Витраж

Каэ в е р е н им. Даже когда отдаёт себя другим, когда, пытаясь зацепить хоть немного тепла, позволяет кому-то целовать себя, когда кажется, что он обожает других... Каэ в е р е н. Каэ не любит никого, кроме Цвольфа и Уильяма. Половина школы зовёт его шлюхой. Каэ понимает, почему, но всё равно продолжает пытаться забыть, отказаться, отречься... только вот в е р н о с т ь у Хоши в крови. Полюбив уже не разлюбит. Райер это, разумеется, знает. В целом, он понимает, что хорошего конца у его истории нет. Это просто его не то, чтобы волнует... он просто существует на своей абсолютной любви. Просто обожает настолько, что позволил Сириусу себя покалечить. Просто изранил из-за этого душу настолько, что не сможет больше, наверное, никому верить. По крайней мере, сейчас он думает именно так. Каэ о с о з н а н н ы й. Он отлично знает, что это всё его убьёт. Он на это согласен, как был бы согласен любой из Хоши. Он ведь их любит. Обоих. До готовности умереть, ожить и так до бесконечности, по первому требованию. Это звучит, как абсолютное безумие. Возможно, это оно и есть. Жить страшно, но умирать пока страшнее. В конце концов, в Эйтисе их не будет... может, это станет с п а с е н и е м? Каэ не знает, и ему страшно. Если он разлюбит их, станет ли он пустым? Он ведь тоже Хоши, хоть и по крови, но кровь ведь сильнее, чем фамилия, так? Каэ не нравится это. Он пишет на левой руке «Ш Л Ю Х А» снова и снова. Он слишком часто слышит это. Настолько часто, что и сам уже почти верит, что это так. Даже если он хранит верность душой, тело-то тоже его. Его же? Райер не уверен, но он уже ни в чём не уверен. Мир невыносим, жизнь невыносима, всё невыносимо. Даже на крыше находится уже невозможно. Подсказанный Усо врач выписывает таблетки, но Каэ не может использовать рецепт: он несовершеннолетний. Жюли и Мьелли – худшие из возможных приёмных матерей, и иногда они забывают о том, что ему н у ж н о это лекарство. И однажды таблетки к о н ч и л и с ь. Это оказалось куда хуже, чем Райер думал. Придя в себя свесившим ноги с подоконника, юноша задумчиво посмотрел вниз, а потом... наклонился вперёд, позволяя себе в ы п а с т ь. Это казалось подходящим исходом. *** — Ты охренел, да? Тебе до назначенного времени ещё десять лет! — Берти, спокойнее. Ему сейчас не слишком важно, когда он должен был умереть, он это уже сделал... Открыв глаза, Каэ увидел двоих. Потом он будет говорить, что в тот день он п е р е р о д и л с я.