***
Джерард изо всех сил старается сдержать крики боли, запрокидывая голову назад и плотно сжимая челюсти. Он переворачивается на бок, обнимает свой живот руками, притягивает к нему колени в надежде, что хоть так станет немного легче. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Внизу все горит огнем, отдает в ноги, в спину и тянет, тянет… Ощущение совершенно невыносимое. Словно кто-то засунул в его живот руку, намотал все внутренности на кулак и теперь пытается вырвать их с корнем. Тащит мучительно долго, с каким-то садистским наслаждением, стараясь доставить как можно больше страданий. Омега весь в поту, длинные волосы липнут ко лбу, к щекам, к шее, противно колют и без того воспаленную кожу… — Сейчас, сейчас, парень. Потерпи немного, скоро станет легче, — врач переворачивает скулящего Джерарда обратно, берет его руку и вгоняет в вену иглу с обезболивающим, — Вот так, молодец… Омега не соображает, что говорит ему бета, не обращает внимания на манипуляции, которые тот с ним производит — все его сознание сконцентрировано лишь на адской, оплетающей каждый миллиметр его тела боли. — Какое счастье, что вы не успели уехать! Что с ним? — совершенно вымотанный Хью с ужасом в глазах смотрит на мечущегося по кровати Джерарда и заламывает руки. Эта страшная бесконечная ночь… кажется, она не закончится никогда. Врач надевает на иглу защитный колпачок, сгибает в локте руку парня и, вздохнув, обращает на Хью напряженное лицо. — Он принимает что-то? — вопросом на вопрос отвечает бета. — В каком смысле? — омега замирает и растерянно смотрит на врача. — В самом прямом, — строгий голос заставляет Хью почувствовать себя нашкодившим мальчишкой. Будто он снова в школе, с невыполненным заданием стоит перед суровым учителем. — Принимает ли он какие-то препараты? Омега мнется, потупив глаза в пол. Он догадался, какие конкретно таблетки бета имеет ввиду, но сказать правду стыдно. Как бы то ни было, Хью до сих пор чувствует себя виноватым в том, что пять лет назад не смог препятствовать выбору, который парень сделал. — Да… — вместо него еле слышно отвечает Джерард. Как и обещал доктор, лекарство начало действовать практически мгновенно, и боль потихоньку стала притупляться. — Блокаторы, — бета не спрашивает. Он констатирует факт, даже не требуя какого-либо подтверждения. Врач неодобрительно смотрит на омегу: — Сколько лет? — Двадцать… — Да не тебе, — лицо мужчины слегка смягчается, — Я спрашиваю, блоки сколько лет принимаешь? — А… примерно пять… — Джерард косится на Хью, чей взгляд становится все более и более обеспокоенным. — Сколько? — бета не сдерживает шокированного возгласа, — Ты хочешь сказать, что пьешь их с самого начала? — омега кивает, — С ума сошел… — Скажите, наконец, что с ним такое?! — чуть ли не плачет Хью, у которого окончательно сдают нервы. — То, что и должно быть у любого взрослого омеги, — врач пожимает плечами, — Течка. — Что?! — в один голос восклицают омеги. — Течка, — повторяет бета, однако, немного подумав, поправляется: — Вернее, должна быть течка, но из-за того, что ты принимаешь блокаторы, она не может пройти как надо. Ведь, кроме боли, ничего больше нет, так? Запаха я не чувствую, а… все остальное? Джерард отрицательно мотает головой: — Ничего… сейчас и боли такой тоже уже нет… — Ну, боли нет из-за того, что я тебе вколол, иначе до сих пор бы на стенку лез… — Но почему?! — перебивает врача Джерард, — За столько лет у меня ни разу не было проблем! Я только в теории знаю, что такое течка… Страх, дремавший все это время глубоко внутри, не щадит. Он просачивается сквозь тонкие мембраны клеток, разливается вместе с кровью по венам, наполняет собой сосуды, сплетаясь в уродливую паутину, что саму душу прожигает. Разворачивает свое лицо и мерзко смеется, напоминает о том, что всему свое время. Что настает час, и карета обязательно превращается в тыкву, что жизнь мыльного пузыря никогда не бывает долгой, а мир, на который изначально установлен срок годности, неизбежно однажды его достигает. — Ты сам ответил на свой вопрос, — вздыхает бета, — Блокаторы — это всего лишь таблетки, которые, ко всему прочему, вызывают привыкание со временем, что влечет за собой ослабление эффекта. Человеческий организм слишком сложен, чтобы просчитать все на сто процентов… — Я не понимаю, почему именно сейчас… — Джерард растерянно смотрит на мужчину. Мозг, окутанный действием обезболивающего, соображает крайне туго. — Утром же все было в порядке! — Ну, здесь множество факторов… — начинает врач, но осекается и смотрит на Хью, — Прошу прощения, могу я с ним поговорить наедине? Омега словно выныривает из транса, в который погрузился, обдумывая услышанное. Он быстро кивает, извиняется и скрывается за дверью. Джерард выжидающе смотрит на бету, будто тот хранит ключи от всех тайн мироздания. — Так в чем причина? — он пододвигается к мужчине поближе и заглядывает ему в глаза. — Как я уже сказал, причин может быть масса. Например, сильный стресс, усталость, физическое перенапряжение, которые совпали со снижением действия твоих таблеток. Но все равно, симптомы должны были нарастать постепенно, а не так, как у тебя… Я не специалист в области омежьего здоровья, но вот мой муж как раз работает в этой практике. И я от него слышал, что истории, подобные твоей, часто случаются из-за встречи с истинной парой. В обычных ситуациях это не приводит к течке, но когда она долго подавляется, то происходит сильный гормональный всплеск, и организм реагирует с утроенной силой… — Да нет, это точно нет, — машет рукой Джерард и чувствует, как горят щеки от смущения, — Я служу в армии и знаю там всех много лет. Я не встречал никого, кого бы раньше не… — омега вдруг резко замолкает на полуслове. Откуда-то из темноты в его сознании возникают глаза невероятного орехового цвета, кожа, увитая татуировками… голос… низкий, пробирающий насквозь, заставляющий сердце сбиваться с привычного ритма… И обволакивающий, заменяющий собой кислород запах корицы… — Ну? Вспомнил, да? — бета с интересом следит за тем, как меняется выражение лица омеги, а у Джерарда небо на голову летит. С диким ревом рассекает пространство, стремительно обрушиваясь на него всем своим весом, лишая света, отнимая воздух. Этого не может быть… Парень закрывает руками лицо, прячась, как в детстве, и крутит головой, твердя про себя, что это невозможно. — Нет… — он, наконец, отнимает от лица руки и отворачивается, прерывисто дыша, — Нет, не было ничего. — Послушай, — мягко улыбается мужчина и осторожно берет омегу за руку, — этого не нужно бояться. Это же счастье — встретить… — Ничего не было! — громче повторяет Джерард, но почти сразу ни с того ни с сего разворачивает ладонь, перехватывая пальцы беты, и сжимает их в своих, — Послушайте… Я… я умоляю вас, не рассказывайте никому об этом! Просто скажите, что мне делать? — он подползает совсем близко и с надеждой в глазах быстро шепчет: — Я не хочу этого! Прошу, помогите