя с ума и подорвать твоё мировоззрение. Так что позволь мне уйти от ответа.       – Ладно, тебе виднее, – присмирел Дизель и печально хлебнул из кружки.       – Значит, последнее совместное застолье?.. – задумчиво заключил Соломон. – Так ты за этим нас вызвал? Чтобы попрощаться?       Гермес без слов кивнул.       – Да, и поэтому тоже... Но в основном потому, что теперь вы стали готовы мне поверить.       Мы посидели какое-то время тихо и неподвижно, после чего чья-то рука со стаканом поднялась, как для тоста. Оказалось, что это была рука Грифа.       – За нас? – предложил он. Стол зашевелился и принялся также поднимать руки с кружками и чокаться ими в центре стола. Брызги компота капали на скатерть и даже кому-то в тарелку. Кому-то, кстати, капал не только компот, но и слёзы. Тяжёлый завтрак, который больше походил на поминки...       – А как же мы домой вернёмся? – спросил снова Дизель в попытке разрядить слёзную обстановку. Гермес тяжело вздохнул и начал рассказывать про сплав по горной реке с помощью самого простого деревянного плота. Чем дольше Хозяин говорил, тем больше эта затея казалась мне неосуществимой и опасной. Как нас – целых девять человек – уместить на плотик вместе со всеми нашими сумками? Как нам не свалиться в воду по ходу заплыва? В каком виде мы вернёмся домой и где причалим? Гермес с каждым задаваемым ребятами вопросом выглядел всё более осунувшимся и утомлённым, и в итоге сказал, что это единственный выход для нас.       – Простите меня, но вам придётся как-то с этим справиться. Самое главное, что вам нужно, это дружность и общность духа. Вы все намедни перессорились и переобижались друг на друга, а это сейчас ужасно не кстати. Миритесь, пока есть время, и собирайте с собой только необходимые вещи. Всё понятно? – стол смирно покивал головами, после чего оставшаяся часть застолья прошла в молчании. Только когда обед уже закончился, Гермес, вставая из-за стола, напомнил нам свой вчерашний запрет:       – И помните: не обсуждать поход, ради вашего же блага, – засим он ушёл в коридор.       После обеда не было ни единой спокойной и тихой минутки. Начались нервные сборы, которые я так не люблю, да и думаю, они вообще мало кому могут нравиться. Разве что тем, кто бегает по всему дому, приказывает и критикует, а сам на деле не шевелит и пальцем. Я со сведёнными домиком бровями таскала туда-сюда сумки; как сирота, сидела на табуретах по углам; тоскливо поглядывала в окна; пряталась от шума и топота в ванной и в пустых гостиных. Смешанные чувства населяли тогда моё сердце, а в голове роились не менее смешанные мысли, из-за чего я решила излить всё это в блокнот, пока это состояние не переросло, чего доброго, в истерику.       Расположившись на кресле в зелёной гостиной, я строчила записи одну за одной, но вечно либо начинала не с того, либо уходила от темы, либо писала вовсе не так, как оно думалось. Только написала и вроде только фраза была полна моего смысла, а перечитаешь – и та же фраза выглядит чужой, мёртвой, замершей и высохшей, не несущей в себе того, что в неё изначально закладывали. Голова у меня закипела, и я в сердцах швырнула блокнот к порогу. Когда тетрадка долетела до выхода и с шуршанием смялась, я заметила, что в дверях появился Гриф. Достающий головой почти до верхнего дверного борта, печальный и издалека заглядывающий мне в лицо.       – Зачем же ты так её кидаешь? – и Гриф бережно поднял тетрадь-блокнот с пола.       – Писать потому что не умею, – надулась я и подобрала ноги в кресло. Вроде я целый день и хотела помириться с Грифом, но сейчас, когда он пришёл, он как нарочно попал на моё разозлённое состояние.       – А разве в этом блокнот виноват? – усмехнулся он.       – Не вовремя ты со мной шутить вздумал! – огрызнулась я и ещё сильнее вжала голову в плечи. – А то ведь я и подушку могу в тебя метнуть!..       – Лиса, ты же вчера говорила мне, что не сердишься...       – Я сейчас в целом сержусь на всё вокруг... Везде ерунда какая-то... Все эти сборы, горные реки, сны мои дурацкие... И Доминика твоя!       Гриф отложил блокнот на полку тёмного шкафа и решительно подошёл к моему креслу. Затем он сел перед ним на корточки и снова начал использовать свой приём щенячьих глаз.       – Доминика больше не моя, и моей она в принципе никогда не была.       – А чего же ты тогда всё никак её забыть не можешь?       – Да пойми ты уже, Господи... Я никак не могу забыть, что я с ней сделал, а вовсе не её саму. Из-за меня у неё вся жизнь под откос теперь пошла, ещё ни одного дня не было, чтобы меня за неё совесть не мучила!       – А её саму-то совесть мучает за случившееся?       – Да при чём тут... Не знаю... Я у неё не спрашивал... И всё же я был больше виноват.       – Гриф, – я смягчилась и положила ему на руку, которой он вцепился в подлокотник, свою ладонь. – Я заметила за тобой одну нехорошую черту: ты постоянно взваливаешь на себя все возможные и невозможные ответственности. За всех, за весь мир. Ты, чёрт тебя возьми, отвечаешь только за себя: ни за Доминику, ни за меня, ни за наш отряд. И если что-то идёт не так, то в этом не обязательно виноват только ты. Может быть и такое, что ошибки допускаем мы, окружающие тебя люди, что вообще-то абсолютно нормально и не смертельно. Люди должны ошибаться и иногда рисковать, ведь на то они и люди – понимаешь, к чему я клоню?.. – Гриф, не желая меня перебивать, кивнул головой. – Позволь нам тоже что-то решать, даже если это может привести к ошибке. Расслабься, хорошо?       – Хорошо, обязательно, – с воодушевлением закивал он головой, не отводя от меня своих голубых глаз.       – Ты что, всю жизнь теперь на меня так смотреть будешь? – усмехнулась я, уже почти оттаяв. – С собачьей преданностью.       – Возможно, – хохотнул он. – А что, тебе такое не нравится?       – Да, не надо лучше – меня это смущает. Словно у меня на лбу что-то написано.       – Так ведь и правда, написано, – издевался он с самым честным выражением в глазах. – Хочешь, я это даже прочитаю? Там говорится: «Дорогой мой Гриф, сейчас я тебя как прощу, как обниму! А потом мы вместе пойдём собирать лесные цветы и кидать в ущелье камни» О, как!       – Смотри, как бы ты у меня сам в ущелье не слетел, шутник, – задорно смеясь, я слегка пихнула его локтем, и на этом состоялось наше перемирие.       – Ба, а чего это мы на коленях возле Лисы стоим? – спросил уже совсем отошедший от своей грусти Джокер, появившийся в дверях. – Что, предложение делаешь, Грифон? Можно свадьбу играть?       Мы с Грифом переглянулись, подмигнули друг другу и хором метнули в Джо пару диванных подушек. Рыжая кудрявая голова тут же скрылась за дверью, затем заорала в коридоре: «Наших бью-ю-ют!» – и сборы вещей пришлось отложить на время внезапно разгоревшейся подушечной битвы.       Дом со скрежетом несмазанных гусениц остановился на одной из высокогорных полянок. Скрип его составных частей огласил еловый лес до самого основания и спугнул дремавшую на ветках стаю ворон. Они каркали, разлетаясь, и тем самым провоцировали на карканье Радагаста: тот тоже зашёлся трескучим хрипом, беспокойно крутя головой.       – Вот разорались эти птицы, правда? – деловито вздохнул Гермес, выйдя из рубки. – Ну, ребята, пойдём на улицу. Парни мне сейчас будут нужны, чтобы вытащить плот наружу.       И опять суета, только теперь ещё более тревожная. Я, феи и Зелёная потихоньку выволакивали на траву у крыльца сумки и ёжились от пронизывающего горного ветра, а мальчики возились у раскрытого люка подвала и кричали, как грузчики: «Давай! Не опускай! Держи-держи, уроним сейчас! Назад, отходите назад!»       – Над водой, должно быть, ещё холоднее, – вздохнула Зелёная, обведя взглядом реку.       – Лучше не думать, – и я нахмурила брови.       Любвеобильная фея, носившая розовый цвет – Эллина – вдруг сорвалась со своего места и обняла нас с Зелёной обеими руками.       – Удачи вам, родные мои, – всхлипнула она. Её подруги стояли у неё за спиной и тоже грустно глядели на нас, сияя глазами.       – Да ладно, – пыталась я приободрить её, говоря как можно более легкомысленным тоном. – Чай, не утонем.       – А вдруг?       – Элли, что ты, бредишь? – строго шикнула на неё Плеяда в тёплой синей накидке. – Ещё накаркай!       – Но ты видела, какие там пороги? – и Эллина обернулась на синюю фею.       – Видела, – с хладнокровием ответила старшая, – но что теперь поделаешь? Приходится мириться с тем, что имеем. Сейчас это единственный путь домой для ребят. И не надо их заранее запугивать.       – Я и не запугиваю... Я просто за них волнуюсь, – и Эллина утёрла глаза.       – Плеяда права. Своим страхом ты делаешь ребятам только хуже, – добавила жёлтая Ариадна.       – Вы главное свяжитесь тросом между собой, – и Марселина протянула нам моток толстой верёвки, – чтобы никто из вас по пути за борт не выпал.       – Чтобы упасть за борт, нужно хотя бы иметь этот борт, – нервно хохотнула я и приняла из её рук увесистый моток. Ребята тем временем уже вытащили плот на траву, разогнули уставшие спины и вытирали пот со лбов.       – Тяжеленный, блин, – воскликнул Джо. – Не утонем мы с ним?       – Неа, – выдохнул Гермес, тяжело дыша, – я его уже успел обкатать в море. Нормально плывёт.       – А ты говорил, что он лёгкий, – усмехнулся Гриф и смахнул с лица выбившуюся прядь волос.       – Для плота – да, вполне лёгкий! – тоже издал смешок кореец и пошёл к берегу, умыть лицо.       – Пипец. Я не представляю, как мы поплывём на этом драндулете, – признался Дизель. – Он же от первой кочки развалится.       – Гермес сказал, что он надёжный – значит, будем ему верить, – упрямо ответил Соломон. – Сейчас чуть-чуть отдышимся и потащим его к воде. Согласны?       – Куда денемся, – и Леопольд обречённо развёл пухлыми руками.       Ребята бродили по полянке разрозненно, каждый сам по себе. Говорить было не о чем, смотреть друг на друга тоже было тревожно, так как почти у каждого в глазах стояли слёзы. Впереди бурлила и пенилась о камни река, позади щетинился лес. Задувал ветер и мотал флажки, висевшие над окнами Дома. Пасмурное небо также нагнетало обстановку.       – Лиса, – вдруг подошёл ко мне Гриф, – ты ведь умеешь плавать, если что?       – Боже... – я задрожала от такого вопроса, но, взяв себя в руки, всё же ответила. – Да, я умею.       – Отлично. У нас только Лео не умеет. Придётся держать его крепче, – я снова нервно хихикнула, и Гриф без слов меня обнял. В таком положении мы стояли долго – возможно, минут пять-десять, – и меня это немного успокоило. Я чувствовала щекой ровный пульс Грифа, и мой успокаивался следом. Ветер словно стал дуть слабее, и река будто сбавила свой шипучий назойливый шум – я ощутила себя защищённой. Хотя, уверена, Грифу тоже было страшно перед стихией, в которую нам скоро предстоит окунуться, но по крайней мере у него хватало мужества этого не показывать. Краем глаза я заметила, что Соломон глядит на нас умилённым отцовским взглядом, и в душе это меня насмешило...       И тут с неба на наш небольшой отрядик свалился непонятный, резкий рокот, заставивший нас хором вздрогнуть и вскрикнуть. Только через пару секунд мы поняли, что являлось источником шума.       – Это они?! – крикнул Дизель, пятясь от леса. – Те упыри? Они же выли?       – Они, чёрт бы их побрал, – клацнул зубами Гермес. – Не вовремя-то как...       – Но как они нас учуяли?! – пищала Эллина.       – А ты можешь снова гуднуть в свою отпугивательную трубу, Герм? – спросил Джо, указывая пальцем на Дом. Я тем временем стояла на подкашивающихся ногах, впившись пальцами Грифу в спину. Он, не отпуская меня, глядел на лес и отходил к берегу, а я переступала по траве ботинками вместе с ним.       – Тогда был важен эффект неожиданности. Сейчас он уже не сработает – они нашли нас первыми! – хлопнул себя по ногам Гермес. Джокер ругнулся. Соломон почему-то снова обернулся на нас с Грифом, потом на Зелёную, и скомандовал сам:       – Бегом, все тащим плот к берегу!!       Мы быстро, с колотящимся в висках пульсом, бросились в рассыпную по поляне: кто за валявшимися полупустыми сумками, кто за самим нашим горе-кораблём. Руки у меня неимоверно тряслись, поэтому я пару раз роняла свой рюкзак, что не могло не злить моих друзей.       – Ну что же ты, Лисичка? Руки-крюки! – восклицал Джокер. – Давай его мне!       Все в двадцать восемь рук схватили плот за занозистые края и, не жалея сил, пальцев и ладоней, понесли плот на уровне наших бёдер.       – Быстрее, шире шаги! – просил нас Соломон и боязливо оборачивался на лес. – У нас даже пальнуть в них нечем?       – Оружие есть, но оно в Доме, – пыхтел, надувая щёки, Гермес. Соломон разочарованно вздохнул и снова принялся нас подгонять.       Мы дотащили плот до берега общими усилиями. Рыки в лесу становились всё громче, потому мы поспешили как можно скорее поставить плот на воду, запрыгнуть на него и кое-как усесться на его брёвнах. Марселина тем временем с топотом помчалась в Дом хоть за каким-нибудь оружием.       Все наши уже были на плоту – все, кроме Соломона, который будет толкать нас от берега, и меня, которая мешкала от страха и всё смотрела на плот, не решаясь на него наступить. Казалось, словно я буду последней его каплей, после которой он треснет или развалится.       – Лиса, ты чего? Залезай быстрее, мы торопимся! – позвала меня Зелёная не своим голосом. Гриф увидел, что я всё ещё на берегу и, не церемонясь, подошёл ко мне, схватил меня за подмышки и оторвал от земли.       – Мне страшно! – пискнула я совершенно по-детски и схватилась Грифу за шею.       – Ничего не надо бояться, слышишь? – шепнул он мне на ухо. – Я буду тебя держать, крепко-крепко, хоть за руку, хоть за ногу.       – Лучше за руку, – смущённо хихикнула я, и Гриф поставил меня на качнувшийся плот.       – Тихо-тихо! Садись сразу, не то он так и будет качаться, – предупредил Гриф. Я села по турецки, с ужасом ощущая за своей спиной ледяные брызги и воркотание воды под самыми брёвнами.       – А мы сейчас не уплывём случайно?       – Пока я вас не толкну – не уплывём, – заверил меня Соломон, всё ещё находившийся на каменистом берегу.       – Эх, а ведь даже не попрощались нормально, – грустно заметил Енот. Феи на берегу всхлипнули и помахали нам ладошками. С крыльца соскочила русая Марселина с винтовкой в одной руке и с каким-то огромным деревянным шестом – в другой.       – Гермес – держи! – и она передала ему оружие. – Оно уже заряженное. А это вам, ребята – шест для гребли. Толкайтесь им ото дна, – она вручила палку лысому Соломону. – Ну, там по ходу разберётесь, что да как.       – Умница, Марселинка! – воскликнул Гермес, пролезая в лямку ружья и подбегая к берегу. – Всё, ребята, тянуть больше некуда. Они метрах в ста отсюда, и покроют их примерно за минуту при условии, что не будут быстро бежать. Вам пора. Простите, что всё так неказисто получилось.       Он пожал нам руки, каждому по очереди, а с сидевшим близко к берегу Каспером – обнялся.       – Всё так ужасно, – заикаясь, сказал Кас, сдавливая своими тощими руками Хозяина Дома. – Ты опять пропадёшь...       – Да, дружище. Что поделать? Такова жизнь... Всё, отпускай меня. Вам нужно плыть.       – Постойте! – воскликнула Эллина и вытащила что-то из кармана: это был красивый кулон с серебряной цепью и синим драгоценным камнем. – Держите, это вам. Он приносит счастье и любовь!       Конечно, она говорила «держите», но руку с кулоном протягивала именно Грифу. Смотрела на него во все глаза и умоляла взять. Гриф понял, чего от него хотят, и взял у неё из руки драгоценность.       – Удачи вам, – и она бросила на меня мимолётный взгляд. Я покраснела, а Гриф поблагодарил фею за подарок и сел на брёвна обратно, спрятав кулон до поры в карман.       – Всё, девчонки! – отчаянно попросил фей Гермес. – В Дом, живо! Я не дам вам находиться на улице, пока эти зверюги рядом. Бегите сейчас же!       Феи, махнув нам последний раз, убежали к крыльцу, а самая отчаянная – Марселина – быстро подскочила к плоту и за две секунды оказалась в объятиях Джокера.       – Марселина, ч-чёрт возьми! – рявкнул Гермес – вот уж не думала, что он умеет кричать. – Торопись, это не шутки!       Фея с мокро блестевшими глазами чмокнула Джокера в обе щеки, отлипла от него, помахала всем нам, отправила в нашу сторону пару воздушных поцелуев и только после этого скрылась в Доме. Гермес пожал руку Соломону и негромко сказал: «Я прикрою вас, а ты толкай плот. Пора».       – Прощай, Гермес, – громко сказал Гриф. – Удачи тебе с перевалом через Хребет.       – Благодарю, ребята. За всё... Плывите же! Я не могу вам махать.       – И не надо, отстреливай лучше этих, – пробасил Соломон. – Только сам берегись.       – Разумеется, – и Гермес с винтовкой подошёл на несколько шагов ближе к лесу, а затем прищурил глаз в ружейный прицел. Соломон сделал вдох, сделал выдох, а затем нагнулся и принялся толкать наш плот, входя в воду по щиколотки. Его ботинки тут же намокли, а мы все дружно вцепились друг в друга.       – Ой! Мы же не обвязались верёвками! – воскликнула я.       – Нет времени, – прокряхтел Соломон, затем запрыгнул на плот, качнув его на вспененной воде, взял в руки шест и принялся упираться им в береговые булыжники.       – Только не упади, умоляю! – беспокоилась Зелёная.       – Всё в порядке, – сосредоточенно пробубнил лысый, и вот наш плот оторвало ото дна: я почувствовала, как скрежет о камни под моей пятой точкой прекратился, сменившись на невесомую плавучесть. Я схватилась свободной рукой за влажное бревно и с усилием втянула воздух ноздрями. Погнали, опять. Чувство, как на старте американских горок.       – На балконе! – радостно крикнул Енот и принялся махать куда-то вверх. Мы все вдевятером подняли головы следом и увидели на балконе скопление фей, махавших нам руками и плакавших в платки. Мы поджали губы и помахали в ответ.       – Гуд бай, Америка! – самозабвенно и лихо выкрикнул Джо, взмахнув обеими руками. Эта фраза стала последней, которую мы сказали жителям Дома.       Через пару секунд наш плот повернуло градусов на девяносто, как на карусели, а затем понесло вниз. Не только вниз по течению, но и просто вниз: река текла круто и этим больше походила на покатый водопад. Я стискивала руку Грифа до побеления кожи под ногтями, и он делал то же самое. В наших ладонях был жар, остальные же части тела мёрзли из-за задувавшего в спину и за воротник речного ветра и постоянных брызг.       Плот ударило в дно, и мы хором ахнули. Соломон был единственным, кто стоял на ногах. Он старался править наш плотик и объезжать опасные пороги, но, судя по его серому лицу, делал он это впервые. Вода от удара заплеснулась нам на плот и намочила пару рюкзаков. Джо было хотел отодвинуть их от края, но плюнул, осознав, что из днища всё равно просачивается вода. Мы были мокрые до самого нижнего белья, напуганные и полностью отданные на растерзание своевольной реке, которая вряд ли о нас подозревала. Для неё мы – очередной мешающий кусок дерева, который было бы весело размолотить о камни, а затем выбросить его останки на берег. Река мотала нас то плавно, то резко. То о кочку, то о неожиданную волну, стеной ударявшую наш плотик в бока.       – Так, сейчас держимся, – предупредил сквозь сжатые зубы Соломон, заглядывая куда-то вперёд. – Там опять подводные валуны. Боюсь, не обойдём.       – Эх, и Дом уже не видно, – вздохнул Дизель, повернув голову против течения.       – Плюнь на Дом и посмотри, что за ужас у нас впереди! Держитесь все друг за друга!       