***
Трикстер перевоплотился в одного из своих стражников, что обычно защищают его (защищают других от него), осторожно прокрался за черту дворца к саду. — Бестолковые создания. Оглянувшись через плечо и не найдя за собой хвоста, продолжил идти к своему любимому раскидистому дереву. Уже готовясь принять естественный облик, услышал шорохи. Локи оглянулся и заметил Эйольва, бредущего к нему через кусты. Поморгав, в надежде растворить видение, Лофт остановился; ущипнул себя. Нет, парень был реальным. Насколько настоящим — не известно, но реальным — факт. Одинсон быстро развернулся к нему, вытянулся, сцепив руки за спиной, как делал это обычно. — Добрый день, простите, вы не сильно заняты? — тёплые глаза смотрели куда-то глубоко, туда, где раньше что-то жило. — Что тебе нужно? — Я… я не видел Господина Локи пару недель и… он любит… любил приходить сюда. — Эйольв не ожидал услышать такой холодный голос, но продолжил, указав пальцем на раскидистое дерево, куда и направлялся «стражник». В глазах Локи разгорелось любопытство; черти заплясали, разжигая изумруд ещё ярче. Стало не на шутку интересно, что же будет дальше. Несмотря на то, что времени на прогулку было довольно мало, а в любой момент копия-мираж может исчезнуть, стоит только немного ослабить контроль, Локи хотел досмотреть это представление, так как чувствовал, что попал на премьеру. Конечно, всё ещё в груди что-то болезненно сжималось, кололо, когда принц смотрел на обручальный браслет собеседника, блестящий в свете лучей, исходивших, казалось, от Эйольва. Но азарт ощущался сильнее. Самолюбие уже было готово к тому, чтобы его чесали по пузику, как пушистого зверька. Сердце всё ещё пропускало один удар, когда до ушей доходило сдержанное — «Господин Локи», а глаза сщуривались в ожидании дальнейшего хода их странной игры. — Что с того? Зачем тебе Господин? — голос Локи смягчился и стал больше походить на его натуральный. — Не сочтите за дерзость простого цветочника, — взгляд потупился куда-то вниз. — скажите мне, прошу, с Господином всё в порядке? Надо же, этот юноша пёкся о судьбе Локи, думал о нём и не забывал, даже место любимое запомнил. Самолюбие уже во всю извивалось под тёплыми руками. — Не знаю, зачем ты интересуешься. С какой стати я должен тебе говорить то, за что меня могут исключить, м? Локи подошёл почти вплотную и властно прорезал льдом изумрудных глаз ту мягкость, что оседала где-то на дне его сознания с каждым ударом сердца. — Простите. — Хмм… Ты хотел бы его видеть…? — Стражник многозначительно замолчал, дожидаясь имени собеседника. — Эйольв. Да, понимаете, я думаю, что нам нужно поговорить. — Хорошо, значит, Эйольв… Ты думаешь, что Господин уделит тебе время? — Локи давил несчастного взглядом и холодным дыханием в эту тёплую погоду. — Может, вы меня проведёте к нему? Пожалуйста, — мягкие глаза медленно топили лёд изумрудных. Локи почувствовал, что несмотря на боль и чувство предательства, так часто прокалывающие его, он хочет утолить свою жажду общения с этим юношей. Нет, не хотелось облегчать муки совести Эйольва, наоборот — принц в какой-то степени наслаждался жалостливо-грустным переливом в глазах, хотел распробовать эту необычную эмоцию на симпатичном лице. Возбуждённое до предела самолюбие пульсировало и извивалось. Вновь увидеть Эйольва не ожидалось, а так — темболее. Хотелось отхлебнуть из золотой чаши слёзы и разделить их в поцелуе, коснуться русых волос рукой… Но Локи прекрасно понимал, что парень счастлив со своей блондинкой, от счастливого вида которой выворачивало, и он не мог себе позволить испортить юноше то самое «счастье», которого сам не знал. Противоречивые чувства душили, время предательски быстро текло