мне! Ведь… есть же способ вернуть все, как было? Ведь есть? Должен быть! У Джерарда паника, и врач это хорошо понимает. Он обхватывает его голову рукой и прижимает к своей груди. Омега сворачивается клубком у его коленей и мелко дрожит, бормоча, будто в бреду: — Не хочу… не хочу… Я умру лучше, чем… чем… — Ты волнуешься, и это нормально. Даже мне самому удивительно, что в жизни случаются такие невероятные вещи. Но, сынок, это же природа. Против нее невозможно идти. Хочешь ты или нет, она создала вас друг для друга, и тебе остается только смириться. Вы уже связаны и уже принадлежите друг другу. Я бы рекомендовал тебе бросить пить блокаторы и дать возможность организму работать нормально. Доверься судьбе и не бойся. Это твой альфа, он… — Нет! Замолчите! — Джерард внезапно вскидывается, отпрянув от беты, и тянет на себя одеяло, — Я… я не хочу этого слышать, не надо! — он мельтешит ладонями по лицу, вытирая невольные слезы. В глазах абсолютное сумасшествие, и бета пробует его встряхнуть: — Джерард, ты ведешь себя глупо! Ты что, не понимаешь, как тебе повезло? — мужчина трясет руками, демонстрируя свое недовольство, — Люди всю жизнь ищут свою вторую половинку, но только единицам улыбается удача! Ты что, хочешь отказаться от того, что судьба тебе сама на блюде принесла?! — Пожалуйста, уходите, — омега подтягивает к груди колени, закрывает уши ладонями и мотает головой, — Уходите, я не хочу вас слушать. Вы ничего не понимаете. Ничего! Бета тяжело вздыхает и поджимает губы. Реакция парня крайне странная, но, с другой стороны, такой сильнейший гормональный сбой… все логично. Ему нужно отдохнуть и прийти в себя. Завтра сам будет удивляться. — Я оставлю твоему папе обезболивающие, и расскажу, как колоть, если снова станет плохо, — спокойным голосом произносит мужчина, вешая сумку на плечо, — А еще дам контакты своего мужа на всякий случай. Попробуй уснуть. И… можешь не волноваться, этот разговор останется только между нами, но ты, все-таки, хорошо подумай… … Джерард не слышит, как за врачом закрывается дверь. Он сидит, обняв голову руками, и раскачивается взад-вперед. Из глаз текут целые реки, но омега уже не пытается их остановить. Парень утыкается лицом в коленки, протяжно воет, кусая собственный кулак, и снова смыкает локти над головой. Джерард трескается изнутри, осыпается миллионом кровоточащих осколков, от звона которых барабанные перепонки лопаются. Он спрашивает себя — за что? Почему именно он?! Почему враг, сын того, чьей смерти ради парень дышит, оказался тем единственным, кто, наоборот, должен защищать его? Оберегать ото всех и ограждать от боли. Почему??? Джерард запускает пальцы в волосы, скребет ногтями кожу, тянет длинные прядки и повторяет, повторяет… сначала шепотом, а затем все громче, срываясь, в итоге, на крик: — Почему… почему…?! Почему?!!!..***
Барханы сменяют один другой, плавясь в горячем мареве и затягивая Фрэнка все сильнее в самое сердце раскаленной пустыни. Пот струится ручейками по его лицу, обжигая обветренные щеки, и исчезает в вороте белой рубашки, застегнутой под самое горло. Он тянется к воротнику, пытаясь расстегнуть пуговицу и ослабить давление на шее. Такое простое действие почему-то оказывается неожиданно трудным — пальцы отказываются слушаться и все время соскальзывают, не оставляя альфе никакого шанса. Бросив, в конце концов, бесплодные попытки, Фрэнк останавливается. Он тяжело дышит, с трудом поворачивает голову, осматриваясь, и не сразу замечает виднеющийся среди сверкающего на солнце песка зеленый островок. Мираж. Плод воспаленного сознания, призрачный оазис, который растает, стоит только подойти ближе, но Фрэнк цепляется за него взглядом и уже не может отвести глаз. Шаг, другой… альфа практически бежит, пробуксовывая в зыбучем песке, падает и поднимается, сходя с ума от страха потерять из виду свою иллюзию. Он ждет, что она вот-вот растворится, исчезнет, так и останется неуловимой надеждой… Но этого не происходит. Оазис становится все ближе, все отчетливее, все реальнее… Еще несколько шагов, и среди мертвых песков перед Фрэнком предстает невероятной красоты яблоневый сад. Такой удивительный, нежданный и оттого бесконечно пленительный здесь, в этой застывшей бесконечности. Альфа идет мимо ровных рядов деревьев, вытянув руку и позволяя зеленым, полным жизни листьям пройтись по раскрытой ладони. Он аккуратно перебирает их пальцами, осторожно гладит похожие на белых мотыльков нежные цветы… Едва дотрагивается, чтобы ни в коем случае не повредить, не испортить. Парень с наслаждением вдыхает прохладу, которая идет из глубины сада и улыбается. Нашел. Он так долго искал и, наконец, нашел. Нашел свое спасение. Свой рай, свое избавление от впавшей в забвение безжизненной пустыни, в которой он блуждал, будто в дьявольском лабиринте все эти годы. Фрэнк осознает это с какой-то безусловной, несокрушимой уверенностью. Жар песков лижет ему спину, ворот рубашки беспощадно душит, и парень спешит побыстрее спрятаться от пекла в тени деревьев. Но только он делает шаг, только отводит в сторону низкие, тяжелые ветви, как внезапно знакомый душераздирающий вопль бьет его по ушам. Фрэнк вздрагивает, отшатывается назад, оступаясь, и, как и прежде, летит в черную бездну. Сон заканчивается, как и всегда… Реальность все ближе, однако теперь альфа слышит, что кричит ему тот голос. Все его существо сжимается, когда звуки складываются в одно единственное слово: «Почему»…***
Чем ближе Пит подходит к казармам, тем отчаяннее ему хочется развернуться и бежать обратно. Вернуться туда, где он оставил его. Вентц уже тысячу раз пожалел, что вообще решил уйти. Мысли о том, что их разделяют каких-то триста метров, доводят до исступления. Нечто подобное он испытывал в ранние подростковые годы, когда запасть на кого-то с первого взгляда было частым делом, вот только лет ему давно не тринадцать. Мрачнее тучи альфа входит в казарму. Он кивает дежурным солдатам, что тут же вскакивают из-за стола, спеша отдать честь своему командиру, и сразу направляется к подсобке, в которой жил год назад, пока в его комнате в главном здании штаба шел ремонт. Из общего помещения для отдыха ему навстречу вылетают заспанные сержанты, быстро приводя себя в порядок под тяжелым взглядом подполковника. Командир приходил среди ночи только в случае военной тревоги, поэтому те реагируют мгновенно. Оправив форму, они вытягиваются и прикладывают руку к голове, в унисон отдавая приветствие: — Доброй ночи, сэр! — Вольно, разойдись! — не останавливаясь, рявкает Пит на ничего не понимающих альф и проходит мимо, даже не удостоив их взглядом. Обычно таким голосом он отправлял под трибунал особо отличившихся, но сегодня ему хватает одного только присутствия своих сержантов, чтобы костяшки пальцев начали зудеть от желания приложить их к чему-то. Точнее, к кому-то. Солдаты остаются позади и растерянно смотрят командиру вслед, а тот ускоряет шаг, стараясь перестать думать о том, как бы