***
Локи невидяще уставился глазами в потолок. Частицы пыли всё ещё леветировали в воздухе, переливаясь в лучах солнца. Светлая кожа искрилась белым снегом и сияла россыпью звёзд (как считал Джеймс, давно утерявший красоту их блеска). Мысли летали, раны ныли. Треклятый Барнс не выходил из головы. Лофт лёг на жёсткую кровать, точнее на то, что так называлось. Тяжело выдохнув, он прикусил раскрасневшуюся губу и закрыл глаза в попытке забыться. Пара прядей соскользнула с ключицы на подушку, проехавшись по шее. Невесомое прикосновение было сравнимо лишь с контактом грубоватых пальцев. Трикстер распахнул глаза, поняв, что нигде не сможет укрыться от этих навящивых мыслей и обжигающего чувства — кажется, впервые он всецело сожалел о тех грубых словах, которые вырвались гнилостным потоком из его лёгких. Подобно гигантскому монстру, извергающему жужжащих тварей, он был ослеплён их чернотой, закрывающей свет здравого смысла. Хотя, о чём вообще речь? Одинсон знал, что его поступки порой переходят грань допустимого даже для него, но ничего с этим делать не собирался, отшучивался, хладнокровно добивая незадачливых жертв всех мастей, до сегодняшнего момента. Нет, был ещё один случай, когда Локи просто не мог по-другому. Веки сомкнулись, выдох слетел увядшим лепестком с раскрасневшихся губ. Первые лучи лишь пробирались сквозь редеющую тьму, заставляя алеть облака. Пьяные блики скользили по смольным волосам с отливом вороньего крыла, окрашивая их в первые слёзы неба, прячущего прекрасные светила. На глазах мужчины, стоящего вблизи балкона, умирала ночь. Медленно и тихо — только для него, в последний раз бросая укоризненный взгляд сияющих звёзд на изумрудную, яркую траву, и такие же глаза наблюдающего. Холодный ветер обдувал со всех сторон, лишь усиливая чувство одиночества. Превосходящего единения, как позже поправил себя принц. Минуты тянулись неимоверно долго, вечностью отмеряя миг. Он ждал, терпеливо сжимая холодную отделку из красного дерева. Солнце уже полностью выглянуло и осветило собой сереющий, с каждой минутой, в глазах Локи, пейзаж. Всё замерло в моменте: гордо поднятый подбородок, тонкий нос и острые скулы. Лишь губы кривились, не находя себе верного места на каменном лице. Не понятно, сколько прошло времени молчаливого ожидания и томной пытки надеждой, но руки, намертво ухватившиеся за холодное дерево, начали поддрагивать от напряжения. Только тогда Одинсон понял, что не ощущает собственных пальцев, побелевших и будто чужих. Трепещущее чувство боли и отрешённости разъедало без того болящую душу. Тогда она ёще могла болеть. Разве у тебя была душа? — Не знаю, но безумно щемило и тупо болело внутри. Внезапный шорох внизу прервал тишину. Слегка наклонив голову вниз, Локи почувствовал слабость в коленях и усиливающуюся дрожь в руках. Там, внизу, украшенный лёгким румянцем, стоял Эйольв с ярким букетом любимых Локи цветов. Мягкие глаза вновь заполнили всё вокруг себя, а тёплая улыбка, греющая сильнее Солнца, вытеснила всю боль и обиду из груди, вновь реанимируя то самое «что-то» внутри. Тихий вздох слетел с губ, а высокомерно поднятая голова не позволила увидеть маленькую росинку, соскользнувшую на красное дерево. — Господин Локи, я… вас не было так долго и я переживал. Ещё принёс вам это, — рука протянула яркий букет выше. — вы можете сплести венок, если захотите. Внутри Локи сжался ком, когда за букетом блестнул браслет. Ещё одна росинка соскользнула с бархатной кожи, но уже вниз, прямо на грубую землю. За ней последовала ещё одна, капнувшая на дрожащую кисть. Капли отличались от самой первой своей чистотой, в которую был вложен каждый пропущенный удар сердца, каждая пауза и каждый пик. Они отличались чувством