***
— Тэхен, ты в последнее время все больше грустишь, — замечает Джин, приходя в KITTY. Вонхо, ничего не рассказывающий другу об отношениях Тэхена с Чонгуком, только наблюдает за его состоянием после того, как скончался Хансон. На удивление Джин перенес потерю относительно легко — он был готов к тому, что это случится. За почти десять лет Джин хлебнул с ним горя немало, любовь ушла давно, а с привязанностью и долгом Ким справился. Тягостная неделя после похорон вместе с Вонхо и бутылками соджу ушла в небытие, и теперь Джин готов вернуться к жизни, чему друг невероятно рад. — Тебе показалось, — с обворожительной улыбкой смотрит на него Тэхен и достает из бара бокалы. — Выпьешь? — Не откажусь. Звук наливающегося спиртного и стойкий аромат виски по кабинету располагают к дружеской беседе. Вонхо, забрав свой бокальчик, извиняется и выходит в клуб, оставив их одних. Не то, чтобы Вонхо умел танцевать и хотел подергать попой на танцполе, просто на Джина уже невозможно смотреть — Ким едва ли не слюной капает, глядя на Тэхена. Ну это и к лучшему, думает он, прикрывая за собой дверь. В конечном итоге, все должно стать на свои места. Джин, оставшись наедине с Тэхеном, замечает, что совершенно забыл, как флиртовать с омегами. Ему становится неловко, но собеседник спасает ситуацию. — Ты знаешь, древние говорили, что истина в вине, а вот про виски говорят совершенно другое: любовь правит миром, но виски вращает его в два раза быстрее, — омега немного морщится, отпивая глоток на пробу. — Не хотел бы я прожить ее так быстро. Наманикюренные пальцы тянутся к сигаретам, доставая одну с запахом ментола. Отвратительное сочетание ментола и виски, но это именно то, что Тэхену сейчас необходимо. Он уже почти как неделю не видел Чонгука и получал только короткие отписки в сообщениях. С момента устройства его на работу к Ким Намджуну и выполнения плана мести на Чонгуке все больше задерживался запах чужого омеги. Это так банально, но для Тэхена это не повод к ревностным разборкам. Отчасти он знал, что так и будет, только не так быстро. Жопное чувство КимТэ не подводит, и он старается понять, где проебался. А проебался он тогда, когда позволил мальчишке завладеть им хотя бы на время, потому что знает — будущего между ними нет и быть не могло, они слишком разные. Им хорошо в постели, но это лишь одна из граней той сложной геометрической фигуры, которую они построили. Все остальное явно проигрывает — Тэхен старше Чонгука, он более успешный и расчетливый, а Чонгук еще способен испытывать романтические чувства, по-ребячески бросаться в омут чувств, совершать безрассудные, необдуманные поступки. Тэ иногда неловко и кажется, что он связывает собой Чонгука по рукам и ногам, но потом понимает, что нет — молодой альфа свободен, как никто другой, ведь обязательств они друг другу не давали, да и в вечной любви не клялись. Почему между ними возникла пропасть за эти дни? Чонгук, который практически всегда ночевал у него, теперь отдалился на максимум и дело даже не в расстоянии между квартирами — Тэхен просто чувствует, что это все. Это конец. Игра слишком затянулась, а кукловод стал куклой. Он знает об этом, просто знает, он не дурак и не вчера родился. Так бывает в жизни, и Тэхен готов принять ситуацию, но инстинктивно закусывает нижнюю губу, чтобы не выступили слезы. Идиотское предчувствие не исчезает, когда Джин сообщает, что ближайший бой придется перенести — по мнению Вонхо Чонгуку нужно больше тренировок. — Ты слушаешь меня, Тэхен? — Джин заглядывает в глаза Тэ, который сейчас где-то не здесь, витает в собственных мыслях. — Я говорю, давай проведем бой между Шивоном и Хисоном. — А? — возвращается омега к разговору и понимает, что все пропустил и совершенно не в теме. Если имя Чонгука не прозвучало, значит ему плевать, и Ким кивает, соглашаясь с собеседником — какая разница, он доверяет Джину, как себе. — Отлично, значит я поставлю их бой раньше и сдвину по датам другие, — обмозговывает Джин бизнес, но все больше залипает на тонкую руку Тэхена, спокойно лежащую на столе. — Можно? Джин просит ручку, чтобы сделать записи в своем блокноте, и неловко сталкивается с Тэхеном прикосновениями. Кожа нежная и холодная, что Джину очень хочется согреть омегу, кажущегося таким ледяным и недоступным. Он слишком долго терпел, когда был вроде бы рядом, но, скованный семейными проблемами, не мог сделать к Тэхену даже шаг навстречу. Отныне его время начало новый отсчет, и здесь Джин не готов проигрывать — за мечту нужно бороться. — О чем ты думаешь? — спрашивает Джин, желая хоть как-то помочь. — Почему у меня в жизни все идет по пизде? — Тэхен приподнимает бровь с ухмылкой, устроит ли Джина такой ответ. — Оу, ты заговорил о высоких материях, — грустно растягивает улыбку альфа. — Некоторое время назад я бы посочувствовал тебе и даже дал совет, но теперь не могу. — И что же изменилось? — Тэхен спрашивает устало и почти на автомате только для того, чтобы поддержать разговор. — Я хочу пригласить на свидание человека, который мне уже давно нравится, — набравшись смелости, говорит Ким. — И это однозначно лучшее, что могло случиться в последнее время. — Ты такой самоуверенный? А если тебе откажут? — Тэхен смотрит на статного Джина и где-то в груди ревностно екает сердце. Интересно, в кого же влюблен этот красавчик, неприступный, как скала. Омега вспоминает, как впервые увидел Ким Сокджина и растаял, словно восковая свеча, но подвернувшийся в его жизни Чонгук заметно скрасил последнее время. А Джин, не отвечавший взаимностью, вероятно, так и останется приятным воспоминанием. Омега с грустью вздыхает и настраивается слушать собеседника дальше. — Не попробуешь — не узнаешь, — подмигивает ему Ким и кладет руку на его ладонь. — Я могу тебя пригласить в ресторан? Тэхен тормозит буквально на минуту, но потом его губы трогает легкая улыбка, а внутри все сжимается от подступающего волнения, как при первом свидании. — Меня? — этот вопрос вылетает интуитивно, он просто не верит, что такое произойдет. — Ну если не считать того, что мы по сути находимся в ресторане, то, конечно, можешь. Джин понял, что случился небольшой конфуз, и тоже рассмеялся: — Нет, я не буду вести тебя в твой же ресторан, Тэ. Это, как