закончился вечер этих бойцов, послушай он Фрэнка. Яркие картины навязчиво лезут в глаза, дразнят, в красках описывая то, что могло бы произойти. Пит влетает в подсобку, с грохотом захлопывая за собой дверь, и еще некоторое время яростно меряет шагами комнату, прежде чем немного успокаивается и заваливается на жесткую армейскую койку. Он сам не может взять в толк, что конкретно его так злит, пока безуспешно пытается уснуть. Омега никак не лезет из головы, а эмоции меняются словно в калейдоскопе, когда на смену бешенству приходит беспокойство за безопасность Патрика на базе. Вентц хмыкает. В данную минуту первый, от кого его стоит защищать — он сам, потому что желание вернуться в штаб и выломать ногой дверь похоже на безумство. И только обещание, которое альфа парню дал, удерживает от опрометчивого поступка. Он скорее ноги себе переломает, чем нарушит слово. Так было всегда. Время идет, а тревога становится все сильнее. Пит не может избавиться от навязчивых мыслей о том, что омегу могут заметить. Что один из дежурных, делая обход по этажу, почувствует его, поймет, что Патрик один, вскроет замок и… Вентц вскакивает и проводит руками по лицу в попытке отогнать наваждение. Но оно не уходит. Проникает под кожу, проламывает черепную кость, накрывая собой мозг. Дальше — сильнее, и Пит больше не ждет. Дойдя до предела, он спрыгивает с кровати, выбегает из подсобки и несется на полной скорости к штабу. Альфа не помнит, как взбегает по ступенькам, как оказывается у двери своей комнаты, как проверяет, что та плотно закрыта и, в конце концов, с облегчением выдыхает. Помешательство. Чистой воды психоз, но Вентц ничего не может с собой поделать. Он садится прямо на пол у двери, упирается затылком в стену, прикрывая глаза и совершенно отчетливо понимая, что никуда он отсюда не уйдет, будет сидеть всю ночь, как сторожевой пес, и охранять того, кого всю жизнь мечтал встретить. Только вернувшись сюда, до него, наконец, окончательно доходит. Значит, вот как оно чувствуется… Пит улыбается, как дурак, своим мыслям. Верно папа говорил — ни за что не спутаешь. И пусть другие не верят, обзывают романтиком и сумасшедшим. Он-то отлично знает, что истинность — не выдумка. Его родители — живой тому пример.***
— Я хочу, чтобы прошерстили весь периметр и убедились, что больше нет никаких дыр, — Фрэнк отворачивается от мониторов, установленных в комнате охраны, и смотрит на Пита, что так и продолжает сосредоточенно глядеть на экраны, — Пусти людей побольше, пусть проверят все до миллиметра. Если необходимо — поставим еще камеры, но вчерашнее больше не должно повториться. Вентц, да отлипни уже, — альфа нетерпеливо дергает друга за ветровку, — Слушаешь ты вообще, что я говорю или нет? — Слушаю и все понял, — он отводит хмурый взгляд от мелькающих серых изображений, — Нам вообще хорошо бы пересмотреть всю систему видеонаблюдения и переустановить камеры. Полно слепых мест. — С чего ты это взял? — спрашивает Фрэнк, когда они выходят в коридор. — Я допустил, — неопределенно отвечает Пит, — Прикинул расстояние от дырки в заборе до того места, где мы их засекли. Ты же видишь, что на записи они появляются только вблизи штаба. Значит до этого они, скорее всего, знали где расположены камеры, каков их радиус обзора, и шли в обход. Сам Вентц размышляет в этот момент совсем о другом. Они несколько раз просмотрели видео с камер, но, сколько бы он ни вглядывался, ни разу не заметил на них Патрика. А о чем это может говорить? Только о том, что тот на сто процентов знал, как обойти наблюдение. Проклятье. Альфа не уверен, связан ли как-то омега с теми тремя, но факт остается фактом — он может владеть уймой информации относительно базы, и Питу только предстоит разобраться в том, насколько далеко простираются его познания. — Логично, — тем временем соглашается Айеро и складывает руки за спиной, — Тогда сразу после переговоров в Атланте займемся этим. Подумай пока, что мы можем сделать. А еще меня напрягает вот это, — Фрэнк кивает на перепачканную в крови футболку Пита, — Я надеялся, что сегодня он уж точно расколется. — Да он еле живой был, когда я пришел, — альфа усмехается, — Пришлось остановиться, иначе бы сдох. Но я его разговорю, за это можешь не переживать. — Надеюсь. Все, что я хочу знать — кто их послал, что они успели разнюхать и, что более важно, сколько информации уже успели передать на сторону. — Айеро останавливается перед лестницей и вдруг хитро смотрит на друга, — Кстати, как там твои бойцы? Оценили вчерашний подарок? — Ты про что? — Вентц напрягается от этого вопроса, отвечать на который нет никакого желания, потому что в груди снова начинает разгораться злость. — Про кого, — поправляет его Фрэнк, ухмыляясь, — Кончай придуриваться, Пит, ты все понял. Черт, представляю, как они обрадовались. Парень хоть не откинулся там? Пит играет желваками на щеках и испытывает едва ли не впервые в жизни безумное желание врезать своему другу. Не в шутку, не в пылу спора, а на полном серьезе. Однако сдерживается и сквозь зубы отвечает: — Они о нем не знают. Он у меня. — Нахера ты его оставил? — Айеро удивленно вскидывает брови, — Только не говори, что сам решил поразвлечься, я бы это сразу учуял… — Захотел и оставил, — огрызается Вентц, мысленно уговаривая Фрэнка заткнуться, — Ты высказал предложение, я поступил иначе, че ты пристал ко мне? — А что ты заводишься? Я просто удивился, — Айеро недоуменно смотрит на Пита, — Ты же не любишь с ними возиться, терпеть не можешь, когда сопротивляются… Так нафига тебе эта шваль, если я в любой момент могу из Мэйкона пригнать кого-то из своих, кто с радостью сделает все, что только пожелаешь… Вентц слетает с тормозов моментально. Он наскакивает на Фрэнка, хватает его за горло футболки и, не давая опомниться, рычит в лицо: — Закрой рот! Он не шваль, ясно тебе?! — Пит отталкивает альфу, от себя, — Все остальное — не твоего ума дело. — Ты совсем охуел? — Айеро таращится на него во все глаза и не понимает, как ему быть — то ли врезать как следует, то ли спасать поехавшего друга и вызывать скорую. Давно у них не было стычек подобных этой, и Фрэнк теряется. Вентц между тем не ждет пока тот определится. Он пятится назад в сторону лестницы и говорит уже тише, но не менее жестко: — Не лезь в это, Фрэнк. Он будет жить у меня, и не спрашивай о причинах. Тебе все равно никогда их не понять.***
