Шалостью бризовой, Шелестью рисовой — Поговори со мной, Поговори со мной, Солнечной, лиственной Вязью осмысленной — Ну поделись со мной Тяжкими мыслями, Темными думами, Мрачной кручиною — Слушать угрюмыми Соснами чинными Буду
(исполняет Мария Чайковская, стихи Веры Полозковой)
Гарри сонно улыбается, глядя на жену. Энн спокойно спит, иногда её дыхание переходит в шумное сопение. Она никак не реагирует на то, что, время от времени, он ласково проводит ладонью вдоль её позвоночника, но подвигается ближе, едва он решает отнять руку от её груди, которая, почти вся, помешается на ладони. На груди появилось две небольших складки, сбоку, следов возраста на теле стало чуть больше, но, в целом, время всё ещё чрезвычайно благосклонно к ней. Гарри знает, что она переживает по поводу того, какой выглядит в его глазах, потому уже почти вошло в привычку напоминать ей почаще, что для него она всегда самая красивая. Вздохнув, Энн открывает глаза. Взгляд её почти сразу же становится ясным, на губах появляется лёгкая улыбка. Конечно же, Гарри заметил, что она наблюдает за его ладонью, накрывшей её грудь, и удовольствие в её глазах тоже видит. — Доброе утро. — Доброе. Выспалась? — Спала как младенец. — Что не мешало тебе сердито сопеть всякий раз, как я пытался поменять положение. — Потому что нечего выпускать меня из объятий — шутливо ворчит она. — Не буду. — Вот и славно. С улыбкой Гарри ласково касается её губ, увлекая в аккуратный поцелуй. — Только шесть утра. Можем не торопиться вылезать из постели. — Шесть? — удивлённо спрашивает она. — А ты уже не спишь? — Тобой любуюсь. — Давно? — Проснулся около половины пятого. — Рано. Тебя что-то тревожит? Иногда он считал жену немного ведьмой. От неё совершенно невозможно было что-нибудь скрыть. Она приподнимается на подушке, пристально глядит на него. Гарри сдаётся, вздохнув: — Почему ты не рассказала мне о вас с Гасом? Я не упрекаю, если что, просто мне было неприятно узнать такие новости от него, а не от тебя. — Ты о браке? — Да. — Я не рассказывала тебе, потому что это — сущая формальность, — она совершенно спокойна, равнодушно пожимает плечами, — тебе не о чем беспокоиться. О наших настоящих отношениях ты знаешь. Мы никогда не были близки, и считаем друг друга друзьями. — Но ты нравишься ему, Энни, и я прекрасно понимаю, что он был бы не прочь, чтобы вы стали ближе, — возражает Гарри, — как бы он не пытался убедить меня в обратном, я вижу это в его глазах. — И тебя это беспокоит? — Как может быть иначе? Конечно, меня это беспокоит. Энн улыбается. Молчит какое-то время, совсем недолго, а потом, посмотрев в окно, снова глядит на него, и от её удивительного спокойствия ему становится легче. Никогда он не мог понять, как это действует. — Ты писал в одной из своих книг, что это женщина выбирает мужчину. Твой герой говорит об этом прямым текстом. Цитатой. Так вот, что бы Гас не говорил, на что бы он не рассчитывал, чего бы не хотел, я никогда не допущу того, чтобы наши отношения изменились. Мы друзья, он мой близкий человек. Я благодарна ему за всё, через что мы вместе прошли за эти десять лет. Но я никогда не позволяла и не позволю ему стать моим мужчиной. Никогда. — Почему? Гарри действительно не понимает. Гас очень презентабельный мужчина, он много сделал для Энн, они давно знакомы, и душевно близки. Почему Энн отталкивает его в качестве романтического интереса — загадка. Которую очень хочется немедленно разгадать. — Он не был хорошим мужем для своей жены, Гарри — просто поясняет Энн. — Я тоже не был хорошим мужем для тебя, — Гарри невольно хмурится, — иначе не допустил бы пятнадцати лет разлуки. — Нет, — она мотает головой, откинув назад упавшие волосы, — это другое. В то время, когда мы были вместе, нам