***
Утром Ким решает прийти на работу чуть позже и дожидается, пока Чимин проснется. Сонный Пак шлепает в ванну, а потом садится пить кофе. — Что с твоими коленями? — хмурится Намджун, заметивший ссадины. — Поскользнулся, — буркнул Чимин, стараясь отвечать как обычно, чтобы не выдать волнения. — Каблук соскользнул на парковке. — Больно? Иди сюда, — Джун хлопает по колену и зовет Чимина к себе. — Что ты вчера устроил, малыш? Намджун честно пытается наладить с ним отношения. За ночь его злость перегорела на пепел, которым хоть голову посыпай, но сказанного не вернешь назад — Джун вчера был груб и прямолинеен, а сейчас даже немного жалеет об этом. Сегодня он снова строит мост, который Чимин то ли сожжет, то ли пройдет по нему навстречу — заранее знать никогда нельзя, это не в характере Чимина быть предсказуемым. Омега подходит ближе, но на колени не садится. Он наклоняется вперед и смотрит Намджуну в глаза. — Я — ничего, а вот ты перегнул. Не нужно на меня кричать и упрекать своими деньгами. Их размер никоим образом не влияет на мое отношение к людям, а уж к тебе и подавно. И сколько бы у тебя не было денег, Ким Намджун, ты меня не заставишь полюбить тебя, — Чимин маленьким пальчиком клацает по носу Кима и делает большой глоток кофе. Ким, ошарашенный, смотрит на него, а Чимин — в чашку с кофейной гущей. Он сам себя слышит, словно издалека, и не может понять — он ли это говорит. Нет, конечно отношение к Джуну у него не изменилось — любви как не было, так и откуда ей взяться, но если раньше Пак не особо противился Джуну, а лишь плыл по течению, принимая свою участь, то теперь ему вдруг захотелось поставить наглого будущего супруга на место. Страшась сам себя, Пак затыкается, чтобы переварить свою же смелость. Да когда он раньше был таким? И тут его самого прошибает пот от очевидного ответа — вчера. Вчера он был смелым, потому что никогда бы в жизни не стал заниматься этим на капоте машины его почти супруга. Никогда бы не завел интрижку с человеком, который может сдать его с потрохами. Чимин ужасается сам себе — а ведь и правда, как он неосмотрителен и опрометчив! Если Чонгук расскажет… Вторая волна жара охватила его, но тут же отхлынула. Не расскажет. Почему-то Чимин уверен, что это останется в тайне. Он верит этому человеку, иначе почему он доверил ему свою безопасность. Он ведь спасет его, правда? Чимин спрашивает это сам у себя и до конца понимает, что хочет быть спасенным. Он не хочет быть мумией, навсегда закованной в крутой квартире в Каннаме, он не хочет быть красивой куклой на приемах, он не хочет стать инкубатором для тех, кто сменит Ким Намджуна на посту президента медиахолдинга. Он хочет просто быть счастливым. Чимин вскидывает глаза на Джуна, у которого из ушей разве что пар не валит, а так один в один похож на огнедышащего дракона. Омега такое наблюдал не раз, но знает, что Ким ему ничего не сделает. — Пак Чимин, — цедит Намджун сквозь зубы. — Тебе осталось не долго трепать мне нервы. Как только мы распишемся и сыграем свадьбу, ты выкинешь прочь из головы все свои бредни о сельской романтике. Или тебе нравилось жить в том захолустье? Намджун слов не выбирает и давит на больное. — Что замолчал? Тебе нравилось жить в обшарпанной двухэтажке, где двери по ночам от ветра воют? Нравилось мыть полы, стирать и убирать? Ты же для этого закончил актерский факультет? Так играй! Играй дальше в святошу! Рассказывай мне о том, как мои деньги ничего не значат! Расскажи мне, что твои родители не работают, а брат подает документы в самый престижный университет только потому, что они достигли вот этого всего сами, а не потому, что имя Ким Намджуна позволяет им делать это? Что же ты закрыл рот, как рыба? Сказать нечего, или тебе так не нравятся мои деньги? Ты знаешь — другим они нравятся, — Ким смеется истеричным смехом, сам себя развлекая произнесенной речью. — Ну ты и подонок! — только и вырывается у Чимина. Он ставит чашку с кофе на стол и уходит. Последнее слово осталось за Чимином, и в ушах собеседника отбивает навязчивый ритм. Подонок! Он вытащил его типичных Паков из своей скорлупы, обеспечив им безбедное будущее. И за это его еще и обозвали подонком! Намджун, раскрасневшийся от злости, расслабляет галстук. Сердце колотится, как загнанное, он сам себе поднял давление и теперь не может успокоиться. Стареет, думает Джун, но тут же хватает себя на мысли, что снова сорвался на Чимине. Отношения, чем ближе к свадьбе, тем становятся все хуже, и альфа понимает, что дальше так нельзя. Или они попытаются стать настоящей семьей, или… Выбора нет. Намджун уезжает в офис и в расстроенных чувствах даже не вспоминает об смс с автомастерской. Уже вечером, когда он просматривал уведомления, Ким опять уставился на нетипичный контакт в телефоне — Чонгук за день не связался с ним и не объяснил, что случилось. Это странно, очень странно, раздумывает Ким, кусая костяшки пальцев чуть ли не до крови. Дурная привычка. Почему Чонгук скрыл? Он обязательный и честный, пока ни в чем плохом не замечен, так почему же смолчал? Какие на то причины? Ким устало смотрит в офисный потолок и решает отложить проблему еще на некоторое время. Утренний скандал его вымотал, а затевать новый он морально просто не в состоянии. После ссоры с Намджуном Чимин привычно открывает органайзер, чтобы просмотреть планы и немного успокоиться. Работа его всегда отрывала от дурных мыслей, и даже в периоды полной апатии он натягивал улыбку и делал свое дело на все сто процентов, получая похвалы от коллег, режиссеров, шоу-менов, ведущих и прочего персонала, с которым работал. Пака любили все — от уборщицы в офисе Кима до советника президента страны по связям с общественностью, когда Чимин обедал с ним после участия в социальном