***
Торо стоит посреди кабинета Джареда и тупо смотрит на лежащий на ладони погнутый, оплавившийся жетон. Фамилия с инициалами. Личный номер. Группа крови. Итог неполных двух недель поисков. Он проводит большим пальцем по неровным краям когда-то гладкого металла и поднимает помутневший взгляд. — Мне жаль, Рэй, — Лето, непривычно сгорбившись под грузом свалившегося на них страшного известия, опускает голову. Здесь же чуть поодаль стоит Берт и с нечитаемым выражением на лице смотрит в окно. — Я не понимаю… — Торо сглатывает вязкий комок, образовавшийся в горле, и с трудом разлепляет губы, чувствуя, как начинает вскрываться старая рана, — Как это вышло? Джаред вздыхает, запуская пальцы в волосы, и печально произносит: — Кто бы теперь знал… Твоя машина почти полностью выгорела, а камер на том участке нет. — Где… — Рэй напрягает мышцы, заставляя себя держаться, хотя хочется кричать во всю глотку, — Где это случилось? — он не может поверить, что все это происходит в реальности, хоть в его руке сейчас и лежит доказательство, которое говорит само за себя. — Где-то под Мэйконом, и я никак не могу понять, как он там оказался… Берт медленно отворачивается от окна и безразлично замечает: — Смотри на мир реально и перестанешь недоумевать. — Никто ничего не знает наверняка, поэтому, будь так добр, прояви уважение, — Джаред мечет в младшего грозный взгляд, на что тот лишь равнодушно пожимает плечами. Рэя слова Берта приводят в бешенство. Пусть все факты, что обнаружились за эти дни, свидетельствуют не в пользу друга, но Торо отказывается принимать их. Единственный, кому бы он поверил — сам Джерард. Только если бы тот лично пришел к нему и своим собственным ртом подтвердил все это. Однако теперь он уже больше не придет. Никогда. — Разрешите мне сообщить его семье, — альфа смотрит в стену мимо Лето и торопится закончить разговор, чувствуя, что гнев начинает разгораться все сильнее с каждым новым ударом сердца. Сейчас он ни на грамм не может поручиться за свою выдержку. — Я прошу тебя сделать это, — Джаред благодарно кивает и кладет руку на его предплечье, — Скажи им, что все вопросы с похоронами я беру на себя. Завтра в девять. Не к чему тянуть. — Завтра?! — оторопело переспрашивает Торо, — Как завтра?.. А прощание? Они не успеют… — Не с кем там прощаться, Рэй, — мрачно отвечает Джаред, отводя глаза, — Сказал же — сгорело практически все. Вот, — он берет со своего стола пакет и протягивает его альфе, — здесь табельное, его нужно списать, и еще кольт, — Лето делает паузу, и его взор немного затуманивается, когда он вспоминает, как переживал за этот пистолет в их самую первую встречу тогда еще совсем юный Джерард, — Я думаю, будет правильным отдать его Майки. Это все-таки память об их отце.***
Машина уже ждет у входа, но Рэй так и сидит в полутемном помещении для хранения оружия перед открытой дверцей шкафчика, где на держателе висит снайперская винтовка Джерарда. Альфе нужно забрать ее, чтобы вместе со всем остальным снаряжением сдать под списание, но он никак не может решиться взять ее в руку. Друг обожал свое дело и, если что и ассоциировалось с ним больше всего в этой жизни, то это его оружие, поэтому пока винтовка, оставленная Джерардом, все еще на своем месте, можно немного оттянуть время и создать иллюзию того, что все по-прежнему. Рэй прикрывает глаза, и первая тяжелая слеза скатывается по его щеке. Боль такая, что кажется, он сам умирает. Корчится, сидя с разодранной грудью, истекая кровью, и молит о том, чтобы ему вернули его сердце обратно. Но никто не слышит, никому нет дела, потому что все знают, что оно погибло, что не выдержало этого мира и перестало биться. Альфа потерял его навсегда. Рэй все еще не верит. Он представляет, как Джерард вдруг войдет эту дверь, что находится у Торо за спиной, привычно окликнет его и хлопнет ладонью по спине, а потом неспеша подойдет к шкафчику и лениво закинет винтовку на плечо, перед тем любовно огладив ребристый ствол ладонью… Соленая капля затекает меж плотно сомкнутых губ, и альфа, поджав их, проглатывает ее. Не будет. Такого никогда больше не будет. Рэй болезненно рычит и что есть силы бьет по дверце. Та с грохотом хлопает о железо и отскакивает обратно, а Торо закрывает лицо руками, крича внутрь себя. Он старается воспроизвести в голове голос Джерарда до мельчайших интонаций, чтобы запомнить навсегда. Он почему-то вдруг страшно боится забыть его. Проснуться в один прекрасный день и осознать, что не помнит, как тот звучит. Альфа сейчас все бы отдал, лишь бы еще один единственный раз услышать свое имя, им произнесенное. Рэй не успел. Он так и не успел сказать ему о своих чувствах. Хотя, вот это, может, и к лучшему. Друг ушел без этой ненужной тяжести на плечах, ушел, не зная о его предательстве. Торо проводит жесткими ладонями по лицу и резко поднимается. Стараясь больше ни о чем не думать, он хватает винтовку и чехол со снаряжением для нее, закрывает шкаф на ключ и выходит из помещения. Заскучавший за баранкой бронированного джипа сержант приободряется при виде идущего в его сторону командира и выскакивает наружу, отдавая честь. Рэй коротко ему кивает, открывает багажник и кладет туда сумку, поверх нее винтовку, а также пакет, который получил от Джареда. Подумав немного, он открывает его и запускает внутрь руку, доставая кольт. Рэй прячет пистолет за пазуху, хлопает тяжелой дверцей багажника и забирается в машину. Сначала он сообщит Брайарам, а потом уже сделает все остальное. Дорога занимает минут тридцать, но альфа ее практически не замечает. В мыслях беспорядочно всплывают обрывки воспоминаний, однако Рэй не пытается как-то удержать их или восстановить хронологический порядок. Он просто позволяет им кружить сплошным потоком, потому что важны и необходимы все до единого. Ценно абсолютно каждое. Джип тормозит у мощенной плиткой дорожки, и Торо выходит из него, оставляя сержанта снова в ожидании. В кулаке зажат жетон, а у груди покоится твердый холодный металл. Рэй быстрым шагом идет вперед, не дает себе медлить, не желает оттягивать тяжелый момент. Проходит минута, две... И вот он уже стоит перед Брайарами с раскрытой ладонью, силясь хоть что-то сказать, но, в итоге, так и продолжает молчать. Да и что говорить, все и так понятно без слов. Жетоны не возвращаются без хозяина просто так. Хью, осев на пол и уткнувшись в собственные ладони, рыдает, а Боб неподвижно стоит с бледным каменным лицом и тоже молчит. Он протягивает руку, забирает у Рэя жетон и смотрит на него, перебирая в пальцах. Горький запах боли висит в зале, удушает, высушивает голосовые связки. Неизвестно сколько времени проходит, когда Боб, наконец, хрипло проговаривает: — Глупый мальчишка. Что же ты наделал… Ты должен был хотя бы пропустить вперед меня. Хью воет у его ног еще громче и, торопливо поднявшись, с надрывным плачем уходит прочь из гостиной. Боб мужа не останавливает. — Похороны завтра в девять на центральном кладбище, — тихо сообщает Рэй и, заметив недоумение на лице Брайара, спешит добавить: — Джерард — солдат… — он запинается и еле слышно давит из себя: — Был солдатом спецназа, поэтому полагается официальная часть, почести за заслуги… ну, вы сами знаете, командир… Мистер Лето сказал, что все организует сам. — Самонадеянный идиот, — сипит Боб, однако на злость сил не хватает. «Был». Это слово лавиной прибивает к земле, прокатывается, делая незначимым все остальное. — Мы можем хотя бы попрощаться с ним наедине? — Насколько я понял, — Рэй беспомощно прячет глаза, зная, что сейчас нанесет еще один болезненный удар, и кивает на жетон: — Это — единственное, с чем мы можем попрощаться. Он отворачивается, а Боб обессилено прикрывает глаза, окончательно убитый последним выстрелом. Снова тишина. — Я понял, Рэй, — все, на что в итоге хватает Брайара, — Я понял. — Тут еще… — Торо лезет под куртку и достает оттуда такой знакомый Бобу кольт, — Мистер Лето попросил передать это Майки, но… я… я не знаю, как сообщить ему о том, что его брат погиб… Мужчина хмурится и только собирается что-то ответить, как вдруг раздается срывающийся возглас: — Что?! Альфы резко оборачиваются на голос и замечают у входа мальчика. Дверь была приоткрыта, поэтому никто не заметил, как он вернулся с улицы. — Майки… — Рэй с Бобом говорят на выдохе практически одновременно, растерянно кидая друг на друга взгляды. — Что ты сказал только что, Рэй?! — омежка подходит ближе, заломив брови, и шокировано смотрит на альфу. Сознание до конца еще не успело обработать информацию, но на глазах уже показались слезы. — Майки, подожди, я… — Торо даже не знает, что хочет сказать, но ребенок уже на него не глядит. Он замечает кольт брата у альфы в руке и столбенеет. Его глаза расширяются, рот приоткрывается, а грудь начинает глубоко вздыматься. Он в ужасе смотрит на пистолет, рефлекторно тянет руку и внезапно истошно кричит, выбивая оружие у альфы из ладони: — Нет! — по щекам градом текут слезы, и он дергается назад, уставившись на отлетевший кольт, как на чудовищного монстра, — Этого не может быть, нет! — Майки, я прошу тебя, успокойся! — Боб кидается к нему, но тот отпрыгивает от него, как от огня. — Я не верю, мой брат не мог! Он не умер! — мальчик бьется в истерике, не подпуская к себе никого, — Не умер, слышите?! Ему не нужен никто из них. Ему нужен Джерард. Ведь он обещал, что всегда будет с ним… что если когда-то уйдет, то обязательно заберет его с собой! Горе обрушивается на хрупкие плечи, а внутри все рвется и разлетается на части. — Джи! — визжит он изо всех сил, еле держась на ногах, и в следующий момент тонет в крепких руках Рэя.***
