Рядом с тобой, с тобой я не сбивался с пути, ты говорила: «Лети — я рядом с тобой, с тобой»
(NЮ)
— Отдыхай, — Гарри ласково касается лба возлюбленной, — я разбужу тебя, когда всё будет готово. Энн вздыхает. Ворча, сообщает, что устала постоянно спать. Улыбнувшись, Гарри снова целует её в висок. Она сдаётся, со вздохом закрывает глаза. Гарри кутает её в тёплый клетчатый плед. Здесь тепло, не по-осеннему, уютно. В Британии погода мерзкая — густой туман и проливные дожди день ото дня. В маленьком французском городке, всегда полном туристами, — золотая осень, во всех её оттенках и красках. Гарри обращается взглядом к Мадлен. Подруга режет салат. — Какая здесь чудесная природа. — Это правда. — Такой прилив вдохновения. Знал бы — давно приехал сюда. Мод с улыбкой качает головой: — Я сделаю вид, что верю в то, что ты приехал бы сюда исключительно из-за силы красоты природы. — Исключительно из-за неё, дорогая, — деловито кивает Гарри, — исключительно из-за неё. Мод смеётся, а Гарри, как всегда, немного по-детски, улыбается в ответ. Он смотрит на Энни. Она уснула. Так спокойно и крепко, словно сейчас — глубокая ночь. Подбросив дров в костёр, Гарри тихо вздыхает: — Хорошо, что она спит. Я утешаю себя тем, что это помогает ей восстанавливать силы и дольше держаться на ногах. С другой стороны, эти таблетки буквально валят её с ног. Это удручает. — Это нормально, — Гас с присущей себе щепетильной внимательностью следит, чтобы мясо не пережарилось, — таблетки имеют успокаивающее свойство. А сон в положении Энн жизненно необходим. — Да, — кивает Гарри, — знаю. Я ведь не спорю. Для нас не то, что каждый день, каждая минута важна сейчас. Но непривычно видеть её такой. Мне порой бывало трудно уложить её отдыхать. Она всё работала, вечно чем-то занималась. — Кипучая энергия, — хихикнув, замечает Мод, — Гарри, подай, пожалуйста, соус. — Держи — он бросает ей тюбик, — а где дети? — Играют. — Надо бы пойти, проверить. — Я посмотрю. Хотя они, вон, смеются. Гас удаляется, оставляя Гарри возиться с мясом. Запах такой невероятный, что желудок сводит. Внизу живот урчит, даже неловко перед дамой, пусть он и знает Мод большую часть своей жизни. Она, между тем, возится с куриными ножками, которые Энн заранее приготовила — шашлыки в её ситуации большая роскошь. — Дедушка! — слышит он тоненький голосок Харпер, полный удивления и восторга. — Дедушка! — Да, милая? — ласково, с улыбкой, отзывается он, завершив нанизывать мясо на шампур. — Что случилось? Вертлявый, тёплый комок уткнулся ему в ноги и смешно сопит. Щёки раскраснелись, улыбается лукаво и со смущением. Что-то, наверное, случилось. Что-нибудь хорошее. Сегодня слишком замечательный день, иначе и быть не может. — Стефан… — сбивчиво объясняет она, — ты знаешь, дедушка, что он сделал? — Откуда же мне знать, птичка? Расскажи. Стефан выходит из своего укрытия — детвора играла у самого озера, на берегу, поодаль от предполагаемого места банкета. Гарри сразу замечает — мальчишка не то, чтобы зол, но встревожен и обескуражен явно. Харпер смеётся, продолжая толкаться у Гарри в ногах. Он растеряно гладит её по голове, ерошит пушистые волосы. По мере приближения Стефана, Харпер начинает более шумно дышать, и вскоре это становится похожим на сопение. — Ну что у вас случилось? — Гарри уже и самому интересно, почему детвора так переполошилась. — Деда, он знаешь, что? Он меня поцеловал! Требуется доля секунды, чтобы осознать, что происходит, о чём ему только что сказали. Гарри на миг удивлённо посмотрел на внучку, потом — с изумлением, но и с юмором — на Стефана. Подросток сложил руки на груди и