проекте. Его любили все, а он — никого. До сегодняшнего момента, пока он не осознал, что в его голове слишком много Чон Чонгука, да и в сердце похоже он уже постелил себе кровать, чтобы остаться навсегда. По крайней мере, Чимин не торопил события, хотя и признавал — свадьба с Кимом должна состояться, иначе вся его карьера, обеспеченная жизнь родителей и брата пойдет под откос. А этого он позволить себе не мог. Белая ламба уже стоит под окном, и Чимин звонит Чихену с просьбой о встрече. Он соскучился по брату и просто захотел поболтать с ним. Чонгук, ожидающий Пака на улице, поглядывал на капот машины — ее подкрасили идеально, даже следов не осталось. Автомастерская обошлась ему в смешную сумму, поэтому страховкой пользоваться не пришлось, а значит Ким Намджун ничего не знает. Только Чонгук не учел, что автоматизированная система станций техобслуживания заносит все данные об автомобиле, и чеки при каждом обращении отсылаются владельцу. В последнее время слишком много людей стало ездить по доверенности, и местный муниципалитет создал единую базу для владельцев авто. Чонгук, у которого раньше машины не было, об этих тонкостях не знал, поэтому свято верил в то, что Ким ничего не подозревает. Он еще раз окинул машину, но под другим углом, и одобрительно клацнул языком — идеально. Перед глазами встали картины прошлого вечера, Чимин в белых сапогах на этом самом капоте, и Чон вздрогнул — слишком живо, слишком пошло и слишком желанно. Он гонит от себя эти мысли, не дающие покоя, и наблюдает, как из подъезда выходит омега. Сегодня он в красном брючном костюме, туфлях-лодочках и с неизменными очками на глазах. Чон замирает, наблюдая за тем, как он приближается к нему, покачивая бедрами. Альфе кажется, что красивее него он никого не видел, даже Тэхен, который любил шокировать его неожиданным выбором одежды, не был таким… мягким, домашним и в то же время опасным и сексуальным. Не зная, как себя вести, Чон только лишь кивает и садится в машину, внутренне признавая, что струсил. Будто усевшись на водительское место и выполняя свою работу, он действительно выполняет свою работу… Грани стираются настолько быстро, что Гук еще не готов мириться с реальностью. Уцепившись за руль до побеления костяшек, он ждет, когда рядом сядет Чимин. — Куда едем? — привычный вопрос, как и сотни других, которые он уже задавал не раз. — Ресторан Санчон в Инсандоне, — на его руку, лежащую на переключателе коробки передач, ложится маленькая теплая ладошка. — Доброе утро, Намджун смотрит. Чимин запинается, потому что Намджун действительно наблюдал из окна, как Пак выходил к машине. Он спиной чувствовал этот прожигающий взгляд. Взгляд собственника, охотника, высматривающего жертву. Иногда Паку кажется, что он — загнанный зверь, и ходить ему по земле разрешают только пока перезаряжают патроны в ружье. А потом одним выстрелом решат его судьбу и отправят на тот свет. Намджун точно из тех охотников, что загнали его в угол, но Пак не тот, кто даст себя просто так подстрелить. Он им еще поиграет. Через затемненные стекла автомобиля руки Чимина не видно, и Гук мысленно благодарит себя за то, что не позволил лишнего. А ведь так хотелось обнять его, зарыться в волосы, вдохнуть пьянящий запах с кожи, который до сих пор не выветривается в его квартире. Хотелось почувствовать его руки на своей шее, чтобы обвивали за плечи и змеями впутывались ему под пиджак, как вчера. — Ф-ф-ф, — Чонгук резко выдыхает и отбрасывает челку, упавшую на глаза. Повезло, ничего не скажешь. — У меня встреча с братом, — поясняет Чимин и ему почему-то захотелось посвятить Чонгука в свои планы. Конечно, расписание на день получал и он, но сегодня, пока Паку никуда особо не нужно, он захотел стать с телохранителем чуть ближе. Чуть интимнее. Через двадцать минут Чонгук паркуется у огромного ресторана. Он в такие никогда не ходил, а такие и вовсе обходил стороной, словно боялся. Для него это какие-то культовые сооружения для поклонения еде, чего он не понимал от слова совсем. Они с Хосоком с детства не были привередливы в еде, а брат и вовсе отдавал ему последние бутерброды, поэтому Гук не принимал тот факт, что в ресторанах оставляют сотни тысяч вон за красиво украшенные тарелки, ведь блюдами это не назовешь. Он скептично посмотрел на здание и вздохнул. — Пойдем, — Пак отщелкивает ремень безопасности и смотрит на бодигарда. — Ты чего, пойдем! — Это обязательно? — Чонгуку неловко, а Чимин это замечает и только смеется. — Конечно, а вдруг чокнутые фанаты? — Пак уставился на его нерешительное выражение лица в поисках отгадки и понял, что Гук просто никогда не был в таких заведениях. Даже "KITTY" Тэ с его популярностью не соответствовал тому уровню ресторана, куда они приехали. Гук отстегивается и выходит из машины, блокируя сигналкой. Чимин скидывает брату геолокацию точного места и кивает Чону идти за ним. На его имя уже забронирован столик в углу, где принимают вип-клиентов. Столики сделаны словно в альковах — они скрыты от постороннего глаза, здесь можно расслабиться и не ждать изобличающих фотографий папарацци. Именно из-за особенностей ресторана Чимин выбрал его как место для встречи. — Закажешь что-то? — Пак открывает меню и пробегается по знакомым названиям. Чонгук напрягается, но при виде блюд растягивает губы в улыбке — часть он пробовал у Тэхена, поэтому уже знает, что выбрать. Официант вежливо забирает меню, оставляя одно для Чихена, и удаляется. — Ты сегодня особенно… — Гук замолкает и забывает, что хотел сказать утром. — Особенно красивый. — Спасибо, это все злость. Она меня делает таким, — Чимин откидывается на спинку кресла и пропускает пальцы по волосам. Они струятся мягкими прядями, короче у висков и длиннее сзади, где ложатся