***
Сбившееся дыхание, боль от неизвестности внутри, страх потери. Всё это смешалось в душе агента во взрывоопасную смесь, которой он захлёбывался. В Академии учили: держи всё под контролем, эмоции погубят. Но он никогда не справлялся с этим. Входная дверь оказалась открыта, мебель находилась не на своих местах, по паркету шли царапины, на одной из стен гостиной расцвели пятна крови, осыпавшиеся алыми лепестками на длинный ковровый ворс. От увиденного агенту стало невыносимо дурно, он осел на пол с приглушённым воем, схватившись за волосы. Всё вокруг кричало, что он опоздал. — Боже… Майкл, бесшумно возникший за спиной Фрэнка, обводил взглядом гостиную, в которой несколько раз уже бывал. На фоне явных следов борьбы в виде осколков на полу, разорванной портьеры на окне и прочих мелочей, без слов обрисовывающих картину произошедшего, особенно выделялся сидящий на коленях агент в белоснежной рубашке. Если бы человеческие души иногда были видны, то душа агента Айеро бы напоминала плотный комочек тёмной пряжи, пульсирующий красными всполохами пламени. Видя состояние мужчины, Майкл принялся осматривать оставшиеся комнаты в доме, чтобы удостовериться в том, что он был абсолютно пуст. Внезапно послышался скрип ступенек. Мужчины одновременно подняли друг на друга взгляды. Звук доносился со стороны спуска в кладовую, медленные, но уверенно приближающиеся шаги. Фрэнк в миг оказался на ногах, показывая рвущемуся вперёд Майки отойти от двери. Ручка медленно повернулась, дверь распахнулась. На пороге стояла Джамия. Растрёпанная, с порванной кое-где одеждой, выглядывающими из-за рукавов кардигана синяками на руках, но живая и относительно невредимая, держащая в руках какую-то бутыль и тряпку. Айеро, осознав, что с ней всё в порядке, заключил её в почти удушающие объятия, крепко сжимая в своих руках, вдыхая запах её волос, к которому почему-то примешался лёгкий аромат кардамона и хвои, и не верил в то, что она реальна. Тёплая, родная, тихонько всхлипывающая в его рубашку Джам. Радость стала сменяться злостью, когда Фрэнк заметил сломанные ногти и кровоподтёки на руках жены, мелкие ссадины на её щеках, испуг, плещущийся в её чайных глазах. — Я найду их, обещаю. — Тихо, дорогой, успокойся, я в порядке. Давай на будем смущать Майки нашими нежностями, — мягко поглаживая скулы мужа и мельком поглядывая в сторону смущённо улыбающегося ей юноши, произнесла Джамия. Он старательно делал вид, что ему прямо сейчас необходимо разобрать ворох каких-то бумаг и фотографий на журнальном столике в гостиной. — Я… так испугался, Джам, я боялся, что больше никогда тебя не увижу. Теперь настал черёд агента утыкаться сначала в плечо, а потом в округлый животик жены и изо всех сил сдерживать рвущиеся наружу слёзы, пока она мягко пропускала его волосы сквозь свои пальцы. — Ну что ты сразу о самом плачевном развитии событий думаешь? Ох, Айеро, ты ушёл из Бюро, но оно навсегда в тебе. Знала бы, что ты за пару минут в доме так себя накрутишь, сидела бы здесь, в гостиной, и ждала. Но мне хотелось хотя бы кровь со стены отмыть, пока ты не пришёл, вот и спустилась в подвал за моющим. — Кстати, откуда она? — Забавная история вышла. Пришли двое, хотели меня куда-то увезти. Однако кто же мог предугадать, что архивные работники ФБР тоже умеют за себя постоять. — Гордо улыбаясь, отметила женщина. — А вот это был подсвечник, которым я умудрилась, кажется, выбить этому милому человеку зуб. — Указав на стену за спиной агента, пояснила Джамия. Фрэнк устало улыбнулся и покачал головой. — И всё же я не такой хороший боец сейчас, между прочим, по твоей милости. Знаешь ли, шестой месяц не добавляет изящности и быстроты движениям. Так что твой друг появился очень вовремя. Айеро резко поднял голову и внимательно взглянул на Джамию. На другом конце гостиной внезапно прекратил шуршать Майкл. — Какой друг, дорогая? — Знаешь, мы не особо успели