Цветы жизни

В три с половиной года Маник еще не знал значения слов крах или иссыхание, но именно так он будет описывать состояние своей семьи после смерти отца. Он никогда не думал, да и не зачем было, что однажды столь важная часть его мира просто исчезнет, оставив огромную пустоту, корнями расколовшую их всех одного за другим. Однажды все было нормально, а потом просто что-то испортилось. Мальчик не понимал смерти, потому не мог и принять, что папа больше не вернется домой. Вместе с Соней они продолжали спрашивать свою маму, когда же он уже будет здесь. Сначала Салли пыталась объяснить, потом начинала плакать, а еще позже просто замолкала и не отвечала ни на что. Брат и сестра были напуганы резким изменением, не зная, как правильно с этим справляться, пока их мать, их единственная оставшаяся опора была погружена в работу и часто отсутствовала. Маник и Соня часто оставались один на один с прислугой, имея возможность только на выходных вырваться из поля зрения незнакомцев, ночуя у Тейлза или у бабушки с дедушкой. Мальчик искренне любил эти дни, когда внимание, уделяемое им, было искренней заинтересованностью в их благополучии, но его сестра хотела лишь оставаться в своей комнате или ходить хвостом за матерью. Она говорила, что когда кто-то умирает, нужно скорбеть («это значит грустить»), а не ходить по гостям и веселиться. Маник совершенно не понимал, почему он должен грустить, когда все вокруг и по телевизору говорят, что благодаря жертве его отца все могут жить счастливо. Несмотря на его желания, поездки вскоре прекращаются. Он не может ничего поделать, но однажды начинает чувствовать себя покинутым. Без папы у них с Соней не получается ладить, вместе играть или же понимать друг друга. Соник занимал так много внимания своих детей, будучи их неоспоримым лидером и другом, но ныне брат с сестрой не в состоянии ни поделить игрушек, ни согласиться с историями на ночь, ни позволить друг другу делать или говорить что-либо вперед другого, в страхе остаться незамеченными. Прислуга не может отводить от них глаза, боясь упустить начало драки или очередных громких споров. Однажды их няньки принимают решение расселить детей и держать подальше. У их матери холодные и уставшие глаза. Она кажется тенью прошлой себя, когда папа еще целиком заполнял их умы. Салли нет слишком часто, и иногда Маник забывает ее голос и прикосновения, чувствуя только нарастающее одиночество. Она молчит за завтраками и ужинами, а обеды и вовсе пропускает. Но каждый вечер она обязательно заходит к ним в комнаты, даря сладкие объятия и поцелуи, желая спокойной ночи. От этого становится немного легче. В такие моменты мальчик может притвориться, что все снова замечательно, а совсем скоро их мама вновь станет веселой и любящей. Иллюзии не длятся долго. Впервые он замечает, что что-то идет ужасно неправильно, когда Салли берет их на прогулку в королевский сад. Соня, как всегда, задает много вопросов («А как называется этот цветок? А этот? А будут ягоды? А они съедобные? А что это за звуки? А здесь есть животные? А такие деревья есть в лесу? А мы пойдем в лес?»), пока Маник молча изучает все, что попадается на глаза. Ему намного интереснее просто наблюдать красоту растений, не забивая голову лишней информацией. Где-то по пути к ним слетаются флики, со счастливым щебетом садясь на руки матери. — Ого! Правда? — вдруг восхищается Соня с широкой улыбкой, мгновенно заставляя Маника насторожиться. — С кем ты говоришь? — спрашивает он, непонимающе глядя на маму. — Ты не слышал? Они рассказывали, что научились летать! — недовольно объяснила девочка, указывая на птичек, но ее брат остался в растерянности. — Ты не понимаешь язык фликов, — сказала Салли, с сочувствием улыбаясь сыну. — Почему? — расстроился Маник, но почти сразу разозлился, увидев, как Соня победно высовывает язык. — Это особенность моей семьи. Тебе просто не повезло, — не вдаваясь в подробности, объяснила мама, со странным выражением отведя взгляд, словно только что вспомнила что-то неприятное. Она наверняка подумала, что мальчик слишком много взял от отца. Почувствовав преимущество, Соня мгновенно увлекла Салли уговорами научить ее больше языку фликов, оставив Маника позади с тревожным осознанием, что