Там, где не приходит смерть

Цзян Чэн переворачивается на бок, подрывается резко, за утекающим шторой лучиком света. Вэй Усянь, устало опираясь о дверной проём, выглядит отрывисто мягко в сползающих к полу одеждах. У него под глазами большие и темные, глубокие круги. Резиденция Цзян восстанавливается. Пристань отстраивается, и с каждым днём голоса звучат веселее, восторженнее и поют в восходе птицы под трель воспевающей флейты. Вэй Усянь ускакивает до солнца, в полутьме, Цзян Чэн просыпается от его копошения за спиной и укладывает его нажатием локтя, наваливается сверху, прижимая. Вэй Усянь взбрыкивается и улыбается до ушей, обнажая верхний ряд нечищенных зубов, выдыхает ему в нос. Цзян Чэн отталкивается и перекатывается на бок, морщась от ощутимого чесночного запаха. — Вэй Усянь! Когда в твоём рту была щетка в последний раз? Вэй Усянь всхрипывает близко к смеху, протирая глаза. — Шиди боится запаха чеснока? Неужто глава Цзян страшится таких вещей? Он дует губы спросонья, и щеки у него почти круглые, почти те очертания, принадлежащие им в юности, в полутьме и спустя сон, полный жизни юношества. Цзян Чэн схватывает эти губы всмятку. И засыпает, а просыпаясь, Вэй Усяня рядом не оказывается, и простыни рядом белые и холодные. У Цзян Чэна фантомно обжигает язык и неба. Трель флейты разлучает всякие мысли, Цзян Чэн подпрыгивает с постели складным рывком и повязывает пояс, срываясь на улицу, взболмошенный и сопящий во вставший ворот.