было хорошо. Ты заботился обо мне, никогда не смотрел на других женщин, хотя все злопыхатели только и ждали этого, и был мне другом. У Гаса и Минни, так называли её друзья, всё было иначе, и мне это не нравится. Нет, они не скандалили и не ссорились. Но в таком случае оправдать то, что Гас всё равно не упускал возможности волочиться за каждой юбкой, тем более невозможно. Для него, вплоть до того, как Минни заболела, флирт с другой женщиной не был табу. Вспомни, как мы старались урвать каждую свободную минуту, чтобы провести время вместе. А Гас пропадал на работе, днями, а то и неделями. Не спорю, он делал это, чтобы обеспечить достойную жизнь жене и детям, но, в конечном счёте, привык не торопиться домой. Они отдалились. Я не знаю точно, как они переживали семейный кризис, потому что не знала Минни лично, и не услышала этой истории из её уст, зато внимательно слушала Гаса. Он сам признавал, что, в конечном счёте, они даже не пытались поговорить о проблемах. Только всё глубже грузли в них, словно в болоте. Гарри удаётся подавить вздох, но не отогнать воспоминания. Когда случился кризис в их семье, одиннадцать лет назад, Энн была яростна. Наступала на него, давила. Она стала нервной, а он, как не старался, не мог её успокоить, заставляя переживать ещё сильнее. Он любил её и клялся, что никогда не оставит, а она не верила, плакала по ночам в подушку. Напряжение стало их постоянным спутником, поселившись под крышей дома. Из дома Гарри убегал, оставляя жену один на один с проблемами и болью. Потом начался личный кризис, в который он долго не мог поверить, и не мог принять. Но, как оказалось, мужчины после сорока действительно подвержены ему. И он уехал. Сбежал на другой конец света, в Китай, который любил и хорошо понимал. Он клялся, что вернётся, обещал Энн, что всё будет хорошо, что ему всего лишь нужно время разобраться в себе. Она ждала. Месяц, другой, третий. Получая его редкие письма, в которых, как он сейчас понимал, было мало любви, а больше усталости. На четвёртый месяц он всё же вернулся. Он шёл к ней с надеждой, всё ещё полный любви, хотя и уставший. Верил, что всё плохое удалось оставить позади. А утром она сказала, что между ними всё кончено. И настойчиво попросила дать ей развод. В тот миг он не замечал её уставших глаз, не слышал её надломленного голоса. Только понял, что больше не нужен. И ушёл. На долгих десять лет покинул её, оставив кровоточить и своё сердце. — Гарри! Он вздрагивает. Поднимает на неё глаза. — Прости. Я задумался. — Я вижу. — Знаешь, вспоминая наши попытки поговорить, я начинаю думать, что, может, Гас был не так уж и не прав, когда не разговаривал с женой. — Нет, — её голос мгновенно становится жёстче, — нельзя молчать. Знаю, ты всегда говорил, что не все вещи стоит обсуждать, но я по-прежнему придерживаюсь противоположного мнения. Молчание — это не выход. Если не обсуждать проблему, она не перестанет быть проблемой. — Мы обсуждали, — горько хмыкнув, возражает Гарри, — ни к чему хорошему это не привело. Тогда как правильно? — Я не знаю, но молчание — это ловушка. И Гас теперь понимает это. Только он всё понял, когда было уже поздно. Минни заболела, а ему пришлось быть при ней сиделкой, нянькой, врачом. Кем угодно, только не другом. Он не стал другом для неё. Упустил эту возможность, и не смог её вернуть. — Милая, но ведь он готов исправить свои ошибки, — Гарри ласково проводит ладонью по её щеке, — знаю, ты не из тех, кто даёт вторые шансы, но мне ведь дала. И не единожды. Она пристально смотрит на него. — Мы любим друг друга, — она поводит плечом, — мы оба наделали ошибок. И должны попытаться исправить их вместе. Но я не хочу быть женщиной, в отношениях с которой пытаются исправлять прошлые ошибки. Это