сверлит девочку сердитым взглядом. — Вот так, не успеешь отвернуться, а вы уже целуетесь, — Гас, возвращающийся из своей вылазки, по-доброму хохочет, — я застал их за удивительным занятием. Стефан поцеловал Харпер в щёку, а та пыталась его укусить в ответ. — Зачем ты кусаешься, милая? — присев перед внучкой, спрашивает Гарри. — Хорошие девочки так не делают. Разве мама тебе об этом не говорила? Харпер хмыкнула, надула губы. Обижается. Покачав головой, Гарри ласково целует её в лобик. Не сердится, что бы маленькая выдумщица себе не думала. Всё его внимание теперь переключается на Стефана. Мальчонка, конечно, ещё сущее дитя, но почему Гарри беспокоит, что проявляет внимание пятилетней малютке — тот ещё вопрос. Стефан хлюпает носом — не потому, что плачет, а, скорее, от продолжающегося раздражения. — Мы играли в брата и сестру, — поясняет он быстро, торопясь, — Харпер захотела узнать, что было бы, будь у неё старший брат. Я её поцеловал в щёку, как будто сестрёнку, а она меня укусила. Сказала, что так бы и делала, будь у неё настоящий старший брат. Гарри вздыхает. — Подходи, Стефан, — ласково зовёт он, — куриные ножки уже готовы, и Мадлен почти закончила резать салат. Ты голоден, наверное? — Не очень — почёсывая укушенную руку, ворчит мальчишка, — вам мама снова жаловалась, что у меня желудок болит, и я ничего не ем, да? — Ничего подобного твоя мама не говорила — отрицает Гарри. Это, конечно, не совсем правда. Гарри прекрасно помнит, о чём говорила ему Дора, принося варенье. Но мальчику не стоит об этом знать. Гарри прекрасно помнит себя, подростка. Он бунтовал, сбегал из дома, мотался по улицам и разбивал колени. Чем доставлял проблем отцу и головной боли — маме. Ему казалось, все вокруг против него, а родители слишком сильно на него давят. Теперь, конечно, он понимал, что всё это были лишь детские глупости, и как сильно он тогда был не прав. Он бы просил у родителей прощения вечно, но и мама, и отец, уже давно были мертвы. И почти ничего не сохранилось из детства, когда родительский дом пятнадцать лет назад сгорел, а Гарри едва не проиграл в борьбе с неисправной проводкой. Как-то так получается, что он сам, осознанно или нет, делает любимым людям больно, а раскаяние приходит не вовремя, слишком поздно. Вздохнув, он возвращается к реальности из своих мыслей. Стефан, хоть и упрямится, явно голоден — с жадной любовью поглядывает то на костёр, над которым колдует Гас, то на уже готовое лакомство в виде куриных ножек. — Садись, дорогой, — Мод находит, что сказать, — сейчас я тебе ножки дам. — Спасибо — сдаётся подросток и кивает, немного смутившись. — Тебе соуса побольше положить? Или меньше? — Я не знаю. — Попробуй соус для начала — с улыбкой предлагает Мод, и, конечно, Стефан окончательно сдаётся. Уложив соус за обе щеки он, едва пережевав, выбирает вариант «побольше». Гарри беззлобно усмехается. — Харпер так и не оставила свои игры в старшего брата, — перевернув очередной шампур, вздыхает Гарри, — бедняжка. — То есть? — Гас пробует мясо на соль и, видимо, недоволен. — Обычная детская игра. Я думаю, в такие каждый ребёнок играет. Мои внуки — точно. — Так, да не так, — мотает Гарри в ответ головой, — у Харпер действительно был старший брат. Он родился за шесть лет до её рождения. Мёртвым. Преждевременные роды, шестой месяц. Таких детей можно выходить, но это был не наш случай. Дети от этого долго не могли отойти, особенно невестка. Стелле тогда всего двадцать лет было, совсем девчонка. Да и сейчас, наверное, не могут. Гас молчит. Губы поджаты, все морщинки собрались в уголках глаз. Гарри воспринял это как молчаливое