золотым песком сквозь пальцы, глаза Эйольва наполнялись подозрением, видя знакомую перемену эмоций. — Завтра на рассвете подойди к балкону покоев Господина. Страж последний раз взглянул на удивлённое лицо, поспешно ушёл. — Глупый, что же ты наделал. — хлопнул себя по лбу, заворачивая за угол коридора к находящемуся под магическим сном «оригиналом». Локи открыл комнату и разбудил стражника, исчезая в своих покоях. Надо сказать, что эта вылазка прошла удачно, но когда-нибудь он попадётся. Конечно, Локи знал, даже догадывался, когда закончится лимит запретной свободы. А пока, он просто смотрел в окно, долго и безотрывно, пожираемый лучами садящегося солнца.***
— Локи. В голове пульсировало. — Локи. — прозвучало уже требовательнее. Сухой язык прилип к нёбу. — Локи! Горячая ладонь прошлась по шее. С усилием разлепив тяжёлые веки, Лофт сразу же пожалел об этом — невозможно яркий свет струился прямо в зрачок. Застонав, он повторил попытку, оказавшуюся удачной на этот раз. Расфокусированный взгляд собирал по крупицам изображение: каштановые волосы, серые глаза. Ощутимое прикосновение к ключице. Локи через силу улыбнулся, по крайней мере, ему так показалось; со стороны это выглядело так, будто кто-то больно ударил его в живот, от чего густые брови изогнулись в причудливом движении в направлении лба. — Локи, ты в порядке? Обеспокоенный голос Джеймса всё ещё доносился откуда-то из глубины, неприятно будоражил уставшую голову и пробуждал от сладкой неги. Небытие мягкими волнами выталкивало Локи на поверхность, касалось волос и ран на спине. — Что ты… тут делаешь? — язык отказывался подчиняться и просто болтался во рту. — Локи, Бога ради! Что с тобой случилось? — пальцы нервно сжимали кожу. — Я в порядке. Локи провёл рукой по груди Джеймса, отталкивая его. Когда асгардец принял вертикальное положение, желудок болезненно сжался в агонии. Пожалуй, если бы Одинсон ел хотя бы эти три дня, то содержимое точно испачкало пол. Тёплая рука ощутимо придерживала поясницу, что было очень к месту, хоть и не мог признаться в этом себе сам пострадавший. — Воды. — просипел Локи. — Да, конечно. Я как раз принёс кое-что для тебя. Давай осторожнее, вот так, молодец. — заботливо ворковал монах. Мидгардец усадил гостя на кровати и убедившись, что тот не собирается встречаться вновь с горизонтальной плоскостью, отошёл к подносу на столике. Когда же угощение предстало перед Локи, тот с трудом сдержал стон. На маленьком подносе лежал кусок хлеба, чаша воды, спелый фрукт и каша. Одинсон резко метнулся глазами к лицу Джеймса. — Бак, это… мне? — Да, конечно. — тёплая улыбка озарила щетинистое лицо, от чего в комнате посветлело. — Спасибо, Джеймс Бьюкенен Барнс, единственный из простых смертных, чьё имя я запомню на ближайшие 150 земных лет, где-то. Джеймс усмехнулся. — Я, должно быть, очень польщён? — спросил скорее у себя монах и рассмеялся. Локи замер над чашей с водой. Смех был таким чистым, звонким, с мягкими переходами и бархатистым послевкусием, что любые яства, вкус которых мог вспомнить принц, серели. Все они казались лишь пустышкой на фоне почти осязаемого звука. Локи никогда не доводилось слышать такой искренний и по истине прекрасный… смех?.. адресованный ему. Только ему. Подняв глаза на лицо собеседника, Лофт почувствовал, как уголки его губ предательски быстро поползли вверх. Нет, это уже слишком. Уткнувшись в поднос, он резко опустошил чашу и утопил в ней странное выражение своего лица. — Что с тобой, Локи? Когда же поднос опустел, а Лофт с довольным видом полулежал, сыто сверкая глазами, Джеймс пододвинул ведро с чистой водой к краю кровати. — Не хочешь рассказать? — Барнс указал на разодранные руки. — Джеймс, Джеймс, Джеймс… Не