Асфальт плавится под шинами черного мустанга, который летит едва ли не на максимальных для себя скоростях, наполняя ревом простирающиеся по обе стороны от хайвея поля. Фрэнк лишь изредка отпускает стрелку и возвращает ее в вертикальное положение, объезжая в темноте редкие попутки. Руки спокойно лежат на жестком кожаном руле, будто не они вовсе контролируют раздирающего ночной воздух зверя. Альфа провел на базе почти неделю. Почти неделю практически не покидал своего кабинета, на пару с Вентцем готовя штурм колонны фур, груженых оружием для Атланты. Почти неделю изо дня в день он пытался убедить себя в том, что не считает часы и мысленно не подгоняет сегодняшний день, мечтая побыстрее вернуться обратно в Мэйкон. Удачно завершившаяся несколько часов назад операция пьянит. В венах — не кровь, а сорокаградусная жижа, что заставляет Айеро бросить все и на ночь глядя выгнать шелби на темный хайвей. Вряд ли Фрэнк сейчас адекватно оценивает свои действия. Он и не пытается. Пока в голове вопросов больше, чем ответов, альфа его не отпустит. И это единственное, что он четко осознает. Пусть рядом с ним опасно, но только находясь поблизости у Фрэнка есть шанс во всем разобраться. Монета крутится, пока еще удерживается на ребре, но в любой момент неустойчивое равновесие может нарушиться. Риск. Его любимый жанр. Съезд на Мэйкон ярко освещен, и Фрэнк резко выкручивает руль. Еще несколько десятков километров остаются позади, когда перед ним появляются знакомые очертания особняка. Не задумываясь, альфа выставляет звук выхлопа тише, чего раньше никогда не делал, но в данную секунду рука тянется к клавише сама собой. В окнах в этот час ожидаемо темно, однако, уже войдя в дом, Айеро замечает тусклую полоску света, тянущуюся из длинного коридора. Фрэнк осторожно, стараясь не шуметь, идет в сторону кухни, но буквально сразу же понимает, что его аккуратность излишняя. Он может сейчас хоть бегом бежать, свалив по пути пару ваз — в шуме гудящей кофемашины этого всего все равно не будет слышно. Альфа подходит к неплотно закрытой двери и приоткрывает ее, тут же невольно улыбаясь. Общий свет выключен, горит только небольшой светильник на стене, и в его теплом оранжевом свете, прислонившись животом к барной стойке, с книгой в руке стоит Джерард. Едва касаясь, он водит пальцами по гладкой пластмассовой крышке кофемашины и, очевидно, крайне увлечен тем, что читает. Запах кофе наполняет помещение, с ходу ударяя в нос, из чего Айеро делает вывод, что та порция, которая бурлит в утробе аппарата, далеко не первая. Он хмыкает и подходит ближе. Джерард вздрагивает, чуть не выпускает книгу из рук, вовсе не ожидая появления перед собой пустой кружки. Омега резко вскидывает голову и глядит на Фрэнка, что с невозмутимым видом поднимает на него глаза и, поставив чашку, убирает руку в карман черных военных штанов. Его взгляд меняется стремительно быстро. Ореховые зрачки, еще секунду назад наполненные чем-то, что Джерард постоянно пытается поймать, но не успевает, как и всегда затягиваются глухой тьмой. Парню кажется, что вот-вот мрак выйдет за пределы радужки и окрасит саму склеру в черный. А потом… потом альфа набросится на него и сожрет, как в той манге, что Джерард читал пару лет назад. Омега морщится про себя, представив эту картину, но разыгравшееся воображение весьма кстати перебивает образовавшийся внутри тела и сознания ступор. К внезапным появлениям Фрэнка привыкнуть невозможно. Он каждый раз меняет правила игры в тот самый момент, когда Джерард расслабляется и теряет бдительность. Омега медлит. Молчит, затягивая паузу до тех пор, пока немое давление со стороны альфы не становится невыносимым. Парень сжимает пальцами корешок книги и косится на стоящую перед ним кружку. Где-то внутри слабо копошится возмущение, а иррациональная обида снова начинает просачиваться наружу. Жалкий. Фрэнк назвал его жалким. Кофемашина издает характерные щелчки, сообщая о готовности, чем привлекает к себе внимание омеги. Секунда уходит на то, чтобы собрать последние остатки гордости и, нацепив на лицо безразличное выражение, Джерард забирает свой кофе. Даже не взглянув больше в сторону пустой кружки альфы, он отходит к столу. Айеро провожает его удивленным взглядом, наблюдает за тем, как тот забирается с ногами на стул и кутается в объемную серую толстовку, сразу же утыкаясь в книгу. Фрэнк растерянно вытаскивает руку из кармана и берет чашку со столешницы. Он зачем-то заглядывает сначала в нее, потом снова смотрит на парня, что в этот момент переворачивает новую страницу и устраивается поудобнее на жестком сиденье, и, наконец, с нескрываемой беспомощностью переводит взгляд на кофемашину. Альфа, который с завязанными глазами за секунды может разобрать и собрать любой автомат, к обычной бытовой технике оказывается совершенно неприспособленным. Где бы он ни находился, кофе ему всегда подавали. Пойти, разобраться как он там делается, необходимости не возникало, а следовательно, не заслуживало и того, чтобы тратить на это ценное время. Однако Джерард свой ход в их импровизированной партии сделал, и теперь очередь за Айеро. Фрэнк негромко вздыхает, упирается о стол локтями и принимается изучать кнопки на панели кофеварки. Куда здесь жать — вообще не понятно, и он наобум тыкает во все подряд. Толку — полный ноль. — Ебучая херня, — шипит альфа, когда очередная кнопка никак не реагирует, — кто вообще до такого додумался?! Джерард отводит книгу в сторону и с опаской следит за манипуляциями Фрэнка. Он уже всерьез начинает переживать за сохранность весьма полюбившегося ему аппарата, и, как оказывается, не зря. Тот внезапно оживает, мигая разноцветными лампочками, потом снова затихает, а затем вдруг пищит так, что Фрэнк, стоящий рядом, от неожиданности подпрыгивает. Омега дергается следом, но больше не из-за писка, а из-за резкого движения самого альфы. Внутри машины что-то странно трещит, и Джерард не выдерживает. Он отбрасывает книгу в сторону, соскакивает со стула и подлетает к альфе. — Безрукий, — недовольно бурчит себе под нос парень, нажимая на клавишу выключения, и несильно пихает Айеро бедром. Фрэнк, позволив себе пропустить нелицеприятный эпитет мимо ушей, ухмыляется и послушно уступает Джерарду место. Толстовка тому явно велика, рукава спускаются по самые пальцы, заставляя парня все время вытягивать руки, чтобы высвободить наружу ладони. Он забирает у альфы кружку и принимается возиться с кофемашиной. Пару раз Джерард ненароком задевает Фрэнка, но Айеро и не думает двигаться дальше. Приопустив ресницы, с косой усмешкой на лице он наблюдает за ним. Скользит взглядом по его плечам, спине… останавливается на ягодицах, что натягивают длинную кофту, когда парень за чем-то наклоняется… Аппарат шумно урчит, создавая ощущение того, что можно думать о чем угодно, и никто не услышит. Даже сам Фрэнк. Он бесстыдно рассматривает Джерарда, и в этом полумраке серая толстовка напоминает альфе одну из его собственных, слишком похожую. Он не успевает остановить срывающуюся на бег мысль о том, что именно так она и смотрелась бы на Джерарде сейчас. Зачем это вдруг появилось в его голове, Айеро не знает, но ему все нравится. И он. Он тоже… Это адреналин в крови. А еще немного тот странноватый виски, которым они сегодня на пару с Питом решили отметить свой маленький успех. Неважно, что времени уже прошло больше, чем достаточно. Фрэнк все еще пьян. Сладкая иллюзия уносится прочь, как только машина замолкает, пощелкивая и выжимая из себя последние капли кофе. Джерард, все также молча, с громким стуком ставит на стол наполненную чашку и возвращается обратно к своей книге. Фрэнк провожает парня взглядом и, подхватив кружку со стойки, тоже идет к столу. Он усаживается напротив, закидывает ноги на соседний стул и делает вид, что не замечает, как Джерард снова отрывается от книги, в которой читает уже по пятому разу один и тот же абзац. Он смотрит на альфу и чуть осиплым голосом спрашивает: — Ты не пойдешь спать? Вопрос звучит глупо, Джерард это понимает, но он искренне рассчитывал, что Фрэнк заберет чашку и уйдет, а не будет сидеть здесь и действовать ему на нервы. Айеро делает небольшой глоток и морщится: — Что ты. Я пришел пить кофе исключительно для того, чтобы побыстрее заснуть. Напиток горячий, как адово пламя, и, тем не менее, альфа снова отпивает из кружки, спеша спрятать в ней откуда-то взявшуюся улыбку. Наваждение продолжается, но Фрэнк не виноват. Это просто, похоже, виски все-таки оказался паршивым. Растерянности на лице Джерарда не видно и края. Он сидит с широко раскрытыми глазами, отбрасывая тень длиннющими ресницами, наверно, на соседнюю галактику, и выглядит потрясающе восхитительным, словно из глины вылепленным — не наглядеться. Фрэнку стоит неимоверных усилий не смотреть на него, потому что тянет так страшно… Эти ощущения ни на что не похожи. Незнакомые, и, вместе с тем, завораживающие, потому Фрэнк их не боится. Не знает еще, что нужно бояться. — Как кот? — как-бы невзначай интересуется альфа, слизывая небольшой слой пенки с верхней губы. К смятению в глазах Джерарда прибавляется еще и недоумение, и Айеро добавляет: — Мне Чарли сказал, что он у тебя. — А… Это на время, — спешит уточнить омега, которому вдруг не к месту становится неудобно, — Пока хвост не заживет. И Чарли нужно время, чтобы уговорить родителей. — Ну да! — усмехается Фрэнк, совсем по-мальчишески дернув плечами, — Иэн живность терпеть не может и хер разрешит оставить кота дома. Поэтому считай, что Тэйл теперь твой. Джерард удивленно поднимает брови: — Но как же Чарли? Ему он так нравится… — с неподдельной досадой в голосе произносит омега и осекается: — Откуда ты знаешь его имя? — Доложили, — хмыкает альфа. Он вновь прикладывается к чашке, из-за чего по кухне разносится негромкое бряцанье, когда кольцо на губе соприкасается с гладким фарфором, — Сказал, что это ты придумал. «А я запомнил» — тонет невысказанное в очередном глотке. У Чарли в принципе рот не закрывался все