он остался в стороне. Раньше, в подобные моменты, когда мама и сестра чем-то сильно увлекались, рядом всегда был папа, чтобы составить компанию. Ему было просто достаточно находиться здесь, и ежонок уже не чувствовал себя одиноким. Теперь же, впервые он осознал, каково быть забытым. В этой борьбе с Соней за внимание единственного родителя, мальчик даже не думал, что кто-то проиграет, потому что раньше проигравших не было. С того дня Маник яснее видит, как Салли старается не задерживать на нем взгляд, как ее лицо напрягается, сдерживая хмурость, как больно ей находиться рядом. Прислуга шепчет в углах замка, насколько же он похож на отца, и насколько же должна королева сейчас лелеять сына, забывая о дочери, ведь малышка так старается привлечь внимание. Но мальчик не чувствует себя любимым, и служанки, не видя его положения, окружают заботой его сестру, оставляя принца наедине с собой. Постепенно он начинает понимать, почему люди скорбят по умершим. Маник ест, спит, посещает занятия, рисует картинки ушедшего счастья и бесцельно слоняется по замку, молча надеясь быть замеченным. Он перестает говорить, зная, что никто не желает его слушать, и прячется от внимания и заботливых рук, когда кто-то вдруг замечает, что-то не так. Иногда вечером он прячется у приоткрытой двери в спальню Сони, слушая, как мама читает ей историю на ночь, и плачет, ведь для него самого у нее никогда нет времени. Мальчик хотел быть утешенным хотя бы поцелуем на ночь, вместо этого он скрывается раньше, чем может быть замечен и отруган. Жизнь снова меняется, когда Салли выходит замуж. Кажется, сначала никто в замке понятия не имеет, что делать с этим событием, только Соня с недовольством смотрит на нового отчима, боясь за свое время с мамой. Для нее Шедоу лишь дешевая копия отца с тяжелым взглядом, и она не хочет впускать в свой пузырь кого-то такого же страшного. У Маника по спине ползут мурашки, но в груди тлеет надежда, что вот оно — его спасение от одиночества. Этот незнакомец никогда не сможет заменить мальчику отца, но, вдруг, это и не понадобиться? Достаточно было бы и простого взгляда. В отличие от безразличия матери и враждебности сестры, он готов впустить кого-то нового в семью. Поначалу Маник смотрит издалека, шпионит и преследует, не удивляясь, ловя на себе внимательный взгляд Шедоу. Черный еж ничего не говорит, так что мальчик воспринимает это как приглашение. Постепенно настроения прислуги из настороженного любопытства превращаются в опасение и недовольство. Часть персонала исчезает, а им на замену приходят красные ехидны, глядящие на нового короля с верностью. Вместе с тем, мальчик все чаще замечает в замке друга отца Наклза, но не Джули Су или Лару Су, которая раньше играла с ними. Маник счастлив, ведь у хранителя всегда есть время, чтобы уделить ему немного внимания. Мальчик заговаривает с Шедоу отчасти намеренно, но совершенно неожиданно, когда по привычке прячется у него за троном от нянек, слишком напуганных новым правителем, чтобы искать в его присутствии. Перед королем как раз что-то зачитывает какой-то мобианец, но Манику совершенно безразлично, о чем тот говорит. Время обеда давно прошло, но мальчик все еще ничего не ел. Он подумал, что если останется подольше, то сможет потом пообедать вместе с другим ежом. Это было бы хорошей возможностью впервые заговорить, но тот, к сожалению, не выглядит заинтересованным в ближайшее время прерываться. — Хватит на сегодня. Остальные отчеты доставьте в мой кабинет, — вдруг разнесся по залу грубый голос Шедоу, без особых усилий заглушая любые шумы. — Есть, Ваше Величество, — отозвался один из стражей. Через пару минут в огромном помещении не осталось никого, кроме двух ежей. Маник собирался подождать, пока король тоже уйдет, чтобы незамеченным пробраться в свою комнату, но этот простой план был нарушен, когда сильная пара рук схватила его и подняла в воздух. Мгновенно мальчик оказался прижат к чужой груди, совершенно ошеломленный и испуганный. Он старался не двигаться, боясь последствий, но, ох, эта шерсть на груди выглядит такой мягкой. Маник не может устоять. Шедоу издает странный раздраженный звук, из-за которого мальчик вырывается из транса и одергивает руки, прижимая как можно ближе к