Мелодия бессердечных

      Все закончили работать и ступают в столовую на ужин, от чего звуки разговоров и топота разнеслись по зданию. Чимин недовольно морщится, сон прекратился, спали добрых два часа, но будто бы весь день. Глаза не открывает, хочет опять провалиться в мир снов, как дверь их спальни скрипит. Омега поворачивает голову как может, дабы увидеть того, кто снова нарушает спокойствие. Голова его друга выглядывает из-за двери, улыбается как-то довольно.              — Уже шесть, вставайте, нам надо хорошенько поесть. — говорит негромко, видит, что главнокомандующий еще не проснулся.              — Мм, — Пак сначала недовольно мычит. — Сейчас.              — Мы ждем у лестницы. — улыбается напоследок и удаляется, прикрыв за собой двери.              Какой довольный. Вздохнув, смотрит на альфу, что надул забавно губы во сне, надо же, Чимин еще многого не видел. Прячет хвосты, которые грели их обоих, и мужчина недовольно засопел: прохладно. Он притянул омегу ближе, хотя куда еще ближе, а сам лис тихо смеется, запускает пятерню в черные волосы, перебирая пряди. Он зовет его, раза три пытался, но тот так крепко спит, что не слышит. Раньше мог не спать долгое время, а без своих сил стал таким… Уязвимым. Трясет за плечо, слышит недовольное бурчание, а потом видит и недовольные глаза. У него мешки под глазами появились, губы потрескались, вот тебе и Каменный Алмаз. Сонно моргает, хочет перевернуться на другой бок, но Кицунэ не дает, со смехом держит за плечо, просит проснуться. С трудом, но получается привезти в чувства сонного альфу. Они оба умываются в тазике с водой, что поставлена на тумбочке, и выходят. У лестницы их встречают Намджун и Юнги, что стоят очень близко к друг другу, обращает на это внимание только Чимин. В большой столовой пахнет невообразимо вкусно, животы четверых заурчали почти в один голос. Как же давно они нормально не ели. Сели за стол, к которому их провели, пытались не набрасываться на все съестное. Даже Чонгук чуть не потерял самообладание. Варенный картофель в сливочном масле, рагу из овощей и кусок мяса. На них пытались не смотреть, но выходило плохо: не каждый день встретишь чужаков. Детский радостный возглас привлек внимание, к ним несся малыш Чонгук, почти с серой кожей и в цвете глаз теперь можно разглядеть голубые крупицы. К ним подсел Хосок, который и привел ребенка.              — Как отдохнули? — спросил пришедший альфа.              — Еще годик-два и выспимся. — ответил с намеком на шутку Ведьмак. — Где Тю?              — Не уверен, но кажется, он впал в спячку.              — Альрауны тоже впадают в спячку? — удивился Пак. — Мне казалось они как существа с сознанием не имеют такой привычки.              — Они и не имеют. — пожал плечами Хосок. — Это скорее физическая реакция, когда он открыл ворота, то должен был остаться в стене, но отправился вместе с вами дальше.              — То есть, он будет спать пока ворота не откроются? — предположил Юнги. — Это как-то… Не правильно.              — Не мы должны говорить о правильности. Для его вида это норма — правильно. — и посмотрел на лиса. — Теперь можешь рассказать, что показал тебе Чимин?              Омега мнется, он не очень-то и хочет рассказывать всю правду, там слишком личное, слишком только для Чимина, слишком не для других.              — Я не буду говорить обо всем, это не чужих ушей. — вертит в руке ложку.              — Конечно, я понимаю. — кивает Хосок.              — Чимин был из обычной семьи, единственный ребенок, любил цветы, музыку, он был очень энергичным. Я лично не увидел в нем зла, скорее наоборот, он был самым светлым среди других. — отправляет в рот кусок мяса. — С Юнги они были не то чтобы лучшими друзьями, скорее единственными для друг друга. Юнги на тот момент был…              — Беременным. — закончил за него Хистачи, когда парень замялся. — Юнги не принимало общество, потому что он понес от «своего отца». — выделил пальцами последние слова. — Намджун был Алхимиком, а не как все считали Ведьмаком. Силы обоих видов почти наравне, поэтому Алхимики еще существуют, их спутали с Ведьмаками, а вторых в свою очередь трогать нельзя: они дети природы.              — Да, странное кредо у людей — очернять имя кого-либо не зная сути. — нахмурился Чонгук.              — И государство Каменных Алмазов граничило с страной Хистачи, в первом был праздник — день рождение сына короля. Чонгуку исполнялось восемнадцать. Пригласили всех, кто может прийти. Там… — лис не знает, можно ли говорить такое, не зайдет ли он далеко. — Чимин… Влюбился.              — Скажи в кого. — настоял Мин.              — И так понятно. — подал голос Намджун. — Он использовал Чонгука, а он с кем связан? Со своим отцом.              — Эм, — вздохнул Кицунэ. — Это было не взаимно, чувства начали причинять боль, а сам Чимин ни на что не претендовал, лишь наблюдал со стороны. Потом познакомился с Чонгуком, который спустя время также начал влюбляться, и также не взаимно. — отпил сока. — Сону не желал видеть сына с ним вместе, будто чувствовал, что как таковой любви нет. Он сказал ему не очень приятные слова, обидел, а Чимин не совладал с яростью. Запудрил Чону младшему мозги, а потом они отправились в горы, там было какое-то писание, из-за него оба стали теми монстрами, что изображены в книге. Вот и все. Больше ничего н знаю.              — Писание в горах? О Боги, навели на себя проклятие, глупые дети. — трет лицо Хосок.              — Дети? Они старше тебя, если так подумать. — усмехнулся Ким.              — Вообще-то, он был знаком с семьей Чонов. — напоминает альфе Юнги.              — И как теперь к этому привыкать? — закатывает глаза Ведьмак.              — А кто убил их? — задает интересующий вопрос главнокомандующий.              — Предок Чхве, и он знает, что мы переродились, но думает, что мы и есть они. Их родовое дерево убивало каждого, кто перерождался на протяжении почти тысячи лет. И если брать последние лет двадцать, то он пытался убить Чонгука, — взял за руку альфу Пак. — Но не вышло. И как я понимаю, время из-за Асцеллы запуталось, Чонгук сейчас здесь с нами, его папа в тот момент успел сбежать и воспользоваться порталом. Ох, как все сложно.              — Я немного помогаю истории переписать конец. — улыбнувшись Хосок, встает под удивленные взгляды. — Что? Я имею полное право, как старейший Друид воспользоваться Асцеллой в самый важный момент. И кстати, можете сходить в баню расслабиться, думаю, вам не помешает. — и погладив, по голове ребенка, ушел.              После сытного ужина, они разошлись по комнатам, но ненадолго, лишь для того, чтобы взять чистую одежду и полотенца. Баня, разделялась по отделам, поэтому парочкам пришлось разделиться. В раздевалке было достаточно много омег, разного возраста, не привыкшие к такому парни заалели и хотели выйти отсюда, но какой-то пожилой мужчина в одном полотенце, завязанном на груди, поприветствовал их и повел в сторону шкафчиков. Уже здесь чувствовалось тепло от самой парилки. Сняв с себя одежду, даже нижнее белье, они начали закутываться в полотенца. Но тут взгляд лиса бросился на живот друга, что был изящно обрамлен по бока чешуйками, и не только. Поперхнувшись воздухом, он начал палит глазами омежье тело.              — Это что? — шокированный Пак, тыкнул пальцем по красным синякам. — Юнги-и-и, ты…              — Мы переспали. — улыбнулся Хистачи и пожал плечами.              — Когда успели-то? Три часа назад? — вышло со смешком, но увидев кивок, усмешка прошла, будто и не было. — Серьезно?!              — Да, Чимин, серьезно. — они закрыли шкафчики и пошли в парилку.              — Ого, и как тебе? — загорелись глаза любопытством.              — Вот вы с Чонгуком займетесь этим, вот тогда и поделюсь.              — Пф, когда еще и займемся. — надулся Кицунэ. — Он меня даже сам ни разу не поцеловал, все моя инициатива была. Может ему и правда нравится больше тот Чимин. — что-то совсем погрустнел омега.              — Чимин, только слепой не заметит, как главнокомандующий смотрит на тебя.              — А как он смотрит? — заходят в жаркое помещение с другими омегами, садятся на по́лок.              — Как будто готов подарить тебе всего себя, задушить объятиями и взять без твоего разрешения, но из-за теплых к тебе чувств он этого никогда не совершит. — принимают прохладный чай и, поблагодарив, отпивают.              Чимин больше не спрашивает об этом, то ли стыдно, то ли понял. Остальные начинают расспрашивать об их путешествии, но не знали, что путешествие то на кровопролитии. Рассказали вкратце: опустили моменты с убийством каннибалов, смертью их друга, и историю шрама на руке Мина. Дело пошло, начали предлагать выпивку, но омега, вспомнив деревню, отказались. Да не очень вежливо, но, кажется, в малознакомой компании теперь долго не смогут пить.Через минут тридцать к ним в двери постучались. Толкают с другой стороны, открыть пытаются, но не выходит. Один из омег встает, на себя тянет, открывая вид на мальчишку. Малыш Чонгук стоит в одном маленьком полотенце, с щеками красными, видит Чимина и Юнги, переступает порожек, идет, чуть не падает, к ним. Все остальные, увидев кроху, начали почти пищать, просились потискать, но тот не смотрел на них, сел рядом с знакомыми омегами, а точнее между ними. Друзья непонимающе переглядываются.              — Чонгук, ты чего пришел? — спрашивает Мин, убирая мокрую челочку, кажется, его помыли.              — С ними скучно. — дует губу, а потом замечает арбуз.              — Что, скучные разговоры о войне не для тебя, да? — хихикнул Чимин, подавая ребенку кусочек холодного арбуза.              — Да. — кивает серьезно, вызывая у всех умиление. — И сок у них не вкусный.              — Сок? — не поняли омеги.              — Горький и пахнет не вкусно.              И тут до них доходит. Кицунэ и Юнги хмурятся, второй берет мальчика на руки, и оба идут в парилку для альф. Двери с грохотом открываются, являя прекрасную картину.              — Я боец! Я войн! Вот, — Каменный Алмаз показывает шрамы на теле. — В них моя история. Я первый раз на битве оказался в семь лет.              — И что? Я в шесть уже наизусть книгу заклинаний от Мерфедора выучил. — стучит кулаком не сильно по столу Намджун.              — Меня в семь отправили сюда, я сам всему научился! — выступает Хосок.              Все бы ничего, если бы не несло алкоголем и не заплетались языки у альф. Они даже не обратили внимания на вошедших омег, которые стоят с открытыми ртами. Продолжают бессмысленную дискуссию, подливают себе еще и еще. Не выдержав, подходят к столу, наконец, их замечают. Чонгук тянет руку к Паку, притягивает к себе, улыбается пьяной улыбкой, от который и сердце замереть хотело, но выдерживает пытку. Чимин не улыбается в ответ, только смотрит хмуро.              — Мое солнце… — лепечет альфа.              — Смотри не ослепни. — сквозь зубы высказал лис. — Вы чего устроили?              — Да ладно вам, мы же тут, тихонько. — бурчит Ким.              — Пейте на здоровье, но не при ребенке же. — шипит Хистачи, гневно стреляя в каждого альфу взглядом. — Еще и ему налили, совсем головы на плечах нет?!              — Мы ничего не… — и поворачивается Хосок на остальных. — Вы ему подлили в сок?              — Так будущий мужик растет! Пусть пробует. — ответил кто-то.              — Я вас сожгу всех, черт возьми! — хотел выпустить хвосты, но перед ним встал Чон. Смотрит более осознанно, не улыбается больше, трезвеет.              — Пойдем спать. — глядит прямо в глаза, за руку берет, будто извиняется. — Пойдем?              