задавай вопросы, на которые не хочешь знать ответы. — Одинсон одним ловким движением спрятал увечия и пододвинулся ближе. — Я чувствую, тебя что-то тревожит, — ловкие пальцы коснулись атласной кожи. — и это явно не мои раны. — безумная улыбка растянулась, а пальцы сильнее сжались. — Не хочешь рассказать? — пролепетал похожий на игривого кота трикстер. Бархатный голос заполнил комнату своей приятной тяжестью, отдающейся в голове монаха. Холодные пальцы сильнее стянулись оковой, но не причиняли боли. Пытливый изумруд играл новыми оттенками, забирался глубже, заполнив собой всё без остатка. Опять Джеймс не может выпутаться, освободиться от этого внеземного магнетизма. Снова только Локи перед подёрнутыми дымкой глазами. Слова застряли во рту сухим комом. Нет, это ошибка! Так быть не должно! Эта прохлада… белизна кожи и что-то ещё. Но что — не удалось разобрать ни разу. Пытаясь разглядеть это самое «что-то» в ярких глазах, Джеймс стал тонуть ещё глубже, как в болотной трясине, но это ощущение плавной потери контроля лишь разжигало любопытство. О чём думает Локи? Что он хочет разглядеть? Сдавленные чем-то тяжёлым, остатки разума пытались слабо выкрикивать, но тут же затухали. — Джеймс. — Локи требовательнее повторил почти шёпотом. Трикстер уже вдоволь упился растеряным видом смертного и их игрой в гляделки. Локи разжал пальцы, забрался под рукав рясы. Ощупал свежие отметины, не разрывая зрительного контакта. Барнс слегка раскрыл пухлые губы в полустоне. Лофт повторил его движение своими тонкими губами, свёл брови вместе и тихонько зашипел. Джеймсу хотелось прервать эту бессмысленную игру и передразнивания, но оторвать взгляд казалось невозможно сложным делом. Тело было способно только стоять, слегка подкосив колени, и ждать. Головой же Барнс понимал — безумие во плоти. Что же он делает? Он почти ничего не знает о Локи, а тот, казалось, с каждой пролетающей секундой впитывал в себя информацию о Джеймсе. Изучал, подобно дикому зверю, каждое движение, отлавливал каждую эмоцию в невидящих глазах и погружался, не чувствуя преград. — Джеймс. — брови свелись ближе, являя залом на высоком лбу; глаза обнажили блеск. Локи вновь обжёг азарт и желание разгадать. Уж не поэтому ли он трикстер? Что-то явно тревожило Джеймса. Это «что-то» Локи заметил ещё в самом начале, но игнорировать больше не собирался. Бог никогда не отличался терпением, но умение брать и побеждать, нет, получать — безумно ныло в крови. Смертный что-то прятал глубоко в душе, настолько, что можно запросто утонуть. Нет, только этого ещё не хватало. Асгардец сам не мог спуститься к своим демонам, страшился, боялся потерять контроль и провалиться, но дразнить чужих было куда интереснее, потому что чужая голова — не своя. Однако, немалый риск присутствовал. Принц решил хотя бы прикоснуться к очертаниям этих тайн. Желание обладать скреблось в душе. Вот Джеймс почти поддался, осталась незначительная преграда и тогда… Локи остановился в полушаге от разгадки. Что же тогда? Допустим, он всколыхнёт воспоминания, скорее всего, болезненные, утолит секундный порыв, но что ждёт в долгосрочной перспективе? Разве будет Джеймс возиться с ним после этого? Выкинет ли на улицу, как жену-изменщицу, а если ещё хуже — сдаст тем извергам, которым лишь бы убить? Нет, Локи, подумай головой ради норн! Ты делаешь только себе хуже и вряд-ли тебе хотелось испытать нечто подобное на своей шкуре. Подумай, можно умело манипулировать и не обязательно прибегать к силе. Локи, одумайся, разве ты хочешь ранить Джеймса? Разве ты хочешь ранить? Ранить… Трикстер замер. Почему его это вообще заботит? Когда его волновали чужие чувства? О, да, его однажды волновали. В