себе. Куда его даже несут? Хотя, какая разница, если его кто-то впервые за долгое время взял на руки? Расслабившись, Маник уже мог оценить знакомые коридоры, лишь слегка удивившись их предполагаемому пункту назначения. Войдя в кухню, которую раньше использовала их семья, когда кто-то из родителей изъявлял желание готовить лично, Шедоу посадил его за барную стойку и быстро вышел, лишь включив чайник. Мальчик растерянно покачал ногами, обдумывая, стоит ли ему сбегать сейчас. Он решил подождать и посмотреть, что будет дальше, все равно черный еж вряд ли привел бы его сюда, планируя просто оставить. И действительно, не успел Маник толком заскучать, как Шедоу уже вернулся, поставив перед ним стакан с соком и тарелку с ароматными чиллидогами. Принц озадаченно поднял глаза на короля. — Ешь, — просто ответил тот, заваривая себе кофе. В семье мальчика никто не пил кофе, этот запах казался странным. Должно быть, Шедоу предпочитает это место королевской столовой, поэтому никогда не появляется там. Маник снова опустил глаза на тарелку, почувствовав смесь раздражения и горького разочарования, но это связано отнюдь не с блюдом. Нет, он действительно любил чиллидоги, особенно те, что делал папа. С его смерти мальчик их еще ни разу не ел. Просто то, что Шедоу не задумавшись принес ему именно сосиски, вновь навело на неприятные мысли. — Я, правда, настолько на него похож? — расстроенно спросил Маник, боясь поднять взгляд, зная, что острые красные глаза внимательно наблюдают. — Поэтому мама больше не хочет меня видеть? Потому что мой вид напоминает ей, что папа не вернется? Не способный остановить слезы, мальчик с позором попытался утереть их, но это только заставило его глаза болеть сильнее. О, как он хочет, чтобы родители обняли его, утешающе шепча, что все в порядке, что они всегда будут рядом, чтобы защитить его. Но реальность такова, что отец больше не может, а мама больше не хочет. Было бы достаточно, даже если бы они с Соней помирились, но и она слишком напугана, что проявив к нему симпатию, Салли оставит ее тоже. — Внешне вас едва ли отличишь, это правда, — ответил Шедоу, не останавливая Маника от своей агонии, но немного отвлекая. Слова звучали не то горько, не то насмешливо, но мальчик не нашел в них ни привычного разочарования, ни обвинения, ни тоски, зачастую таящиеся в голосах. — Однако ты едва ли можешь себе представить, каков твой отец на самом деле. Внутри тебя пока еще нет ничего подобного ему. — Из-за этого? — подняв заплаканные голубые глаза, мальчик обратился к ежу с надеждой получить долгожданное объяснение. — Они разочарованны, что ты похож недостаточно, чтобы заменить его. Не тем, что слишком похож. Поэтому постоянно сравнивают, надеясь, что ты вырастишь, чтобы соответствовать образу, оставленному Соником, — пояснил Шедоу с каменным выражением, после чего почти незаметно смягчился, взглянув на потерянного ребенка. — Твою мать всегда поддерживал твой отец в сложные времена. Она привыкла думать, что Соник не нуждается в ответной помощи, поэтому так и не научилась давать ее без его участия. Повесив уши, Маник серьезно обдумал все сказанное. Возможно, он еще слишком мал, чтобы понять все в этом разговоре, но, кажется, почти всем в замке его присутствие доставляет неудобство, будь то подданные, прислуга или его семья. Возможно, этих нескольких месяцев было пока мало, чтобы окружающие опомнились в своем горе и перестали сравнивать их. Возможно, мальчику стоит прекратить надеяться, что жизнь может снова хотя бы отдаленно напоминать старые времена, уже поблекшие в памяти, и отказаться от своей безответной тоски. Возможно, когда-нибудь его мама снова будет готова принять его и дарить свою любовь, только Маник уже этого не захочет. Нет, прямо сейчас он думает о мобианцах, которые могли бы принять его без внутренней суматохи. — Можно мне остаться? — робко спрашивает он с надеждой в голубых глазах, глядя на того, чей вид заставляет взрослых содрогаться. Этот еж может удерживать в стальной хватке народы, но его ладонь так удивительно ласково гладит мальчика по голове. — Только если ты будешь вести себя тихо, — осторожно соглашается Шедоу, словно сказав это громче, он вызовет бурю. Впервые за многие месяцы у еды появился вкус.