Пит видит его сразу, как только заходит в комнату. Патрик сидит на подоконнике и тревожно смотрит на него, притягивая поближе к себе согнутые в коленях ноги. Кровать не тронута, и Вентц понимает, что парень даже не ложился. Альфа стоит у двери и разглядывает его, не в силах оторваться. Эта ночь была бесконечной. Сейчас он отчетливо это ощущает. Пит знает, что выглядит как полный идиот, но не может отказать себе в удовольствии вдоволь насмотреться на него. У Патрика в глазах страх. Он усиливается, стоит парню заметить еще не до конца высохшие пятна крови на одежде альфы, испачканные багровым руки… Вентц замечает, куда тот смотрит, и хмыкает: — Воспитательные работы, ничего сверхъестественного. Я как раз пришел принять душ и переодеться, — невыносимо хочется подойти ближе, снова вдохнуть этот крышесносный запах, но Пит не решается. Прикасаться к нему руками, что по локоть в крови, все равно что святое осквернить. — А ты, как я вижу, так и не спал… — Нет, — тихо отвечает парень. Глаза красные не то от слез, не то от бессонной ночи. Альфе не нравится, ни то, ни другое. Он хмурится, но прямо своего недовольства пока не высказывает. — Ладно, значит днем поспишь, — Пит улыбается как можно мягче, и открывает шкаф, — Ты можешь взять отсюда что хочешь и тоже переодеться. Пока в мое, а там разберемся, — он зажимает подмышкой чистую одежду, — Будь готов. Я закончу, и сразу пойдем. — Что? Куда пойдем? — Патрик едва не сваливается с подоконника и взволнованно смотрит на Вентца, что еле сдерживает смешок. — В столовую. Жалобные стенания твоего живота из коридора слышно, — он все-таки смеется, замечая, как в смущении розовеют щеки омеги, — Давай, собирайся. Альфа идет к ванной, но парень его останавливает: — Постой, — он кусает нижнюю губу, когда тот оборачивается, и несколько тушуется под пристальным взглядом обращенных на него темных глаз, — Скажи, почему? — Почему — что? — интересуется Пит. Футболка противно липнет к телу, и альфа, недолго думая, стаскивает ее с себя, наматывая на кулак. Омега тут же вспыхивает и отводит глаза. — Почему ты не сказал ему вчера про жучок? — осипшим голосом спрашивает парень, проклиная про себя Вентца и его тело, которое так некстати оказалось совершенно потрясающим. — А… вот ты о чем…- как бы не замечая реакции, бесстрастно тянет Пит, — Ну… скажем так. Мне интересно сначала послушать тебя, а у Фрэнка с терпением беда… — С чего ты взял, что я что-то буду тебе рассказывать? — омега снова поворачивается к нему и старается смотреть непосредственно в глаза. Тяжело. Однако Патрик не тот, кого можно сбить с толку одним видом красивого тела. Он быстро ориентируется, едко замечая: — Для того, чтобы трахаться, разговоры не нужны. Столь откровенный ответ вводит альфу в секундное замешательство, бьет под дых и заставляет напомнить себе о том, что этот парень далеко не так прост, как хотелось бы, потому расслабляться не стоит. Впервые в жизни Пит не чувствует себя полноправным хозяином положения, и это странно. Но ход под него сделан, и альфа не оставит его без ответа. — Патрик, я не собираюсь сейчас обсуждать это. Или… быть может, ты уже готов? — секундная пауза… он откидывает вещи на пол и делает несколько шагов в его сторону. Пальцы в кровавых разводах тянутся к жесткому армейскому ремню, и Вентц начинает медленно освобождать его из-под пряжки. Омега смотрит на него диким взглядом, хлопая глазами, но потом быстро овладевает собой, складывает на груди руки и отворачивается. — Иди, мойся, — доносится до альфы хриплый голос, вызывая у того тихий смех. Пит поднимает с пола одежду и, прежде чем открыть дверь ванной, произносит: — Я уже сказал тебе, что ты сам придешь ко мне. Сам все расскажешь, сам ляжешь в мою постель. Просто прими это как данность и перестань задавать ненужные вопросы.***
У здания муниципалитета Атланты с самого утра кипит жизнь. Завершаются последние приготовления к одному из важнейших мероприятий этого года, которое на ближайшие пять лет определит систему функционирования территорий бывшей Джорджии. У дверей, как и полагается, мельтешат журналисты, неважно, что внутрь их никто не пустит — регламент есть регламент. Джерард лежит на газоне в небольшом сквере, находящемся во внутреннем дворе здания, и, подложив руки под голову, перекатывает в зубах сухую травинку. Он наслаждается столь долгожданным покоем в теле, которое последние три дня будто не его было вовсе. Ужасная боль и слабость измотали его физически, но гораздо страшнее была та ломка, которую омега пережил морально. Под действием обезболивающего Джерард сразу же засыпал, но сны его не были спокойными, не дарили такого долгожданного умиротворения и отдыха. В них всегда был он. Альфа окружал его повсюду, словно омега был в комнате, увешанной зеркалами. Его голос звал к себе, отражаясь эхом от стеклянных стен, и Джерард, как умалишенный, метался из стороны в сторону, мечтая найти выход из этого ада, но бесполезно… Он всюду натыкался на него… Просыпался парень весь в поту, со стоном скрючиваясь на постели от вновь нарастающей режущей боли. Откуда-то возникал Хью с очередной дозой лекарства… И снова бред… Снова эти глаза и руки, тянущиеся к нему… Снова омега бьется в своей страшной клетке, словно бабочка, умирающая на игле… И так по кругу. К концу всего этого кошмара у Джерарда уже не остается ни сил, ни каких-либо эмоций. Он погружается в состояние, близкое к наркотической эйфории, когда удовольствие от отсутствия боли настолько сильно, что все остальное попросту становится неважным. Хочется упиваться им бесконечно. Парня не пугает даже факт того, что сегодня Фрэнк с большой вероятностью будет на встрече, увидит его и, конечно же, узнает. Плевать. В присутствии Джареда и других высокопоставленных лиц он не посмеет к нему подойти. Джерард до сих пор отвергает то, что сказал ему врач, но, даже если так, омега сделает все, чтобы Фрэнк никогда не узнал об их истинности. До начала собрания еще полтора часа, и они с Рэем решили провести их в этом сквере, пока внутри шла общая суматоха, и их присутствия не требовалось. Альфа сидит неподалеку, проверяя оружие, и что-то негромко рассказывает Джерарду о последних событиях в части, которые парень пропустил. — Отсутствие генерала сильно чувствуется, — вздыхает Рэй, проходясь мягкой тканью по рукояти пистолета, — Многие задачи пришлось отложить, потому что без его личного одобрения никто не хочет брать на себя ответственность… Ты не знаешь, когда к нему начнут пускать?.. — не дождавшись ответа на свой вопрос, Торо отвлекается от пистолета и смотрит на парня, — Джерард, ты там уснул, что ли? Снова тишина. Рэй подходит к нему ближе и садится на корточки рядом. Точно спит. Альфа усмехается, заметив травинку, которая выпала у друга изо рта и так и осталась лежать на щеке. Торо не может удержаться и подсаживается еще ближе, разглядывая его. Пользуется подвернувшейся счастливой возможностью и позволяет глазам прикоснуться к этому безупречно красивому лицу, огладить высокие скулы, острый небольшой нос с маленькой родинкой на самом кончике, столь желанные, недосягаемые губы… Рэй надеялся, что со временем это пройдет, перегорит, отпустит… Наивный. За этот год стало только хуже. Быть с ним рядом, не имея права рассчитывать на что-то — все равно что медленно сгорать заживо, умирать от жажды, находясь вблизи родника. Альфа болен. Смертельно болен, но нет в мире лекарства, которое спасло бы его от неминуемой гибели. Торо протягивает руку, аккуратно снимая травинку с щеки парня, и замирает, случайно