голове шуршало, невесомо обводя имя того цветочника. Разве это не должно быть в далёком прошлом, или, как минимум, в прошлом? Видимо, нет. Почему же каждую проклятую ночь, глядя на одинокие звёзды, слезами света умывающие небо, сердце так болезненно сжималось в груди? Локи слишком горд, чтобы признать — пожалуй, единственный раз он неумело старался сделать счастливым кого-то, но потом, когда размягчившееся сердце грубо разбили о холодный мрамор реальности, похоронил в себе эти порывы. Одинсон не знал, почему вопросы таких полярностей одновременно плещутся в голове. Мерзко захлёстывая, одни нежно опьяняют, а другие трезвят. Кому же верить? Хватка потихоньку ослабла и мозги Джеймса начали немного приходить в себя, однако тело всё так же не слушалось. Когда контроль вновь вернулся и мужчина смог проморгаться, то почувствовал боль. Нет, не свою, а какую-то фантомную, исходящую от холодного прикосновения, слабнущего и отдаляющегося с каждой секундой. Заглянув в глаза Локи, ставшие тёмно-зелёными, Джеймс почувствовал, как сердце пронзила тонкая игла, на виске появилась испарина, а колени были готовы подкоситься окончательно. Опять прожорливая тьма в этих прекрасных зеркалах души. Только сейчас Барнс заметил, что красивее он не видел ничего с момента смерти Изэбель. А сейчас же эти внеземные зелёные озёра были печальны и тоскливы. Пронеслась мысль, больно вбивающая глубже в сердце иголку, что прекраснейшие изумруды не должны никогда знать печали и боли, они попросту не заслужили их своей непорочностью и спокойствием. Прочитай Локи мысли Джеймса в эти мгновения, разразился бы в ту же секунду истерическим хохотом; асгардец считал, что заслужил боль во всех красках, и то, что получал сейчас, было гораздо меньше того, что заслужил. Несмотря на это, он нёс своё бремя гордо, не посвящая никого в свои страдания. Лишь такая же одинокая гордая Луна и звёзды были свидетелями ночных кошмаров, воплощённых в жизнь. — Всё ещё болит? — Локи отлепился от лица собеседника и пытливо рассматривал его руку. Игра началась. Лофт выбрал тактику хищника, решив выдавить из Джеймса тревожащие его секреты путём незаметного давления, укалывая нужными вопросами в особо чувствительные места. Да, занятие довольно долгое, но исходя из нынешних обстоятельств, Лофт никуда не торопился. Странное предвкушение подстёгивало азарт, порождающий возбуждение. Было нестерпимо жарко в собственном теле и тесно в этой комнате. Не хватало всего Мидгарда, чтобы позволить себе выпустить хоть часть того томящего жара. Внешне же асгардец был абсолютно спокоен и не подавал признаков своего нездорового волнения. Столетия выдержки не прошли даром и он, даже не особо стараясь, выдавал желаемое за действительное, по крайней мере, в глазах смертного. А тот, в свою очередь, не имея такого опыта, держался как мог, чтобы не накинуться на Локи с давно мучившими голову вопросами, или просто скрыться от сверлящего взгляда. Странно, но Локи не смотрел, казалось, не пытался смотреть давяще, наоборот — максимально облегчая жизнь собеседнику, будто смиловался. Иллюзия грела душу, но старинная мудрость, проблёскивающая в тёмных полосках радужки, заставляла мурашки вскакивать в районе поясницы и лёгкий холодок пробегать по шее. — Немного, но ничего страшного. Давай лучше я посмотрю твои раны? — Чтоб Суртур побрал ту книгу… Без своих сил я не смогу даже залечиться. — глаза Локи наполнились яростью, а гневный голос перешёл в шёпот. Признание почти незаметно слетело с языка. Почти. Странное желание выговориться уламывало. — О чём ты говоришь? Лофт посмотрел прямо в глаза Джеймса, намекая на незавидный интеллект последнего. Одна бровь поднялась вверх, а тонкие губы