довольно странно, и, пожалуй, даже эгоистично. Каждый человек в новых отношениях стремиться исправить прошлые ошибки. Иначе нельзя двигаться дальше. Так, во всяком случае, всегда думал Гарри. Она и сама исправляла свои ошибки в их отношениях. В первом браке Энни вела себя совершенно иначе, чем в браке с ним. Но всё-таки он понимает, что она имеет в виду, что хочет сказать. — Гарри, тебе, правда, совершенно не о чем беспокоиться, — Энн снова ложится, повернувшись на бок, чтобы они могли смотреть друг на друга, — я не сказала тебе о браке, потому что он ничего для меня не значит. Гас мой друг, об этом ты знаешь. Ничего большего между нами никогда не было, нет и не будет. Штамп в паспорте — это формальность. Мелочь, не стоящая твоего внимания. Он помог мне решить многие проблемы, на том всё. — Ладно, — смягчившись, кивает Гарри, — рад, что мы это выяснили. Не обижайся на меня за то, что спросил. — Я не обижаюсь, — она улыбается, — знаешь, раз уж мы завели эту тему, я бы тоже хотела спросить у тебя кое-что. О Марго. — Что ты хочешь знать? — спокойно спрашивает Гарри. — Расскажи мне о ней. Ты говоришь, что не любил её, но всё же, она стала твоей женой. Почему именно она? Как ты понял, что в этой женщине есть то, чего нет в других? Она выглядит вполне спокойной, но он заметил, что пальцы её напряглись. Потому ласково накрывает её ладонь своей. Она была откровенна с ним только что, и заслужила откровенности в ответ. — Марго замечательная женщина. Она умна, хороша собой, и с ней очень уютно. Мы познакомились, когда я устроился работать в университет. Она работает в бухгалтерии. Она умеет пошутить и умеет выслушать. Хорошо готовит, любит создавать домашний уют. С ней можно обсудить новую книгу, часами дискутировать о жизни, обсуждать только что посмотренный новый фильм. Она славная. — Идеальная жена, — улыбается Энн, — я почти ревную. — Она действительно идеальная, — Гарри не хочется лгать, — и, в общем, я был вполне счастлив. Очень даже счастлив. А потом, когда пошёл второй год нашей семейной жизни, она решила побаловать меня и своих подруг. Приготовила черничный пирог. — Скажи, что я готовлю его лучше! — в её голосе звучит требовательность. — Лучше, — кивает Гарри, — но не потому, что вкуснее. Просто я не смог даже прикоснуться к этому пирогу. Более того, как только ушли гости, я выбросил его остатки в мусорное ведро. Это был наш первый серьёзный скандал, но не потому, что Марго возмутилась по этому поводу. А потому что я требовал никогда больше даже не показывать мне черничного пирога. Я был так зол. Я был просто в ярости. Видела бы ты меня тогда, Энни, — он мотает головой, — но это помогло мне понять, что я всё ещё неравнодушен к тебе. Ты по-прежнему была нужна мне. И, чем больше времени проходило, тем сильнее я понимал это. Знаешь, не так давно я осознал, почему выбрал Марго. Или, следуя твоей теории, почему она выбрала меня. Ей нужен был уютный мужчина. Она рассчитывала получить уют и тепло от меня. А мне хотелось, чтобы рядом была счастливая, домашняя, женщина. Я думал, что с меня хватит женщин, которые ставят работу на первое место, но, в то же время, чтобы моя спутница была хорошим компаньоном для меня. Что сказать, — он пожимает плечами, проведя ладонью по щеке Энн, — наверное, я никогда ещё так не ошибался. Понимаешь, я хотел вторую тебя, только домохозяйку. Но это иллюзия, и тебя-домохозяйки просто не существует. Ты та, кто ты есть. И я любил тебя, настоящую, а подделка мне была не нужна. — Бедняжка Марго, — без капли иронии, цокает языком она, — вряд ли она заслужила того, чтобы её называли подделкой. — Не заслужила, ты права. Как видишь, милая, я тот ещё козёл. — Я бы сказала, что ты просто обычный живой человек, — Энн