утраты и сладкой горечью, пьянящей дурную голову. Локи засмеялся так, что сдавливало грудную клетку и не позволяло вдохнуть. Одинсон смеялся сухо и безжизненно, как человек, исчерпавший все ресурсы слёз, имеющий лишь этот тихий, скрежечущий звук. Смеялся, не опуская высокомерно поднятый подбородок, скрывающий блестящие, в набирающих мощь лучах, дорожки тихой скорби. Даже когда закончился воздух, его тело продолжало инстинктивные сокращения в беззвучном плаче, сухость которого царапала. — Господин… С силой разжав пальцы, Локи щёлкнул ими, перенося букет из рук Эйольва на свою кровать. — Спасибо. Голос Принца прозвучал гораздо суше и тише, чем обычно. — С вами всё в порядке? — Не беспокойся обо мне, а лучше не приходи. — Локи проклинал себя, каждую клетку тела, позволившую вогнать клинок боли ещё глубже под рёбра. Проклятая гордость вновь сжала горло крепкой хваткой. — Почему же? Эйольв был действительно обеспокоен, услышав это. Чувство вины пожирало, он не знал, что могло повлечь за собой такое поведение. Что-то сделал не так, обидел Господина, но чем? Всё было хорошо до его помолвки… Но… но при чём тут Локи? Неужели это причинило боль принцу? Так значит, Господин…? — У меня теперь нет времени на такие глупости. Тебе же советую перестать заниматься ерундой вроде доставки мне цветов. Последняя слезинка соскользнула в уголок губ, заставив прочувствовать новый оттенок боли, проросший глубоко внутри, там, на прахе «того самого», что жило ещё совсем недавно, или имело шанс на воскрешение. — Вас что-то гложет, ведь так? — И что же например? — Чувства. Вы когда-нибудь любили? Колени принца подкосились, а сердце и вовсе замерло. Голова закружилась в водовороте. Глаза защипало с новой силой, но ни одна слезинка даже не подумала показаться, просто потому, что показываться было теперь нечему. Юноша, сам того не зная, ударил по живому. Эйольв сейчас стоял прямо под балконом Локи, опустившим подбородок и смотрящим прямо в глаза цветочника. — Ваши глаза… они слезятся? — Нет, я лишь слишком долго смотрел на свои иллюзии. — Одинсон хмыкнул. — Они ослепили меня светом. Локи опустил локти на всё ещё влажную от слёз опору. Голова безвольно упала на плечо, волосы сразу укрыли одну сторону лица и замерли. — Я не понимаю… — Не утруждайся, не стоит. — Лофт резко перебил собеседника, взмахнул рукой в воздухе, и тут же в кисти появилась красивая бутылка. Крепко приложившись к ней, принц жадно вдыхал носом запах девственного рассвета. Адамово яблоко дрожало, пальцы второй руки лихорадочно блуждали по извилистым узорам, а спина содрагалась. Осушив половину бутылки, Одинсон отшвырнул её куда-то в свои покои и потрепал шевелюру дрожащий рукой под звонкий звук битого стекла. — Я в полном порядке. Лучше всех. Не стоит меня больше навещать. Иди, а то тебя уже наверняка заждалась любовь всей жизни. Локи убрал руку от волос и пронзил холодным взглядом юношу внизу. — Я расстроил вас чем-то? Ответом послужила тишина и тихий шелест деревьев. — Молю, не молчите. — Хорошо, наверно, любить? — адресовав вопрос, скорее, в пустоту, протянул принц. Локи усмехнулся, размазав языком оставшиеся от бутылки алые капли по губам. Эйольв молчал. Попросту растерялся, услышав такой, казалось бы, простой вопрос, но прозвучавший жутко. Лицо Локи было безмятежным и даже радостным в какой-то степени, но голос — самый скрипучий и холодный из всех, что доводилось встречать юноше. Появлялось такое ощущение, что внутри Лофта таилось несколько сущностей, никак не могущих поделить его изящное тело. — Вы никогда не любили? — Я похож на нуждающегося в сопливой сказке о какой-то «любви»? Взгляни вокруг: везде лишь смерть и непостоянство — ночь сменяет день, одно поколение