минимум, не позволит отвлечь тебя от работы. Поехали куда-нибудь в другое место? — Сейчас? — ошарашенный Тэхен не успел даже ответить «да». — А чего ждать? Ты можешь оставить ключи бармену, а Вонхо, если нужно, потусит здесь до закрытия. — Ну, да, — от заманчивого предложения Тэхен просто не может отказаться. — Думаю, да. — Поехали. Джин помогает надеть пиджак и терпеливо ждет, пока Тэхен соберет вещи в сумку. Он вызывает такси, потому что алкоголь немного вскружил голову, но Джин уверен, что эйфория вызвана отнюдь не спиртным, а присутствием рядом желанного омеги, который уже закрывает двери кабинета. Вонхо кричит им вслед, что все будет окей и мысленно благословляет, потому что Джин заслужил свое счастье. Все так и должно быть. Уже в машине Тэхен попросил отвезти его не в ресторан, а просто погулять, что отнюдь не удивило Джина — Тэ просиживает у себя с утра до вечера, а протирать штаны в другом месте — почти тоже самое. Альфа не обиделся ничуть, поскольку успел накормить Тэхена куриными шашлычками и мороженым на главной аллее одного из парков, после чего они побрели по городу куда глаза глядят. — Смотри, видишь тот район за высотками? — Тэхен протягивает руку куда-то вдаль и Джин угукает. Он не видит ничего, кроме рядом идущего омеги. — Когда-то давно я там жил, пока мы не переехали. Там же мы с Хосоком в школу ходили. — Приятные детские воспоминания? — Джин не удивился, что Тэхен вспомнил о детстве. После случившегося с Хосоком он очень часто рассказывал им истории из жизни. — Да, как бы то ни было, но приятные. Я там выучился и вырос, завел друзей, в общем, прожил хорошую жизнь, — Тэ сжимает губу и сквозь печаль старается улыбнуться. — Жаль, что у Хосока с Чонгуком все так получилось… — Так бывает, к сожалению. Жизнь преподносит нам ровно столько испытаний, сколько мы можем вынести, — Джин нежно берет Тэхена за пальцы и сжимает, ощущая непреодолимую потребность быть рядом. — А тот, кто не выдерживает? Что с тем бывает? — глаза у Тэхена такие большие, с пушистыми опахалами ресниц, в них потонуть можно, окунувшись единожды и не выплывая уже никогда. — Отправляются в лучший мир, — Джин говорит и отводит взгляд. Он не может не думать про Хансона в такие моменты. Его голос дрожит, но Тэхен сжимает руку в ответ, смотря вперед, а Джин невольно притягивает его к себе и говорит: — Не грусти, Тэ, ты помогаешь ему, как можешь. Будем надеяться, что все будет хорошо. Ты самый лучший и у тебя огромное доброе сердце. Джин молча утыкается Тэхену в макушку, и они так стоят, освещаемые вечерними фонарями в сомнительном районе города, куда бы и в светлое время суток не подумали забрести. С Джином легко, надежно и так спокойно, что Тэхен тает, размякает, словно пластилиновый в его руках, и думает, что хотел бы провести всю свою жизнь так, стоя в объятиях альфы, только бы это продолжалось еще и еще. — Нет, у меня самое обычное сердце. Оно тоже бьется, как и твое, любит и боится остаться в одиночестве. Мы все самые обычные, Джин, — Тэ поднимает голову и смотрит на идеально красивое лицо в надежде увидеть желанный ответ. Взгляд Джина попадает в самое нутро, достает до пят, и Тэхен из последних сил сдерживается, чтобы не развернуться и не потянуться за поцелуем. Он сегодня до чертиков чувственный, аж самому противно, и именно присутствие Джина делает его таким. — Нет, Тэ, ты самый необычный из тех омег, которых я встречал, — Джин прижимаете его сильнее. — И я уверен, что ты не останешься один. Я не позволю, мой сладкий… У меня были причины, по которым я не мог тебе сказать всего, что хочу, но сейчас мне абсолютно ничего не мешает. И поверь, ты для меня — единственный и исключительный. Он зарывается в копну волос, которые щекочут нос, но продолжает держать Тэ и не отпускает, как самое драгоценное, что есть у него здесь и сейчас. Момент для них остановился, и каждый хочет продлить секунды подольше. Тэхен до невозможного одинокий, но в то же время с таким сильным внутренним стержнем, что одиночество его не сломало, а закалило. Сломало оно Хансона, который пошел искать утешения в наркотиках, а Тэхен не такой, он полная противоположность — омега со стальными яйцами, которого и защищать не нужно, но очень хочется. Джин проводит тыльной стороной ладони от виска по щеке к самой линии подбородка и скользит по шелку блузки, заключая Тэ в свои объятия. — Ты мой, не отдам, никому не отдам, — шепчет Джин, опаляя ухо горячим дыханием и прикасаясь щекой к щеке. И не нужно им более интимного момента, чтобы слиться ближе, сплотиться в единое целое, которое не разорвать и не разделить больше никогда. — Джин, ты даже не представляешь… — Какой я классный? — Джин улыбается во все тридцать два и обхватывает Тэхена за талию, приподнимая над землей. — Ты делаешь меня таким. — Не смущай меня комплиментами, я ничего не делаю такого особенного — живу как все, хожу на работу, ухаживаю за другом, — Тэ опускает глаза и думает вслух. — Надо будет договориться с сиделкой на следующую неделю. — А Чонгук? Я вчера разговаривал с ним, мне показалось, он немного выпил, не знаю. По крайней мере, обещал быть в среду и субботу. — Значит так и будет, если обещал, — Тэхен сдерживается, чтобы не расспросить большего, но в очередной раз подтверждает свои сомнения. Если даже для Джина у него нашлось время поболтать, то отписки от него о чем-то говорят. — Ну ладно, все уладится. Куда пойдем дальше? Тэхен сам взял Джина за руку и потянул его вперед, смеясь и запутываясь в ногах. Туфли на каблуках были отнюдь не для прогулки, но Джин заставил забыть его обо всех неудобствах. До самого позднего вечера они бродили по городу, пока незаметно не подошли к дому Тэхена. — Зайдешь? — омеге неловко не соблюсти правила приличия, но и приглашение выглядит таким двояким по смыслу, что Тэ краснеет и смущенно смотрит в землю. Он уверен, что может пригласить Джина, потому что в квартире никого нет. — Тэ, я не хочу торопить события, — Джин отказывается, ломая себя, чтобы не быть настойчивым и не спугнуть Тэхена. Больше всего он бы хотел сейчас уединиться с ним и без разницы где, хоть в номере отеля, но с Тэхеном так нельзя. Он не заслуживает такого отношения, поэтому Джин делает все, чтобы подарить омеге как можно больше