Чимин сглатывает, пытается унять щеки, нельзя принимать обычные слова на намеки. Кивает. Намджун тоже со всеми прощается, берет ребенка на руки себе, на животик руку кладет, сиять заставляет, лечит, чтобы не тошнило его к утру. Выходят по недовольный возглас, мол, уходит приятная компания так рано, не интересно. Но кому какое дело. Юнги переодевается быстрее, Пак говорит не ждать, просит отвезти малыша Чона в комнату. Слышит скрип двери, думает, что друг что-то забыл, но эти мысли летят прочь поневоле, когда терпкий запах окутывает, как и крепкие руки его талию сквозь полотенце. Вздрагивает, а потом расслабляется.              — Ты же в курсе, что это раздевалка для омег?              — Сейчас тут никого. — неожиданно ушко шепот приласкал, от чего мурашки по рукам пробежали.              — Ты все еще пьян. — улыбается странному порыву, но улыбка сменяется на удивленный вздох, когда его приподнимают за талию и, сделав шаг в сторону, придавливают к прохладной стене лицом к лицу.              — Я пьян и буду до тех пор, пока ты дышишь.              — Думаешь просто так отдамся? — улыбается на миг, не сопротивляется телу, вжимающему его в стену.              — Кто же тебе сказал, — берет за место чуть ниже подбородка, поднимает голову и, тесно прижимаясь, ведет своими губами по чужим от одного уголка к другому. — Что должен отдаться? Я завоюю тебя, прямо сейчас, по одному кусочку твоего тела. Все станет моим, а мое давно по праву твое. Бери сколько только пожелаешь.              Господи, что же он творит? Нельзя говорить такие слова, смотря в глаза, очень горячо. И прямо сейчас внутри Чимина все полыхает. Он возьмет все, заберет себе всего Чонгука, и никому не отдаст, будет охранять диким зверем. Слышатся в стороне входа голоса, Пак хочет отодвинутся, но не дают. Он смотрит непонимающе в горящие синевой глаза, чувствует руки на своих ягодицах, мотает головой, а после открывает рот в немом стоне. Альфа сжал ладони и мягко толкнулся в пах Чимина. Мысли путаются, желания тоже. Так хочется выдохнуть с высокой нотой, но нельзя, омеги, что-то бурно обсуждая, начали переодеваться. В приоткрытый рот проскальзывает язык, мажет по встречному, засасывает сильно, от чего вырывается писк. «Вы слышали?», и омеге раздвигают ноги, поднимая одной рукой, срывая полотенце. «Я слышал какой-то звук», сразу целует плечо, клыками метит, а омега рот ладошкой закрывает, чтобы не вскрикнуть. С тихим рыком за спину поднимает к своему лицу грудь, обхватывая одну, потом вторую. Чимин еле сдерживает крики. «Может тебе показалось?», главнокомандующий опускается на корточки, прижимаясь губами и языком к внутренней стороне бедра, кусает. Ведет языком выше, пальчики хватаются за волосы, дергая. «Кажется, и правда показалось», и ушли. В этот момент горячие губы обхватывают головку, заставляя омегу вскрикнуть имя человека, что сейчас перед ним на коленях, доставляет ему удовольствие, несравнимое ни с чем. А тот и рад всю жизнь быть в ногах своего омеги. Целовать его кожу, цеплять зубами, знает, кому принадлежит, знает, что оба в друг друге повязли. Нормальна ли любовь, если за нее хотят умереть? Горячая рука скользит от половинки ниже, вырывая хныканье, а после и слезные просьбы о большем. Растягивает, довольствуется обилием смазки, ее запахом, запахом того, что всецело его.              Берет больше, толкает глубже, понимает, что Чимин на ногах еле держится — встает и подхватывает под бедра. Лис разрывает рубашку на груди, припадает губами к крепкой груди, кусает сильно, от чего его альфа рычит на него, но не злобно, поощряя. Потому что приятно. Кому-то покажется, что омега потерял последние капли своей гордости, но нет и нет, отдаваться с желанием, когда с желанием принимают — великое чувство. Никто не смеет судить влюбленных. Просит войти, щеки сильно горят, челка слиплась, как и у Чонгука, поэтому рукой от чужого лба до затылка проходится, зачесывая волосы, и целует глубоко, громко дыша через нос. Голоса не жалеет, что почти эхом по комнате расходится, когда Чон оказывается в нем. Глаза под веками закатывает, а альфа любуется прекрасным лицом, чей хозяин в истоме голову закидывает, чуть затылком не