сменяет другое, а одни люди с лёгкостью заменяют уже не нужных. После всего этого ты можешь верить в какую-то любовь?! — зло рыкнув, Локи не заметил, как волосы растрепались на ветру, а глаза юноши расширились. — Даже в самые тёмные времена можно найти отголосок света. Доброго дня, Господин. — безэмоционально сказал Эйольв. — Позволите идти? — Ступай. Счастливой дороги. — Локи развернулся и, пошатываясь, отправился вглубь покоев, даже не обратив внимания на пару испуганных глаз, всё ещё изучающих его силуэт. В то утро на предплечье Локи появился особо толстый шрам с кривыми краями, оставленный голубым осколком красивой бутылки, орашённой маленькими росинками вина и прерывистыми криками.***
Лофт раскрыл глаза и буквально почувствовал, как Джеймс вновь коснулся того самого шрама, как тогда… как в первый раз. Это, собственно, послужило катализатором вспышки, если не считать мыслей Джеймса, так нагло гуяющих по его сбственному сознанияю. Подумать только: Джеймс, Джеймс, Джеееймс. Самому не тошно? Выбрось этот бред из головы! Но почему ты сожалеешь о своих словах? В коридоре послышались размеренные шаги. Локи напряг слух, услышанное ему не понравилось: гул неумолимо приближался. Лофт закрыл глаза и замер. В дверь легко постучали. Видимо, не дождавшись ответа, её открыли и прошли внутрь комнаты. Перед вошедшим Джеймсом предстала интересная картина: Локи неподвижно лежал (спал, скорее всего, как подумал монах), свет запутался в его смольных волосах, белоснежная кожа искрилась звёздной пылью. Уродливые кружева всё ещё покрывали те участки кожи, которые поза лежащего позволяла увидеть. Сердце болезненно сжималось, когда Барнс про себя отмечал всё больше и больше увечий на изящном теле. Джеймс впервые видел Локи таким хрупким, спящим и… таким притягательным. Встряхнув головой, мужчина попытался прогнать навящивые мысли и образы, так унизительно прокравшиеся в чертоги разума. Нужно было вести его к Николасу, разбудить, нарушить блаженное спокойствие. Но он стоял, не в силах дышать. Боялся спугнуть образ и резко проснуться ото сна. Осторожно подойдя к кровати, вновь замер в нерешительности. Медленно опустившись на колени, как делал несколько раз в день, вознося молитвы, доведя движение до автоматизма, он тихо выдохнул. Раскрытая шея, прекрасные ключицы, чётко очерченный подбородок, острые скулы и будто точёный нос — сейчас предстали только для него и перед ним. Чем дольше смотрел он на это прекрасное создание, тем сердце медленнее билось, с каждым ударом впитывая образ. Рука сама потянулась к острому подбородку. Лишь дотронувшись до сияющего бархата, губы Джеймса распахнулись в беззвучном вдохе. Веки Локи затрепетали крыльями бабочки, но глаза по-прежнему оставались закрытыми. Барнс легонько повернул лицо «Божества и только», как сам думал, не останавливаясь, в свою сторону. Локоны примялись, ресницы еле уловимо дрогнули. Рука скользнула ниже, слегка касаясь шеи. Джеймс приблизился к Лофту настолько, что смог уловить прерывистое дыхание. Пальцы пробежались по плечу и очертили ключицу. Барнс наклонился ещё ближе, смотря только на трепещущие ресницы, пока не почувствовал, как тонкие пальцы осторожно обвили его кисть. Монах вздрогнул и попытался отстраниться, но не смог и не хотел, как позже себе признался. Локи не открыл глаз, но его рука медленно поднималась выше и выше, пока не остановилась на спине вошедшего. Джеймс перестал дышать, он просто забыл, как нужно дышать. Одинсон медленно открыл глаза и улыбнулся, наблюдая за замеревшим гостем. — Ты можешь уже дышать. — горячий шёпот пробежался по лицу Джеймса, останавливаясь на влажных губах. — Я… я — Можно? — Локи посмотрел из-под пушистых ресниц прямо в мягкую