предложение продолжать рассказ. Со вздохом, он заканчивает свой печальный рассказ: — Мы очень ждали это дитя. Все и каждый из нас. У Энн тогда были проблемы на работе, конкуренты объявили войну, и в неё, так или иначе, оказались втянута вся семья. Только случилась передышка, Стелла объявила, что ждёт дитя. Такая радость была, сыграли свадьбу. Энн ничего не говорила, только что ей страшно, и она сомневается в том, что будет хорошей бабушкой. Но втайне скупала абсолютно всё, нужное для ребёнка, — игрушки, пелёнки, шапочки. Всё складывала в ящик шкафа, под ключ, думая, что я не знаю. А я подыгрывал ей, молчал. И тут такое… Он судорожно вздыхает: — Беременность развивалась нормально, Стелла чувствовала себя хорошо. Поехала, в очередной раз, на работу, в метро, и там упала. Ударилась животом. Её сразу же отправили в больницу, осмотрели, сказали, что всё хорошо. А на следующий день, ночью, начались роды. — Мальчик родился мёртвым? — Нам сказали, что да. Но Стелла до сих пор не верит, — он качает головой, — когда родилась Харпер, я говорил детям, что ей лучше не знать об этой истории. Хотя бы до поры до времени, пока не подрастёт. Но нет. Они ей всё равно рассказали. И теперь она к каждому старшему мальчику пристаёт с играми в старшего брата. Не знаю, нормально ли такое. Может быть, у Харпер травма какая-то. И стоит к детскому психологу походить. — Не думаю, что травма, — довольно уверено возражает Гас, — Харпер ещё маленькая. Брата не узнала, его смерти не видела. Родители, очевидно, любят её саму по себе, заменить брата ею не пытаются. Для травм нет оснований. — Тогда почему она периодически в это играет? — Я бы сказал, что это — просто детское любопытство, не более. Оно нормально, тем более, в возрасте Харпер. Вам не о чем волноваться. — Это синдром единственного ребёнка, дорогой, — вмешалась в разговор Мод, — каждый задумывается, какой была бы жизнь, будь у него сестра или брат, как они будут вместе играть. Гарри кивает. Он заметил, что она уже нарезала хлеб. Старается не думать, что та тяжёлая история стала ещё одним кирпичиком их развалившихся на тот момент отношений с Энн. Они упали, а оправиться, подняться, больше не смогли. — Шашлыки готовы. — Да, — кивает Гас, — последний шампур подходит. Уже можно стол накрывать. — Хорошо, давайте я тогда этим займусь. — Я вам помогу, — спохватившись, предлагает Стефан, — вы только пообещайте мне кое-что взамен, пожалуйста? — Что же? — по-доброму улыбаясь, интересуется Гарри. Гас за его спиной присвистнул: «Товарно-денежные отношения! Ну и молодёжь пошла!» Мальчонка выглядит растерянно и немного смущённо. Стоит, нескладный, словно лягушонок, повесив голову, смотрит под ноги, пинает носком туфли камушек. — Не говорите маме, что я соус ел. Он острый, мне такой, вообще-то, нельзя. — Почему мне не сказал? — всполошилась недовольная Мадлен. — Я бы тогда тебе соус даже не предлагала. — Да мне ничего нельзя, — ворчливо отзывается Стефан, — уже достало. — Ты должен понимать, что заигрывать со своим здоровьем опасно, — продолжает ворчать Мадлен, — и нести за это личную ответственность. Ведь ты уже не ребёнок, Стефан. Гарри, конечно, поддерживает Мод, но всё-таки торопится примирить враждующие стороны. Подойдя к ней сзади, он ласково целует её в волосы, пахнущие цветами и костром. Он порой даже удивлялся, насколько, во многих моментах, они с Энн похожи. Потому и стали подругами, дружат уже много лет. Почитай, целую жизнь. — Ну всё, — ласково произносит он, — давайте накрывать поляну. — Энн разбуди — Мадлен, конечно, была сухарём, и, в некотором роде, снобом, но быстро отходила, как