коснувшись его кожи. По кончикам пальцев пробегает электричество, пуская сумасшедшие разряды по всем телу, в груди невыносимо щемит, и сдерживать себя нет больше сил. Затаив дыхание, Рэй разворачивает ладонь и ведет чуть согнутыми фалангами пальцев по мягкой щеке младшего, зачарованно следя за движением своей руки и с трудом подавляя судорожный вздох. Сознание мутится, импульсы, щекочущие нервы, превращаются в оглушительные взрывы, и альфа уже едва не теряет последние нити контроля над собой, когда Джерард вдруг несильно дергает головой, пытаясь избавиться от щекочущего ощущения, слегка морщит лоб и открывает глаза. Рэй вздрагивает, сталкиваясь с зелеными зрачками, отдергивает руку и отшатывается назад, но слишком поздно. Парень успевает все заметить и вскакивает, испуганно глядя на Торо. — Ты что делаешь?! Тот удивленно смотрит то на свою руку, будто не узнает ее, то на Джерарда и сбивчиво бормочет: — Джерард, я не… это не то… это просто… я травинку хотел убрать… Прости, я напугал… но это не то… — Торо несет первое, что в голову приходит, чем бессознательно выдает себя еще больше. Он напуган не меньше друга, причем сразу и тем, что сделал, и тем, что его спалили. Какого черта так вышло?.. Джерард тяжело дышит и бегает глазами по лицу Рэя, пытаясь в своей голове помочь другу найти оправдание. Все, что угодно, самое нелепое и глупое, но главное не то, что оба в эту секунду стараются здесь же похоронить. Закопать как можно глубже, пока никто не увидел, пока осознание не успело погрести их самих под своей беспощадностью. Поглощенный судорожными поисками, омега вдруг замечает, как что-то знакомое мелькает перед глазами. Настолько знакомое, что оттягивает на себя все внимание. Он приглядывается к армейскому жетону, который выпал из расстегнутого ворота рубашки Рэя — тонкую металлическую цепочку оплетает другая, более темная по цвету. Видимо, зацепилась. Но не это главное. На той, второй цепочке висит крестик. Красивый, крайне необычный и потому легко запоминающийся. Джерарду хватает пары секунд, чтобы вспомнить, где он видел точно такой же. Мысли уже бегут вперед, но омега не спешит за ними, потому что… — Рэй… — парень перебивает продолжающего оправдываться альфу. Тот замолкает и непонимающе смотрит на него, — Рэй, что это? — он поднимает подрагивающую руку и указывает на крест. Торо не сразу соображает, что от него хотят, но глаза все равно опускает и смотрит на свою грудь. Он недоуменно хватает жетон и поднимает его на ладони. — Это? — Рэй вопросительно глядит на Джерарда, и тот мотает головой: — Нет, — произносит он на выдохе, — твой крест. Откуда он у тебя? — Крест? — в глазах Торо проскальзывает секундное замешательство, но практически сразу его лицо проясняется. В голосе слышится теплота, когда он отвечает, проведя подушечкой пальца по серебряному распятию, — А, это… Это от родителей. У моего брата был такой же. Ручная работа… таких нет больше… Я хранил его дома, боялся потерять, потому что цепочка сломалась, но недавно решился все-таки отдать на реставрацию… — Рэй, предавшись воспоминаниям, улыбается, но его улыбка сразу же гаснет, когда он поднимает на Джерарда глаза и видит его перекосившееся лицо, — Брайар… что случилось? Тебе плохо? Ты чего побелел весь? Но Джерард не отвечает, он не сводит с креста глаз и пятится назад, неверяще мотая головой. Вспышка за вспышкой в памяти возникает затягивающийся дымом город. Отовсюду звучат выстрелы, огонь лижет стены домов и кроны деревьев, крадется по земле … Среди всего этого ада стоит омега с копной вьющихся пшеничных волос в залитой кровью футболке и… маленький мальчик, испуганно жмущийся к его ногам… Майки… Торо снова зовет его, но Джерард только сильнее крутит головой, ускоряет шаг и, в конце концов, разворачивается, срываясь на бег. Рэй кричит ему вслед, но парень его не слышит. Он, словно громом пораженный, бежит, что есть силы, глотая беззвучный крик. Он погряз во лжи. Позволил ей затянуть себя настолько, что уже не выбраться. Они все повязаны ею. Одна правда повлечет за собой другую, стоит только Рэю узнать, что Майки… Майки… Джерард хочет вопить во все горло, представляя глаза брата, когда тот узнает. Он не простит... Ни за что не простит, осознав, что все то, во что он верил, чем жил и дорожил – одна большая жестокая ложь... … Майки Уэя нет. Ничего больше нет.***
В сумрачном холле главного здания холодно, словно в морге. Не разбирая дороги, Джерард мчится к туалетным комнатам, чтобы забиться в самую дальнюю кабинку, скрываясь от посторонних взглядов. Песочный замок рухнул, реальность не изменить, а распавшийся на крупицы мир уже не собрать, но инстинкт самосохранения гонит вперед и требует спасаться. Перед глазами все плывет и, свернув за угол, омега на полной скорости в кого-то врезается. Раздается глухой удар, шорох падающих папок, а его самого отбрасывает назад. Не удержавшись на ногах, он больно прикладывается задницей о твердый кафель под аккомпанемент отборных ругательств. — Черт тебя дери, щенок! Совсем охренел?! На тебе сержантские погоны, а носишься, как пацан в подворотне! — альфа раздраженно наклоняется, поднимая разлетевшиеся документы, пока Джерард пробует собрать себя с пола, шипя от дикой боли в копчике. Он кое-как встает, держась за ушибленное место и машинально проговаривает: — Прошу прощения, сэр. Виноват, сэр… — не переставая извиняться, он задирает голову, чтобы посмотреть, на кого нарвался… и так и застывает с открытым ртом. Грозно сведя брови к переносице, с покрасневшим от гнева лицом перед ним стоит тот, кого Джерард мечтал и одновременно боялся увидеть все эти долгие семь лет. Прокручивал в голове, какой будет эта встреча… и как именно он его убьет… Все никак не мог решить, сделать это быстро или же, наоборот, заставить мучиться и молить о смерти… И вот, оборотень сам его нашел. А омега стоит, как к полу приросший, и не то, что за пистолет схватиться, он даже рот закрыть не может. Парализовало будто. Фликс тем временем, кинув на него угрюмый взгляд, вдруг тоже замирает. Всматривается в его лицо, прищуривается и внезапно бледнеет. В глазах проносится изумление, а следом за ним зрачки заполняются смятением и растерянностью. — Ты… — безотрывно глядя на парня, он протягивает к нему руку, и Джерард, выйдя из ступора, шарахается назад. Но альфа, не обращая внимания, как привязанный, двигается за ним. Он хватает его за локоть и дергает к себе, впиваясь безумным бегающим взглядом. Парня охватывает паника. Он не может понять, что происходит, каждая клетка его тела буквально кричит от ужаса. Фликс же, кажется, ничего не видит вокруг. Он словно выпал из этой действительности. Айеро крепче сжимает пальцы на его локте и повторяет: — Ты… Альфа боится моргать. Боится, что за эту секунду лицо, которое он мечтал увидеть больше двадцати лет, окажется всего лишь злой шуткой его разыгравшегося воображения. Такой реальной, но все же фантазией… Как он похож… Дьявол, как же