то время, что Фрэнк перевязывал котенка во флигеле в глубине сада. Знакомство с Джерардом произвело на мальчика крайне сильное впечатление, и его имя звучало едва ли не через слово. Айеро поначалу бесился, а потом не заметил, как сам увлекся рассказом. Темы, о которых, как оказалось, они беседовали весь тот день, размышления, которыми делился Джерард с Чарли, были на самом деле интересными, и Фрэнк тогда впервые задумался о правильности мнения, которое у него сложилось о парне. Альфа ненадолго погружается в свои мысли, глядя в кружку, а Джерард боится даже думать о том, насколько сильно тон последней фразы, сказанной Фрэнком, отличается от его привычной манеры общения с ним. Этот голос очень подошел бы тому, другому. Омега ощущает внутри трепет, как в самую первую их встречу, пугается направления, в котором начинают двигаться его мысли и понимает, что сейчас готов просто взять и трусливо сбежать. Нет. Не готов. Он уже бежит. — Знаешь, я не думаю, что мы оба получаем удовольствие от компании друг друга, — парень хватает книгу со стола вместе с чашкой и встает, — И, так как это все же твой дом, уйду я. — Почему? — Фрэнк поднимает голову и смотрит на Джерарда таким взглядом, от которого тому хочется сойти с ума. Парень замирает, в недоумении приоткрыв рот, и медленно опускается обратно на стул. Почему. У альфы в голове миллион разных действительно важных, таких манящих «почему». Он за секунду одними глазами произносит их все, но вслух спрашивает совсем другое. То, что должен. — Почему ты не можешь отсюда уйти? — Айеро звучит все так же непривычно иначе, кусает губы и не сводит глаз с бледного лица парня. Не это он хотел спросить. Не это наивное омежье сердце надеялось услышать. — Я уже ответил тебе, — Джерард, словно горькую пилюлю, сглатывает ком, образовавшийся в горле, — У меня договор с твоим отцом. Почему тебя так заботят подробности? — омега одновременно злится и на самого себя за то, что позволил глупым надеждам вылезти оттуда, куда он лично затоптал их, и на альфу, который, впрочем, ни в чем не виноват, но по итогу этих самых надежд не оправдал. А еще его выбешивает собственная истеричность, которая никогда не была ему свойственна, однако в последние дни растет в какой-то дикой геометрической прогрессии. — А тебя на моем месте не заботили бы? — Фрэнк больше удивляется, чем перенимает раздраженный настрой парня, — Мне тебе, может быть, напомнить то, что ты мне, блять, в глаза заявил тогда, после собрания? Как врал, причем в наглую, даже не скрывая? — альфа слегка наклоняет голову, сведя брови к переносице, в то время как Джерард отводит взгляд к стене и, плотно сжав губы, едва заметно кривится. — Так ответь мне теперь — должно меня ебать твое пребывание здесь, в моем доме, или нет? Тебя, сержанта «Эпсилона», которого Лето держит в своем ближайшем окружении, а? Омега молчит и продолжает разглядывать стену, ковыряя большими пальцами рук швы на рукавах толстовки. Альфа прав, что тут скажешь. Как он верно заметил, на его месте Джерард тоже не обрадовался бы непонятному пребыванию того же Фрэнка у них дома. Тем более учитывая всю ту недолгую, однако весьма живописную историю их взаимоотношений. Но только вслух омега признавать этого не хочет. — Почему ты спрашиваешь об этом меня? Почему не своего отца? — Джерард, наконец, поворачивается к альфе и проводит языком по внутренней стороне щеки, — Если он не посчитал необходимым ставить тебя в известность, то значит, так было нужно, и я не собираюсь лезть в это, — он пожимает плечами, сплетая на груди руки, — Разбирайся с ним сам. — Мне не нужны причины моего отца, — тут же отзывается Фрэнк, одним махом разбивая хлипкую оборону парня, — Я хочу знать твои. Айеро наклоняется вперед, складывает руки на столе и, упираясь в него грудью, прямо смотрит на парня, уже понимая, что переиграл его. Тот тоже это знает. Его взгляд наполняется тоской, и альфа может поклясться, что буквально слышит, как уходят под кожу выпущенные им острые иголки. — Я плачу́ за жизнь близких мне людей, — коротко произносит Джерард, надеясь, что Фрэнк не заметил, как судорожно дрогнули его губы, — Твой отец пообещал мне, что с ними ничего не случится, если я останусь здесь. — Что за херня? — Айеро приподнимает бровь и сжимает пальцы так, что те хрустят, — Ты мне опять тут гонишь что ли? Джерард устало вздыхает, ничего другого не ожидав. — Херня — жизнь людей? — спрашивает он бесцветным голосом, ощущая, как болезненно стрельнуло в груди, — Для тебя — может быть. А для меня — это единственное, что имеет значение. — Я не говорил такого, — внезапно твердым голосом отрезает Фрэнк и, не сдержавшись, выдает следом: — Вот в этом вся твоя проблема. Ты вообще хоть иногда фильтруешь то, что говоришь? Дохера умный что ли и все про всех знаешь? Джерард непонимающе распахивает глаза, ощущая, как по телу ползет неприятный холодок. Айеро злится, и вот сейчас омега впервые чувствует их связь. Это на каком-то абсолютно другом уровне, странное и иное, но при этом настолько сильное, что не заметить просто невозможно. Ощущение возникает, встряхивает все внутренности и достигает пика, словно плоть прокалывают тысячи крючков, вздергивая тело вверх. — Так себя вести… — давит голосом Фрэнк, в котором омега, к своему изумлению, различает совсем не ненависть, а только одну досаду, — вряд ли это разумно, дружок. — Прекрати меня так называть, — бубнит Джерард с обидой, которую вовсе не собирался демонстрировать, но с таким Фрэнком спрятать ее не удается. Айеро, похоже, тоже не в себе, потому что черты его лица тут же смягчаются, и он неожиданно произносит: — Не буду, если ты перестанешь скалить зубы по любому поводу. У меня лимит терпения крайне ограниченный, а ты и так уже достаточно отличился, — он тянется, разминая уставшие мышцы, которые приятно побаливают после сегодняшнего марш-броска, — Ладно. Хотя бы твои мотивы мне теперь понятны. — И? — Джерард смотрит на него, невольно вспоминая Тэйла, который сегодня утром точно так же потягивал свои лапки с белыми «носочками», только-только проснувшись на подушке рядом. — Убедительно, — коротко отвечает альфа и тянет краешек губ вверх, когда парень выразительно фыркает. — Но все равно, какого хрена? Что в тебе такого, если отец дает аж такие гарантии? — Фрэнк заинтересованно поглядывает на Джерарда и тот, вдруг подавшись вперед, нависает над столом: — Думай, — выдыхает он, копируя кривую улыбку Айеро, — если заняться больше нечем, а я спать пойду. Он поднимается, демонстративно подхватывая книгу, тогда как альфа остается сидеть с таким видом, будто его только что щелкнули по носу. Он закусывает кольцо на губе и иронично усмехается. Сука. Джерард забирает со стола свою чашку и отворачивается, чтобы сунуть ее в посудомойку. Он несколько секунд копается с сеткой, которою так некстати заело, как внезапно слышит едва ли не у самого уха: — Это было вкусно. Фрэнк стоит с кружкой в руке и из-за того, что лампа светит альфе в спину, омега не может полноценно разглядеть выражение его лица. Только этот низкий голос и слабый запах корицы, красиво сплетающийся с крепким кофейным ароматом. — Что? — сипло переспрашивает Джерард, полностью оборачиваясь и ощущая, как в задницу тут же упирается приоткрытая дверца посудомоечной машины. — Вкусный кофе получился, — еще на тон ниже произносит альфа, немного наклоняя голову, и омега замечает, как мимолетный оранжевый блик проскальзывает в его зрачках. Фрэнк наклоняется ближе и закидывает чашку в мойку за спиной Джерарда. Он несильно вжимается в омегу бедром, когда коленкой захлопывает крышку, проталкивая сетку внутрь, и тот не знает куда себя деть, чувствуя Айеро так близко и оказываясь полностью им заблокированным. Тело начинает сводить чем-то отдаленно знакомым, испытанным ранее в период его просыпающейся омежьей сущности. Джерард понимает, что веревка под названием контроль того и гляди со свистом выскользнет из его рук, и, сжав зубы, протискивается вбок. — Неплохой, — с трудом сдерживаясь, чтобы сразу же не драпануть, нетвердым голосом проговаривает омега и добавляет, чуть более уверенно: — Как для такого жалкого меня — так весьма. Фрэнк поджимает нижнюю губу и в очередной раз не может скрыть ухмылки. Сука. Дважды сука.***
Утро следующего дня начинается с привычного в это время года мелкого дождика, который прекращается примерно к обеду, и ему на смену приходит приветливо выглядывающее из-за пушистых кучевых облаков солнце. — А ты все убиваешь, — Конор тяжело плюхается на диван рядом с Айеро и кидает на низкий кофейный столик небольшой бумажный конверт горчичного цвета. — Проверь, все ли на месте. Фликс коротко хмыкает, откладывая в сторону какой-то блокнот, и вскрывает заклеенный край. — Шикарно, — он просматривает документы, задерживаясь на новом, еще ни разу не раскрытом паспорте. Крепко прошитый шов приятно скрипит, когда альфа разворачивает его, принимаясь разглядывать фотографию на главной странице. — Кого на этот раз? — Ури кивает на снимок и ослабляет галстук на полной шее, устраиваясь на диване поудобнее. — Тебя не касается, — Фликс захлопывает документ и убирает его вместе с остальными обратно в конверт. Конор кривит губы, слыша привычный ответ: — Что тогда касается? Ты сказал, что хочешь поговорить, — он распахивает полы пиджака и закидывает ногу на ногу. У него сегодня вполне неплохой день и портить себе его бесполезными дискуссиями не хочется. — Через выходные у нас собрание… — начинает Фликс, убирая конверт в свою сумку, и Ури не сдерживает смешок: — Помолвка твоего сына вообще-то. И моего, в том числе, — замечает он, в который раз поражаясь абсолютной расчетливости Айеро. Не то чтобы он сам был особо сентиментальным, но все-таки речь идет об их детях. — Этот брак — сам по себе деловая сделка, поэтому я буду называть вещи своими именами, — без тени улыбки отвечает Фликс, смерив альфу хмурым взглядом, — Так вот. Вчера, как ты уже в курсе, произошла одна неприятность с нашими поставками в Атланту, и мне очень не хотелось бы, чтобы на Мэйкон пала тень. — Так причем тут мы? — Ури вопросительно смотрит на Айеро, не понимая причин его волнения, — Их грабанули на нейтральной территории, с нашей стороны охрана была обеспечена полностью, в этом можешь не сомневаться. — Груз шел от нас, и мы тоже несем за него ответственность, — настаивает Фликс, — Со многими из тех, кто вступил в нашу кампанию против Атланты, пришлось повозиться, и сейчас мне не нужно пятно на репутации. — Ну хорошо, — Конор разворачивается к нему всем корпусом и складывает руки на коленях, — От меня ты что хочешь? Фликс присаживается на край своего стола и принимается убирать в стакан скопившиеся на нем ручки: — Не от тебя, а от нас, — поправляет альфа мужчину, — Мои люди уже ищут, пусть поищут и твои. Со стороны бизнеса. У нас есть полторы недели на то, чтобы понять, было ли это, действительно, обычное пиратство или же нас хотели подставить, — он со звуком бросает в стакан последнюю ручку и встает со стола, — Поэтому постарайся, — в его взгляде появляется насмешка, — Ради безоблачного счастья наших детей.***
