***
— Я убью тебя, лесное животное! Все резко подрываются от крика, Чонгук, натренированный годами, сразу закрыл собой сонного лиса, но тут же расслабился, увидев Хистачи, который бегал с кулаками за каким-то Дриадом. А тот только смеется, раскачиваясь на лиане из стороны в сторону, раздражая парня. Пак подбородком расположился на сильном плече, наблюдая за представлением с полузакрытыми глазами. То-то ночью было слишком спокойно. Мицуко хлопает в ладоши и хихикает, а потом видит перед глазами веточку с голубыми ягодами. Ручками хватается, перед собой кладет и по одной кушает. Старший омега лишь вздыхает, не волнуется: сорт хорошо знаком. Но, когда одна бестия к верху ногами спустился перед его малышом и пальцем тыкнул в маленький носик, сразу отодвинул от Дриада. — Брысь. — махнул рукой. — И не подходи так близко к моему сыну. — Хм, — смотрит сначала на ребенка, потом на Каменного Алмаза, и снова на маленького альфу. — Красавцем вырастет. Он весь в отца, не так ли? — и смеясь задорно, резко поднялся на дерево, уворачиваясь от хвостов. — Закрой рот. — глаза на миг прикрывает, в себя приходит. Нельзя позволять кому-то управлять твоим настроением. Пытается не замечать пристального взгляда Чимина. Намджун будит Тю, чешет за ушком, от чего только звуки приятные слышно, будто дома сидит на диване, читает очередную газету и пьет горячий чай. Ким также, как и все, проснулся внезапно, напугал себя, когда не обнаружил своего омеги рядом, но заметив того гонящимся по кругу за Дриадом, успокоился. Сел, подпер голову рукой, которая не очень удобно расположилась на колене, и наблюдает. Волосы растрепаны, глаза опухли, возмущается громко и некрасиво, но Намджун как дурак улыбается, прикрывая лицо ладонью. Не думал, что когда-то так привяжется к человеку, от этого страшно на миг становится, потому что не хотел. Да разве спросит кто? Разбудит ли его кто-нибудь? Нет. Не нужно, вколите снотворное, дайте войти в коматоз. Наконец, Юнги надоедает бегать за парнем и просто возвращается к остальным. Они завтракают, пытаются не отвлекаться на дурацкие замечания Дриадов, только хвост Хистачи недовольно дергается, так и норовит проткнуть чей-нибудь болтливый рот. Они быстро собирают вещи, только бы быстрее уйти от этого надоедливого шепота. Спустя двадцатиминутной ходьбы они наконец добрались до ворот Саира. Настроение сразу поднялось, вздохнули полной грудью и ступили вглубь города. Чимин не отпускал руку Чонгука: солнце палит нещадно, что нравится только Кицунэ и Хистачи, остальные держались из последних сил, чтобы не забежать в первую попавшуюся тень и не остаться там до вечера. Мицуко пришлось взять на руки, тут слишком много народу, из-за чего мальчишка недовольно жмурится и просит папу отпустить, но тот будто не слышит, только пот вытирает с небольшого лба и дует на лицо прохладным воздухом. Намджун предложил остановиться ненадолго на веранде трактира, их лица были спрятаны за капюшонами: возможен розыск. Сели и альфы выдохнули с облегчением, веранда была закрытой от солнца, что давало возможность отдохнуть от этой духоты. Над столом крутились большие листы по кругу, обдавая территорию прохладой. Ким заказал всем воды на последние деньги, что были прихвачены всего на один день, но никак не на неделю. Пока официант отошел за заказом, они сидели не молчали. — Теперь ты обязан все рассказать. — кивает будто сам себе Ведьмак, посмотрев на старшего Акияму. — То, о чем вы разговаривали сегодня ночью с… Чимином, Боже, я не знаю, как еще его назвать, все это странно. — Ну… Я не знаю. — опустил голову, явно нервничая. — Чего ты не знаешь? — довольно резко надавил Пак. — Чимин… — одернул