похож! Поставь рядом и не отличишь… Глаза только зеленые, а у Люка голубые были… В остальном же — точная копия. Он как будто снова стоит перед ним там, посреди ромашкового поля и смеется так открыто, так звонко… Ветер играет с его темными волосами, тонкие пальцы скользят по лицу, убирая блестящие на солнце пряди, и Фликс не может налюбоваться этой картиной. Очарованный, он подходит ближе… — Не трогайте меня! — вскрикивает Джерард, пытаясь высвободить руку, и во взгляд Айеро возвращается осмысленность. Он опять встряхивает парня и хрипло спрашивает: — Скажи мне, кто ты? — Отпустите! — требовательный тон Фликса вгоняет омегу в истерику, прикосновения приносят боль, отчего он начинает вырываться еще активнее. — Как тебя зовут?! — едва не рычит альфа, не выпуская его локтя из пальцев и впиваясь ими в гладкую ткань форменной рубашки, — Откуда ты?! — Местный он, отстань от парня, — звучит голос из-за спины Айеро, и тот, скрипнув зубами, медленно оборачивается, немного ослабляя хватку. Берт, крутя на пальце ключи от машины, стоит в паре метров от них и с полуулыбкой на губах принимает жесткий взгляд Фликса. Он лениво жует жвачку, но тело напряжено, а свободная рука в любую секунду готова выхватить из кобуры пистолет. Джерард пользуется моментом и, вывернувшись, спешит уйти прочь. Айеро запоздало поворачивается обратно и смотрит ему вслед. Понимая, что упустил, он зло дергает скулами и подходит к Берту. — Кто он? — игнорируя иронию в глазах мужчины, прямо спрашивает альфа. — А тебе какое дело? Занимайся своими бойцами, наши тебя никоим образом не касаются, — он прячет ключи в кармане брюк, и безмятежно продолжает смотреть на теряющего терпение Фликса. — Кто он, я спрашиваю? — еле сдерживаясь, шипит Айеро. — Племянник Брайара, — Берт довольно наблюдает за тем, как затухает вызов в глазах альфы, как он слегка морщит лоб, а на лице появляется некоторое замешательство, — Ответ исчерпывающий? — У генерала есть племянник? — Фликс задирает бровь и прищуривает глаза, — Не знал… — Аж два, — хмыкает Берт, — И я не буду спрашивать, нахрена ты прикопался к старшему, потому что, думаю, нам сегодня есть о чем поговорить помимо семейных дел Роберта. Раз я удовлетворил твое любопытство, предлагаю прекратить тратить время и подняться наверх. Айеро ничего не остается, как согласиться. Этот идиот прав. Сейчас политические вопросы — главное. Но потом… Потом он все о нем узнает. Прошерстит всю подноготную и не успокоится, пока своими глазами не убедится в том, что этот сержант не имеет никакого отношения к Люку.***
— Сегодня вряд ли вернусь, скорее всего отец захочет обсудить итоги встречи, — Фрэнк стоит рядом со своей машиной и недовольно изучает совсем свежую царапину на двери мустанга, — Так что все вопросы оставляем до завтра. Тебе тоже не мешает отдохнуть, ты что-то заигрался со своим рыцарством. Айеро, недовольно цыкнув на поврежденную краску, выпрямляется и с ухмылкой смотрит на друга. Тот сидит на старой шине, выводя пальцем какие-то иероглифы на своей коленке, и глядит в пустоту. После того выпада Вентца они два дня не разговаривали, передавая через солдат сообщения друг другу, пока Фрэнку это не надоело, и он решил прекратить заниматься ерундой. С Питом было что-то не так, альфа видел это, поэтому долго злиться на него не мог. К вечеру второго дня он буквально силком затащил друга в свою комнату, насильно усадив его напротив себя и вручив стакан. Бутылка виски подействовала безотказно. Уже спустя полчаса Вентц, в стельку пьяный, изливал такому же косому Фрэнку душу. Еще спустя минут тридцать Айеро сидел на подоконнике, удерживая стоящего на нем же Пита за край футболки и заплетающимся языком методично приводил аргументы, почему прыгать сейчас из окна — не самое лучшее решение, на что Вентц резонно заявлял, что если даже омега не принимает его и все еще упирается, то нет смысла жить эту собачью жизнь… Потом они еще какое-то время сидели голова к голове и пели какие-то сопливые песни… Правда Фрэнк на следующий день утверждал, что ничего подобного не было, и Пит все придумывает, но как бы то ни было, на утро оба проснулись с трещащей на все лады головой и стойким запахом перегара. Вентц не решился в таком виде показываться на глаза Патрику, и весь день носил ему еду под дверь, спешно удаляясь, как только тот выходил, чтобы забрать поднос. — Думаю отвезти его сегодня в Атланту, — медленно произносит Пит и переводит на Фрэнка совершенно измученный взгляд. Омега с ним почти не разговаривает, то притворяясь спящим, то отделываясь лишь парой фраз. Вентц никак не может понять — почему тот ведет себя так отстраненно и равнодушно, если у него самого от одного только вида Патрика душа из тела вылетает. Ведь и он должен его чувствовать… Альфа вздыхает: — Возможно, на него так эта обстановка действует, и он не может расслабиться… — Да блин, — Айеро закатывает глаза, — Я еще раз тебе повторяю, что ты на почве долго воздержания поехал головой и сам все себе придумал. Никакой он не особенный, самый обыкновенный, а его невъебенность только в твоей голове. Но мысль неплохая, — быстро добавляет он, поймав на себе недовольный взгляд, — попробуй, может, твой ледяной принц оттает, наконец, и подпустит тебя к себе, — Фрэнк криво улыбается и садится в машину, заводя двигатель, — Если же нет — свисти, захвачу из Мэйкона тебе подарочек. Пит с кислой улыбкой поднимает руку и показывает другу средний палец. Тот смеется, надевает солнцезащитные очки, и, шутливо козырнув из-за ползущего вверх тонированного стекла, давит на газ.***
В состоянии, близком к помешательству, Джерард вбегает в лифтовой холл. На удивление, помещение оказывается пустым, но для омеги это не имеет никакого значения. Еле дождавшись, когда створки лифта откроются, он забегает внутрь и со всей силы давит на кнопку подземного этажа… Самого последнего и самого безлюдного… Ничего не видя перед собой, с какой-то неестественной отрешенностью, Джерард ощупывает пояс брюк, разочарованно закусывая нижнюю губу, когда не находит на нем кобуры. Пистолет вместе с кителем так и остался лежать на траве в том сквере. Лифт останавливается, открываются двери, но омега не выходит. Он стоит, не двигаясь, и смотрит себе под ноги. Немного подождав, створки едут обратно, но закрыться не успевают - какой-то служащий с большой коробкой в руках в последний момент втискивает между ними носок ботинка. — О, какое счастье, что я успел! Молодой человек, вы не нажмете на двадцать четвертый? — мужчина с улыбкой поворачивается к Джерарду, но, наткнувшись на его совершенно невменяемый взгляд, бормочет что-то вроде «извините» и с опаской отходит в противоположный угол лифта, сам кое-как дотягиваясь до кнопки. Цифры на табло неспешно перескакивают друг за другом, отсчитывая этажи. Джерард равнодушно следит за загорающимися огоньками, сигнализирующими о том, что они поднимаются все выше и выше, и неожиданно понимает, что ему нужно делать. Когда мужчина, бросив на него боязливый взгляд, наконец, выходит, омега тут же жмет на самый последний этаж, где находится конференц-холл и выход на крышу.***