Патрик с наслаждением делает глубокую затяжку и, задержав ненадолго дым во рту, медленно выпускает его вверх. Кайф. Как он соскучился по вкусу табака! По этому ни с чем не сравнимому ощущению, когда терпкий дым обволакивает горло, даря блаженное умиротворение. Это, конечно, не его любимые мятные, но в отсутствии альтернативы и после долгого перерыва сигареты кажутся почти совершенством. Омега обхватывает губами фильтр, думая о том, что эта сумасшедшая идея Пита - приставить к нему охрану в виде шкафоподобного альфы по имени Рой, который тенью слонялся за ним повсюду, была не такой уж и отстойной. По крайней мере пока плюсов гораздо больше, чем минусов. Да и минус заключается лишь в том, что Патрику не сильно нравится осознавать себя под конвоем. В остальном же — одни преимущества. Парень наконец-то получил возможность беспрепятственно гулять, когда вздумается, благодаря чему отыскал в штабе библиотеку, а потом и этот чудесный балкон конференц-зала. Когда на улице не было пыльных бурь, он брал с собой книгу, теплую куртку и сидел здесь, пока не начинало темнеть. Омега мог больше ничего не опасаться, а Вентц не разрывался на части, пытаясь развлекать его и руководить армией в отсутствие Фрэнка. Сегодня же Патрик, ко всему прочему, выяснил, что у Роя можно еще и стрелять сигареты. Просить у Пита было до сих пор неловко, а вот у этого, на вид хмурого, но, как потом оказалось, вполне нормального парня — запросто. Омега с балкона наблюдает за тем, как внизу трое солдат тащат какие-то мешки к казармам, периодически о чем-то споря, и внезапно чувствует на своей талии знакомые руки. Запах табака моментально окрашивается мятными нотками, и Патрик неосознанно вдыхает поглубже. — Откуда? — негромко спрашивает Пит, прижимая парня спиной к себе и проводя по его щеке носом. Патрик отчего-то слышит в голосе альфы недовольство, хоть тот и продолжает ласкать его кожу, забираясь горячими ладонями под куртку и касаясь втянувшегося от неожиданного прикосновения живота. — Твои, — врет омега, сам не зная почему, и при этом густо краснеет. Пит вытаскивает руку из-под его одежды, забирает у него сигарету, прикладываясь к ней сам, и делает затяжку. — Не мои, — констатирует он и разворачивает Патрика к себе лицом, — Зачем врешь? Омега не успевает ничего ответить, потому что Вентц, кое-как затушив сигарету о балконную загородку, привлекает его ближе и целует. В первую секунду такой мягкий, поцелуй постепенно становится все более настойчивым и требовательным. Патрик обнимает Пита за шею и с готовностью отвечает. Он жмется к нему, позволяя проникнуть к себе в рот его языку, и жарко встречает своим. Вентц ловит его тихий стон, проглатывая, ощущая, как тот вибрирует в горле, и нетерпеливо мнет пальцами мягкие бока омеги под курткой. Он вдавливает парня в загородку, выпивая его до конца, и все никак не может насытиться любимыми губами. Поцелуи стали для них привычны и, невзирая на то, что дальше они пока так и не продвинулись, в этих ласках оба отрываются по полной. — Я однажды тебя накажу за вранье, ты дождешься, — низким голосом говорит омеге в губы Пит, прикусывая нижнюю и оттягивая, — откуда сигареты? — Патрик тянется к нему, пытаясь вернуть поцелуй и тем самым избавиться от необходимости отвечать, но Вентц не разрешает. — Рой, — омега, в конце концов, прекращает свои попытки и опускает глаза. — Рой. — Пит внимательно смотрит на него, любуясь чуть припухшими губами и румянцем, заливающим щеки, — А почему у меня не попросил? Так и не поднимая глаз, Патрик пожимает плечами. Вентц громко вздыхает и снова притягивает его к себе, на этот раз просто обнимая. — Когда ты уже перестанешь так делать, а? — Пит чувствует, как омега тоже обхватывает его руками и утыкается ему в шею, пряча лицо, — Меня выводит то, что ты не постеснялся ограбить Роя, хотя гораздо проще было бы обратиться ко мне. И хоть копченая малина нравится мне гораздо меньше свежей, я буду с удовольствием есть и ее, раз тебе так хочется. Патрик сильнее сжимает руки вокруг альфы и, неожиданно оставив короткий поцелуй на его шее, шепчет на ухо: — Хорошо. Вентц едва удерживается на ногах, потому что это простое, на первый взгляд, действие выбивает у него весь воздух из легких, и даже недавние страстные ласки притупляются в сравнении с ним. — Пит, — омега немного отстраняется, отчего Питу приходится ускорить свое возвращение с небес, — а мы можем завтра сходить с тобой туда, — он кивает в сторону виднеющегося невдалеке леса и смущенно отводит взгляд, добавляя: — Мы давно не гуляли вместе. Только вдвоем. Вентц сходит с ума от этой неловкой улыбки. Он обхватывает ладонями его лицо и разворачивает к себе. — Не вопрос, — альфа ласково поглаживает большими пальцами его щеки, наслаждаясь лучиками радости, которые зажигаются в глазах напротив, — Закончу завтра со складами и пойдем, — он целует омегу в кончик носа, смеясь: — А сейчас давай, пошли внутрь, а то нос совсем холодный. Патрик смеется в ответ и согласно кивает. Счастье. В его душе настоящее счастье.***
Очередной день отживает свои последние часы, и солнце, блеснув на прощание последним лучом, скрывается за горизонтом. Джерард, уже час как вернувшись из сада после вечерней прогулки с Чарли, в который раз ползает по полу у кровати, все еще надеясь отыскать свой потерянный жетон. Он обнаружил пропажу позавчера вечером, но вспомнить точно, когда мог его снять, по-прежнему не может. — Тэйл, перестань, — омега недовольно дергает головой, ощущая как маленькие коготки несильно цепляют кожу головы. Котенок сидит на кровати и лапкой пытается поймать волосы Джерарда, пока тот копошится рядом, стоя на коленях. Мелькающие туда-сюда ярко-красные, чуть отросшие у корней прядки, сильно привлекают внимание, и Тэйла совершенно не волнует, что с ним вовсе не собираются сейчас играть. — Ты почему такой хулиган, а? — словив еще одну атаку, омега бросает поиски и плюхается на диван, из-за чего котенок испуганно отпрыгивает в сторону. Джерард легонько толкает его, переворачивая на бок, и принимается почесывать брюшко. Он подпирает ладонью голову, хихикая, когда Тэйл начинает легко покусывать его пальцы: — Сначала был такой тихий, скромный. А теперь что? Стук в дверь заставляет Джерарда притихнуть. Он резко переводит взгляд в сторону звука и выпрямляется. — Войдите, — отвечает парень, пододвигая котенка, который и не думает прекращать игру, к себе поближе. К его большому удивлению на пороге комнаты появляется Фликс. Альфа выглядит крайне довольным и воодушевленным, из-за чего омега сразу же начинает волноваться. — Джерард, собирайся, — Айеро слегка улыбается, держась за ручку двери и тем самым давая понять, что его визит будет недолгим, — Пятнадцать минут, и мы ждем тебя внизу. — Зачем? — Джерард оставляет котенка, медленно поднимается с кровати, не спуская глаз с Фликса, и отчетливо чувствует, как усиливается волнение в груди. — Увидишь, — многозначительно произносит альфа, а его улыбка становится чуть шире, — И выбери что-то более… ммм… — он трет подбородок, подбирая слово, — более элегантное. Место обязывает. Не дожидаясь ответа, Фликс выходит, прикрывая дверь, и до омеги доносится уже из коридора: — Фрэнк, хорош бубнить, твои планы сегодня подождут. Наверно, дальше следует какой-то ответ, но Джерард не вслушивается. Ему совсем не нравится неожиданный поворот этого вечера и то, что придется провести его непонятно где в компании не только Фликса, но, как оказалось, еще и Фрэнка. Кроме того, его напрягает это «более элегантное». Что он должен надеть? А главное — для чего? Времени на размышления нет, и омега потерянно плетется к шкафу.***