его друг. — Он ведет себя подозрительно! — громко шепчет им лис. — Появился неожиданно, все время наблюдает за нами с большим интересом, чем надо, к тому же, не знает цикл своего ребенка. — перечислил Чимин, чуть ли на пальцах. — Вообще сомневаюсь, что это его сын! — Это мой ребенок. — по слову твердит Акияма. — Не нужно сомневаться в этом, Чимин. Я же сказал, что расскажу позже, не могу сейчас. — Куда ты идешь? — спросил, прищурившись Альраун. — Ты с нами с самого пути на корабле. — С вами безопаснее, вот и все. — пожал плечами старший омега, играя с ручками сына. — Допустим, но даже так, если вспомнить ночь, ты знаешь намного больше, чем мы. — продолжал фамильяр. — И он, кажется, знает тебя. Повисла тишина, нарушаемая только звуками столовых приборов и голосами посетителей. Каждый сидел и ждал слов объяснений. — Ладно. — вздохнул Кицунэ. — Мы с Мицуко пришли из далека, эм, — облизнул нервно губы, после кусает. — В том «далеком» я прочитал одну книгу, она написана… Моим мужем. — Так, стой. — выставил руку, для нужной паузы. — Я, наверное, думаю не о том, но… Ты сейчас случайно говоришь не о…? — Да, «Из мира в мир и обратно». Чудное произведение. — улыбнулся своим мыслям, а в глазах такая нежность, такая горечь. И солнце светит не так ярко. — Просто ему что-то вбрело в голову, так внезапно. Воин, ставший писателем. — и тихо посмеялся. — О, Господи. — накрыл ладонями лицо Ведьмак. — Это же… Это просто уму не постижимо. — Хах, да. Он писал только в определенные моменты, будто ждал… Не знаю, когда это все появится в голове? — с вопросительным выражением сказал. — Потом родился он. — слегка подбросил «кочками» колен сына. — И тут-то и началось странное: как муж увидел его впервые, как только взял на руки, он дергался, уходил. Я пытался выпытать из него хоть что-то, но единственное, что он мне говорил это наподобие: «Постоянные моменты нашего падения — твоего, моего, надо записать. Я все буду записывать». — вздохнул с надрывом. — Записывал, пока от него не избавились. — Ужас. — шепчет Пак. — Прости. — Нет, Чимин, все хорошо. — слегка приподнял уголки губ. — Знаете про Великую войну между Каменными Алмазами и Кицунэ? — Это… Когда Каменные Алмазы решили завоевать все территории лисов? Они отняли у них все, что было. — грустно, с легкой ненавистью шепчет, но руку такого же не отпускает. — Это были не мы. — подал голос главнокомандующий. — Что? — не понял Пак. — Войну начали не мы, а Кицунэ. — не смотрит на омегу мужчина. — В этом точно уверен. — Но… Почему…? — Это, — снова заговорил Казуми. — Произошло около тысячи лет назад, точно не помню. Самыми процветающими народами были Каменные Алмазы и Хистачи. — Мы были… Государством? — шокирован Мин. — Нас было так много? — грусть накатила волной. Когда-то их не убивали, когда-то они, Хистачи, были большой семьей. — Да, Юнги. — кивнул старший омега, убирая волосы Мицуко за ушки. — Была королевская семья в Драгнессе — государстве Каменных Алмазов. Старший сын Чон Сону встречался с Пэк Сохеном — сыном кузнеца соседнего государства Логнит. — С Кицунэ. — предположил Юнги, а ответом кивок. — Сначала были просто переписки письмами, выражать любовь оба не умели, всех больше усилий принимал Сону, ведь по природе полюбить таким как он трудно. — им принесли воду, а также бесплатную горку орешков. — Было много слез, много поводов расстаться, но они смогли. Обручились после коронации Чона, а потом родился сын. — Ты так хорошо знаешь эту историю, будто сам там был. — наклонил голову Альраун. — Пэк Сохен это я. — посмотрел на всех омега. — Что?! — подавился водой Хистачи, его начал по спине бить такой же закашлявшийся Чимин. — Это… Это