улыбнулась, — который отчего-то изо всех сил пытается быть идеальным. И злится, когда у него не получается. — Ты слишком хорошего мнения обо мне, любимая. — Да, — иронично улыбается Энн, — с первой нашей встречи хожу в розовых очках. Никак не сниму. Очки красивые. Мне нравятся. Гарри тихо смеётся и морщится, когда она звонко целует его в нос. — Что-нибудь ещё хочешь спросить? — Нет, — упрямо мотает головой Энн, — но, думаю, я должна признаться. — Ещё какие-то тайны? Мне становится страшно. — Всего лишь хочу сказать, что я совершенно не чувствую вины перед Марго. Ни угрызений совести, ни упрёков. Ничего. — А триумф? — лукаво улыбается Гарри. — Да. Гарри хохочет, вдруг ощутив себя мальчишкой. Становится хорошо и спокойно на душе. А ещё хочется танцевать, хотя он не осилил этого искусства, и координация его оставляет желать лучшего. — Как видишь, я тоже не самый лучший человек на свете, — игриво продолжает Энн, — а, если честно, дрянь. Козёл и дрянь. В общем, мы нашли друг друга. Гарри буквально покатывается со смеху, да и жена тепло улыбается. Потом целует его в щёку, прижимаясь крепче. — Энни? — с нежностью произносит он. — Да? — Я рад, что мы это выяснили. — Я тоже, — она сонно вздыхает, — ты уже неделю здесь, а мы всё ещё выясняем отношения. Ходим по кругу. Хватит. Достаточно. Он кивает. Эти разговоры неизбежны. Слишком долго они были не вместе, слишком много событий случилось, слишком много людей появилось в их жизни. Но в одном с женой он согласен точно — они не могут постоянно выяснять отношения. Иначе это разъест их, словно червяк, добьёт окончательно. К тому же, Энн стресс категорически противопоказан. Потому он прижимается губами к её виску, и, накрутив светлую прядь волос на палец, следит, как та мгновенно вьётся. — Пора вставать, — прервав негу, говорит Энн, — вскоре гости начнут собираться. А мне стоит позавтракать. Мне нельзя некоторые специи, да и много мяса тоже противопоказано. Поднимайся, лежебока! Это, конечно, шутка, но тон у неё сильный. Командует. Улыбнувшись, Гарри садится на постели, натянув халат. Коротко целует теплую ложбинку меж её лопатками, спускается вниз, где, в большом шкафу, по-прежнему, находятся его вещи. Едва подумав об этом, он снова начинает сердиться, но упорно гонит эту мысль от себя, подальше. Он заходит в кухню, а Энн в простых домашних брюках и плотной клетчатой рубашке вскоре присоединяется к нему. — Что приготовить на завтрак? — В кастрюле немного супа. Подогрей его. — Хорошо. Она режет хлеб тонкими ломтиками, сервирует стол. Гарри же занят супом. Хоть они многое выяснили, у него всё ещё есть вопросы. Но пока он не спешит их озвучивать. Они поговорят об этом позже, при случае. Когда время придёт. Пока Гарри не чувствует, что оно пришло. Гарри ставит тарелку на стол, сам ограничившись только простыми бутербродами. — Спасибо. Есть бекон, на верхней полке в холодильнике. Возьми, если хочешь. — Не хочу, я только чаю попью. — Экономишь место для шашлыка, мясоед? — дружески подтрунивает она. — Конечно, — принимает он игру, — я не хочу, чтобы кому-то мяса досталось больше, чем мне. Энн ласково улыбается, и он озорно подмигивает ей. Проснувшаяся мгновенно Муза, входит в кухню с видом самым что ни на есть деловитым. Сигнализировав о себе требовательным «мяу!», ласково трётся об ногу Гарри, а затем с разбегу прыгает к Энн на колени. — Доброе утро, девочка, — Энн ласково чешет кошку за ухом, впрочем, тут же опустив её на пол, — да, сейчас мы будем завтракать. Кошка довольно мяукает, проследовав к своей миске. И набрасывается на корм, стоит Энни насыпать его. С таким жадным аппетитом, словно голодала, по меньшей мере, несколько недель. — Славная кошечка, — вернувшись к столу, говорит Энн, не сводя с неё