небольшими завитками, закрывая оголенный участок шеи. — Что-то случилось? — Гук неосторожен, но любопытен. С детства, поэтому часто за это получал. Получит и сегодня. — Поругался с Кимом, — без обиняков сообщает Чимин. — Он вспомнил вчерашний вечер. — Еще бы забыть, — бросает Чонгук и понимает, что сболтнул лишнего. Намджун помнит их ссору, Чонгук — горячие поцелуи. Разные люди, разные картинки в памяти, а Чимин один. Гуку неловко, и он почти что краснеет, только чудом стискивая зубы, чтобы снова не ляпнуть глупость. — Он… — Чимин слегка тормозит, переваривая полученную утром информацию. Ему неловко от того, что Чонгук откровенно пялится на него, и слова изо рта просто не выходят, застревая где-то на уровне горла. Комок, собирающийся там, хочется скорее сглотнуть, но Чимин только теряется в этих темных глазах и чувствует, как его тело парализует, как под гипнозом. Комок в горле спускается куда-то вниз, прижимаясь у желудка спазмом, и Чимин боится, что это может быть предвестником панической атаки, которые за последнее время не появлялись. — Почему ты так смотришь на меня? — Потому что ты мне нравишься? — Гук склоняет голову набок и прищуривает глаза, разглядывая Чимина. Он манит того пальцем, и Пак, полностью ведомый, наклоняется ближе, не страшась опасности. — Я слишком сильно хочу тебя поцеловать… Чонгук наклоняется ближе и шепчет слишком интимно, завороженно смотря на пухлые манящие губы, слегка тронутые тинтом. Сейчас Пак пахнет персиком — альфа четко различает этот запах свежести и сладости. Он не может удержаться и не оставляет между ними даже миллиметра расстояния, целуя Чимина коротко, но настойчиво, с каким-то ощущением, что Пака не поцеловали, а заклеймили, сделали своим навсегда. Омеге неловко, и он в замешательстве отклоняется. Тишину, повисшую между ними, нарушает молодой парень, очень похожий на Пака. Чонгук издалека увидел Чихена и стал серьезным, как никогда — выпрямил спину, огляделся вокруг, словно настоящий бодигард, поправил пиджак и отставил стул подходящему гостю. — Спасибо, — кивает Чихен и садится. Разговор с Чимином перетекает из типичных рассказов об общих знакомых и друзьях в более серьезную плоскость, когда Чимин спросил его о поступлении. — В университет бизнеса и управления, конечно! — восторженно вскрикивает Чихен, словно Чимин был должен знать о таком великом факте его биографии. Университет бизнеса и управления заканчивал Намджун, вполне логично, что он может продвигать своего протеже. — А больше тебя ничего не интересует? — цепляется за последнюю соломину Чимин, но при виде горящих глаз брата сдает позиции. — Медицина? Архитектура? — Ты что? Нет, конечно. Я всегда мечтал туда попасть. Представляешь, я подал документы и мне даже обещали именную стипендию из университетского фонда, если я закончу на отлично первый семестр. — Выплатят, — бросает Чимин, отправляя в рот кусочек салата. — Ага, как же! Надо еще отучиться. Все равно выплатят, мелькает в голове Чимина. Эти фишки Намджуна он знает — привязать Пака к себе проще простого, поэтому даже стипендиальное место, отданное будущему первокурснику — это все часть его плана. Первый узел затянут. — Как там мать с отцом? — вопрос Чимина дежурный, но Чонгук, ранее не влазивший в разговор, напрягает уши — лишняя информация ему не помешает. — Айщ, ты же знаешь, она только и делает, что в благотворительности участвует. С тебя берет пример, — смеется Чихен, и Гук думает, что братья удивительно похожи, а еще очень дружны. На протяжении всего разговора ему комфортно, как дома. — Папа вот встрял в какой-то шахматный клуб. Раньше и не играл даже. Чимин задумывается о том, что второй узел тоже завязан — Джун его скрутил крепко, по рукам и ногам. Сорить деньгами на благотворительных аукционах и играть в шахматном клубе, уйдя с работы — вот чего добилась его семья благодаря ему. Отлично! Никто теперь не помнит, сколько денег нужно на починку обуви, зато все помнят, когда очередное сборище лицемеров. Пак всегда называл так благотворительные вечера, потому что от словосочетания «творить благо» там ничего не осталось. Никто этого блага не творил — все только пиарили себя и свои толстые кошельки. Ему трудно представить мать в окружении толстосумов, но первые же мысли заставляют его недовольно скривиться в улыбке — как ни крути, а жизнь его родных изменилась благодаря ему. И Ким Намджуну. Раздумья Чимина прерывает звук входящего звонка, и Чонгук, извиняясь, отходит от их столика, оглядываясь вокруг. Пак невольно бросает взгляд на его широкую спину, на которой пиджак уже в плечах трещит, и вспоминает, как засыпал у него на коленях, согреваемый большими крепкими руками. Ему сейчас невероятно хочется оказаться снова там, у обрыва ночью, а заснуть у Чонгука на груди, чтобы его баюкали, как маленького, перебирали волосы, полностью отключая сознание, дышали в шею теплым трепетным дыханием, от которого останавливается сердце и скручивает узел внизу живота. — Ой, братик, ты становишься слишком очевидным, — Чихен щелкает пальцами перед глазами Чимина и смеется. — Ты чего уставился? Неужели… — Аа… нет… — Чимин откровенно тормозит, поскольку потерял нить разговора. Он уставился на Чонгука, который находится в нескольких метрах и улыбается ему, бесстыдно пялясь прямо в глаза. Бодигард больше слушает, отвечает односложно, а у Чимина горит внутри желание узнать, кто же ему звонит. — Чего ты на меня так смотришь? – он возвращает свое внимание Чихену. — Ты тоже заметил? — спрашивает брат. — Что заметил? — Чимин уже раздражается, что его оторвали от созерцания телохранителя. — Как он на тебя смотрит, — звучит больше как приговор, но Чихен врать не привык. По крайней мере не здесь и не сейчас. — Не придумывай, Чихен, обычно