Фрэнк едва удерживает нижнюю челюсть на месте, когда видит спускающегося по лестнице Джерарда. Даже получая на ринге кулаком по зубам, он не ловил такие звезды перед глазами, как сейчас. Казалось, хуже уже быть не может, но как же он ошибался… Парень, что теперь стоит совсем близко — будто ожившее божество. На него хочется смотреть вечность, и, если глаза тоже могут испытывать экстаз, то именно это сейчас с альфой и происходит. Сногсшибательно. Идеально до боли. Черные узкие брюки из мягкой ткани, подчеркивающие крепкие бедра, заправленная в них такая же черная рубашка с закатанными по локоть рукавами и парой расстегнутых на груди пуговиц, кожаный ремень с поблескивающей прямоугольной пряжкой… И, конечно, огненные волосы, небрежно зачесанные на косой пробор. Альфа, черт его дери. Альфа, от которого Фрэнка ведет больше, чем от любого из омег, с которыми он когда-либо спал. — Прекрасно, — удовлетворенно кивает Фликс, подходя к ним и окидывая Джерарда взглядом. На миг в его глазах проносится боль, которая укрывается от Фрэнка, но зато хорошо видна омеге. Парень прекрасно понимает, кому она адресована. — Поехали, — Фликс поправляет воротник белой рубашки и идет к выходу. Холодный ветер забирается под одежду, напоминая о том, что лето давно осталось позади. Если днем теплое солнце еще напоминает о себе, согревая воздух, то к вечеру приближающиеся холода уже отчетливо в нем ощущаются. До машины всего несколько метров, но зябкие мурашки успевают чувствительно пробежаться по всему телу. — Так что за повод? — сидя в неизменном отцовском эскалейде, спрашивает Фрэнк, когда Фликс крутит руль, выезжая на ярко освещенную дорогу. Кадиллак вливается в размеренный поток машин, и старший негромко произносит: — Более чем достойный. Ответ вполне в его стиле. Никакой. Фрэнк вздыхает, не скрывая раздражения, и переводит тему. Джерард же их не слушает. Он с грустью смотрит в окно, думая о том, что дома такие вечера проходили совершенно иначе. Теплый плед, горячий шоколад и вкусно пахнущая макушка Майки под боком — все это было таким привычным и таким любимым… На улице мог бушевать ветер или лить дождь, а им было тепло и уютно рядом друг с другом. Несмотря на разницу в возрасте, темы для разговора у омег не иссякали никогда. Парень чувствует, что снова проваливается в тяжелые мысли и тоску по брату, и спешит переключить свое внимание на город за стеклом внедорожника. В прошлый раз ему было настолько паршиво, что он даже не вглядывался в окружающие пейзажи, мечтая только о том, чтобы наконец уже куда-нибудь приехать. Мэйкон оказывается совсем иным. На Атланту похож только громадными зданиями, а в остальном — абсолютно серый и мрачный. В столице всегда ощущалась атмосфера праздника - красочные вывески магазинов, яркие огни бульваров, театры, парки и улыбающиеся лица прохожих. Здесь же все совершенно иначе. Люди в форме, встречающиеся им на пути едва ли не чаще, чем обычные горожане, одинаковые, ничем не примечательные высотки — все, как одна. Создается ощущение, что в любую секунду может прозвучать сирена, и город сбросит с себя неприметную маску, ощетинится сотнями снайперских винтовок, загудит тяжелой военной техникой. В принципе, это было не так уж и далеко от истины. В их сопровождении всего два бронированных внедорожника, но Джерард знает, что на самом деле наблюдателей вокруг них сейчас в разы больше. Достаточно лишь короткого сигнала, и их незримое присутствие себя проявит. Двухэтажное здание, к которому они подъезжают минут двадцать спустя, внезапно сильно выделяется на общем однообразном фоне. Явно очень старое, с вековой историей. — Это лучший ресторан в Мэйконе, — Фликс глушит двигатель и оборачивается к омеге через плечо, — надеюсь, тебе понравится. Джерарду уже нравится. Во-первых, действительно, очень красиво, а во-вторых, он чуть расслабляется, когда понимает, что его ожидает всего лишь ужин. Их встречают у самого входа и ведут внутрь шикарного зала, выполненного в ослепительно белых тонах. Повсюду висят картины в позолоченных рамках, под потолком — большие хрустальные люстры. Тихая, приятная музыка словно окутывает шелковым покрывалом, доносясь будто бы из самих стен. Столиков совсем немного, несмотря на масштабы помещения, и каждый из них отгорожен ширмой, что позволяет создать ощущение уединения. Однако ни у одного из них они так и не останавливаются, а проходят дальше. Метрдотель распахивает перед ними широкие створки, и Джерард замирает на пороге, открыв рот. На всю стену большой комнаты простирается огромное панорамное окно, захватывающее даже потолок, сразу за стеклом которого открывается шикарный вид на реку. Свет несколько приглушен, а мощность маленьких фонариков с внешней стороны ресторана, наоборот, выкручена на полную. Фликс мягко улыбается, засмотревшись на реакцию омеги, в то время как Фрэнк, хмыкнув, заходит внутрь и небрежно кидает только что снятый пиджак на спинку стула. Джерард, все еще находясь под впечатлением от окружающей его обстановки, позволяет усадить себя за накрытый фарфором стол и зачарованно смотрит в окно. — Ты все знаешь, — негромко бросает старший Айеро метрдотелю, что учтиво кивает и удаляется. Фрэнк утыкается в телефон, который надрывается потоком уведомлений, а Фликс неторопливо раскладывает салфетку у себя на коленях. Он молчит, позволяя омеге вдоволь насладиться эмоциями. Этот небольшой зал — его собственный, и единственный, кто бывает здесь помимо него самого — это Фрэнк. Ну и те немногие избранные, с кем они изредка сюда приходят. — Ну и что? — младший откидывает телефон на стол и смотрит на отца, — Мы приехали сюда торжественно помолчать? Как раз в этот момент в помещение возвращается метрдотель, толкая перед собой низкий столик, на котором стоит металлическое ведерко с бутылкой шампанского. — А тебе так не терпится поговорить? — Фликс лениво поправляет одну из вилок, что лежат перед ним, и с ухмылкой произносит: — Ну, давай пообщаемся. Как там продвигается подготовка к вашей с Брендоном помолвке? К вашей с Брендоном помолвке... Джерард чувствует, как сердце в груди обрывается под аккомпанемент легкого хлопка, с которым официант открывает бутылку. Омега отрывает взгляд от реки и резко поворачивает голову в сторону альф. Он все прекрасно расслышал, вот только верить не хочет своим же ушам. Мечтает, чтобы те вдруг оглохли на мгновение, неверно уловили значение сказанных слов. В эту самую минуту парень не хочет и не будет врать себе. Фрэнк… его альфа собирается обручиться. Все вмиг теряет смысл. И этот ресторан, и великолепный вид. Тоскливый, полный отчаяния вой разрывает нутро. Оглушает. Джерард не чувствует больше земли под собой. Вскрытые вены шипят, истекая горячей кровью, когда их обжигают соленые слезы. Слезы, которых нет на щеках, но в которых тонет все его естество. Хочется вскочить и бежать отсюда куда-нибудь далеко, туда, где его никто не найдет, потому что находиться здесь становится физически невыносимо. Альфы же остекленевшего взгляда парня не замечают. Фрэнк раздраженно цыкает и отворачивается к окну, а Фликс, наблюдая за тем, как метрдотель разливает шампанское по бокалам, довольно усмехается: — Ну вот и наговорились, — он кивком отсылает официанта и берет наполненный фужер в руку, — Предлагаю перейти к тому, ради чего все это затевалось. Джерард, — Фликс привлекает внимание омеги, что с трудом фокусирует на нем пустой взгляд, — этот тост за тебя. Джерард собирается с силами и, тоже подняв бокал, протягивает руку: — В честь чего? — безразлично спрашивает он, послушно чокаясь с альфой. — В честь твоих похорон. Одна короткая секунда, и комната наполняется звоном стекла, когда фужер вылетает из руки омеги и вдребезги разбивается о стол. Вздрагивает даже Фрэнк, все это время с интересом глядевший то на отца, то на Джерарда. — Что… что вы сказали? — чужим голосом произносит парень, переводя взгляд с осколков на Айеро. Ему кажется, что он действительно убит сейчас. Нож, вошедший под углом в его сердце несколько минут назад, теперь провернулся, доводя начатое до конца. — Джерарда Брайара сегодня похоронили на центральном кладбище Атланты, — говорит Фликс, ничуть не смутившись. Отставив бокал в сторону, альфа залезает рукой во внутренний карман пиджака. — Вот, — он достает маленькую книжечку в синей обложке с позолоченным тиснением на ней и протягивает омеге, — Будем считать, что сегодня твой новый день рождения. Дрожащей рукой Джерард выхватывает паспорт из пальцев альфы и открывает на главном развороте. В глаза сразу бросается собственная фотография, сделанная в день получения им должности сержанта, но взгляд бежит дальше, отыскивая совсем другое. Джерард Раш. Папа. Омега невольно проводит пальцами по выбитым под бликующей пленкой буквам. Папа. — Я подумал, что моя тебе вряд ли пришлась бы по вкусу, — Айеро проводит большим пальцем по нижней губе, внимательно всматриваясь в теряющее краску лицо парня, — Поэтому сказал, чтобы написали фамилию Люка. Нравится? — глаза альфы неистово блестят, выдавая его нетерпение. Фрэнк наблюдает за происходящим и восторга отца не разделяет. Он сжимает под столом кулаки, глядя на то, как Джерард, едва проталкивая в легкие воздух, с каждым мгновением становится все бледнее. Альфа словно сам ощущает, как из парня уходят силы. Сам их теряет. Это… это почему-то вдруг кажется таким знакомым, будто уже было когда-то, будто это чувство вовсе для него не ново. Больно. Чертовски больно в груди. Под сами ребрами. Так дерет, что хоть кричи. — Для чего вы это сделали? — как из-под толщи воды звучит голос Джерарда, который, наоборот, внезапно оживает, справляясь с шоком. — Чтобы тебя не искали, — отвечает Фликс таким тоном, словно омега спросил который сейчас час. — Для чего?! — с нажимом повторяет свой вопрос тот, — Вы обещали, что защитите их! Как я потом вернусь домой? — Я не говорил, что ты к ним вернешься, — вмиг заледеневшим голосом произносит альфа, нанося омеге новый удар, — Я лишь дал тебе слово, что позабочусь о том, чтобы с ними ничего не случилось, — он сверлит Джерарда взглядом и без тени улыбки интересуется: — Что, считаешь, что жертва того не стоила? Фрэнк откидывается на спинку стула и тянет пальцы к воротнику, расстегивая пуговицы, в попытке избавиться от дикой духоты. Однако, даже невзирая на то, что ему не по себе, он все равно пытается удерживать нить разговора и внимательно слушает. Джерард некоторое время сидит, вертя в руках свой новый паспорт, а затем кладет его на стол и поднимается на ноги. — Я очень люблю своего папу, — он стойко выдерживает на себе тяжелый взгляд темно-карих глаз и чеканит слова с твердостью, которой сам от себя