было тысячу лет назад, шутка не удачная. — Я проживаю не первую свою жизнь, и помню каждую. Только я, вы — нет. И снова тишина. Чонгук напряжен, но не смеет показывать, все чувства были притуплены столько времени и вот сейчас он держится из последних сил. Поднял голову, натыкаясь на взгляд… Уже Сохена? Тот смотрит, будто запомнить черты лица хочет, будто впитывает в себя все, то… Что когда-то упустил? — Что значит «Вы — нет»? — задал вопрос, нахмуренный Намджун. — Когда наш ребенок вырос, он встретил омегу, что не нравился мне с самого начала: его аура была скользкой, очень неприятной. Но ничего сказать с мужем не могли, потому что видели любовь в глазах обоих. Вскружил голову, заставил идти, звал по своему пути. — и смотрит на Пака, а тот будто уцепившись кончиками пальцев за нить, начал понимать, но не хотелось. Надеется, что ошибается. — Его звали Пак Чимин. Омега, что вскоре уничтожил все королевство Каменных Алмазов, а следом и Кицунэ. Чимин вертит головой отрицательно, веки сжимает, кричит, но внутри, воет от небывалой злости и отчаяния. Остальные сидят шокированные, неожиданно все свалилось, им ведь так хотелось все узнать, да только знание не всегда свет, потерпеть боль придется. Сидите и терпите, жаль не виноваты. — Извини, Чимин, но, — сжимает челюсть, чтобы не разрыдаться прямо сейчас. — Я ненавижу то, что сидит внутри тебя, ненавижу за то, что погубил всех, включая моего сына. — Простите… Простите… — закрыл глаза, стыдно смотреть в глаза омеге, который пережил смерть всей семьи. — Не смей винить себя, не смей, слышишь? — заставляет посмотреть в глаза и улыбается поломано, но искренне. — Я счастлив, что мой сын нашел такого как ты. — Сын… — и смотрит Пак на замершего альфу рядом. — Не может быть… — Может. — слеза все-таки катится, но Пэк ее быстро стирает. — Он нашел вас, черт возьми, вы просто были счастливы. Жили отдельно ото всех, но как только люди узнали про мотивы Чимина… — говорит о Ведьмаке и Юнги. — Как только узнали, кто общался с ним, убивали каждого, сошли с ума. Мне очень и очень жаль. Мин будто на секунду побывал на бойне, ему кажется, что кровь холодная в его венах, да и просто остановилась. Ким наоборот не мог остановить разбушевавшееся сердце, пульс давил на виски, а пальцы хотели сжать чье-то горло. — Именно после потери ребенка, вы решили, что это та самая цена, которую заберете у виновных. — обнимает мальчишку, что почувствовал волнение папы, вертится, хочет на лицо посмотреть, но тот не дает. Папа плачет. — В вас пробудилась сила, я не знаю, как, но считаю это проклятием, другого объяснения не вижу. Потом начали уничтожать от страха всех: Хистачи, Кицунэ, Каменных Алмазов, не включая королевскую семью. Ведьмаков не трогали, они принадлежат природе, а люди настолько трусливы, что даже смешно. Спустя тысячи лет я снова открыл глаза, снова закричал, вдохнул первый кислород, снова влюбился в того же человека, что не помнил меня прежнего. И снова родился сын, снова с теми же глазами, тот же вид, та же родинка. — и посмотрел на главнокомандующего. — Родился ты, Чонгук. Нет большей печали, чем сама печаль. Она в постоянном трауре, терпит свои же слезы и всхлипы, не желает успокаиваться, все грустит и не прекращает. Чонгуку кажется, что он печаль, такая грустная, капризная, жалеющая себя. Глядит в красные, но красивые глаза человека, которого ему не хватало всю жизнь, человека, который мог бы спасти его намного раньше. Его трясет, сильно сжимает край стола, еще немного и сломается, как его разум. С треском и щепками. Это такое чувство, когда не веришь в происходящее, хочется смеяться, но вот не радостно совсем, лишь музыка былого