сейчас. — Чуть позже, — Гарри снова смотрит на кресло, в котором мирно спит жена, — когда всё будет готово. Пусть отдохнёт ещё немного. Несколько минут редко что-то решают. Но в их случае, когда тяжёлый недуг только и ждёт возможности атаковать, ударить, — на вес золота. В свете вечера и разгорающегося костра он замечает, как Энн прячет руку глубже, под плед. Замёрзла, наверное. Через несколько минут, совместными усилиями, удалось подготовить стол. Даже малышка Харпер помогала, раскладывая салфетки. Посмотрев на внучку, Гарри замечает, что девочка сияет, довольная собой. Чудесное дитя. Подойдя к ней, он снова целует её в волосы, а она в ответ, со смехом, обнимает его за шею своими маленькими ручками. Поцеловав тонкие пальчики, Гарри говорит обещающим тоном: — Я разбужу бабушку. — Бабуля много спит, — замечает наблюдательная девочка, — она устала? — Да. Много работает, дорогая. Гарри оставляет импровизированный стол и внучку, подходит к креслу. Устроив ладонь на спине Энн, ласково проводит ею по позвонку. Энн вздыхает, и он целует её в висок, шепча на ухо: — Милая, всё готово. Просыпайся. Энн снова вздыхает, теперь шумно. Неохотно открывает глаза. Прежде чем она посмотрит на него внимательно, ясно, взгляд её размыт, нечёток. Почти всегда она просыпается тяжело, таковы последствия лекарств, которые принимает. Гарри об этом от и до читал, изучая её историю болезни. Наконец, взгляд её проясняется. — Я спала как северный медведь. — Да, — улыбается Гарри, — сладко. Мне даже немного жаль тебя будить. Но ты с утра ничего не ела. — Я не особо голодна. — Что же, по-твоему, я зря старался? — Ты готовил шашлыки ради меня? — Конечно, дорогая, — кивает Гарри с готовностью, как будто ждал этот вопрос, — ради тебя только. — Ты преувеличиваешь — ласково ворчит она, но он уверен, что комплимент ей приятен. — Скорее, слегка приукрашиваю действительность, — хихикает Гарри, — на то я и писатель. Профессиональная привычка. — Да, — кивает подошедшая к ним Мадлен, — как и привычка слишком много болтать. Идите уже к столу, только вас ждёт. В отличие от вас двоих всё, что было в моём желудке из завтрака — чашка кофе. — Ладно, — сдаётся Энн, — иду, иду. Помоги встать. Гарри подаёт ей руку, на которую она тотчас же опирается. Пальцы у неё тёплые. К счастью, не замёрзла. Встав, несколько секунд она не движется, приноравливается, слушает себя. То ли болезнь, то ли лекарства, а может, и то, и другое, разом, сказались на её координации. Энн теперь постоянно осторожничает, и, кажется, уже к этому привыкла. Не ропщет. Она всегда была такой, справлялась с трудностями молча, засучив рукава. Сильная. Они отправляются к импровизированному столу. Теперь уж и желудок Гарри не выдерживает, сдаётся, начинает роптать. С пораженческим вздохом он сообщает: — Похоже, шашлыка не только никому, кроме меня, не достанется, но и мне самому будет мало, — он снова тяжко вздыхает, — потому что я сейчас с удовольствием съел бы слона. — Слона — пожалуйста, сколько угодно слонов. Меня только не ешь — смеётся Энн, и Гарри прижимает её к себе крепче. Её он намерен «съесть» позже, вдали от сторонних глаз. А сейчас они, наконец, приступают к трапезе. Энн есть немного, осторожно, клюёт, словно птичка. В этом есть даже какой-то особый шарм, если не знать, почему всё так, и что именно её на это толкает. Она сидит так, чтобы в любой момент очутиться в его объятьях, спиной к нему. И, едва утолив голод, Гарри ласково кладёт голову ей на плечо, закрывая глаза, и слушая своё сердце. Он чувствует. Впервые за долгие годы не боль. А чувства. Огромные, бесконечные. Настоящие.