бьется, губу закусывает и, кажется, улыбается. Снова жмется близко-близко, губами опухшими прижимается, но не целует, там нет и миллиметра, но специально дразнит. Ловит вздохи и выдохи, а когда сильнее толчки становятся, то и как мелодию стоны слушает. Чонгук композитор, Чимин его муза и арфа. На последних секундах до небес возносят друг друга, а Чон сжимает зубы на плече до крови, вкус смакует, проглатывает запах, когда шепчут рвано: «Поставь... ». Омега почти отключается, но укус его в чувства приводит, нет, не больно. Просто это та самая грань, которую нельзя было переступать. Но слова не скажет, сам грешен согласием. Теперь он принадлежит ему. Каменный Алмаз опускается на пол, садится, опираясь на стену. Пак поднимает голову, смотрит мутным взглядом, и улыбается расслабленно.              — Ты меня свел с ума. — говорит Чонгук, рассматривая красные губы.              — Я то еще безумие. — смеется тихо в ответ омега. — Теперь ты обязан носить меня на руках.              — Буду. — кивает. — Любить буду.              — Что? — широко раскрыл глаза, от чего главнокомандующий пустил короткий смешок.              — Люблю тебя. Никогда не чувствовал этого, напрягало это чувство, потом еще сердце, думал вещь бесполезная, но нет. — берет в ладони лицо, вытирает падающие слезы. — Оно для тебя ожило, и без тебя я теперь жить не смогу.              — Я тоже… Чонгук, тоже люблю тебя. — и обнял, пряча лицо в шее, слезами омывая кожу.              — Если ты умрешь, пойду следом. Но если случится такое со мной, не смей даже думать о кончине.              — Нет, не говори о своей жизни так низко! — ударил по груди. — Ты будешь жить, ясно? Мы перевернем все заново, ты найдешь меня или я тебя, и тогда мы будем счастливы.              — В следующей обязательно. — прикрыл глаза альфа.              На следующее утро альфы поплатились за не один глоток алкоголя. Просили воды, отвары от головной боли. По истечении времени все же смогли спуститься вниз к завтраку. Сидели с недовольными минами, когда мимо их столика прошел довольный Хосок, на лице которого ни капли мучений. Юнги сразу заметил укус на плече своего друга, на что удивился. Быстро же они. По столовой разошелся гул. Тема вызвала негодование, что случилось? Омеги встали, решив ненадолго оставить «бедных» мужчин, подошли к гуще обсуждения. Пробившись через людей, они на стене заметили плакат, говорящий о сегодняшнем празднике. «День кровавого сада», что же за праздник такой, название немного напрягло омег, но шанс немного повеселиться не упустят. На радостях бегут обратно к столу, садятся на места, сразу прилипают взглядом к альфам. Они со вздохом поднимают глаза, предчувствуя предложение не в их пользу. А отказать не смогут. Они только кивают, мол, конечно, все что захотите, а дальше продолжают держать прохладную кружку с соком у головы. Вечер наступает быстро, Кицунэ и Хистачи переодеваются в более праздничные наряды. На самом первом этаже есть зал, спустившись туда, парни сразу начали искать Намджуна и главнокомандующего, не найдя сразу, подошли к столу с алкоголем, взяли по одному бокалу, они надеются, что это вино, а не кровь, что будет очень иронично, учитывая название праздника. Но нет, всего лишь вино. Замечают альф. Малыш Чонгук одет в белоснежную рубашку и черные штанишки, а рядом старший, который одет точно также. Омеги не сдерживают смешки. Ведьмак первый подходит к ним, крадя поцелуй у Мина, Чоны подходят к Паку, целуя в щечку. Юнги наблюдает за ними, отмечая, что те слишком походят на молодую семью. Это так по счастливому красиво. Мужчины к вину не притрагиваются, отворачиваются от стола, чтобы не видеть. Вечер идет хорошо, они танцуют, смеются, кажется, живут. Но простите счастье не вечно. В зал заходит Хосок, почти приказывает всем прекратить праздник, отправляться в комнаты омегам, а альф просит остаться. Но Юнги и Чимин не уходят, это видит Хосок, он ничего не на это не говорит.              — У нас большие проблемы. — начинает альфа. — Тю проснулся, а значит кто-то проник на территорию.              — То есть? — хмурится Намджун. — Их же не открыть…              — Значит ворота разрушены, нужно обороняться, кто бы это не был.              Хистачи напрягается, поворачивает голову к большому окну, замечая свет, а после всем кричит спрятаться. Оконная рама, стекло — все разлетелось по сторонам. Они слышат приказы о наступлении, голос знаком, когда же Чонгук выглядывает из окна, то становится ясно. Чхве Иан. Пришел по их душу.              — Черт! Несите Чонгука к Асцелле, Чхве может уничтожить ее!              Все четверо сразу бегут к дверям. Улица могла встретить прохладой, но нет, здесь сейчас ад. Все в огне, деревья, детские домики горят. Услышав в гуще хаоса ржание, Юнги бросается в сторону. Ким хотел побежать следом, но здание, что стояло в близи обвалилось, преграждая дорогу. Они видят башню, где находится портал, и молятся всем богам, чтобы Мин был жив. А тот перепрыгивает ловко через горящие балки, несется к конюшне, где напуганные животные пытаются выбежать из стойла. Здесь уже несколько человек выпускают коней, уводя в сторону леса, но не видит черного старого. Заглядывает в каждое стойло, и видит в последнем Маркуса. Позвав его по новому имени, открывает дверцу, тянет за собой. Садится верхом, и направляет к башне.              Останавливается прямо около нее, видит разрушенные ступени, понимает, подняться не сможет. Камни заполнены витиеватой зеленью, за нее можно зацепиться, но она растет слишком высоко. Он не сможет достать, что делать? Вдруг Маркус подпрыгнул на месте, и замотал головой. Хистачи пару секунд смотрит перед собой, а после наклоняется и спрашивает: «Ты хочешь подбросить меня?», и снова мотание головой. Мин глядит и вперед и видит пропасть. Если они прыгнут, то конь провалится туда. Нет-нет, должен быть другой способ! Юнги тяжело задышал, а когда услышал приглушенные крики из башни, то вцепился в гриву. С покрасневшими глазами, он снова наклоняется и целует в ушко, прижимается лбом и со слезами выдавливает: «Давай». Конь отходит назад, а после, срывается вперед, набирая скорости, прыгает как можно выше, Мин отталкивается ногами от его спины, цепляясь за стену. Слышит последнее ржание и срывается на крик, зажмурив глаза. Тяжело вздохнув, тянется, поднимаясь по стене.              Ступени разрушены, но люди Иана все равно успели пробраться в башню. Чон крепко прижимает свою копию к груди, закрывал его глаза, везде трупы, кровь, снова тот самый запах смерти, которого альфе не хватало, но почему-то сейчас его тошнит от него. С каждым шагом Намджуну и лису становилось плохо, Чимин был прав, сильные существа сюда не проберутся сразу. Вот только Каменный Алмаз чувствовал себя более-менее, избавившись от большего количества своей силы, Асцелла пускает его свободно. Видел, как бледнели лица друзей с каждым шагом, но останавливаться нельзя. Армия из пяти человек догнала их у арки, за которой был зал с порталом. Асцелла представляет собой золотое толстое кольцо с иероглифами, а внутри отражение — зеркало. Один из них навел стрелу на Кима, а тому и головой дернуть трудно. Летит, но боли нет, кто-то боль принял на себя. Тю, глупый лежит перед ним, дышит громко три раза и замирает. Чимин рот прикрывает и выпускает хвосты, еле горят огнем, заставляет гореть. Намджун на колени опустился, «Нет» — шепчет, машет головой, воет сцепив зубы, дотронуться боится. Громкое «Ублюдки!», заставляет замереть, хочет броситься к голосу, но может только ползти и умоляюще наблюдать, как Юнги хватают за руки. Выходит сам Чхве. Берет кинжал и вонзает в бедро Хистачи, тот вскрикивает, он терпит. Намджун пытается призвать силы, но не получается. Они все опустошены. Глазами умоляет прекратить, шепчет просьбы, а потом кричит тихо, будто голос сорван, потому что до него течет красная река, а у Юнги горло перерезано. Пак вскрикивает, ноги