он на меня смотрит. — Ты слепой или да? — он кивает на Чонгука. — Да он пожирает тебя глазами. Если бы не я, клянусь, это больше похоже на свидание. Чимин-а, ты же не… По глазам брата, который уставился в тарелку, Чихен только подтвердил свои предположения. — Офигеть! Вот так погуляли! А Намджун? — А что Намджун? — Чимин раздражен, как никогда. Намджун — его персональное наказание, только он не понимает за что. Где он так накосячил, что его жизнь сложилась настолько фигово и в ней появился Ким Намджун? — Боже, Чимин, — Чихен очень удивлен своему открытию и откровенно не знает, что сказать. Совета брат не просит, а лезть в его жизнь не хочется. Единственное, чего желает Чихен старшему — счастья, а будет ли оно с Намджуном или Чонгуком — это уже не его ума дело. — Я не знаю, Чихен, — Чимин сдается и моментально сникает, словно на исповеди перед священником. — Он… Такой… Я не могу тебе описать даже сотой доли того, что происходит со мной. У меня никогда не было таких ощущений, как с ним. — Даже с Хосоком? — осторожно спрашивает младший о том, чье имя произносить априори запрещено, чтобы не напоминать Паку о прошлом. — Боюсь, что да. Понимаешь, мне кажется, что я предаю Хоби. С Намджуном мне не так стыдно — это не любовь, это чистая сделка. Я не чувствую к нему абсолютно ничего, а здесь… я просто не понимаю, что со мной происходит? — Может быть ты просто влюбился? — Чихен кладет руку на ладошку Пака и поглаживает того, поглядывая искоса на Чонгука. Высокий, красивый, с опасно-хищными чертами лица, которые говорят о полном превосходстве. Таким не покрутишь и не поиграешь: актерские способности Пака можно засунуть поглубже в задницу — не тот случай, где они сработают. И если Намджуну достаточно хлопать ресницами и натягивать улыбку, то с Чонгуком это явно не пройдет. Чихену немного неловко, когда Гук палит его за разглядыванием, поэтому он оборачивается снова к брату. — А почему ты думаешь, что это невозможно? Невозможно? Чимин теперь уже совсем так не думает. Ему удобно жить в той раковине, куда он себя загнал после исчезновения Хосока, поэтому ни Ким, ни кто-то другой не могли раструсить его. Только Чонгук разглядел в Чимине эту жажду жизни и совсем не потухший огонек, о котором сам омега не подозревал. Он вытащил его и напомнил о том, что солнце еще светит, а ночь обязательно сменяется днем. Чимин признается себе сам, что стал ждать рассветов, чтобы вновь окунуться в жизнь — бурлящую, взбалмошную, с поездками на велосипеде, пикниками и городским парком. Ему много не надо — таких вот дней побольше, и чтобы в каждом из них был Чонгук. Чимин вскидывает глаза на Чонгука, который уже заканчивает разговор и активно кивает в трубку. Он смотрит на омегу прожигающим взглядом и улыбается тому, медленно облизывая губы языком. Так просто, но в то же время пошло и только для него. Щеки у Чимина розовеют от смущения, и он уставился на подходящего телохранителя. Немой вопрос застыл в глазах, и Паку кажется, что он отлично маскирует свое любопытство под вежливой натянутой улыбкой. Действительно, черт побери, не будь здесь Чихена, их вполне можно принять за пару, пришедшую на свидание. Чонгук, который совсем не дурак и заметил любопытство Пака, рассказал обо всем сам: — Звонили по поводу боя. На следующей неделе в «KITTY». — Вы занимаетесь профессиональным спортом? — Чихен прикидывается, что ничего не знает, но уже жаждет познакомиться поближе с Чонгуком. На его памяти он первый, кто после Хосока заинтересовал Чимина. Неужели у брата появился шанс обрести счастье? Неужели это всего лишь телохранитель, с которым по иронии судьбы Пак встретился так не вовремя. Что делать дальше? Чихену кажется, что голова просто взорвется от целого потока вопросов, ответы на которые пока не знает никто. — Да, — скромно отвечает Чонгук. — Я боксер и, пожалуйста, давайте не будем на «вы». Я ненамного старше моего клиента, а вы, как я понимаю, погодки, нет? Чихен откровенно улыбается на то, как Чонгук пытается строить из себя неприступного охранника. Пялиться на «клиента» — совсем не рабочий тип отношений, и Чихен прыскает от смеха в кулак. — Почти, я младше Чимина на два года. — Отлично, значит на «ты», идет? — Идет. В ресторане они сидят добрую половину дня, а когда Чихен спохватился, ему уже нужно было бежать к репетитору. Чонгук расплатился за обед, отвез младшего в Итэвон на курсы, а после завез Чимина домой. Особых дел на сегодня не было, поэтому он собрался зайти в больницу. — Я могу прийти на бой? — Чимин спрашивает у самого дома, долго раздумывая над вопросом и не решаясь его задавать. Нужно ли ему приходить? В качестве кого? Группа поддержки, зритель? А может, немного больше? Он в тайне надеется, что Чонгуку будет приятно, если Чимин придет, поэтому заглядывает в глаза, чтобы прочитать эмоции. — Я не против. — Ты не будешь работать перед боем? — Чимин спрашивает, потому что так привык к Чонгуку и не представляет, если он исчезнет даже на пару дней. — Тренировки? — Нет, я тренируюсь по ночам. — Но тебе же нужно набраться сил? — Не переживай, я в норме. — Я переживаю… Чимин ощущает на руке теплое прикосновение Чонгука. Альфа притягивает его за лацканы красного, как огонь, пиджака и целует. Медленно и так нежно, словно у них впереди еще целая жизнь на это. Чимин, у которого минуты до дня Х летят с бешеной скоростью, сокращая его жизнь по секундам, не сдерживается и подается вперед сам, обхватывая руками шею Чонгука и запуская руки в его черные, как смоль, шелковистые волосы. — Я хочу тебя, — шепчет ему Чимин, расставаясь с последними остатками разума. — Боже, как же я хочу тебя. Он задыхается в этом поцелуе, успевая в перерывах сказать только эти две фразы, но Чонгуку уже без разницы — то, что надо, он услышал. Его триггеры срывает напрочь, и он забывает про то, какую цель преследовал изначально. В глазах только прикрытые подрагивающие ресницы Чимина, на губах его вкус — сладкий, тягучий, медовый, под руками — шелковистость его кожи, когда он запускает руку под пиджак, а оттуда — под рубашку, чтобы прикоснуться к животу, пройтись вверх по груди, сжать пальцами соски, чтобы омега выгибался и стонал, прижимаясь к нему все ближе. Расстояние между водительским и пассажирским креслами совершенно не имеет значения, когда Чонгук тянет Пака на себя, властно надавливая за талию. Чонгук понимает, что в Паке говорит отчаяние. Его высшая степень, когда ты ставишь всю жизнь на одну чашу весов ради минуты удовольствия на другой чаше. Когда жизнь поделится на до и после, а меткой станет одна единственная ночь, о которой оба, возможно, будут жалеть. Несмотря на то, что бормочет ему куда-то в шею Пак, Чонгук пытается сохранить в себе остатки совести. Он не может поступить с Чимином так, как происходит в самых глупых фильмах — переспать, бросить, заставить умолять вернуться, сломать ему жизнь. Не может же, правда, спрашивает Чонгук сам у себя и через силу отстраняется от этих желанных губ, которые покраснели после поцелуя. Он смотрит в глаза Чимина, а там такая обреченность, что холод по спине идет. Такое впечатление, что Чонгук последняя надежда Чимина и соломинка, за которую он хочет ухватиться. Спустя пару секунд Чимин приходит в себя и осознает, что только что сказал. Он говорит ему короткое "до завтра" и спешно застегивает блузку. Чонгук молчит, бросая косые взгляды — ему до боли хочется сжать его за запястье и притянуть снова, зацеловать до звездочек перед глазами, отвезти к себе в квартиру и повалить на кровать, сцепив над головой руки, чтобы нетерпеливо терзать его губы, вжимая в подушку. Чтобы Чимин стонал под ним и извивался, прося большего, чтобы Гук снял с него этот чертов раздражающий зрение костюм и порвал рубашку, а потом… Пак, застегнув пуговицы, приглаживает наспех волосы. — Пока, — он выходит из машины и закрывает дверь, а Чонгук провожает его силуэт, поспешно отдаляющийся к подъезду. От кого он бежит? Кого хочет обмануть? На часах шесть вечера и остальное время альфа свободен. На расписание завтрашнего дня он не смотрел, но сейчас разворачивает автомобиль и едет в госпиталь. В последний раз он был там на прошлой неделе, зато исправно получал сообщения от сиделки и Тэхена о состоянии брата. Тэ, который не отказался посещать Хосока, регулярно ему писал без какой-то обиды или укора. Словно между ними не было всего, после чего обычно омеги обижаются. Чонгук вздыхает — Ким Тэхен не такой и ему очень повезло с ним. Чонгук паркует автомобиль на подземном паркинге огромного Центрального госпиталя, состоящего из нескольких корпусов. По подземному лабиринту он находит нужный лифт и с волнением поднимается на этаж. Противные зеленые стены напоминают тот день, когда это случилось, и Чонгук опять слышит свой крик, что стоит в ушах. Он как сейчас помнит, как брат шагнул с крыши, поэтому переживает все вновь и вновь, а виной всему — Пак Чимин. Стараясь сдерживать злость, Гук набирает воздух полной грудью и выдыхает перед дверью палаты. — Хеджин, — тихонько шепчет он сиделке. — Ты можешь идти. Она кивает ему в знак приветствия и освобождает стул. — Сегодня приходил доктор, передал вам список лекарств, которые нужно купить, — она протягивает ему бумажку, мелко исписанную названиями препаратов. — Спасибо, — почти неслышно кивает Чонгук и сует назначения в пиджак. Он привык говорить в больнице тихо, шепотом, словно брат спит. Гуку кажется, скажи он чуть громче, и Хоби проснется, начнет его журить, чтобы тот дал ему поспать. Сиделка забирает сумку, пиджак и выходит, осторожно прикрывая дверь палаты. С Хосоком она до десяти вечера, а сегодня неожиданный приход Чонгука стал приятным сюрпризом. Гук осторожно садится в кресло и берет его за руку, в которой стоит катетер. Вены посинели, распухли, а рука словно уменьшилась в два раза, кожа обтянула сухожилия и кисть больше походит на манекен в магазине. — Я пришел, — Чонгук сжимает холодные пальцы. — Ты ждал меня? Он старается скрыть дрожание в голосе и комок в горле. Почему-то раньше ему было легче держаться. То ли это поддержка Тэхена сказывалась, то ли сам он был сильнее, злее. А сейчас даже слезы на глазах навернулись, глядя на безжизненное тело. Из бутылки с каким-то раствором равномерно капают капли, падая в прозрачную трубку и стремясь по ней, по игле и дальше по венам Хосока. Если бы Гук мог, он бы сам здесь лег вместо него и уверен, что выкарабкался. Это так больно — смотреть на того, кого только нашел и сразу потерял. Он не может дать ему умереть, он сделает все, чтобы вытащить Хоби из лап смерти. — Я знаю, что ждал, засранец. Почему ты не хочешь со мной поговорить, а? — Гук слегка дергает руку брата за пальцы. — Все молчишь. Обиделся? Я знаю. Ты обиделся на меня из-за него? Хосоки… Я не могу по-другому, он должен понести наказание. Ты знаешь, оно в сотни раз легче, чем ты думаешь. Я все придумал, хен. Это ты сейчас лежишь здесь, под этими проводами, — Гук обводит взглядом все оборудование и откровенно офигевает, — а ему нормально, Хосоки. Ты знаешь, сегодня я поближе познакомился с его братом. Мы раньше виделись пару раз. Он очень похож на него, такой же веселый, открытый. Чонгук поглаживает руку, бросая взгляд на монитор. Реакции нет никакой. Иногда Гук надеется на чудо, что все произойдет, как в сказке — брат почувствует его прикосновения и очнется. Он не может не почувствовать его, кричит внутренний голос, но равномерный писк монитора говорит об обратном. Нет никаких изменений, нет никакой динамики и надежды