Сердце гремит так, что все мысли в голове испуганно бросаются в рассыпную. Они шумят, роятся, в панике кидаясь кто куда, оставляя разум абсолютно пустым. Джерард без оглядки идет по коридору широким шагом, глядя четко перед собой, и нетерпеливыми движениями расслабляет на шее тугой черный галстук. Не останавливаясь, с перекошенным от отчаяния лицом, он проносится мимо недоуменно застывшего Джареда, что стоит вместе с Заком у входа в зал для совещаний и допивает свой кофе. — Джерард! — Лето, заранее находясь на стороже, за секунду соображает, что в том направлении только одна дверь, и внутренний голос подсказывает, что именно туда омега и идет. Нехорошее предчувствие шевелится в груди, и альфа втискивает кружку в руки сына, срываясь за парнем, — Идиот, стой! Джерард, слыша свое имя, переходит на бег и вылетает на пожарную лестницу. Шагая через ступеньки, он спешит наверх. Крики Джареда за спиной только подгоняют, не дают ни на секунду опомниться, сводя все сознание к одной единственной цели — успеть. Омега толкает со всей силы дверь, что поддается не сразу, и преодолевает последнее препятствие, отделяющее его от пути в бесконечность. Оказавшись на крыше, он не тратит больше ни секунды, сразу кидаясь к парапету. Однако, уже взобравшись на него, Джерард вдруг медлит, оторопев от бездны, открывшейся перед ним, и этого мига Лето хватает. Он, подскочив к парню сзади, хватает его поперек живота и оттаскивает на безопасное расстояние от края. Джерард сначала бьется в его руках, вопит, вырывается, но альфа сильнее. Хоть и с трудом, но ему, в конце концов, удается подавить истерику, и омега безвольно повисает на его руках, уставившись в одну точку и затихая… ... — Мистер Лето, зачем жить, когда вокруг тебя один мрак? Когда с каждым днем становится только хуже, и ты понимаешь, что мир, в котором живешь, никогда уже не будет прежним? — тихо бормочет Джерард, пока альфа, удерживая за плечи, ведет его в свой кабинет. — Парень, о чем ты? — тихо смеется Джаред, — Мир меняется каждую секунду, он всегда другой, всегда не тот, что был мгновение назад… Жизнь невозможно предсказать, невозможно угадать… Она состоит из миллиона цветов и оттенков, огромного количества случайностей и хитросплетений. Сегодня одно, завтра другое. Но знаешь, что главное? — он, по привычке, ерошит волосы на голове омеги, — Если не в наших силах контролировать ее ход, то это вовсе не значит, что мы не можем повлиять на свое собственное движение в ней. Тьма будет сгущаться ровно до тех пор, пока ты сам будешь позволять ей это делать. Начнешь бездумно барахтаться и в панике сопротивляться течению — оно тебя проглотит, как только закончатся силы. Но, если ты отдашься ему, оценишь обстановку с холодной головой, то увидишь массу возможностей для спасения. Мужчина открывает дверь, с радостью отмечая, что Джерард выглядит уже гораздо бодрее, нежели чем десять минут назад. Омега проходит за альфой в кабинет, но почти сразу смущенно тормозит, заметив сидящего в кресле с телефоном в руках Зака. Парень всего на четыре года младше, и показывать перед ним свою слабость весьма стыдно. — Проходи, не стесняйся, — Лето рукой подзывает его к себе, — Я тебе сейчас плесну грамм сто — напиться не напьешься, но нервы поправишь. Вообще знаешь, — он с характерным хлопком достает пробку из бутылки с коньяком, — многие через это проходили, не ты один. — Вы про что? — негромко спрашивает Джерард, следя за тем, как альфа небрежным движением наполняет на треть стеклянный бокал. — Про поиск смысла жизни и его отсутствие, — усмехается Лето, — Я тоже в девятнадцать лет, когда внезапно остался один у руля огромного города, едва не пустил себе пулю в лоб. Думал, что не потяну и что лучше умру, чем опозорюсь. Но потом так разозлился на себя… и вдруг понял, что мне выпала редчайшая возможность прожить жизнь именно так, как я хочу. Создать город таким, каким я его вижу, постараться сделать жителей Атланты счастливыми. Словом, любая проблема таковой является до тех пор, пока ты не посмотришь на нее под другим углом. У всего в мире есть обратная сторона. Закон гармонии, — Джаред берет бокал за ножку и протягивает его омеге, что стоит и слушает его, раскрыв рот. Джерард обожает с ним разговаривать. После общения с альфой всегда будто крылья за спиной вырастают. Он умеет сделать так, что откуда-то появляются силы и желание со всем справиться. Они еще несколько минут болтают о том о сём, и когда на лице у омеги начинает все чаще появляться улыбка, Лето удовлетворенно кивает: — Ну вот, ожил, слава тебе господи. Все, давай, марш в зал, — он смотрит на часы, — Вон, пять минут всего осталось. И на эти два часа — никаких посторонних мыслей, будь внимателен к тому, о чем мы будем говорить. — Да, сэр, не волнуйтесь. Я уже в порядке, — и Джерард даже почти не врет. В теле ровной волной разливается приятное тепло, разгоняя окутавшую его промозглую тьму. Лето прав, он — сам хозяин своей судьбы, и настало время это продемонстрировать. Себе в первую очередь. Омега улыбается и, подмигнув Заку выходит в коридор. — Отец, — альфа поднимается с кресла и убирает телефон, — а почему ты мне никогда не рассказывал про тот случай? — Какой случай? — вопросительно смотрит на сына Джаред, собирая в папку необходимые бумаги. — Ну, как ты хотел застрелиться, — осторожно поясняет Зак. Лето отрывается от своего занятия и хмыкает: — Да не было ничего такого. Я выдумал это, потому что не хочу, чтобы он сломался, — альфа возвращается к бумагам, — Хотел его поддержать и дать понять, что все мы люди. Что давать слабину порой — нормально. Джерард — сильный парень, он поражает меня с каждым годом все больше, но ему не хватает гибкости, он слишком многого от себя требует… — Лето поднимает голову и смеется: — Ну что ты на меня так смотришь? Хочешь сказать — врать плохо? Знаю, но… — Я восхищаюсь тобой, отец, — с улыбкой произносит Зак, — И горд быть твоим сыном…***