романтических свиданий. Ему хочется наверстать то время, в которое он не сводил его в кино, не подарил ему все букеты цветов, не накрыл зонтом от дождя столько раз, сколько мог… Джин выныривает из своих горько-сладких мечтаний и просто целует Тэхена в щеку, придерживая его за талию. От такой нежности Тэ инстинктивно дергается и альфа промазывает, попадая в губы, которые омега успевает приоткрыть, сам желая этого поцелуя больше всего. Пухлые губы мажут по требовательным губам Тэхена, он сам льнет к альфе, и кладет ему руки на плечи, притягивая за шею к себе. И Тэхен не винит себя абсолютно, потому что знает, что не изменяет. Это кажется таким правильным, словно и должно быть с самого начала, будто Тэ пропустил часть своей жизни, проспал, как принцесса, которую поцеловали и разбудили. Поэтому Тэ, ничуть не стесняясь, сам проникает языком, настойчиво целуя Джина и вкладывая все то не выстраданное, до чего не добрался даже Чонгук. — Почему ты не сделал этого раньше? — Тэхен хочет понять, а стоит ли доверять альфе. Может быть это мираж, может быть новое море, куда он так хочет кинуться с головой, настолько мелкое, что там только ноги помочить, а не поплавать вдоволь. Он смотрит с надеждой в темные глаза Джина и ждет ответ, как приговор. — Мой муж умер несколько недель назад от гепатита. Он был наркозависимым. Я не мог его оставить, просто не мог, это было бы неправильно по отношению к нему и к тебе, — Джин обнимает его, крепко-крепко прижимая к груди и окутывая своей аурой. — Но теперь я твой… Тэхен ошеломленно смотрит и понимает, насколько поступок Джина был благородным. Омега ныряет с головой в созданную атмосферу между ними, прижимаясь к широкой груди, и думает, что за эти несколько часов он получил столько тепла, сколько за последнее время чувствовал одиночества, и Джина отпускать совсем не хочется, разве что немного отдалиться, чтобы еще раз заглянуть в коньячные глаза и притянуть за воротник для поцелуя, от которого сердце щемит и ноги подкашиваются. КимТэ прощается у дома и все еще не хочет бросать руку Джина, но понимает, что рано. Ему и самому хочется ощутить всего того, чего не было с Чонгуком — свиданий, цветов, таких трепетных поцелуев, объятий у дома, чтобы сердце останавливалось, застывало на секунду, а потом запускалось вновь. Он машет ему рукой и, стыдливо хихикает, пропадая в полутьме лестниц, ведущих наверх. А Сокджин, который стоит с улыбкой придурка, еще долго будет брести по улице домой, подбрасывая впереди себя камешки и чувствуя, что скинул лет пятнадцать точно. Омега открывает дверь ключом и резко отходит на шаг от изобилия света в прихожей, бьющего в глаза. Чонгук дома, а из кухни тянет жареной курицей. У Тэхена сразу похолодело и пот по спине прошиб — словно Бог отвел заявиться сюда с Кимом. — Ты поздно, — Чонгук подходит и целует в щеку, как заботливый муж, словно не он отсутствовал неделю. — Давай повешу пиджак. Тэхен только сглотнул подступивший ком и разделся, отдавая верхнюю одежду. — Ты… был занят? — Да, я же писал тебе, Тэ, — Чонгук вешает пиджак и бодро уходит в кухню. Тэхен смотрит в зеркало в прихожей, волнуясь из-за припухших от поцелуев губ, поправляет прическу и ровняет воротник рубашки. Он все еще не может прийти в себя от того, что случилось внизу, но и здесь ему приготовлен сюрприз, от чего сердце зашлось биться в два раза быстрее, а по вискам скатилась капелька пота. Видимо, это возраст, решает Тэхен и пытается контролировать волнение. — Ну это были очень скромные сообщения, Чонгук, — Тэхен заходит в кухню, где на столе стоит бутылка вина, в духовке какая-никакая курица, есть даже свежие овощи и фрукты на тарелках. А Чонгук выглядит нашкодившим котенком. И Тэхен, честно говоря, тоже. Они садятся ужинать молча, перекидываясь парой фраз за вечер. От длительной прогулки Тэ не только подустал, но и проголодался. Чонгук подкладывал ему любимую курицу и дорогой итальянский сыр с плесенью, специально купленный по такому случаю. Вино пьянит не сразу, но берет Тэхена очень крепко. Он не замечает, что выпивает почти всю бутылку один, а Чонгук только наблюдает за разрумянившимся лицом. И омеге сейчас так на все плевать, что он улыбается, погружаясь в воспоминания о сегодняшнем вечере. Гук много не расспрашивает, а только ставит посуду в мойку, и хватает Тэ за руку, уводя в спальню. Он стаскивает полупрозрачную блузку, зверея за секунду от податливого тела омеги, который не соображает ничего, только подставляется под поцелуи. Крепкие руки подхватывают Тэхена под задницу, перенося на кровать. Чонгук жадный до невозможности и Тэ кажется, что никогда таким не был. Омега лениво повернул голову в сторону блузки, упавшей в дверном проеме, сейчас с него слетали костюмные брюки от Кардена, через которые он на автомате переступил — такие порывы страсти он знает. Они от вины, от глубоко гложущей вины, которая грызет альфу прямо сейчас, а похоть накрывает, как маскировка. Подозрения КимТэ становятся не просто глупыми предположениями — он уверен, что это произошло. Точка невозврата пройдена. И Чонгук сейчас не понимает, что тело другое, руки другие, губы другие — Тэхен понимает. Он знает — стал заменителем. Чонгук сейчас не с ним, он там, с другим воображаемым омегой, имя которого Тэхен уже знает — Пак Чимин. Но сегодня ему не больно и даже совсем не жаль о том, что происходит, и он спокойно отдается Чонгуку последний раз, потому что не изменяет, а потому что сам уже изменил. Тэхен берется за плечи Чонгука и тянет его на себя в постель. Тот еле успевает выставить руки вперед, прежде чем Тэ начинает бешено и с прощением в глазах целовать Чонгуку шею, грудь, соски, спускаться по кубикам пресса вниз к такому нуждающемуся и жаждущему члену, что Тэ кажется — такого раньше никогда не было. Чонгук, залюбленный его губами и языком, только выдыхает в голос громко, стонет так, как раньше этого не делал. И альфа не смотрит вниз, чтобы не разбить мечту. Она в его воображении — маленькая, хрупкая, с блондинистыми волосами и носиком-кнопкой, такая вся беззащитная и истеричная, что только погладь, и она ощетинится. И он не хочет видеть, кто сейчас смыкает губы на его члене. Такая мечта не может разбиться, думает Тэхен, который от выпитого