не ожидал, — Но тем, кем я являюсь сейчас, меня сделал мой отец. И, если вы убили Джерарда Брайара, значит на его место вернулся Джерард Уэй. Парень с мстительным наслаждением смотрит на то, как вытягивается лицо Фликса и загораются яростью почерневшие зрачки. Он нашел то самое единственное оружие, которое пробило напрямую. Омега кидает на стул салфетку и поспешно выходит из комнаты, чувствуя, что временное обезболивающее, которое взялось непонятно откуда, начало ослабевать. За столом тишина. Фликс скрипит зубами, уговаривая себя не вестись на провокацию и просто забыть о том, что Джерард только что сказал. Официально парень теперь носит фамилию Люка. Уэя уже семь лет как не существует, а сам омега пусть сейчас думает что хочет. — В этот раз ты превзошел сам себя, — с неприязнью произносит Фрэнк, и, сам того не подозревая, подливает масла в огонь, — Даже я считаю, что это было слишком. — Я не спрашивал твоего мнения, — рявкает Фликс, хватая бокал и опустошая его так, словно это не шампанское, а как минимум виски, — Ничего, далеко он не уйдет. Пусть перебесится, привыкнет потом. — Да? А я бы не был в этом так уверен. Ты его недооцениваешь, отец, — Фрэнк тоже встает из-за стола и снимает пиджак со спинки стула, — Пойду проветрюсь, тут стало слишком душно. На выходе он почти сталкивается с официантом, в руках которого подносы, полные различных блюд. Фрэнк мельком оглядывает их и хмыкает, прежде чем выйти в коридор: — Думаю, теперь это лишнее. На сегодня мы все уже сыты.***
Телефон постоянно вибрирует в кармане брюк, и Фрэнк знает, что это звонит омега, с которым он собирался провести сегодняшний вечер, а может и ночь. По-хорошему, сейчас плюнуть бы на все и поехать к нему, но альфа даже не думает доставать трубку. Он стоит на улице, подставив лицо под легкие касания начавшего моросить дождя, и пробует выбить из головы мысли о Джерарде. Фрэнк крутит произошедшее и так и сяк, прогоняет все в памяти еще раз, пока, наконец, не признается себе, что волнуется. Волнуется, потому что ему хорошо известно каково это — пытаться выжить рядом с его отцом. Помаявшись еще минуту, Айеро разворачивается и заходит обратно в ресторан. Ноги сами ведут в сторону туалетных комнат, потому что он уверен, что парень именно там. Больше просто негде. Дверь в отдельную кабинку оказывается ожидаемо заперта, но, благодаря абсолютной тишине, царящей вокруг, Фрэнку удается различить негромкие всхлипы. Альфу отчего-то вовсе не удивляет, что Джерард плачет, Айеро сейчас заботит лишь то, как вытащить его оттуда. Он некоторое время прислушивается, надеясь, что тот успокоится и выйдет сам, а потом прислоняется к косяку и осторожно стучит. Всхлипы затихают, однако дверь все так же остается закрытой. Фрэнк стучит снова и негромко зовет: — Джерард, — в ответ молчание. Айеро дергает за ручку и повторяет: — Джерард, открывай, хватит там прятаться. Реакции вновь никакой, но ждать дольше альфа не собирается. Он достает из-под ремня пистолет и, встав как можно ближе к двери, передергивает затвор. Фрэнк старается сделать это погромче, повыразительнее, чтобы было слышно по ту сторону. Как он и думал, срабатывает незамедлительно. Замок щелкает, и уже в следующее мгновение Айеро стоит в дверном проеме и сверху вниз смотрит на сидящего прямо на полу Джерарда. Тот поднимает на альфу красные глаза и молчит. — Долго сидеть собираешься? — альфа старается звучать непринужденно, убирая глок обратно за пояс, — Давай, прекращай. Отца, бывает, заносит. Дипломатия — не его конек, что поделать. Джерард глядит на него во все глаза и ни слова не может вымолвить. Зачем он все это говорит? Зачем он так говорит? Он что, сошел с ума или издевается? В любом случае, эта его поддержка сейчас делает только хуже, потому что от одного присутствия Фрэнка у омеги опять начинает все кровоточить внутри. Лучше бы он ему двинул или херами обложил, чем смотрел вот так. Нервы сдают окончательно, и Джерард вскакивает, порываясь выйти. — Мне не нужны утешители, — грубо проговаривает омега, стараясь протиснуться мимо альфы, который занял весь дверной проем. Однако тот даже не двигается. Он выставляет руку, упираясь парню в грудь ладонью и запихивает его обратно в кабинку. Джерард теряет равновесие, плюхается на крышку унитаза, а Фрэнк заходит следом и закрывает за собой дверь на замок. — Если ты решил заключать с моим отцом какие-то договоры, — сходу говорит Айеро, спрашивая самого себя, какого хрена он записался ему в няньки, — то привыкай к его безумию. Он такой всегда, и если ты не готов справляться с этим, тогда нехуй было и начинать. — Да что ты? — с горьким сарказмом говорит Джерард, пальцами сжимая пластик под собой и сдерживая накатывающий озноб, — Легко рассуждать, он не убивал тебя вот так! Фрэнка будто мешком по голове бьют. Пепел собственной сгоревшей души заполняет грудь и хочется кашлять, отхаркивая саднящие легкие. В ушах наперебой звучат стоны, крики и плач, а тело вновь вспоминает все те синяки и раны, которые остались на нем навсегда. Лишь только побледнели со временем. — Он убивал меня каждую минуту… каждую секунду, — альфа не замечает, как произносит это вслух. Он бредет по кладбищу своего прошлого, петляет среди сотен могил, в каждой из которых лежит он сам. Растерзанный. Уничтоженный. Джерард замирает статуей от того, что слышит и видит. Он понятия не имеет, о чем Фрэнк сейчас говорит, но это явно что-то очень личное и, похоже, болезненное. Будто настоящее. Омега боится его такого еще больше… — Почему ты так говоришь? — спрашивает парень, абсолютно не уверенный в том, что хочет знать ответ. — Что? — Фрэнк заторможено моргает, некоторое время будто не понимая, о чем вопрос, но длится это недолго. Он хмурится и качает головой: — Забудь, это неважно. Просто заканчивай страдать и пошли отсюда. — А моя семья? — голос Джерарда внезапно теряет враждебность и звучит почти потерянно, — Кого они похоронили сегодня, оплакивая, потому что думали, что это я?.. — Теперь они знают наверняка и не будут питать ложные надежды, — жестоко отвечает альфа. Давший слабину панцирь закрылся, а вместе с ним вернулся и привычный облик зверя. — Очнись уже и пойми, куда влез и с кем связался. Отец никому не делает скидок. Либо ты платишь всю сумму до конца, либо… — Айеро не договаривает. Он поворачивает замок и, открыв дверь, кивает в сторону коридора: — Жду тебя там. Приводи себя в порядок и выходи. Альфа как-то печально-задумчиво вглядывается в парня, медля на выходе, будто собирается сказать что-то еще, а может быть сделать. В тишине кабинки слышится слабый скрип опускающейся дверной ручки, на которой лежит тяжелая ладонь Айеро, но сама дверь все еще остается закрытой. Молчание тянется, однако совсем не давит. Наоборот. Им обоим необъяснимо спокойно находиться вот так, рядом, не говорить друг другу ни слова и просто быть. — Фрэнк… Альфа задерживает дыхание, когда по позвоночнику пробегают мурашки от собственного имени, которое оказывается вдруг непривычно приятным на слух. Неужели оно всегда было таким? Пряча глаза под длинной челкой и не смея посмотреть Фрэнку в глаза, Джерард медленно выпрямляется. Рваными движениями он обхватывает себя руками за локти и, не с первого раза прорезавшимся голосом, несмело просит: — Ты можешь вызвать мне машину? Пожалуйста. Айеро отвечает не сразу. Он еще раз неторопливо оглядывает парня с ног до головы, где-то на подкорке поражаясь, что даже сейчас с красными от слез глазами и слипшимися ресницами Джерард все еще невероятен. От него захватывает дух не меньше, чем несколько часов назад. Подавив острое желание протянуть пальцы и отвести за ухо его спадающие на лицо пряди, Фрэнк убирает руку за спину и коротко кивает.***
Джерард с досадой наблюдает за тем, как Тэйл, напрочь отказываясь лежать с ним на кровати, снова спрыгивает на пол и забирается в кресло. Терпение лопается, омега хватает подушку и в сердцах запускает ее туда, где только что сидел сбежавший кот. Видимо, парень достал его своим бесконечным ворочанием с боку на бок, и он решил уйти туда, где его безмятежному сну ничего не будет мешать. Собственная голова гудит и никак не может оставить Джерарда в покое, вынуждая бесконечно обдумывать превратившийся в кошмар вечер. Наконец, омега сдается. Он встает с кровати, надевает на ноги спортивные штаны, накидывает полюбившуюся серую толстовку и выходит из комнаты. Парень спускается вниз, по пути пропихивая ноги в кроссовки с уже прилично смятыми задниками, и направляется прямиком на кухню. У входа он тормозит, когда перед глазами всплывают воспоминания из прошлой ночи. Стул, на котором сидел вчера Фрэнк, теперь задвинут под стол точно так же, как и остальные. Как и всегда. Почему-то вдруг становится грустно. Джерард, еще недолго постояв, шумно выдыхает и трет лицо, прогоняя ненужные тоскливые мысли. Ему срочно нужен кофе. Усевшись с чашкой в руках на свое привычное место, омега задумчиво глядит перед собой на стол. Он шипит, сделав слишком большой глоток и обжигая горячим напитком язык, отчего опять накатывает обида на свою судьбу и мир в целом. Почему все так? Почему он не может просто спокойно жить, как делал это до гибели родителей? Или хотя бы, как потом, уже оказавшись в Атланте? Джерард отставляет кружку. Спрятав пальцы в рукавах толстовки, он прижимает руки к глазам, позволяя мягкой ткани впитывать влагу, что начинает скапливаться под веками. Омега кое-как ее сдерживает, не позволяя разойтись, призывая себя собраться и перестать делать то, за что стыдно даже перед самим собой. Парень вытирает щеки и, шмыгнув носом, вновь берет в ладони чашку. На глаза опять попадается стул Фрэнка. Джерард невольно улыбается, вспомнив, как тот пытался справиться с кофемашиной, и как потом ему самому пришлось готовить ему кофе в страхе, что тот