Мы все послушно сдвинулись в более плотный кружок, а вещи положили в центр, как костёр. Вот они, мои родные: собранный Гриф, отрешённо-напуганный Джо, тихий и хмурый Енот, тревожный Кас, большеглазый Дизель, зажмурившийся Леопольд, суровый Соломон, молящаяся про себя Зелёная. И девятая – я, какое качество подобрать к себе – не знаю. Только бы выжить, только бы переплыть эту чёртову реку. А там и дом, и деревня, и мама. Мама, как я по тебе соскучилась!..       – Соломон, сядь! Ты упадёшь! – крикнул рядом со мной Гриф. Соломон кивнул, положил шест на брёвна и сел, взяв руками за плечи Леопольда и Каспера. Считанные секунды остались до порогов, сейчас ударит. Сейчас...       Но ударило почему-то раньше, чем мы ожидали – на пол-пути к порогам, – и я не успела покрепче взяться за руки моих соседей. Хрясь, деревянный и канатный хруст, визг – и я вылетела с плота в холодную, буйную воду. Пытаясь понять, когда и как всё это успело произойти, я визжала и обдирала колени о каменное дно. Меня сбивало водой и смывало вниз, к валунам. Ребята, оставшиеся где-то наверху и застрявшие там на рифе, кричали и указывали на меня руками.       – Господи! – вскричал Гриф. – Лиса, держись! Дайте трос, живо!       Он возился с тросом, а я – с течением. Оно было очень сильным и било мне в горло и в грудь. Больно било. Словно град. Я скрипела зубами и цеплялась за подводные, гладкие камни. Долго я так не продержусь. Но как это случилось? Такого быть не могло. Я не могу тут умереть. Не могу. Это всё не настоящее.       Гриф одной рукой взял трос и тоже спрыгнул в холодную воду. «Такое уже было, – всплыло в моей памяти. – На озере, на том самом лесном озере...» Я была ненормально спокойна, словно смирилась с грядущим концом, и с недоумением глядела на протянутую мне руку Грифа.       – Хватайся! – кричал он, но кричал словно где-то далеко. Я плохо его слышала. Мне стало тяжело шевелиться – должно быть, оттого, что я замёрзла в воде. Хотя и особого холода я не чувствовала. Дыхание не сбилось, руки не окоченели. Очень странно. Всё это только странно, но нисколько не страшно. Я с абсолютным спокойствием вдруг поняла, что не дотягиваюсь до руки Грифа, и что теперь мне остаётся только одно – отдаться течению. Я улыбнулась Грифу, а он смотрел на меня, как на безумную. Ребята на плоту тем временем изгрызли себе все пальцы и тоже кричали мне держаться.       – Тянись же! – орал Гриф где-то далеко, словно совсем не в метре от меня, и тянул ко мне свою кисть. – Ты сможешь! Я не дам тебе умереть, слышишь?! Лиса, не сдавайся! Не смей отпускать!..       Да почему у меня словно вата в ушах?.. И в руках, и в ногах... Солнце вышло и бросило блики на воду. Ну, раз оно вышло, то точно не может быть ничего плохого, верно? Я последний раз посмотрела в смазанное и неузнаваемое лицо Грифа и вдруг разжала пальцы.       Пенная щекочущая волна накрыла меня, окунув под воду и протащив меня по дну. Боли не было, было только чувство, что надо бояться. Но и бояться не получалось, потому что мне упрямо стало казаться, что всё это происходит не со мной. Что я смотрю на мою грядущую смерть со стороны. Меня грубо катало под водой, вокруг было сплошное бурление и гудение, а над поверхностью воды словно летел чей-то пронзительный крик. Кубарем, кубарем, то вниз головой, то вверх. И куда же я так докачусь? Кувырком, кувырком. И вода вокруг вдруг начала становится иной на ощупь. Такой мягкой и уютной, как... одеяло. И дно стало таким пружинистым – словно матрас у кровати. Почему вдруг такое сравнение?       Только я задалась этим вопросом, как вокруг стало довольно темно, шум воды исчез, и я, закутанная в какую-то тяжёлую тряпку, сорвалась со своей высоты и со всей дури упала на что-то деревянное, ушибив плечо.       – Ай-й, зараза!! – зашипела я и принялась пальцами вытаскивать у себя изо рта лохматые волосы. Справившись с этим, я попыталась распутаться, а как только мне вновь удалось вдохнуть свежий воздух, я поняла одну невероятную вещь: я сидела в пижаме, в куче одеяла и, самое главное, в своей комнате в деревенском домике, на полу.       Всё это было сном!!