теряет голову. Ему кажется, он отлюбит сегодня прощальный раз, потому что еще сегодня Чонгук немного его, а он — немного Джина. Но так и нужно, и это не конец, они смогут идти дальше, думает Тэхен, заглатывая крупный член, увитый венами. Он выпускает слюны больше, чтобы доставить Чонгуку удовольствие в последний раз. Не потому что этого никогда больше не случится, а потому что больше не сможет отдавать себя так, как раньше. И ничего не нужно говорить или делать, думает Тэ, принимая позу наездника и сам насаживаясь на член Чонгука, ловящего звездочки под веками. Так больше не будет никогда между ними, и он медленно опускается до самых бедер альфы, подрагивающих от перевозбуждения, принимая член полностью. Тэ придерживает себя позади, привставая вверх и опускаясь вниз, упираясь ладонями в ноги партнеру, закидывая голову назад, качая шикарной гривой темных, недавно покрашенных волос. Омега выгибается от настигнувшего его оргазма и думает о том, что скоро совсем будет вместе с тем, кто разбередил его душу, вытащил Тэ настоящего и заставил полюбить себя. И он не смотрит на Чонгука бурно кончающего в него без презерватива, потому что между ними такая большая пропасть, соединенная только телами, что встань он с него сейчас — не останется ничего кроме вязкой дорожки спермы, выливающейся из Тэ с громким хлюпаньем. И хорошо, что омега был слишком сосредоточен на своем оргазме, что даже не расслышал имени «Чимин», которое вырвалось в придыхании альфы, выбилось под его веками, вросло под кожу и пошло по крови, по венам, отбиваясь мыслями в голове. Потому что уже стало поздно, они оба лежат устало и не могут отдышаться, думая о своей маленькой измене, физически которой не было, но морально они в дерьме по уши. Чонгук обнимает Тэхена и ждет, пока тот восстановит дыхание. Альфа смотрит своими глазами олененка Бемби вдруг повзрослев на десяток лет. Он впивается в глаза Тэхена и словно ищет там прощения, не в силах сказать банальное «прости» самому, но Тэ и не нужно лишних слов. Омега проводит рукой по щеке Чонгука, по скуле, а тот, набравшись храбрости, открывает рот, но на губы ложится тонкий длинный палец с идеально ровными ногтями. КимТэ улыбается так понимающе, что у Чонгука сердце останавливается, но сделать он ничего не может, только прижимает Тэхена и благодарит за то, что избавил его от этой участи. По вискам Тэхена скатываются слезы благодарности за то, что Чонгук был в его жизни, но теперь ему настало время идти другой дорогой. Он скручивается калачиком, кладет голову ему на грудь и засыпает от размеренного сердцебиения, как это было раньше. На часах шесть утра и Чонгук поправляет темные прядки на лице Тэхена, подтыкая одеяло, чтобы он не замерз. В сумку летит несколько толстовок, пара спортивных брюк и шорты, зубная щетка, полотенце и одеколон. На столике Гук оставляет ключи от квартиры и пишет записку, что позвонит. Тэхен мирно спит и даже улыбается во сне, причмокивая губами, как делает это часто. Альфа оглядывает квартиру и решает, что так будет честно — он наклоняется к Тэхену и целует его в губы. Дверь тихонько закрывается на автоматический замок.***
Чимин просыпается в непонятном приподнятом настроении. С утра он побегал по парку, почитал книгу, поболтал с Чихеном и даже пошел кормить дворовых котов, не боясь подхватить лишай. И даже вечерний приезд Намджуна совсем не триггерит его, как он думал раньше. Последняя неделя явно пошла на пользу, думает Чимин, желая запищать от непонятного чувства внутри, которое пляшет чертями и никак не унимается. — Чимин, — Намджун выходит после душа и вытирает волосы, с которых течет вода. — Ты скучал по мне, малыш? Иди сюда. Чимин подходит и встает на цыпочки, заглядывает в глаза альфы и совершенно откровенно лжет: — Скучал, очень сильно скучал! Он облизывает горячечные губы, вспоминая один единственный поцелуй, и целует Намджуна в щеку. — Пойдем, я приготовил поесть. Ким бросает полотенце и следует за Чимином, который вовсю крутит бедрами и напевает себе что-то под нос. — Отдых тебе явно пошел на пользу, не так ли? Чимин немного встрепенулся, но потом обворожительно улыбнулся. — Ты же знаешь, я люблю иногда побыть один, — Чимин раскладывает столовые приборы и выкладывает на тарелки еще горячее мясо. Откуда в нем взялось это все желание жить — он вообще не понимает, и улыбается ранее раздражавшему ему Намджуну, словно они муж и жена, которые прожили не один десяток лет вместе. — Я заключил пару отличных контрактов. Теперь ты будешь сниматься в рекламе одного бренда парфюмерной компании, а еще мне, вернее — тебе, — осекается Намджун, — пришло приглашение принять участие в благотворительном проекте. — Конечно, я все сделаю, — Чимин отрезает вкуснейший пропаренный кусочек мяса и наслаждается в кои веки вкусом. — Я буду представлять твою компанию? — Как всегда. Ты же знаешь, что ты моя визитная карточка. Впереди еще два приема, из них я смогу быть только на одном, второй придется посетить тебе одному, поэтому веди себя хорошо, — Джун допивает сок и благодарит за ужин, устало потирая шею. — Сегодня раньше лягу спать, впереди много дел. Нужно успеть закончить еще несколько крупных проектов, прежде чем сыграем свадьбу. Мы хотели определиться с датой, помнишь? Вытянувшись в струнку, Чимин чуть соком не поперхнулся. Да, вспомнил… — Через два месяца, как ты думаешь? — Да, вполне, — односложно отвечает Пак. — Я думаю, что ты прав. На следующее утро машина телохранителя уже стоит ровно в семь утра под подъездом дома в Каннаме. Чимин с неизменным стаканчиком кофе выходит без опозданий и садится в машину. — Сегодня маршрут не меняется? — Чонгук старается смотреть в лист бумаги с письмом, присланным ему на электронную почту, и не оборачиваться на омегу. — Нет, все по плану, — отвечает Чимин и кладет на ладонь Чонгука маленькую ладошку. — Поехали. Круговорот торговых центров, телевизионная площадка, еще выматывающая съемка для рекламы и интервью одному частному телеканалу — для Чонгука день проходит максимально напряженно, но Чимин как новенький. Он весело щебечет в четыре часа дня и просит отвезти его домой, чтобы он переоделся — мероприятие начинается в шесть, а Намджун сказал, что немного опоздает. Ожидая в