свернет несчастный аппарат… Наверно первый и последний раз в жизни омега делал это для него. Для своего альфы. Он и не успел заметить, как все изменилось. Не понял даже, в какой момент вчера произошел резкий разворот, но сегодня днем в памяти постоянно возникает фраза Джареда «вина Фрэнка лишь в том, что он — сын своего отца». И омега впервые чувствует, что мог бы позволить себе с ней согласиться. Мог бы… Только совсем скоро варить кофе ему будет кто-то другой, а у Джерарда останутся только вот эти скудные воспоминания. Больше отрицательные, так и не успевшие окраситься яркими красками и стать чем-то, что действительно хотелось бы сохранить в сердце. В прихожей негромко хлопает дверь, и раздаются приглушенные голоса, прерывая его методичное самоистязание. Джерард застывает с чашкой у рта, тут же запоздало думая о том, что надо было бы сначала убедиться, что альфы вернулись домой и легли спать, а уже потом идти сюда. Хорошо, что хоть свет включить не догадался. Голоса тем временем стихают, слышатся тяжелые шаги по лестнице, и омега уже облегченно выдыхает, когда вдруг слышит, как кто-то, только что явно поднимавшийся наверх, внезапно останавливается, спускается обратно и, судя по всему, идет в направлении кухни. Чудесно, Джерард. Вечер продолжается. Омега напряженно смотрит на дверь, гадая, кто из них двоих сейчас ее откроет. Долго ждать не приходится. — Так и знал, что ты тут, — Фрэнк улыбается, не задерживаясь долго у входа, и проходит на кухню. Он наливает себе стакан воды, игнорируя кофемашину, а затем идет к тому самому стулу и, отодвинув, усаживается на него. — Ну, логично, что результаты вечера желанию заснуть не особо способствовали, — Джерард убеждает себя, что вовсе не радуется присутствию альфы и что щеки у него сейчас пылают не потому, что тот косвенно подтвердил, что шел сюда целенаправленно. — Значит, все еще не отпустило, — констатирует Фрэнк, вытирая тыльной стороной руки остатки воды с губ, — Плохо. — Почему? — Джерард усилием заставляет себя смотреть альфе в глаза и не сдерживает нервного смешка, — Боишься, что придушу твоего отца ночью подушкой? — Какой проницательный, — краешки губ альфы ползут вверх, а у омеги приятная дрожь по телу проходит от того, как низко, но мягко звучит его голос. Айеро о чем-то раздумывает, блуждая взглядом по лицу парня, из-за чего тот неспокойно начинается ерзать на стуле, и, наконец, ни с того ни с сего сообщает: — А знаешь… У меня есть предложение получше, — он поднимается с места и кивает в сторону двери, — Пошли. Джерард, не успев понять, что происходит, оторопело смотрит на него и мямлит, беспокойно бегая глазами: — Что… В смысле? Нет, я не хочу, — омега мотает головой, но уже по взгляду альфы видит, что в этом нет смысла. Он уже все решил. — Не испытывай мое терпение, — Фрэнк устало морщится, — хватит того, что мне отец весь день мозги ебет, — он, не церемонясь, выдергивает кружку у парня из рук и кидает ее в мойку, — Я не привык никого уговаривать, но сегодня только этим с тобой и занимаюсь, имей совесть уже. Джерарду ничего не остается, как подчиниться.***
— Это что, подвал? — омега озадаченно вглядываясь в темноту помещения, куда они спускались, наверное, целую вечность. — Где ты видел такой подвал? — с напускным недовольством откликается Фрэнк, дергая рубильник на стене. По периметру потолка одна за одной с миганием загораются прямоугольные лампы, освещая, как теперь становится понятно, спортивный зал. — Ого! — Джерард потрясенно заходит внутрь, осматриваясь. — Неожиданно… Увидев вечером Мэйкон «во всей красе», омега думает о том, что не много потеряет, если будет вынужден всю жизнь провести в этом особняке. Он сам как целый город, и парню представить сложно, сколько еще всего интересного тут есть. Фрэнк кивает головой, приглашая Джерарда пройти дальше, и останавливается у черной боксерской груши. — Как тебе такая альтернатива? — альфа смеется глазами, тогда как губы лишь немного изгибаются в ухмылке, — По-моему, вполне подходит, чтобы стравить пар, — он впечатывает в снаряд кулак и, кинув парню бинты, дергает подбородком в сторону: — Я буду там. Омега, от неожиданности не сразу подставивший руки, с трудом ловит их и в последний момент едва успевает отскочить от летящей на него груши. Уже открыв рот, чтобы высказать по этому поводу, Джерард цепенеет, а слова так и остаются звенеть в горле, когда Фрэнк, неспешно подойдя к соседнему тренажеру, вдруг распахивает рубашку и стягивает ее с себя. Джерард в армии с подросткового возраста. Обнаженные тела альф для него привычны ровно так же, как и солнце, встающее по утрам, однако в эту минуту он глядит на Айеро так, словно видит все это в первый раз. Шок, восторг, смущение сливаются воедино, заставляя парня стыдливо отвести глаза, но ровно через секунду взглянуть на альфу снова. Омега не знает, что для него оказывается более неожиданным — сам факт того, что Фрэнк разделся, или же количество татуировок, покрывающих его кожу. Джерард подозревал, что их много, но даже подумать не мог, насколько. Он безнадежно зависает на альфе и практически полностью выпадает из реальности, когда в бок прилетает до сих пор неслабо раскачивающаяся груша. Джерард встряхивается, наматывает на руки бинты, и, остановив мешок, старается полностью на нем сконцентрироваться. Омега разогревается на первых нескольких ударах, с каждым все больше входит во вкус и уже через несколько минут практически забывает о обо всем постороннем. Мышцы истосковались по серьезным тренировкам, принимаясь с неимоверным восторгом отдавать накопившуюся энергию. Парень так увлекается, что не замечает, как Фрэнк, понаблюдав за ним какое-то время, подходит ближе. — А техника ничего, — произносит альфа, стоя с руками, сложенными на бедрах, — только удар слабоват, — он дожидается, когда Джерард остановится, и сам тормозит грушу. — Если кулак повернешь вот так, — Айеро показывает сам, как надо, — будет чуть сильнее. Омега повторяет за ним и лупит по жесткой коже снаряда. Позиция непривычная, из-за чего рука соскальзывает, проваливаясь вперед. Он тут же тушуется, досадуя своему промаху и ожидая иронии со стороны альфы. Но тот, как ни странно, не смеется. Он отрицательно мотает головой, затем вдруг обхватывает запястье Джерарда пальцами и, встав у него за спиной, объясняет: — Вот правильное положение руки, — Фрэнк крепко держит чужую кисть, параллельно пытаясь сдвинуть окаменевшего парня с места для лучшей позиции. — Да расслабься ты, никто так не бьет! Тебя завалят сразу же, если будешь так стоять. Айеро подходит к обучению чисто с профессиональной стороны, думая только о технике. Он наставляет Джерарда точно так же, как делал бы это с любым другим, кто стоял бы сейчас рядом с ним, но только омега совсем не ощущает себя среднестатистическим учеником. Дыхание Фрэнка оглаживает шею, забираясь под горловину толстовки, а запах, несколько усилившийся из-за недавних тренировок, совершенно лишает разума. Лопатки парня жжет жаром, что идет от тела альфы так сильно, будто из-под его собственной кожи сейчас вырвутся крылья. Какие, нахрен, удары, когда так страшно приятно в этих случайных объятиях, когда хочется прижаться спиной к груди Фрэнка и забыть навсегда о том, что в мире существует что-то еще, кроме них двоих. Мозг отчаянно сражается с сущностью, напоминая, что он не его, никогда не был и теперь уже точно не будет. — Бери правее, — тем временем продолжает Фрэнк, наконец сдвинув Джерарда, который внезапно становится непривычно податливым, — Вот. Вот так, — альфа тянется вперед, прижимаясь к его плечу, — А теперь — удар, — своей рукой направляя кулак парня, он бьет по груше. Такой невозможной близости омега не выдерживает. Он психует и вырывается, сразу отходя в сторону. — Я снайпер, черт! Нафига мне вся эта наука? — Джерард поправляет на плечах толстовку и сердито сопит. — Да хоть танкист, — спокойно отзывается Фрэнк, которому, судя по всему, такие выпады наблюдать не впервой, — это базовая подготовка спецназа. — Моей подготовки мне вполне хватает, — огрызается омега, — «Эпсилон» тренируется на реальных мишенях, а не вот этих вот игрушках, — он кивает на мешок и тут же осознает допущенную ошибку, потому что глаза альфы моментально вспыхивают азартом. Кто, блять, за язык его тянул? — Хочешь реальных мишеней, сержант? — почти мурлычет Фрэнк с улыбкой, которая точно не сулит Джерарду ничего хорошего, — Ну давай, это будет интересно, — альфа поворачивает голову в сторону, и омега, проследив за его взглядом, холодеет. Он не увидел сразу, что у противоположной стены находится небольшой тренировочный ринг, обтянутый по периметру мягкими канатами. — Что? Нет? — альфа поднимает бровь, заметив растерянность в глазах парня. Джерард удрученно качает головой, понимая, что выхода у него нет. Отказаться сейчас и дать Фрэнку такой козырь в руки… никогда омега этого не допустит. — Пошли, — чуть хрипло говорит он, исподлобья взглянув на альфу, и двигается в сторону ринга первым. Протиснувшись между тросами, они встают друг напротив друга. — Докажи мне, что «Эпсилон» действительно крут в рукопашке, — вкрадчивым голосом произносит Фрэнк, — и считай, что мы в расчете, — он улыбается уголком рта и вдруг протягивает свою руку к руке парня. Несколько медленнее, чем нужно, он ведет подушечками пальцев по его коже чуть выше запястья, вызывая у Джерарда недоумевающий взгляд, а потом внезапно резко срывает с него одну из простых черных резинок, которые омега всегда таскает про запас. — Не возражаешь? — интересуется альфа, завязывая волосы на затылке. Джерард интуитивно касается кожи на руке и молчит, а Фрэнк как ни в чем не бывало встает в исходную позицию и бросает: — Тогда погнали! Альфа атакует первым. Омега, сначала на секунду растерявшись, все же уворачивается и отскакивает