на то, что Хоби поправится. Чонгук возвращается к воспоминаниям и понимает, что образ Чихена быстро исчез, и перед глазами стоит Чимин. Он словно склонил набок голову и улыбается своей обворожительной улыбкой. — Я знаю, почему он тебе понравился, хен, — продолжает Чон. — Он необыкновенный, такой как тебе нужен. Ты его заслужил, но так нельзя — он не должен был тебя предавать. Ничего, Хосоки, скоро все закончится. Я приведу его к тебе и заставлю просить прощения, умолять на коленях, но ты не прощай. Он не стоит твоего прощения, брат. У Чонгука саднит в горле и последние слова застряли, словно комом. Такое впечатление, что Гук палач и произносит приговор — что будет с Чимином теперь зависит только от него. Чон представляет эту картину перед глазами, и у него сердце щемит в груди — за что он должен примерять на себя эту личину? Должен ли он судить того, перед кем его внутренний альфа на задние лапы становится? Сможет ли он жить после этого дальше? Вершить судьбу человека только из мести? Делать Паку больно, потому что сделали ему? — Ты будешь жить у меня, хен, — Гук поправляет простынь на груди Хосока, словно укутывает того одеялом. — Все будет, как раньше — только ты и я. К нам будет приезжать Тэхен. Ты найдешь работу по душе. Помнишь, когда-то давно хотел заняться фотографией? Я куплю тебе камеру. Чонгук бормочет нелепые обещания, словно они вытащат брата из комы. Он готов ему Луну с неба достать, лишь бы тот пришел в себя. Чонгук смотрит на брата и сжимает кулаки, отгоняя от себя плохие мысли. Он сидит так до позднего вечера, пока не приходит другая смена медсестер. В круглосуточной аптеке на этаже Чонгук покупает лекарства по списку и отдает на пост дежурной сестры, после чего заходит еще раз посмотреть на лежащего Хосока. Он снова заботливо поправляет простынь и уходит — ночью ему еще нужно потренироваться перед боем, а работы впереди невпроворот. У Чимина плотное расписание и часть мероприятий совместно с Намджуном. Чонгук закусывает губу и сжимает челюсти, не замечая, как в груди сжимает сердце ревность.***
— Господин Пак, мы почти закончили, потерпите немного, — визажист накладывает последние штрихи, но Чимину все это не нужно. Он ерзает на пуфике перед зеркалом, не довольный своим видом. Его визажист постаралась на славу — на лице ни единого пятнышка, брови и ресницы идеально подкрашены, глаза подведены тенями ровно настолько, чтобы смоки айз показывали, как он сходит с ума по своему альфе. По своему альфе… В таком виде ему в пору в кино сниматься, а не на фотосессию готовиться. Намджун заключил контракты с крупными изданиями, где будут размещены их фотографии. Предсвадебный вброс всегда привлекает внимание, но Киму нужен положительный имидж. До противного ванильный и приторный контент, чтобы все поверили в их любовь. Пак смотрит на свое отражение и не видит ничего хорошего. Лин быстро собирает пудру, кисточки, подправляет помаду, которую Пак уже слизал, кланяется и уходит из квартиры в Каннаме. Чимин смотрит на часы — ему пора выходить. Он никогда не опаздывает и приходит минута в минуту, ни раньше, ни позже, хоть часы сверяй. Все потому, что ему без разницы. Его жизнь стала монотонной, как ход стрелок в часах — одинаковой и по кругу. Одни и те же люди, один и тот же путь, двенадцать часов и снова начинать с нуля. До противного размеренно и предсказуемо. В жизни не стало места маленьким шалостям, форс-мажорам, желанию опоздать потому, что прихорашиваешься перед зеркалом, а прийти раньше потому, что хочешь скорее увидеть любимого человека. Уже почти год ничего из этого Пака не волнует, а редкие срывы, в которые он хоть на несколько минут ощущает себя живым, в последнее время прекратились. Потому что появился он. Он сидит в машине и смотрит на часы, начиная беспокоиться. Чимина нужно отвезти на фотосессию без опозданий. В плотном графике Намджун выбил около часа, и Паку задерживаться нельзя. Чонгук знает, что он успеет — увеличит скорость, сократит дорогу, но это все потом. А сейчас Чимин задерживается, и Гук ставит машину на сигналку и поднимается в дом. В коридоре на нужном этаже уже хочется вытереть ноги и кому-то поклониться — убранство богатых домов Чонгука подбешивает, он к такому не привык. Чон вспоминает старенький двухэтажный дом, где они жили с Хосоком, и у него щемит сердце, а на руках до сих пор ощущается холод от пальцев брата, руки которого он стискивал еще вчера вечером. Но вместе с холодом в пальцах в груди разливается тепло, от которого альфе неудобно и стыдно — он подходит с замиранием к двери Кимов, чувствуя беспокойство. За человека, из-за которого его брат в больнице, но сломать в себе что-то новое и трепетное Чонгук уже не может — оно прорастает без спроса и разрушает каменное сердце, протискиваясь в щели монолита, который уже весь пошел трещинами. Гук прислушивается к двери — тихо. Звонка у Кима нет, потому что в квартире гостей они не принимают, а электронная карта-ключ только для своих. Все дела Ким решает на работе или в местах отдыха, сюда же они с Паком никого не приглашают. Своего рода — дом-крепость, оборону не прорвать. Закрытые люди, мелькает в голове у Чонгука, и он разблокирует замок картой. Писк и зеленый индикатор приглашают войти, и альфа с замиранием сердца заходит в квартиру. — Чимин! – окрикивает он из вежливости, хотя отмазка «вдруг омега не одет» после того вечера у обрыва уже не актуальна. Чонгук утопает в коврах уже с первых шагов. Здесь все в стиле хайтек, но модное сочетание длинного ворса с минимализмом вокруг ему даже нравится. Гук осматривается в коридоре — свет из панорамных окон освещает квартиру почти полностью, через идеально чистые стекла виднеется голубое небо без единой тучи. Гук проходит в комнату, которая