автомобиле, Чонгук чуть не уронил челюсть, когда увидел Чимина, вышедшего из подъезда. На нем был ослепительной красоты… костюм, которому названия Чонгук так и не придумал. Он не смотрел, что Чимин купил в торговом центре, но это было явно сегодняшним приобретением. Чонгук сглатывает и выходит из машины, осматривая Чимина целиком и каждую деталь по отдельности. Начиная сверху, нет, блядь снизу… нет, все же сверху, Чимин был одет в белую футболку с вызывающими камнями голубого цвета, которыми выложена надпись «kiss my ass». И хотя уровень английского у Чонгука был не высок, он понял, что за непристойность пестрит на груди. Ниже, о Боги, Чонгук клянется, что у него встал, ибо на Чимине были одеты облегающие по самое не балуй голубые шорты из джинсовой ткани, которые были порваны во всех местах, словно за ним свора собак гналась. Чонгук сглотнул и спустился вниз по стройным загорелым ногам, которые должны быть в колготках, но это же Пак Чимин. Омега был обут в белые высокие сапоги. На каблуках, мать его. Высоких каблуках, которые, несомненно удлиняли его и без того идеальные длинные ноги, но укорачивали жизнь Чонгуку, заставляя сердечный приступ появляться один за другим. Довершением образа была джинсовая куртка — в руках, действительно, зачем ею срам прикрывать, зато на лице очки. Большие полупрозрачные фиолетовые очки, отлично защищавшие от противных лучей вечернего солнца, садившегося за горизонтом, усталые лучи которого отблескивали на крупных сережках в ушах. — Поехали? — Так? — Конечно так! Чимин разворачивается, показывая соблазнительную задницу в шортах и плюхается на переднее сиденье: — Чонгук, мы опоздаем! А, черт его побери, в конце концов он не нянька, думает Чонгук и заводит двигатель. Рычащая ламба в унисон этим блядским сапогам нервно трогается с места. Огромные огни ресторана, где проходила встреча меценатов и всяких представителей культуры, посвященная чему-то, что Чимин уже не помнит, ласково проглотили омегу, вошедшего в помещение. Как знал очки одел, подумал Чимин, не щурясь ни единой мышцей на лице, и его проснувшаяся сучечка обвела взглядом всех присутствующих. — Добрый вечер, господа! Шокированные «сливки общества» — в строгих черных костюмах альфы и в светлой классике омеги — обернулись и напряженно переглянулись между собой. Чонгук, вышедший из машины, молча наблюдал с улицы через панорамные окна за шествием этого безумца. Он вытер вспотевшие руки об строгий костюм, чего не мог в напряжении сделать всю дорогу, ибо боялся даже посмотреть на это чудо на пассажирском сиденье. Чимин снял очки, зацепив дужку в футболку, и прошел внутрь, отбивая каблучками громовой такт в помещении, где даже музыка перестала звучать, тоже охреневая от происходящего. — Добрый вечер, господин Квон! — Чимин демонстративно повернулся к одному из стоящих и наклонился в поклоне так, что соблазнительные булочки грозились вывалиться наружу. Сзади послышались тяжелые вздохи альф и осуждающий змеиный шепот омег. Чимин мысленно улыбнулся, разглядывая носки своих сапог, и выпрямился. — Господин Пак… вы.., — Квон открывал рот, словно рыба. — Я знаю, я шикарен, спасибо, — Чимин прошелся пальцами по шортам и слегка подтянул их, чем вызвал еще больший вздох осуждения сзади. — И вам добрый вечер, госпожа Мун, господин Мун. — А господин Ким? — неловкий вопрос застыл в воздухе. — Он скоро приедет, — Чимин улыбнулся и пошел вглубь ресторана, где официанты разносили бокалы с шампанским. Намджун, который прилетел сюда сто процентов по звонку друзей, сдавших Чимина с потрохами, оттащил его за колонну. — Ты что вытворяешь? Как ты мог явиться в таком виде? Чимин!? Он трясет его за руку, а кажется, что сейчас всю маленькую, но смелую душу вытрясет. — А что ты мне сделаешь? — смотрит прямо в глаза слегка подвыпивший омега. Нет, он не слишком пьян, пара глотков шампанского ему ничего не сделает, но храбрости придает однозначно. Чимин с вызовом уставился на Намджуна, прислонившись к колонне. — Терпи, если хочешь взять меня замуж. У меня сегодня настроение такое. — Чимин, ты рехнулся, ты хочешь меня подставить? Нет, я знал, что у тебя с головой не все в порядке, но ты перегибаешь палку! — Намджун шипит на него, как змея, уставившись на омегу. — Я не позволю меня позорить и портить мою репутацию, которую я создавал годами. Заметь, не ты, а я. Ты ее пока только портишь! — У меня есть отличная идея! Мы не играем свадьбу, и твоя репутация остается при тебе. Все отлично и очень обоюдно. — Как же ты меня достал, больной придурок! Я жалею, что повелся на тебя, но уже ничего не исправить — наш разрыв вызовет еще больший резонанс, нежели свадьба. Поэтому тебе придется потерпеть, дорогой мой муж, — выпалил Намджун с ударением на последнем слове, от которого у Чимина похолодело. Муж! — Ты прекрасно знаешь, что я тебя никогда не любил и не полюблю! Зачем тебе такая жизнь? Я нужен для того, чтобы меня выгуливать, как собачонку? Красивый ошейник, поводок, дизайнерские побрякушки все эти? — Чимин на нервах вытаскивает из ушей дорогие серьги, снимает кольца и бросает их под ноги альфе. С громким стуком они скатываются с пары мраморных ступенек, теряясь где-то в толпе снующих туда-сюда приглашенных. — Зачем мне такая жизнь? Подумай! — Я не буду думать за тебя, дорогой! Когда ты согласился жить со мной, ты прекрасно знал… — Знал, что надо платить! Я тебе своим телом отплатил, Намджун! Я верну тебе все, что ты дарил, я выплачу неустойку, я буду работать сутками… — Чимин кричит в своем сумасшествии и не понимает, что это говорит в нем — обида или все же алкоголь, но Намджун обрывает его одной лишь фразой. — Ты нигде не будешь работать, Чимин. Если ты решишь выкинуть очередную хрень, ты останешься безработным до конца своей жалкой жизни, запомни это! Ни одна компания не будет нуждаться в твоей смазливой мордашке, потому что я об этом позабочусь. А что ты умеешь еще, кроме того, как крутить задницей и стонать в постели? А? — Намджун надавил на больное и разложил перспективу по полочкам. — Ты ублюдок, Ким Намджун! — Может быть, хотя раньше ты так не думал. А теперь я вызову Чонгука, и он отвезет тебя домой, пока ты не успел попасть в кадр всех новостных изданий Кореи. Намджун достает телефон и набирает