назад. Он прекрасно понимает, что стоит Айеро хоть раз ему заехать — бой на этом можно будет прекращать, поэтому он вспоминает отцовские уроки и решает придержать кулаки, сконцентрировавшись на защите. Очередной удар пролетает мимо, а Джерард, проскользнув у Фрэнка под рукой, в одно мгновение оказывается у него за спиной. Молниеносная реакция и точность движений снайпера не подводят и оказываются весьма кстати. Омега пускает в ход все свои сильные стороны, стараясь как можно дольше избегать непосредственного контакта. Фрэнк заводится, ловит кураж, когда понимает, что парень выбрал тактику, которой он от него не ожидал. Отбить выпады, блокировать атаку на себя и нанести удар на поражение альфе ничего не стоит, только сначала поймать бы его. Понимая, что время идет, а они все еще продолжают крутиться, Айеро начинает провоцировать: — Бей! — рычит он, нападая, — Бей, чтоб тебя! Мы что, танцевать сюда пришли?! — его кулак пролетает в миллиметре от лица Джерарда, слегка чиркнув по скуле, и этого оказывается достаточно, чтобы омега, у которого, говоря откровенно, опыта почти и не было, занервничал. Когда в «Эпсилоне» тренировали рукопашный бой друг на друге, его постоянно отправляли куда-нибудь «с поручением». Боб, как и он, понимал, что в драках парню с альфами тягаться просто бесполезно. Фрэнк снова кричит, и Джерард, собрав всю силу в кулак, дает ему под дых. Еще даже не отдернув руку, он чувствует, что удар не вышел. Альфа лишь чуть оступается, и сразу же возвращается на позицию. — И что, сержант? — он ехидно скалится, — Это и есть твой удар? Удар солдата великого и страшного «Эпсилона»? — Айеро намеренно издевается, давит на гордость, чтобы разозлить, чтобы Джерард перестал ходить вокруг да около и, наконец, показал все, на что способен. Парень ведется на уловку. Он сжимает челюсти, замахивается еще раз, однако ударить не успевает. Фрэнк перехватывает его руку, делает подсечку и валит на пол, накрывая собой сверху и удерживая в лежачем положении. — Признай поражение, — тихо смеясь, шипит Айеро, блокируя попытки Джерарда скинуть его с себя. Тот пыхтит сквозь зубы, сопротивляется, но не сдается. — Нет, — выдыхает он, без разбора пихая альфу куда придется — хватает за плечи, давит ладонью в грудь, пытается как-то помочь себе ногами, только все бессмысленно. Фрэнк лежит на нем, просунув колено между ног и зажав шею в локтевом сгибе. — Просто скажи… — настаивает Айеро, сбивающимся от борьбы голосом, на что Джерард опять мотает головой. Альфе нравится его упертость. Он налегает еще сильнее, желая посмотреть, как долго тот продержится, потому что такие соперники ему всегда были по душе. Оттолкнувшись коленом от пола, он проезжается по телу парня, устраиваясь поудобнее, и ненароком задирает его толстовку. Их животы соприкасаются, заставляя Джерарда неровно вдохнуть, а внутри у омеги закручивается настоящий ураган. Ощущения от этого соприкосновения соединяются с уже бурлящим в его крови адреналином, и Джерард со стыдом чувствует, что возбуждается. С ним такого не было вот уже пять лет, он и забыл вовсе, насколько быстро это происходит. Фрэнк все плотнее вжимается в него бедрами, невольно елозя по паху, прислоняется оголенной кожей, от которой парня теперь не защищает ткань кофты и продолжает что-то говорить… Омега уже не слышит что конкретно, потому что все его внимание сконцентрировано на собственном теле, которое с восторгом отзывается на действия Фрэнка. Джерард рвано дышит, с сипом выпуская воздух через плотно сжатые губы, жмурится, теряет себя в разрывающих все нутро острых вспышках, когда альфа особенно удачно поворачивается. Омега, как может, пытается увернуться от новых прикосновений, потому что еще немного — и он уже будет просто не в силах себя контролировать. — Я же говорил тебе, что это бесполезно, — с хрипотцой в голосе шепчет Фрэнк, как и омега, охваченный неукротимым огнем, и сам уже не понимает, что руководит его действиями. Их схватка прощает каждое движение, позволяет дотрагиваться везде и делать практически все, оправдываясь перед самим собой борьбой. И если бы только не эти полувсхлипы и полувздохи под ним, которыми так легко обмануться. И как же хочется это сделать… Альфа жадно подкармливает себя, глядя на раскрасневшиеся щеки Джерарда, его прикрытые глаза и неровно подрагивающие ресницы. Он обращает внимание на то, как тот судорожно облизывает губы, впиваясь пальцами ему в плечи… Эта картина завораживает. Айеро забывает о ринге, забывает об их бое и своем недавнем ажиотаже. Джерард в этот миг такой, что даже самого себя забыть несложно. Фрэнк и не думает отпускать парня, вот только захваты его теперь смазанные, прикосновения на грани дозволенного. Он зажимает кисти его рук, намеренно переплетая пальцы, и следом обвивает ими запястья так, что большие пальцы обязательно проходятся по пульсирующим венам на тыльной стороне… Удерживая бедро, ладонь Фрэнка оглаживает, чувственно скользит по штанам, прежде чем надавить… Становится жарко. Желание что одного, что другого настолько очевидно, что оба просто теряются в происходящем, контроля не чувствуют. Джерард глаз не открывает, в то время как альфа, нависнув над ним с ошалело колотящимся сердцем не замечает, как тянется все ближе и ближе к таким вожделенным губам. — Фрэнк! Айеро вздрагивает, услышав свое имя, и отшатывается от парня. — Фрэнк, сукин ты сын, где тебя носит?! — нетрезвый голос Фликса звучит откуда-то сверху, но уже значительно ближе, чем в первый раз. Айеро кидает быстрый взгляд на Джерарда, что с усилием поднявшись на локтях, таращится на него во все глаза, раздраженно произносит короткое «блять» и вскакивает на ноги. Он быстрым шагом идет к тренажерам, у которых оставил рубашку, хватает ее, и, на ходу натягивая на себя, оборачивается к сидящему поодаль Джерарду. — Десять минут жди. Потом — к себе. Тебе лучше сегодня больше не попадаться ему на глаза, — жестким, напряженным голосом произносит альфа, тут же отводя взгляд. Темнота. Они оба тонут. Тонут друг в друге и в этом сумасшедшем, недозволенном желании обладать.***
Джерард резко просыпается, провалившись в беспокойный сон, после того как около часа вертелся в кровати, периодически натягивая по самый лоб одеяло и пытаясь спрятаться под ним от своих мыслей. Он хотел забыться, отпустить произошедшее в спортзале и просто не думать, но, стоило ему, наконец, уснуть, как Фрэнк снова появился перед его глазами. И снова они творили все то безумие, что почти лишило омегу разума, снова ходили по краю бездны, практически срываясь. Вместе. Альфа был возбужден не меньше, он это чувствовал. Духота одуряет, и Джерард стягивает с себя футболку, пытаясь игнорировать непроходящее напряжение внизу живота. Перед глазами лицо альфы, а на коже — фантомные ощущения его рук. Все тело сводит дрожью, и омегу окатывает волной пронизывающего желания. Такого острого, что терпеть почти невозможно. Джерард мотает головой, стараясь скинуть россыпь мурашек, что делают мираж таким невыносимо живым, насильно заставляет себя думать о чем угодно, только не о том, как сильно хочется почувствовать прикосновения там, внизу. Он стискивает пальцами простыни, пытаясь удержать собственные руки, что так и рвутся осуществить желаемое, но это не помогает. Омега тихо стонет, ощущая собственное бессилие в борьбе с самим собой, почти плачет от унижения и отчаяния, когда трепещущая ладонь накрывает живот и ползет ниже, дотрагиваясь до резинки трусов. Одна секунда, мимолетная задержка… и грань пройдена. Джерард нерешительно касается напряженного члена, что оказывается непривычно твердым, и пробует обхватить его пальцами. Когда-то давно это уже было, и теперь так странно заново возрождать в себе забытое. Ладонь сжимается вокруг ствола, выбивая из груди первый тяжелый вздох. Приятно, черт, как же это приятно… Рука неконтролируемо движется вверх, а затем вновь опускается вниз… повторяет еще раз, затем еще… И Джерард уже не может остановиться. Его движения размашистые, исступленные, и в голове больше нет стыда, нет злости на себя, их заменяет жгучее, ни с чем не сравнимое удовольствие, и проще застрелиться, чем отказаться от него. Большой палец цепляет чувствительную головку, смазывая с нее выступившую влагу, и растягивает дальше до основания. Омега представляет, что не его рука сейчас скользит по всей длине, что не его ладонь ласкает бедра, а затем не сдерживается и оказывается за спиной, аккуратно протискиваясь меж ягодиц. Джерард закусывает губу, не позволяя тихому вскрику наслаждения вырваться наружу, когда он впервые касается себя там. Образ Фрэнка перед глазами становится ярче, по телу проходит приятная вибрация, и оно инстинктивно подается назад. Альфа в его голове наклоняется и легонько прикусывает кожу на шее, ведет по ней языком, слизывая солоноватую испарину, дразнит, заставляет прогибаться навстречу. Парень прерывисто дышит и безотчетно пробует протолкнуть в себя палец. Из-за внезапного давления увлажнившийся вход сначала непроизвольно сжимается, но, немного посопротивлявшись, мышцы легко поддаются, и Джерард чувствует, как всего его начинает потряхивать от усилившихся ощущений. Не успевает он погрузиться даже на фалангу, как дрожащая ладонь принимается бессистемно гулять по члену, дыхание, участившись до максимума, срывается и удовольствие, наконец, достигает своего пика. Омега поспешно поворачивает голову в бок, хватает зубами одеяло и гасит в нем похожий на имя низкий стон, пока горячая жидкость размеренными толчками выливается на его пальцы. Из глаз текут слезы облегчения, а внутри — абсолютное опустошение. Грудь все еще неровно вздымается, но от возбуждения остаются лишь слабые всполохи. Освободившийся от власти неконтролируемого желания, мозг начинает стремительно накрывать острое чувство вины.