его дрожат, слезы льются, поворачивается к Чонгуку. Каменные Алмазы умеют плакать. Просит его идти. Все закончится для них сейчас, а они даже ничего вместе не успели. Кицунэ обещал отдать жизнь, он отдаст. Кровь добежала до его ног, он искупает всех в крови своего друга, убьет каждого, разорвет на части. И ничто внутри него не просит остановиться. Хватает кинжал, что когда-то дал ему главнокомандующий, бросает, попадая в глаз одному из них. Кричит словно свинья, у омеги руки в огне, в глазах пламя, бросается когтями раздирает кожу, оставляет ожоги тем, кто пытается ближе подобраться. Видит занесенный меч над Ведьмаком, что так и не встал, бороться теперь не за что. Ждет. Чимин кричит ему, зовет его, бежит, но не успевает. Голова Кима проскользила по окровавленному полу, где смешаны сто и один запах крови. Хочется вырвать себе глаза, абы не видеть этого. Чонгук идет прямо к порталу, слышит крики, будто в воде, оборачиваться не станет, понимает, что живых нет. Встает около зеркала, видит свое отражение, но до того, как потерял свою силу. Та же серая кожа, стальной взгляд, сильный дух в глазах. Отрывает от своей груди ребенка, в зареванное лицо сморит, улыбается подбадривающе, не взирая на то, что у самого глаза оплакивают. Шепчет тихо: «Знаешь, что делать?», получив кивок, протягивает малыша в светлое будущее. Зеркало словно жидкое, оставляет пятна на руках альфы, а сам он оборачивается, чтобы увидеть свою любовь, такую несчастную, с предсмертной улыбкой, заливающей не только пол своей кровью, но и его сердце. С днем кровавого сада.              Чонгук не верит, но молится о завтрашнем дне.       

***

      

      В Аморе солнце такое редкое явление, люди редко улыбаются, редко говорят о своих чувствах, но они все честные, верные и бесстрашные. Сегодня люд празднует коронацию, единственный сын короля стал взрослым. Народ надеется на мудрость молодого правителя. Людей будет много, прибудут из разных городов и даже стран, это самый лучший шанс на торговлю.              — Папа, тебе не кажется, что сто пирогов, это слишком. — сдувает челку молодой парень, меся тесто. — У меня руки отвалятся!              — Ничего не отвалятся! — достает готовую порцию, складывая в коробки. — Меси-меси, Чимин, сколько народу…              — Столько и прибыли… — и мнет тесто дальше. — Почему мелочь не в работе? — кивает недовольно на брата, что сел у камина, грея попу.              — Тэну только три, о чем ты? — посмотрел на сына как на дурочка. — Вот подрастет и тоже будет помогать папе.              — Кто тут моего карапуза обижает? — отец спустился, потрепал прическу Чимину.              — Отец, скажи ему! Я устал, мне надоело. — не перестает ныть Пак. И тут в двери постучались.              Глава семьи ступает по теплому полу, открывает двери и отходит назад, слегка кланяясь. Пак не понимает, что происходит, но, когда подходит ближе, тесто из рук падает на пол. Чон Чонгук, наследник государства Амор, смотрит на него своими глубокими голубыми глазами, губы расходятся в легкой улыбке. Он поворачивается к отцу Пака, выдавая не громко, но четко:              — Я, Чон Чонгук, новый король страны Амор, прошу руки вашего сына.              Папа садится на диван, не отрывая взгляда, машет рукой у лица. Отец вообще впал в ступор, одному Тэну все равно. Не к нему же пришли свататься. Вдруг кто-то распихивает стражу, которая стояла у входа в дом, а потом этот ураган, не замечая ничего перед собой, несется именно к Чимину.              — Чимин, не поверишь, к родителям пришел мужчина, сначала мы не поняли кто, а потом оказалось, что это Намджун — правая рука нашего нового короля, он замуж меня зовет, Чимин! — трясет за плечи, а потом оборачивается, туда, куда направлен взгляд друга.              — Юнги… — шепчет Пак, сжимая его руку.              — Если, конечно, ты не против. — улыбается, теперь уже, король.              Это то самое счастливое «завтра».