телохранителя. Чонгук, который ожидал в машине распоряжений господина Кима, мгновенно берет трубку, подозревая неладное. — Ты далеко? Заберешь его сейчас же и отвезешь в Каннам, жду, — Ким отключает телефон и поворачивается к Чимину. — А ты сидишь дома и не высовываешься, пока я не вернусь. Ясно? — Куда уж яснее, я же твоя собственность, ты же оплачиваешь меня. Кому ты еще заплатил? Моим родителям? Хосоку? Намджун, который еще терпел выходки омеги, словно сорвался с цепи. Имя бывшего, как красная тряпка для быка — сигнал есть, процесс запущен. Уровень злости зашкаливает, и Ким, не сдерживаясь, поднимает руку, чтобы дать пощечину зарвавшемуся наглецу, но его запястье вовремя перехватывает железная рука Чонгука, который вовремя подоспел. — Намджун-щи, не нужно, вы будете жалеть о том, что сделаете, — Гук медленно, но уверенно опускает руку, заглядывая в разъяренные глаза. — Повсюду камеры, господин Ким. Намджун со злостью выдергивает руку и понимает, что бодигард прав. Он поступает слишком эмоционально, не думая о последствиях. — Отвези его домой, Чонгук. — Да, господин Ким, — Чонгук кланяется и боковым зрением наблюдает за Чимином. Он вздернул нос и поднял голову, словно его это не касается и не он стал причиной недавнего скандала. Какой храбрый малыш! — Прошу, господин Пак! — Пф! — фыркает Чимин и уходит, покачивая бедрами. — Я все сказал, — вдогонку кричит ему Намджун, на что Чимин разворачивается и показывает ему средний палец. До автомобиля они идут молча, каждый думая о своем. Чонгук вежливо пропускает омегу вперед по небольшой дорожке, ведущей от ресторана к парковке, и не отрывает взгляда от его соблазнительной попы. Он рад, что успел вмешаться, но омега играет с огнем, и далеко не всегда Чонгук может быть рядом. О том, что ему вообще плевать на Чимина, и судьба этого ловеласа его не волнует, альфа на мгновение забывает. — Я не хочу ехать домой, — говорит Чимин, скручивая нити на шортах. — Зачем ты это сделал? Все же было хорошо, — Чонгук включает зажигание и осматривается в сторону выезда. — Что было хорошо? Что, Чонгук? Неужели ты думаешь, что я сплю и вижу, чтобы выйти замуж за Намджуна. Да нахуй не сдались мне его деньги! — похоже, Чимина накрывает вторая волна истерики, и Чонгук спешит уехать скорее, чтобы тот не натворил глупостей. — Успокойся, — железным голосом говорит Чон. — Куда? — Куда хочешь, только не домой, — Чимин откидывает спинку сиденья в полулежачее положение. — Я не хочу возвращаться в клетку. — Тебе придется там жить, — кидает Гук, выворачивая на автостраду. Он еще не решил, куда отвезти омегу, поэтому пока просто ехал по дороге, выслушивая его. — Ты не помогаешь от слова совсем, — замечает Чимин. — Как ты думаешь, можно жить с человеком, которого не любишь? Это нормально? По крайней мере, это не честно по отношению к нему. Он еще найдет себе того, кого может полюбить, и кто полюбит его. — А ты? — Чонгук смотрит на Чимина, пока они стоят на светофоре. — Я? — Чимин удивленно задал вопрос, будто никогда вообще не задумывался об этом. — Ты сможешь кого-то полюбить? — Чонгук повторяет и не отстает, нажимая на самое больное, самое сокровенное, которое, как думал Чимин, уже настолько глубоко, что его не вытащить, не уколоть, больнее уже не сделать. — Да, ты? Почему ты думаешь о Намджуне и ставишь на себе крест? Почему ты исключаешь себя из тех, кто имеет право на счастье? Последние секунды красного и Чонгук трогается, поворачивая через два квартала на право. Он знает одно место, где есть заброшенная смотровая площадка. Они с Хосоком еще мальчишками бегали туда. Вечером там вряд ли кто-то будет, поэтому он с уверенностью направляет авто в переулок. Чимин упорно молчит, словно не слышит вопроса. Вечерний Сеул по-своему прекрасен и Чонгук очень любит вид на город именно отсюда. Он выключает двигатель и выходит из машины в полную тишину. Издали можно услышать только шум веток, качающихся на ветру. Они часто с братом приходили сюда и сидели подолгу, рассматривая звезды. Хосок учил его находить созвездия, рассказывал разные истории о вселенной. Сейчас это кажется Чонгуку таким далеким… Шорох сзади и хлопающая дверь автомобиля. Чимин подходит почти к краю обрыва и смотрит на реку. — Зря ты согласился работать телохранителем, Чонгук, — говорит Чимин и ежится. Чон осматривает его сзади и безбожно залипает на высоченные белые каблуки. Воздуха не хватает и бодигард ослабляет галстук, надоевший за день. Его бесит униформа охранника, поэтому он расстегивает несколько пуговиц на шее и глубоко вдыхает прохладный сеульский воздух с характерным запахом водорослей от реки. Но даже это не помогает перестать смотреть на Пака, стоящего перед ним. Красивые стройные ноги соблазняют своей правильностью, и Гук сглатывает, поднимаясь выше. Разорванные шорты обнажают нежную кожу ягодиц, а Чимин еще и покачивает ими в такт песне, которую мурлычет себе под нос. Настроение у омеги стремительно меняется, что Чонгуку понять тяжело, а от того он напряжен, готовый ко всякой дичи, которую может выкинуть Чимин. Внезапно до Чонгука доходит, что на нем нет нижнего белья, и воздух вокруг накаляется еще больше. — Что ты имеешь ввиду? — сглатывает Чонгук от подступающего напряжения и следит за тем, как Чимин поеживается, стоя на ветру. — Почему зря? — Ты же совсем не знаешь, какой я? — Чимин поворачивается и с интересом смотрит тому прямо в глаза. — А если я наглотаюсь таблеток? Тебя уволят. — Я спасу тебя, — отвечает Чонгук, не задумываясь. — Я если я порежу вены? — Чимин приподнимает бровь. — Я спасу тебя, — Чонгук не понимает, это что — игра такая? — А если я утоплюсь в реке Хан? — Чимин искоса поглядывает на мост, словно выбирает место для суицида. — Я спасу тебя, — еще более настороженно говорит Чонгук и думает, что собеседник и вправду ненормальный! Хоть увольняйся и катись все лесом — и месть эта, и Чимин вместе с ней. — А если я сброшусь вниз? — спрашивает Чимин и разворачивается спиной к обрыву. Он делает один шаг, и Чон понимает, что омега не чувствует край и совершенно не соображает, что творит. Гук только завороженно смотрит на ебаные ботфорты, которые он точно снимет при первой возможности. Взгляд альфы сфокусирован на каблуке, который