— Итак, раз все в сборе, то, думаю, можем начинать? — Джаред садится во главе длинного стола и окидывает быстрым взглядом присутствующих, — Я предлагаю обойтись без длинных речей о важности нашей с вами сегодняшней встречи, однако хотел бы поблагодарить каждого из вас за огромную работу, которая была вами проделана за эти пять лет. Кроме того, хочу выразить надежду, что мы и дальше продолжим сообща достигать поставленных целей ради комфортной и мирной, я подчеркиваю, — Лето глядит прямо на Фликса, что расположился с противоположного конца стола, и с задумчивым видом смотрит куда-то слева от него, — мирной жизни наших людей. Джерард сидит за столом рядом с Рэем и с усердием записывает все, что говорит Лето. Он по несколько раз обводит уже написанное, ставит какие-то галки и ненужные пометки, подчеркивает то прямыми, то волнистыми линиями предложения — короче, занимает себя как угодно, только бы не поднимать головы. Омега кожей чувствует две пары глаз, обращенные на него, и точно знает кому они принадлежат. Один раз он все же собирается с духом и, как бы невзначай, кидает безразличный взгляд в сторону Фликса с Фрэнком. Отец, к удивлению парня, рассматривает его как-то заинтересованно, но вот сын… сын буквально кожу живьем сдирает. В ореховых зрачках Фрэнка сверкает сталь, и Джерард физически ощущает ту злость, которой горит альфа. Омега уже слышит треск лопающихся мышц, видит, как в крошку рассыпаются собственные кости под смертельным взглядом… — Вот же сука, — шипит Фрэнк сквозь зубы, — Так и знал, что наврал. — Что ты там бормочешь? — Фликс поворачивает голову и недовольно смотрит на сына. — Вон, с Торо рядом, — альфа презрительно кивает на Джерарда и ядовито ухмыляется, — Околачивался несколько дней назад на дороге рядом с базой. Заблудился, говорит. — Да что ты? — равнодушие старшего как рукой снимает, а губы растягиваются в хищном оскале, — Как интересно… Значит, мистер базой нашей интересовался… И что же? Фликс сразу понимает, что парень вряд ли шпионил. Уж слишком явно, если сын так просто его обнаружил. Тут что-то другое. — Да ничего, — Фрэнк с раздражением хрустит костяшками пальцев, — Мне нечего было ему предъявить в тот раз, пришлось отпустить. А теперь оказывается, что эта дрянь — сержант армии Атланты. Еще и явно является кем-то и приближенных… Из «Эпсилона», скорее всего, раз при Торо… — альфа вдруг замолкает и, сузив глаза, произносит: — Погоди… погоди, я, кажется, понял! Это же… — Господа, — громкий голос Джареда прерывает их беседу, и Фрэнк выпрямляется, усмехаясь про себя своему неожиданному открытию, — Прежде, чем мы обсудим основные стратегические направления нашей деятельности, предлагаю провести традиционное голосование, которое поможет сразу определиться с руслом, в котором пойдут наши дальнейшие переговоры. Прошу. Начнем с центральной части и дальше по мере удаления к границам. Один за одним, главы городов начинают высказывать свои позиции и передавать Джерарду карточки. Белая — за изоляцию, черная — против. Чем дальше двигается голосование, тем больше растет недоумение на лице Джареда. Почти половина выступивших, вслед за Мэйконом, от которого другого и не ожидалось, придерживались позиции против привычной изоляции, настаивая на объединении штата и возврату к той схеме его функционирования, которая была до катастрофы. — Вы вообще, понимает, о чем говорите? — Лето негодующе переводит взгляд с одного альфы на другого, — Объединение штата означает избрание губернатора, как это было до Великого молчания. Однако между теми, кто жил тогда, и нами — огромная пропасть! Возможно, когда-нибудь мы и придем к этому, но сейчас, несмотря на высокое технологическое развитие, уровень наших взаимоотношений едва ли отличается от средневековья. Выборы повлекут за собой гражданскую войну! — И тем не менее, мы не можем больше стоять на месте, — решительно заявляет Роджер, — Мариетта достигла бы гораздо большего развития, если бы могла открывать свои машиностроительные заводы и в других крупных городах тоже! Изоляция ограничивает нас… Уголки губ Фрэнка дергаются в сдерживаемой улыбке, и он косится на отца. Тот, продолжая сидеть с невозмутимым видом, опускает руку под стол и показывает сыну большой палец. Все идет как надо, что не может не радовать, однако Фрэнк не расслабляется. Еще осталось несколько человек, среди которых Райан Уикс, по чьему непроницаемому лицу так и не ясно — удалось Даллону убедить его встать на их сторону или нет. — Хорошо, — глухо произносит Джаред, — С центральной частью понятно. Что скажут границы? Уикс, не хочешь начать? Повисает пауза. Фрэнк поджимает губы и стискивает в пальцах карандаш, исподлобья глядя на Райана. Тот, наконец, шумно вдыхает, откидываясь на спинку кресла, и произносит: — Честно говоря, изолированный статус меня вполне устраивает, — слышится несильный треск, когда у Фрэнка в пальцах ломается карандаш, но на это никто не обращает внимания, сконцентрировавшись на речи главы Огасты, — Однако… — он снова выдерживает паузу и смотрит прямым взглядом на Лето, — Я не могу не согласиться с тем, что если мы не начнем движение к изменениям сейчас, то в скором времени можем изжить сами себя. Мы тратим больше, чем получаем. И это касается не только Огасты. Ресурсы не вечны, потребности могут измениться, и что тогда? — Райан, я не верю своим ушам. То есть, хочешь сказать, что и ты… — Джаред ошарашенно глядит на своего давнего друга, который всегда поддерживал идеи столицы. — Огаста голосует против, — заканчивает за него Уикс и поднимает черную карточку. Фликс на этих словах удивленно вскидывает брови, тогда как Фрэнк, наконец-то, всем доволен. Умница, Даллон. Не подвел-таки. Лето между тем не может понять, что происходит. Конечно, городов, выступающих против суверенитета все еще меньшинство, но разрыв минимальный. Такого раньше никогда не случалось. Даже если сейчас он выиграет, все равно ситуация непонятная и оттого крайне тревожная. Джаред уже обдумывает свою речь, с которой выступит после того, как голосование закончится, когда последний из альф озвучивает свою позицию и отдает карточку Джерарду. Тот, еще раз пересчитав их, поднимает белую. Изоляция одержала победу.***
Затянувшиеся переговоры заканчиваются и, вконец уставший Лето, объявляет о завершении официальной части, приглашая всех пройти в банкетный зал, где по традиции устраивается фуршет. Джерард, воспользовавшись общим оживлением, сбегает в туалет этажом ниже, чтобы дать себе несколько минут передышки. Он брызгает в лицо холодной водой, но остудить пылающие от напряжения щеки практически не удается. Хуже всего то, что взять и просто уйти он не может, так как вместе с Рэем обязан до самого конца сопровождать Джареда, а следовательно, придется терпеть и тех двоих. Омега решает, что будет везде следовать за Лето и стараться держаться как можно ближе. Немного придя в себя, Джерард делает пару глубоких вдохов, заправляет за уши выпавшие из-под резинки пряди волос и выходит из туалетной комнаты. Он успевает сделать всего пару шагов, когда из-за спины внезапно доносится: — Стоять! Джерард цепенеет. Сжимается весь внутри от звука этого голоса, а в следующий момент уже задыхается от любимого-ненавистного запаха. Рассудок кричит, что нужно бежать, но тело ему не подчиняется. Парень стоит, не находя в себе сил обернуться, и просто ждет, когда смерть доберется до него сама. Сама настигнет, вонзит клыки в податливую плоть и выпотрошит, разметав ошметки по белым стенам. Омега слышит, как чудовище медленно подкрадывается, ступая тихо-тихо, как останавливается сзади, совсем близко… Джерард закрывает глаза и судорожно сглатывает, ощущая его опаляющее дыхание на своей шее. — Думал сбежать от меня, гаденыш? — приторно сладким голосом произносит ему в самое ухо Фрэнк, — Не выйдет. Я узнал тебя, дружок.