находится слева от спальни и служит гардеробной. Намджун ему ее давно показывал — тут Чимин всегда готовится к выходу, здесь же огромный платяной шкаф с дорогой одеждой, стеллаж с туфлями, ящики с аксессуарами. Пак сидит на красном пуфике и неотрывно смотрит в зеркало, не шевелясь. Он выглядит настолько охренительно красиво, что у Чонгука перехватывает дыхание. У него черные свободные брюки, струящиеся по худым ногам, а блузка из атласа без рукавов оголяет плечи, от которых альфа не может завороженно отвести глаз. Тонкая нитка жемчуга, отсвечивающего голубизной, обвивает красивую шею, в ушах такие же серьги. Чонгук смотрит на него сбоку, не решаясь окликнуть. Он бы так и стоял, приросший к полу, если бы не чертово время, неумолимо дающее обратный отсчет. Чимин физически ощущает, что на него смотрят и даже знает кто. Он альфу чует на расстоянии, не оставляя себе шанса сомневаться. Чонгук отмирает и подходит, становясь у спины Пака. Гук смотрит в зеркало и ловит взгляд Чимина, который словно ждал его появления. — Мы опаздываем… — сглатывает Чонгук, потому что не может смотреть на эту высшую степень обреченности. Такое чувство, что Пак сидит на похоронах перед гробом, а не прихорашивается перед фотосессией с будущим мужем. — Звучит так, как будто мы опаздываем… — подтекст у Чимина слишком интимный, а перенос ударения на слово «мы» больно задевает Чонгука. Какие могут быть «мы», если альфе хочется свернуть его прекрасную шею в отместку за брата. Но Чонгук только кладет руки на плечи сидящего перед ним омеги, ощущая напряженность мышц под пальцами. Он молча поглаживает их, пока Чимин неотрывно смотрит в зеркало в глаза Чонгуку. Альфа разминает шею, чтобы снять скованность, после чего массирует за ушами, заставляя Чимина закрыть глаза и выдохнуть. Гук вплетается пальцами в волосы и знает, что эта чертова укладка стоит бешеных денег, а самое главное — времени, которого у них сейчас нет. Зеркало, отделяющее взгляды друг от друга, бесстыдно подсматривает, как Чонгук проводит по белокурым прядям, поглаживает виски и макушку. Пак совершенно разомлел и, кажется, теряет сознание от прикосновений Чонгука, который не останавливается и только все больше делает его слабым, но снимает напряжение полностью, уводя в тот мир, где нет Намджуна, нет его родителей и брата, нет даже Хосока, а есть только они вдвоем. Чимин откидывает голову назад, попадая стоящему Чонгуку ровно на уровень паха, и бесстыдно укладывается на низ живота. Пальцы Чона спускаются по вискам, повторяют линию подбородка и оказываются на шее. Сейчас, когда есть возможность стиснуть ее до хруста, Чонгук только нежно поглаживает шелковистую кожу, ощущая, как Пак сглатывает от скопившегося нервного напряжения. Его глаза все еще закрыты, губы сомкнуты, но для Чонгука это не проблема, когда он наклоняется и дразнит их, обводя языком нижнюю губу. Тинт с клубничным вкусом исчезает на языке, тает, как сладость, но самый сладкий не он, а желанные губы омеги. Он впускает сразу же, словно ждал. Будто сидел и ждал, когда Гук поднимется, подойдет, дотронется и поцелует так собственнически, чтобы сказать: «Я тебя не отпущу». Чимин разворачивается для поцелуя, потому что не хочет отпускать эту возможность побыть живым. С того момента, как в его жизни появился Чонгук, поначалу бесячий, а потом такой желанный, мир рухнул до основания, на котором концентрировалась вся боль и прошлое. Чонгук разрушил все, что держало Чимина таким — замкнутым, отстраненным, безразличным. Он ворвался в его мозг без спроса, не ожидая разрешения хозяйничать в душе и ковыряться в сердце. Которое, как оказалось, еще может любить. Чонгук целует медленно, напирает совсем чуть-чуть только для того, чтобы показать, что он здесь главный. Чимин не может управлять им и владеть его сердцем, его мыслями и поступками. Кто угодно, только не он, в который раз вдалбливает себе в голову Чонгук, но теряет ощущение реальности от юркого языка, врывающегося в его рот. Отчаяние, с которым смотрел омега, трансформируется в прикосновения, объятия, и Чон, наклоняясь ниже, подхватывает Чимина под колени и, не разрывая поцелуя, выносит из гардеробной. Он идет почти вслепую, просто помня расположение комнат и ориентируясь в пространстве, как кот в темноте. Внизу живота чертово желание выбивает последние разумные мысли, а Чимин совсем не помогает ему, выгибаясь на руках, обхватывая Чонгука за шею и целуя все глубже. Ведущий Чонгук оказывается ведомым, когда Пак хозяйничает у него во рту, захватывает зубками его язык и не отпускает, улыбаясь самому себе и своей проворности. Чонгук укладывает его на мягкую постель, наклоняется сверху, вжимая Пака всем телом в перину. Игра, изначально начатая с одной единственной целью, приобретает совершенно иные обороты, становясь все более опасной. Еще немного, и Гук сдастся, сотни раз пожалеет о том, что сделал, а тысячу о том, что не сделал. Он не может оторваться от Чимина, шарит руками по его животу, поднимается по бокам через просторную блузку. Прохладный атлас и горячая кожа омеги играют контрастами, отчего у Чонгука срывает все предохранители. Он цепляет ногтями соски, заставляя Чимина выгибаться и стонать от возбуждения. То, что они делают это в постели, где Пак спит с Намджуном, добавляет Чонгуку непонятного удовлетворения. Изначально ему было плевать на отношения Чимина с Кимом, но чувство ревности, поселившееся не так давно, прогрессирует, а еще появилось дикое желание заклеймить свое. Пометить свою самку, словно животное. Гук понимает, что не может, поэтому с трудом отрывается от пухлых губ и тычется носом в ключицы, от которых исходит пьянящий аромат. Он широкими мазками, не останавливаясь, слизывает проступившие капельки