становится так уверенно, но неосторожно и опасно. Чимин слишком смело отступает назад, даже не оборачиваясь. Ему вообще жизнь не дорога? Да он реально псих! — Я спасу тебя, — насильно выдавливает из себя Чонгук, которого начинает реально трясти от происходящего. Он помнит, какую глупость сделал брат, мозг подкидывает эти картинки, как сейчас. Чонгук смотрит в глаза Чимину, стараясь не обращать внимания на каблук, висящий над пропастью, и протягивает ему руку. — Я спасу тебя, иди ко мне. У Чимина на глазах наворачиваются слезы, и в этот момент он верит Чонгуку, как никому другому. У него внезапно ноги слабеют, когда он пропадает в этом обволакивающем взгляде, и омега пытается сделать шаг навстречу, но нога без опоры поскальзывается и он падает. Чонгук успевает среагировать даже не мгновенно — он делает шаг на одну спасительную секунду раньше, которая стоила бы Чимину жизни — Чон хватает его за руку, частично протаскивая по земле, и резко дергает на себя, падая на край обрыва. Чимин настолько легкий и миниатюрный, что от чрезмерно приложенной силы он перелетает через Чонгука, инстинктивно накрывающего его своим телом. — Придурок, Пак Чимин! Тебе говорили, какой ты идиот! Чимин лежит под Чонгуком и не может сделать даже вдох. Сердце бешено бьется от страха, реального страха, который сковал его полностью, а рот только открывался в желании схватить побольше воздуха. Он отталкивает маленькими ручками Чонгука, который валится рядом на землю, приходя в себя. Ебать, вечер удался! Чон искоса смотрит на Чимина, сидящего рядом и обхватившего колени руками. Он плачет. Ноги содраны в кровь, тонкая материя сапог на коленях пострадала, сквозь белую разорванную кожу ботфорт виднеются ссадины, которые Пак старается прикрыть ладошками. — Ну нахуя ты такой сложный? — выдыхает Чонгук, пытаясь восстановить дыхание. Он цепляется рукой за футболку Чимина и на секунду закрывает глаза. Будоражащая картинка, от которой сердце пропустило удар, появляется вновь, и Гук понимает, что он реально кинулся вниз, если бы Чимин сорвался с обрыва. Господи, сколько же тараканов у него в голове?! Бодигард чувствует, как футболка ритмично ходит от усиливающегося плача, и открывает глаза, смотря на содрогающуюся спину. Чимин съеживается в калачик, закусив ладонь, чтобы не плакать в голос. — Погоди, достану аптечку, — бросает Чонгук и идет в автомобиль. Альфа достает из бардачка медикаменты и садится перед Чимином. Тот только прячет голову, утыкаясь в колени, и мотает из стороны в сторону. — Ну не будь ребенком, перестань, Чимин. Нужно промыть раны, иначе занесешь инфекцию. Рука Чона сама тянется к волосам, погружаясь в густую копну светлых пушистых локонов. Гук прислоняется лбом к Чимину и отставляет коробку — сейчас лекарства точно не помогут. По крайней мере, не те… Он сгребает омегу в охапку становясь на колени, и мерно покачивается вместе с ним, приговаривая: — Ну все, хватит, мой хороший смелый мальчик, перестань. Ты и сам испугался, кроха? От этого обращения, которого Чимин реально не знал со встреч с Хосоком, у него прорвало плотину, сдерживающую весь накопившийся поток. Он громко разрыдался, кинувшись на плечо Чонгуку, и впиваясь маленькими пальчиками в его пиджак. — Я н-не х-х-хочу т-так ж-жить, — Чимин плачет вперемешку с икотой, которая болью отдается в груди, а особенно — чуть ниже в области ребер. Внутренние органы от рыданий больно сжимаются внутри, и Чимину кажется, они сейчас раздавятся или по меньшей мере получат синяки. Чонгук со своим железным характером, который столько крови на ринге видел, носы и брови разбитые, обмороки и судороги, сейчас сдается перед слезами одного омеги. Он не может сдержать себя и громко истерит, вынимая из Чонгука все, до последнего. Нет, последним он положил свое сердце в эти маленькие ручки, которые целует. Каждый пальчик, каждую фалангу, доходя до запястья, целуя плечи, срываясь на ключицах, острота которых пронзает в самое нутро, но он теряет голову и не останавливается, а Чимин, как кукла, застывает, будто понимает между ними двоими больше, чем альфа. — Чонгук, — он отстраняет телохранителя, смотря в совершенно ошалевшие от похоти глаза. — Чонгук? Вопрос не отрезвляет и Чонгук встает, поднимая Чимина на руки. Его ладони у него под задницей и кажется руки горят, словно держат угли. Мозги отключаются напрочь и сейчас Чимин больше телохранитель, нежели Чонгук. Альфа сам представляет опасность, но человеку, пару минут назад стоящему одной ногой над пропастью, плевать. — Я хочу с тебя снять эти ебаные сапоги. Они мне мешают, — выдыхает Чонгук и сажает Чимина на капот автомобиля, разводя ноги в сторону и устраиваясь между. Он подается вперед и целует Пака, а обессиленный Чимин просто ложится на металлическую поверхность, упираясь каблуками в крышку идеально покрашенной белой ламборджини, который никогда не был в ДТП, и притягивает Чонгука за шею к себе. Острые каблуки с противным звуком проезжаются по краске, сцарапывая ее до основания, но им плевать — этого никто не слышит. В тишине раздается только звук поцелуев, которые Чонгук оставляет везде на теле Чимина — на шее, у ключицы, на животе, без спроса и по-хозяйски пропуская руки под футболку с вызывающими голубыми камнями, каждый из которых хочется оторвать и выкинуть, лишь бы освободить Чимина от одежды и добраться до бархатной кожи. Сегодня он позволяет себе немного больше, чем на пикнике, поэтому только подталкивает руки Чимина вверх, поддевая пальцами футболку. Вечерняя, почти ночная прохлада должна холодить, но воздух вопреки законам физики только накаляется, а температура тел щедро делится с природой зашкаливающими цифрами. Футболка падает куда-то под колеса, пачкая свою белизну, а Чимин получает щедрую порцию мокрых поцелуев. Чонгук проходится языком по соскам, которые тут же призывно встают, отзываясь на ласку. Он прикусывает Пака за один и щипает грубыми пальцами за второй, выбивая стон наслаждения. Омега выгибается, подставляясь под поцелуи и получая их сполна. Чонгук, обещавший снять ботфорты, медленно проводит языком от середины груди до пупка, насильно удерживая руками крупно дрожащее тело. Он обхватывает его за ребра, ведет по бокам, стискивает тонкую талию, и руки альфы