ласкового взгляда, — она просто стала приходить ко мне. Часами сидела у моей калитки. Я пыталась найти её хозяев. Она не выглядела как дворовая кошка. Но никого не нашла, и оставила, в итоге, её у себя. Она сама меня выбрала. Не знаю, почему. — Я бы тоже выбрал тебя — отшучивается Гарри. — А ты кот? — Тигр. — Ладно. Если верить тому, что прочёл в Интернете, людям, пережившим пересадку сердца, категорически запрещён любой контакт с животными. Шерсть может попасть в лёгкие, вызвав катастрофические последствия. Прикосновение к шерсти может спровоцировать аллергию. А, значит, Энн планировала избавиться от Музы, и, наверняка, решила, куда отправит после операции. Но спрашивать у неё это он не решился. Не время. Правда, в голове тут же возник голос Мод, что ворчит: «Вечно ты всё важное откладываешь на потом. В этом причина всех твоих проблем». Но Гарри упорно отказывается его слушать. Нет, не сейчас. — Завтра я ложусь в больницу, — отложив в сторону ложку, сообщает Энн, заставляя Гарри нахмуриться, — точнее, буду приходить на капельницы. Профилактическая мера. Врачи говорят, что это поможет избавиться от возможных тромбов, к тому же, я лучше себя чувствую после этого. — Ладно, — кивает Гарри, — а я взял билет на вечерний рейс. Утром все места заняты. Улетаю в восемь. — Хорошо. Я буду ждать тебя обратно. — Я обязательно вернусь, милая, — он ласково пожимает её пальцы своими, — мне стоит что-нибудь передать родным от тебя? — Я сегодня достану свитер. Вязала для Харпер. Думала, привезу к Рождеству, но, видимо, не выйдет. И ещё, — она становится серьёзной, даже немного грустной, и неуютно ёрзает на месте, — пожалуйста, поговори с сыном. Я не хочу, чтобы Рой ненавидел меня. — Он тебя не ненавидит, Энни. — Пусть так, но недолюбливает точно. Имеет на это право. Поговори с ним, пожалуйста. — Хорошо, поговорю, — мягко кивает Гарри, — обещаю. Она тоже кивнула, поднимается из-за стола и, отправив посуду в посудомойку, подходит к окну, открыв жалюзи. — Скоро соседи придут. Думаю, мне стоит тебя предупредить насчёт Софи. Она ужасная кокетка, в её возрасте это может выглядеть не очень уместно. Но, в общем, она славная, сам увидишь. — А сколько ей лет? — В ноябре исполнится семьдесят девять, но будь готов, что она обязательно вынесет вердикт твоей внешности. Особенно заднице. Софи без этого не может. — О, — Гарри улыбается, — ну, надеюсь, моя задница ей понравится. Никто, вроде бы, не жаловался ещё. — Я точно ею довольна, — хихикает Энни, — и в обиду, если что, не дам. — Не сомневаюсь, милая, — Гарри ласково целует её в плечо, — что-то ещё? — Нет. Приедет Денни, сын Гаса, наверное, с дочерью. С Иветт ты уже знаком, сегодня узнаешь и её мужа. Софи, наверняка, приведёт Регину, она живёт на соседней улице, и они закадычные подруги. Будут ещё Сара и Шон, это наши соседи напротив, они вчера вернулись из путешествия, и я пригласила их. Антуан, он, бедняга, много лет уже волочиться за Софи, но безрезультатно. Работает аптекарем, возле моей книжной лавки. О, ещё Дора придёт, она работает в сувенирном магазине, том, что возле нашего супер-маркета. Она, наверное, и сына с собой возьмёт, подростка. Ах да, за Софи, наверняка, прибежит Орсон, её пёс. Пудель. Кажется, всех назвала. — Какая собирается колоритная компания, — присвистнул Гарри, — и все собираются устроить мне смотрины? — Да, — не стесняясь, кивает жена, — я же говорила, ты здесь настоящая звезда. — Что ж, — он безоружно улыбается, — придётся сделать всё, чтобы смотрины прошли успешно. Не разочаровать гостей. Обещаю, милая, я не подведу. Энн подходит от окна к нему, ласково потрепав его и без того вечно торчащие в разные стороны волосы и звонко целует в нос. — Я тебе верю. И он довольно кивает: — Это хорошо.