серость чужих глаз и лукаво улыбнулся. Барнс лишь рассеянно мотнул головой. Просто не смог бы отказать этому прекрасному созданию сейчас, или когда-нибудь ещё. Никогда. Дождавшись ответа, Одинсон осторожно притянул к себе напряжённое тело и прижался, кладя кисти на лопатки Джеймса. Последний же выдохнул, замерев, пока чужие руки оглаживали его спину. Лофт пробрался носом к уху монаха и медленно очертил сухими губами раковину, слегка выдыхая. Крупные мурашки волной захлестнули Джеймса, он потерялся в водовороте ощущений. Впервые за столько лет мужчина чувствовал себя… счастливым…? По-другому описать своё состояние он никак не мог и не хотел. Губы Локи творили волшебные вещи, пока его руки плавно опускались на поясницу расплющенного чувствами Джеймса. Лофт коснулся кончиком жаркого языка где-то возле мочки. — Джеймс. — еле слышный шёпот пробрался внутрь. — Да. — зубы со скрежетом сомкнулись, не давая совсем растеряться в ощущениях. Язык очертил раковину, двинувшись ниже. Шея оказалась более нежной и требовала осторожности. Тонкая дорожка слюны растянулась по дрожащей коже, сухие губы лишь слегка касались Джеймса, а руки оглаживали снизу. Локи не мог не заметить отзывчивость на свои совсем бесстыдные действия. — Джеймс Бьюкенен Барнс. — промурчал Лофт, возвращаясь к уху. Горячее дыхание Одинсона начало сбиваться, расплавленным золотом растекаясь по атласной коже. Белые зубы прикусили мочку уха, а их обладатель рыкнул по-звериному и ухватил каштановые пряди правой рукой, а свободной крепче вжал Джеймса в себя. Последний лишь часто дышал и не позволял себе даже прикасаться к Локи. — Я не кусаюсь. — продолжал мурлыкать Лофт, беря руку монаха в свою. — Может, чуть-чуть. Тонкие пальцы обвили кисть Барнса и притянули к груди, в которой колотилось сердце. Джеймс громко выдохнул и попытался высвободиться из сладкого плена, но все силы будто канули в небытие. Умелая рука хозяйничала у него на голове, дыхание щекотало шею, а желанное тело было практически прижато к нему. Мысли пьяно ворочались в голове, слабо бунтовали и изнывали от жары. Голова тяжело упала рядом со смольными локонами настолько близко, что можно было почувствовать запах сандалового дерева и уюта (наверно, он пахнет именно так?). Рука принца всё ещё сжимала густые волосы, остриженные под каре. Под пальцами Джеймса жарко билось сердце, с каждым ударом отмеряя количество проведённых вместе секунд. — Локи… — еле вымолвил монах, сухой язык которого прилип к нёбу и не хотел слушаться. — Да? Пальцы пробежались по голому участку шеи. — Прекрати… Не надо… — взмолился Джеймс. Сухие губы коснулись виска и спустились ниже, очерчивая скулу. — Стой. Чужая рука скользнула на поясницу, а бёдра брюнета потёрлись о напряжённое тело. — Почему? Признайся, тебе нравится. Изящная кисть скользнула на живот Джеймса, очерчивая рельеф. Последний застонал почти в ухо Локи. — Признайся, Бак. — ещё слаще пролепетал он, извиваясь на кровати. Пальцы Барнса сжались на чужой груди, а сам с трудом оторвался от этого магнита. Взяв кисти Локи в ладонь, он поднял её над головой принца и оседлал его бёдра. Лофт хищно улыбнулся, начав ёрзать пахом. Джеймс зажмурился, застонал. Этот нахал творил такие непристойности, которые просто не находили места в голове, но откликались тяжестью в других частях тела. Взгляд из-под пушистых ресниц выбивал всё здравомыслие, и вот тонкие губы разомкнулись в стоне, брови дрогнули, плоский живот втянулся. — Дже-е-ймс. — Я… не могу. Локи, тебя желает видеть Николас и это вопрос нынешней жизни. Услышав про Николаса с его желаниями, Локи нахмурился так, будто у него отобрали любимую игрушку, и сам скинул с себя Джеймса. Лофт встал, поднял с пола рубашку. — Веди.