познакомиться. Но в промежутках между тем, как я выбила зуб одному прелестному мужчине, а твой коллега, кажется, сломал руку другому, он успел выкрикнуть своё имя и просьбу мне запереться до твоего приезда в одной из комнат на втором этаже. Я, конечно, рвалась в бой, но Джерард в итоге просто запихнул меня в кладовую, что, между прочим, очень невежливо с его стороны было. А потом... — Подожди, как его звали? — Он представился как Джерард. Сказал, вы работали вместе в Бюро. Послышался грохот. Агент думал, что это всё в нём рухнуло с таким оглушительным звуком. Но оказалось, что Майки уронил какую-то вазу в гостиной. — Майки, дорогой, я бы была тебе признательна, если бы ты не добавлял разрушений в этом доме. — Простите, я… Мне показалось. Руки дрожат, недосып, наверное, — торопливо извиняясь, ответил он, пытаясь поставить вазу на прежнее место, но с треском проваливая эту миссию. Джамия устало выдохнула и, подойдя к нему, мягко вынула её из его рук. — Всё в порядке, меня тоже ещё трясёт. Мальчики, может, чаю?***
— Фрэнк?.. Джамия, завернувшаяся к одеяло, спустилась на кухню, чтобы убедиться, что Фрэнк спать не собирается. Его ссутулившаяся фигура почти что полностью скрылась в дыме недавно выкуренных сигарет; он сидел в полутьме, перелистывая материалы архивной папки с делом. Джамия прекрасно знала эту папку. Даже то, как шуршат страницы в ней. Уж слишком часто в последнее время её агент обращался к ней. Время от времени, начиная с апреля, он устраивался с сигаретой в одной руке и папкой в другой, внимательно вглядывался в страницы, будто пытался расшифровать то, что на них написано. Женщина устало вздохнула и обняла мужа со спины, положив подбородок на его плечо. — Да? Почему ты ещё не спишь? — Ты прекрасно знаешь, что успокоительные меня не берут. Мне нужен ты, — оставив поцелуй на границе шеи и нижней челюсти, тихо сказала она. — Да, конечно. Я скоро приду. — Не хочу выглядеть слишком капризной, но ты говорил это час назад. Очередная страница перевёрнута. А на ней фотография призрака, имеющего тенденцию всегда возвращаться. — В твоём отделе никогда не работал агент по имени Джерард. Это ведь был он, да? — Да. Удивительно, как легко порой даются нам слова. Особенно, когда скрывать и скрываться больше нет сил. Даже одно сказанное слово может стать выходом из тупика переживаний. Вот и агент чувствовал что-то наподобие долгожданного освобождения от несоразмерно тяжёлого душевного груза. Это оказалось так просто... — Как всё переплелось… Автор любовных посланий моему мужу спас мне жизнь. Фрэнк посмотрел на жену со смесью удивления, страха и стыда. Знала бы она, насколько всё запутано в этой истории… Как Фрэнк устал задыхаться от противоречивых чувств, от когтей неуверенности, цепко держащей его за горло, устал спотыкаться о выстроенные самим собой барьеры и задаваться одним и тем же вопросом: возможно ли любить одновременно двоих таких разных людей. Порой ему казалось, что Джамия умела читать его чувства с невероятной лёгкостью. Вот и сейчас, сидя на его коленях и поглаживая выступающие вены на его руках, крепко обнимающих её, она будто делила всё то, что бушевало в его душе, на двоих. Тикали настенные часы, мерно стучали сердца двоих близких людей, лечебно было молчание. Через некоторое время Джамия, заглянув в глаза Фрэнка, тихо и уверенно произнесла: — Знаешь, любовь не имеет рамок или правил. Всё это выдумали люди. Она просто существует и помогает нам жить. Просто некоторым из нас вполне достаточно кого-то одного для её проявления, другие же являются обладателями слишком тёплых и ярких сердец. Один сгорит от концентрированности чувств, двое же станут счастливее вдвойне. Я люблю тебя, Айеро, а это значит, что я люблю и тех, кого любишь ты. Просто помни об этом. Ничего не ответив, Фрэнк лишь ближе прислонился к Джамии, вслушиваясь в биение жизни в ней. И всё-таки, какое удивительное сердце…