растянулись в подобии брезгливой улыбки. — Джеймс, — неспешно выдохнул принц, усаживаясь удобнее. — помнишь, я говорил тебе, что обладаю магией? Так, Барнс, не надо на меня смотреть, как баран на новые ворота, просто послушай. — трикстер сделал осаживающий жест рукой, а заметив, что монах пытается что-то сказать, выразительно посмотрел исподлобья: у последнего испарилось желание перебивать. — Когда я пребывал в Асгарде, мне чудом удалось спастись. Я предвидел свою незавидную участь и… я временно одолжил одну книгу. Да не смотри ты на меня так! Кхм, книга эта втрое меня старше, хотя, на минуточку, мне не одна сотня лет… далеко не одна. — Локи сверкнул глазами на Джеймса и хищно улыбнулся, заставляя последнего с трудом проглотить ком. — Досталась она высокой ценой Асгарду, а по сему — охранялась лучше некоторых артефактов. Но не в этом дело, понимаешь? Эта книга — единственный экземпляр, добытый из Ванахейма, написанный рукой мудрого вана, обложка которой — тончайшая работа цверга* Альвиса**. Альвису, к слову, помогла каменная воля в процессе. Локи рассмеялся, но поймав непонимающий взгляд, пояснил: — Долгая история, но я расскажу как-нибудь. Не сложно догадаться, что времени у меня было ничтожно мало, так что я выбрал не самое дальнее, а то, что находилось где-то на тысячной странице. Прочитав его, я почувствовал небывалую мощь и отправился в Мидгард. Отправился — сильно сказано, Локи обманом прокрался через Хеймдалля, а когда тот раскрыл его, принц уже был на границе миров. — Но меня ожидало огромное разочарование. Похоже, в спешке я прочитал не то, и начальный прилив энергии был, скорее, отправной точкой с конца. Агх, Я же вижу, что ты не понимаешь! Объясню совсем просто: это было заклинание-паразит, высасывающее силу, а не прибавляющее. Джеймс, не смотри на меня так, я не умолишённый! Ошибся в одном слове, а результат — вот… Тоже мне сейчас «Господин Локи» — Одинсон прошептал последнюю фразу и нервно запустил пальцы в непослушные локоны. — Локи… — Тихо. — резче, чем нужно, прошипел Лофт. — Помнишь, между нам был заключён договор: ты мне помогаешь, а я исполняю твоё желание? Джеймс неуверенно кивнул — Хорошо. Но, дорогой, как видишь — без своих сил мне не сделать этого, хотя всё зависит от того, что конкретно ты попросишь. — асгардец еле заметно улыбнулся. — Так что… пока мне остаётся просить тебя дать мне время. — Я думаю, ты можешь остаться здесь точно ещё на неделю, но я поговорю с Николасом. Идёт? — Идёт. — Мне всё ещё нужно обработать раны. Подожди, ты уверен, что помощь лекаря не нужна? — Да. Холодная ткань проскользула между лопаток, заставляя Лофта морщиться. Джеймс опять пытался слишком аккуратно работать рукой, что давало повод усмехнуться. Смотрите, этот смертный считает Локи таким хрупким. — Бак, ты со мной как с девственницей в первую ночь. Барнс замер на несколько мгновений, смущённый таким откровением. — Расслабься, я же шучу. — зелёные глаза вновь впились в душу — Или не шучу. — Если ты заделался шутником, то сам можешь справиться. — сконфуженный «шуткой» и внезапной дерзостью, протараторил монах. Локи цокнул языком. Опять отвернулся, позволяя Джеймсу обрабатывать спину. — Какие вы странные в Мидгарде: одни убить хотят за то, что свалился с моста, другие шуток не понимают. А в последнем вы вылитые валькирии. — сетовал Одинсон, не задумываясь начав тереть левую щёку, по которой почти всегда прилетало от крылатых воительниц за двузначные намёки и шутки. — Кто такие валькирии? Джеймс был похож на маленького ребёнка, спрашивая с детским энтузиазмом различные подробности о мире странного гостя. Локи это не раздражало, нет, он знал, что за искренность надо платить тем же, или почти «тем же», главное — не молчать и говорить правдоподобно. Что ж, сетовать на валькирий можно было и подольше, поэтому Локи в красках описывал скучную жизнь «служивых псов», как он сам и выразился. — Наверняка они прекрасны. — еле слышный выдох пронзил комнату. Лофт почувствовал отрезвляющий укол в своё самолюбие. Неприятно сжались внутренности от осознания того, что смертный находил «прекрасными» этих… этих женщин. Задыхаясь от подступивших эмоций, он лишь тихо выдохнул, остужая свой пыл. Если подумать, то воительницы, в меньшинстве своём, были довольно неплохи, что подтверждала левая щека. Но даже самая прекрасная из них меркла на фоне цветочника. Нет, это уже слишком. Наглый призрак из воспоминаний уже не стеснялся появляться днём, нагло вырвался, когда не ждали. Резко дёрнувшись, Одинсон рыкнул. Внутри снова разгорелась досада и по-детски ясная обида. Обида на себя, Эйольва, свою жизнь, узколобость Джеймса и много на что ещё. Опять сложно сдерживать порыв. Если бы магия была при асгардце в эти мгновения, то огнём разлилась по каждой вене, и выплеснулась жгучей волной зелёного света. Нет, так нельзя. Медленно вдохнув, Локи вновь распрямился и не подал виду о своих желаниях. — Тут больно? — Нет, хватит на сегодня. — Локи, ты хочешь обсудить что-нибудь? — Просто оставь меня. — Ты же знаешь, что не могу. Может, хочешь… — Лофт резко развернулся и прервал его. — Нет, я хочу, чтобы ты перестал доставать меня глупыми вопросами «хочешь обсудить что-нибудь?», «что случилось?», «здесь больно?». Я бывал в таких ситуациях, что молил убить себя и не смотреть, как перед глазами на пол капает собственная кровь. Меня семь лет держали связанным в ванне с ядом, который поддерживал во мне жизнь, чтобы в последущую секунду её отобрать. Думаешь, ты прошёл через Ад? Я из него не выходил! — зелёные глаза безумно ощупывали щетинистое лицо, губы растягивались в оскале, а брови блуждали по лбу. Джеймс отшатнулся и выронил тряпку, которая смачно шлёпнулась на холодный пол. Противный звук разорвал тягучую тишину, давящую на мозг. В голове монаха зазвенели колокола, он почувствовал первобытный призыв — бежать. От Локи веяло холодом и опасностью, практически имеющей запах и вкус; белизна кожи обманчиво казалась слабой, «хрупкие» изгибы подтянутого торса напряглись. Весь вид гостя демонстрировал угрозу. — Служба скоро начнётся, я пойду. — сказал твёрдо он, не позволив себе показать испуг. Одинсон молча смотрел на пятившегося к выходу мужчину. Не сдержался… Обвалил такое хрупкое условное доверие, над которым работал. Хотелось до одури сильно сжать голову руками и закричать от усталости и боли. Безысходность. Опять выхода не было. Выход в классическом понимании был, конечно же, но видимого выхода из ситуации — нет. Молодец, хоронишь единственный шанс на выживание. Или… может, к Суртуру это выживание? Как давно Локи жаждал смерти? Как давно хотел пасть в сладкие объятия Хель? В сладкие объятия Хель он не хотел откровенно, потому что сестрица нашла бы веский повод для вечных мучений горе-завоевателя. Хотелось покоя и тишины, чтобы пустота не сжирала изнутри. Много чего хотелось, а получить можно было лишь заслуженное. И ещё… безумно не хотелось вновь встретить тех, кого с вожделением отправил в мрачный Хельхейм. Надо же, Локи умудрился потерять даже такое мерзкое и холодное место, где ему были бы рады. Теперь, однако, довольствоваться можно лишь скромным сервисом Джеймса и Мидгардом. Или нет? Цверг* — (дверг) в германо-скандинавской мифологии карлик. В более поздних скандинавских народных поверьях они смешиваются с альвами и другими природными духами. Альвис** — (всезнающий) самый мудрый из цвергов, обращённый Тором в камень.