одиночества, в которой, кажется, изменились ноты. Мосты возносят снова и снова, а ты все ходишь по нему, понимая, что тот вновь развалится. Чонгук хочет пройтись по этому хилому мосту. Наблюдает за своей маленькой копией, и понимает, что да — это он. Ощущал же, понимал, ребенок необычный. Тот тянулся к нему ручками, просил обнять, сам не осознавал почему, просто самое родное — это собственное «Я». Маленький альфа смотрит непонимающе, крепче папину руку прижимает к себе, болтает ножками. Ах, каким было беззаботное детство, спасибо тем, кто не дал познать счастья. — … Почему оставил…? — хрипит почти Каменный Алмаз. — Ты оставил… — Чонгук, эй, посмотри на меня. — поднимает лицо с таким сейчас уязвимым чувством, отраженным на нем. — Никогда, ни за что на свете я бы не оставил свою кроху, нам с твоим отцом пришлось нелегко. Он погиб, защищая нас с тобой. Ты сейчас единственное, что есть у меня, ты у меня вот тут. — и стучит по левой стороне груди. — Я даже спустя сотни и тысячи лет не забыл бы тебя. Я люблю тебя, солнце, люблю, слышишь? — и снова заплакал, но перед ними не стыдно. — Вы идете к Друидам, я туда же. Нас спасли именно они, отправили сюда, в будущее, что просто может стать ужасным. Надо доставить Чонгука к Асцелле — порталу, что перенесет его обратно. Мы можем изменить настоящее. — Мы… Можем быть вместе? — тихо спросил Каменный Алмаз. — Можем, конечно, Чонгук, только надо стараться, понимаешь? Например, как я, бегать сквозь время. — и хихикнул. — Мне и сказать нечего. — не может отойти от шока лис, краснея щеками. — Ох, стыдно… — вспоминает, как недавно кричал на него. — Да брось, мне ты очень нравишься. — улыбнулся, поправляя капюшон. — То есть, Кицунэ и Каменные Алмазы не могут находиться рядом, потому что чувствуют угрозу после войны? — Да, это оставило отпечаток на роду видов. Но вы предназначены друг другу, не те, а именно вы четверо. — отпил воды, после долго рассказа горло высохло. — Пообещайте мне и себе, что спасете мир. И Чимин, сопротивляйся ему. Пак кивнул. И от волнения засунул в рот слишком много орешков, от чего долго пережевывал. Решили, что пора уходить. Оставили деньги на столе, а прямо перед ступеньками Намджун столкнулся с работником трактира, от чего капюшон слетел с головы. Мужчина извинился, а после замер, всматриваясь в лицо, переводя взгляд куда-то в сторону. Все провели за его взглядом, понимая, что тот смотрит на лист о розыске преступников. Там они все. Быстро все осознают, Ким толкает работника в сторону, и они убегают. Слышат, как он зовет охрану, и спустя несколько секунд за ними направляется толпа стражников. Перед ними выскакивают еще несколько человек, вдавливая в толпу, от чего ребенок Сохена выскальзывает из рук. У одного из стражников золотое копье загорается светом и он, не обращая внимания на гражданских, стреляет энергетическим шаром в людей. Успев отскочить в сторону, и потянув за собой сопротивляющегося Пэка, они оказались на другой улице, а проход на первую замурован из-за обломков зданий. «Нет-нет-нет» — шепчет старший омега. Идет вдоль стены, находит арку, закрытую высоким черным ограждением до верха. Видит плачущего, не тронутого слава Богу, сына. — Мицуко! Мицуко, иди сюда! — тянет руку, но ребенок не обращает на него внимания, а стражники уже нацелились на мальчишку. — Чонгук, иди к папе! — тот сразу, услышав свое настоящее имя, повернул голову и побежал к родному человеку, успевая пролезть между балясинами забора. Ринулись в направлении живой улицы, прячутся между других, но быстро передвигаются, держась крепко друг за друга. Тю увидел повозку с уже запряженным конем, взлетел, лапой указывает и летит ближе. Другие