пота, ощущая на языке солоноватый вкус, а потом спускается по груди, придерживая руками стонущего Чимина. Гук оставляет метки везде — прикусывает на груди, возле выступающих ребер, засасывает нежную кожу с боков и носом утыкается в мягкий живот. Ему бы сейчас выдохнуть и остановиться, но время, черт возьми время, про которое он все еще помнит и готов отдать все, чтобы его остановить, выкупить для них один единственный час, летит неумолимо. — Чонгук, пожалуйста, — Чимин извивается под ним и выдыхает только просьбу, которую Чонгук выполнить не может. Если он сделает это — перестанет уважать себя. Пак, не заботясь о чистоте его мыслей, пошло подкидывает пахом вверх, потому что терпеть уже нет сил. — Чонгук, Чонгук, Чонгук… — Что, мой хороший? Блядь. — Я люблю тебя. Заткнись, Пак Чимин, иначе непоправимое случится прямо здесь. Чонгук несдержанно его целует только для того, чтобы омега молчал. Его задача выполнена, он влюбил в себя Чимина, но отчего-то становится больнее, как будто сотни острых ножей вонзили в тело и все провернули за один раз. У него кровоточит все — каждая клетка тела пострадала всего от трех слов, что в голове теперь бьют набатом, отстукивая роковое «я люблю тебя». Неожиданное признание почти бы грело душу, не будь это тот человек, которого больше всего хотелось стереть с лица земли. Причем в прошлом времени. Теперь нет. Звуки в комнате, никогда не видавшей искренней любви, пошлые, поцелуи — громкие с отголосками безнадежности и наслаждения. Пак цепляется за волосы Чонгука, не отпуская его, пока он стягивает брюки на резинке, слава Богу, они без пуговиц и змеек. Черная ткань стремится к полу, пока Чимин приподнимает попу, помогая освободить свое тело. Под брюками черное кружевное белье с мокрым пятном посередине. Альфа аккуратно массирует вставший член, принося больше раздражающей боли, чем наслаждения, от чего Пак забывает, что хотел сказать. Гук одним пальцем нежно сдвигает кружево, целуя в тазовую косточку и прикусывая ее, после чего стягивает трусики и переворачивает Пака на живот. В перинах, на которых его не раз брал Намджун, Пак утопает, а Гук надавливает на поясницу и тянет омегу к себе. Попутно он отбрасывает пиджак на диван и расстегивает несколько пуговиц и ослабляя галстук — все тело охватил жар. Дышать становится тяжелее, а от открывшегося перед ним вида по вискам потекли капли пота. Чимин, упершись головой в подушку, приподнял ягодицы и раскрылся перед ним, как цветок. Альфа целует его спину, проводя языком по позвонкам, и сминает ладонями ягодицы, идеально ложащиеся ему в руки. Он замирает у впадинки в районе копчика и упирается лбом Чимину в спину, пытаясь нормализовать дыхание. Руки сами проскальзывают между ягодиц, а пальцы прижимаются к пульсирующему анусу. Гук аккуратно раздвигает половинки и целует заветное место, от чего Чимин подается вперед, как ошпаренный. Розовая дырочка сжимается, поэтому протолкнуть первый палец становится трудно, но благодаря естественной смазке Пак пропускает желанное. Второй проходит легче, но Чонгук не останавливается и ритмичными движениями проходится по бархатным стеночкам, достигая простаты. Чимин, как только партнер задевает чувствительное место, насаживается сам, и Чонгук полностью сосредотачивается на его возбуждении. Одной рукой он перехватывает член, истекающий предэякулятом, а пальцами продолжает надавливать изнутри, раскачивая тело Чимина. Омега скулит, но Чонгук продлевает его муку еще на немного, после чего разворачивает на спину и накрывает губами член. Вовремя, чтобы не испортить черную блузку, потому что омега в тот же момент бурно кончает, изливаясь до капли. Оргазм пробирает все его тело до мелкой дрожи, которая ощущается от макушки до кончиков пальцев, и Чимин закусывает губы только чтобы не закричать, пока Чонгук втягивает щеки и проглатывает. Омега откидывается на простынях, обессиленный и счастливый. Сердце колотится, дыхание спирает, и он только прикладывает руку ко лбу, чтобы проверить температуру — только с жаром он мог допустить то, что произошло. Он заболел, сошел с ума? Нет, похоже просто влюбился. Дурацкая улыбка на счастливом лице расплывается сама по себе. Чонгук, который после произошедшего просто сел на пол и обхватил руками голову, молчит. Он понимает, что что-то нужно сказать, но слов нет, потому что есть чувства. Время. Чертово время и Пак, свесивший голову с высокой кровати. Растрепанный, с румянцем на лице и поволокой в глазах, зрачки расширены, блестят, как у наркомана после дозы. Чонгук приподнимается на колени и подается вперед, целуя омегу, раздвигая его дрожащие мягкие губы, врываясь в рот языком настойчиво и вымещая всю злость за то, что он такой. — Нужно идти, господин Ким будет недоволен, — да, блядь, черт возьми, ему еще платят за эту работу. Чимин гладит его по щеке, маленькими пальчиками пробегается по подбородку, заправляет выбившуюся прядь за ухо и молча встает. Чон присаживается на кровать и молча наблюдает за тем, как Пак шагает в гардеробную. Длинная блузка прикрывает его лишь до половины, обнажая ягодицы. Покачивающиеся бедра и стройные ноги, утопающие в ворсистом ковре, удаляются все дальше, и Гуку кажется, что это мираж, если бы он не ущипнул себя. Через минуту Пак выходит в новом белье, все так же молча поднимает брюки и надевает их. Последний штрих — накидка с полупрозрачными рукавами. Омега на скорую руку укладывает волосы и закрепляет волны кудрей лаком, припудривает лицо и наносит тинт. Все почти идеально и теперь Чимину нравится. Он улыбается самому себе в зеркале с чувством абсолютного и бесстыдного счастья. Чонгук подбирает свой пиджак, застегивает рубашку и равняет галстук. Альфа подходит сзади к Чимину, целует его в шею и шепчет: — Я тоже.