останавливаются у кромки джинсовых шорт, которые он расстегнуть не решается. Чимин вовсю ноет, подкидывая пах с неоднозначным возбуждением вперед, буквально прося, чтобы Чонгук не медлил и не берег его. Омега ласкает пальцами сам себя, спускаясь по груди и замирая у металлической кнопки, которая сейчас является последней гранью между «можно» и «нельзя». Чонгук не спрашивает, а Чимин не отвечает, но альфа встает перед разложенным на капоте Паком и упирается руками в колени, раскрывая омегу еще больше. Джинсовая ткань пиздецки давит на возбуждение и омега понимает, что здесь что-то не так. С Намджуном так не было… нет, это он понимает, он редко получал с ним оргазмы в постели, а несчастные потуги Кима блокировались защитной реакцией Чимина, который артистично стонал после соития, отворачиваясь к стенке в самые неловкие моменты. Не то… В воспаленном мозгу Чимина появляется одна шальная, но очень верная мысль. И она бы повергла его в шок, соображай он хотя бы чуть-чуть больше. С Хосоком так не было… Чонгук наслаждается красотой стройных ног, которые раскинулись здесь только для него, гладит омегу по бедрам, делясь своей нежностью. Попытка успокоения полностью проваливается, потому что у Пака встает еще сильнее и в паху уже болит от напирающей скованности. Гук поднимает ногу Чимина, упирая каблук ботфортов себе в грудь. Он смотрит омеге прямо в глаза с таким доверием, что толкни его Пак сейчас — он бы принял эту участь. Но Чимин только наблюдает, как он медленно расстегивает молнию от внутренней середины бедра до лодыжки и скидывает с Пака неудобную обувь. Колени кровоточат, но уже не болят — адреналин не только ударил в голову, но и стал анестетиком. Чонгук ставит одну ногу на капот возле появившейся царапины и проделывает все то же со вторым сапогом, откидывая вниз ненужную вещь. Он возвращает свое внимание к Чимину, по вискам которого катятся капельки пота, а в глазах стоят слезы от возбуждения, и целует того в губы, проникая в рот, вылизывая с нетерпением небо, цепляясь языком за зубы, совершенно жадно и так по-ребячески, словно делает это в первый раз, не заботясь совершенно о партнере. Чимин только постанывает в такт Чонгуку и подается вперед, толкаясь своим возбуждением и достигая его. Кнопка шорт расстегивается двумя руками — одной Чимина, который ловкими пальчиками проталкивает ее в петлю, а второй Чонгука, лежащей сверху и надавливающей с нетерпением на руку Пака. Справившись с кнопкой и молнией, Чимин чувствует облегчение, которое отнюдь не ощущает Чонгук, глядя на подтверждение своего предположения — Чимин и вправду без нижнего белья. Плотная джинсовая ткань не давала проступить каплям возбуждения, а его мальчик истекал все это время, мучаясь каждую секунду. Чонгук пытается отвлечь себя самого — у него внутри узел скручивается, а боксеры того и гляди позорно намокнут. Он наклоняется к Чимину и продлевает его мучения, проводя пальцем от пупка и ниже. Член прижался к животу, а омега закусил губу, чтобы не издавать громкие звуки. Он только поскуливает, но просит большего, и Чонгук понимает все с полуслова, опаляя низ живота горячим дыханием. Альфа обхватывает головку и плотно сжатыми губами оттягивает крайнюю плоть, насаживаясь ртом на член. Чимин дергается от новых, совершенно никогда не испытываемых ощущений, проталкивая член еще глубже. Чонгук успевает сориентироваться, расслабляя глотку, и принимает больше. Чимин не большой, и Чонгук идеально укладывает его член на язык, двигаясь по задней стенке шершавой поверхностью. Солоноватый вкус ему нравится до одурения, и альфа с нескрываемым удовольствием причмокивает, выдавливая каплю за каплей. Предэякулята становится все больше и Чимин бессовестно течет, чего у него было никогда, буквально забрызгивая Чонгука преждевременно. Альфа выпускает член изо рта с хлюпающим звуком, а Чимин разочарованно стонет. — Малыш, ты такой… Чонгук не может сказать какой, потому что не знает. Он с каждым разом отпускает в себе то, что копил долгое время, а эти глаза не дают ему оставить в сердце ни капли злости, что была раньше. Чонгук снова тянется к члену и стаскивает неудобные шорты ниже, чтобы достать между ягодиц. Он помогает себе пальцем, проникая в уже увлажнившийся анус, а Чимин ритмично дергается, прося большего. Череда мощных движений по члену, втянутые щеки и жар рта Чонгука с его умелым языком не оставляют Чимину выбора — он кончает с криком, выгибаясь еще больше, пока Чонгук поддерживает его под ягодицы, не вынимая пальца и не давая выскользнуть пульсирующему члену. Чонгук принимает полностью и сглатывает солоноватую жидкость, пока Чимин сопит наверху и восстанавливает дыхание. — О, Господи… Чонгук выпускает его член изо рта, демонстративно облизываясь, чтобы показать, как ему понравилось. Он утыкается лбом в горячий живот чуть ниже пупка и клянется, что еще слышит отголоски оргазма — мышцы Чимина подрагивают, а весь он такой излишне чувствительный, что прикоснись — и его затрясет вновь. Чонгук с пару минут стоит так, а потом поднимает глаза наверх и видит еще более завораживающую картину. Омега откинул шею и пальцами зачесывает прилипшие к вискам волосы. Чонгук залипает и готов смотреть на это постоянно. Он приподнимает ослабевшее от секса тело Чимина, поддерживая за плечи, и прижимает к себе. — Чимин… Гук берет его за подбородок и заглядывает в глаза с расширенными, как после наркоты, зрачками. Чимин, все еще не особо думающий над происходящим, только тянется за поцелуем и упирается ногами в капот, приподнимаясь ближе к альфе. Чонгук попутно натягивает ему шорты на попу, но не застегивает пуговицу. Целуя, он одновременно берет Чимина на руки и бросает взгляд на часы. Сейчас половина девятого, прием по расписанию закончится в одиннадцать. Гук садится на заднее сидение автомобиля и укачивает на руках Чимина, тут же проваливающегося в сон. Перенесенный стресс и близость альфы выключают рецепторы — Пак проспит на руках у Чонгука почти два часа, после чего он успеет отвезти его в Каннам до возвращения Намджуна. Поцелуи в машине, смазанный макияж, помятая футболка — все в классике жанра тех фильмов, в которые Чонгук с детства не верит и смотреть не любит. А ощущать себя их участником — и того больше.