подошли, начали быстро садиться, но сзади услышали: «Вот они! Убить!». Пэк, быстро подал сына Чимину, но дальше не полез. Тот непонимающе смотрит, за руку схватил, да так крепко, будто боится. — Залезай, Сохен, ну же! — тянет на себя, но не в какую. — Давай же! — Обещай не бросать, заботься о нем. — шепчет и, выпустив все свои десять хвостов, создает огненную стену. А потом видит глаза главнокомандующего. Каменные Алмазы не умеют любить? Тогда, почему он так смотрит? Чимин не хочет бросать, кричит ему, но тот не слышит сквозь стену ничего. Не слышит, как надрывается голос омеги, не слышит, как Юнги также начинает звать его, не слышит плач своего дитя. Но чувствует. Смотрит на охрану, стоят на боевой готовности, не любит убивать, но его муж отдал жизнь за них, он отдаст за свою кроху. На него направлены несколько видов оружия, заряженные энергией. Огонь окутывает хвосты, резко, выпустив когти, оказывается прямо перед одним из них, полосует по доспехам, пробивая насквозь, руки окрасились кровью. Пушистыми опалил тех, кто сзади подошел. Омега не воин, он не сможет победить всех, не сможет вернуться к остальным. Знал с самого начала. Копьем в спину ударили, от чего конец ее виден из живота, даже не больно. Умирать за свое не больно. Падает на колени, но хвосты до последнего держит, чтобы стена не пропала, нельзя быть слабым сейчас. За волосы длинные хватают, голову назад откидывают, представляя обзору шею. Улыбается, слеза из уголка глаза прощается с ним, с солнцем и домом, что именуют «Семьей», шепчет последнее: «Увидимся», и голова покатилась по сухой земле, которая разом становится красной. Почему солнце светит так ярко, почему птицы не перестают петь, почему? Ведь так больно. Сильный настолько, что восстанет еще раз.Niemand ist schuld
26 ноября 2020 г. в 19:53
Надо спать, спать-спать. Кошмарнее реальности ничего не будет, ты в безопасности тут — рядом со своими демонами, своими страхами, которые так или иначе защитят от плохих живых. Темно, но зато тихо. Отдыхайте все, пока можете. Все смотрели на замершие тела омег, те просто стоят, глаза их закрыты. Кто-то не хочет уходить обратно. Набрав воздуха, они, наконец подняли веки, а альфы подскочили к ним, чтобы успеть поймать ослабевшие тела. Голова кружится, болит в груди не выносимо. Альфы аккуратно кладут Хистачи и лиса на плед у костра, а Казуми достает бутылочку с золотой водой, и наклонив голову, каждого напоил.
— Что, черт возьми произошло? — шипит Юнги, недовольно, не будем говорить, что выходит с крупицей страха, смотрит на всех. Чимин просто зарылся носом в грудь Чонгука, вдыхает успокаивающий запах, ведь от самого себя чужаком пахнет.
— Гипноз Дриад — вещь сильная. — говорит Ведьмак, незаметно для себя начиная гладить голову Мина. — Но, зачем? — перевел взор уже на красивого парня, что раскачивается на дереве.
— Мы увидели в омегах большую силу и, — бросил взгляд на Казуми. — Большой обман. — почти пропел.
Старший Акияма стушевался, но смотреть в глаза не перестал. Ребенка сильнее прижимает, будто пытается скрыть от глаз, что на него уставились. Будто знают все, но молчат, кажется, начинается паранойя.
— Тебя это не касается. — твердо отвечает Казуми. — Мы должны отдохнуть, просто пообещайте, что не тронете нас больше. Нам не до ваших дурацких игр.
— Единственный, кто здесь играет — это ты, Акияма Казуми. — выделил имя омеги и скрылся за листвой, оставляя лишь шум тишины леса.
Остальные решили разобраться завтра, им нужно поспать, иначе сойдут с ума от усталости. Пак так и не проронил ни слова, тихонько лежал, обнимая главнокомандующего, слыша отдаленно детский голос.
— Папа, обманывать — плохо.