Его губы — грех,
И я молиться на них готов.
Нет.
Я уже молюсь.
🩰
Их друг к другу тянет и это не объяснить ни одной научной теорией, но ничего растолковывать и не нужно.
Все знают о том, что противоположные полюса магнитов притягиваются. Это явление называется законом магнитных полюсов. Наибольшая сила сосредоточена именно там, но, не окажись рядом другого магнита, она угасает. Чем больше расстояние, тем меньше силы.
Все знают о том, что и люди разные притягиваются.
Loi des pôles magnétiques
Закон магнитных полюсов
Кто-то свободный и открытый ко всему.
Кто-то ограничен и боится окружающего мира.
Как же называется это явление?
Никто не ответит, все слишком заняты. Ладони блуждают по одежде, задевая кончиками пальцев открытые участки кожи, вызывая мурашки, а губы ищут друг друга неустанно, не могут напиться. Насладиться не могут.
Юнги — Чимином.
Чимин — Юнги.
Мечтать никто из них не смел об этом моменте, но уж так сложилось, что у них есть возможность попробовать на вкус то, чего сильно хотелось. У Чимина губы сладкие, понимает альфа, когда наконец проводит языком по ним совсем аккуратно, и ловит тихий стон. То, как сплетаются их губы, достойно внимания самого великого художника, всех профессиональных кистей.
Им бы остановиться.
Остановиться и не привыкать, потому что не получится ничего. Чимин в этом уверен, но почему-то всё равно уцепился за старшего, как за спасательный круг. Его отпускать не хочется, с ним, оказывается, намного теплее, чем без. То, как он ласково убирает волосы за ухо, шумно выдыхая, сводит с ума. Омега не понимает, зачем Мин делает это, не понимает, нужен ли на самом деле хоть чуть-чуть ему, и сильно жмурится от этих мыслей, полностью отдаваясь моменту.
Всё, кроме
него, лишнее
сейчас.
— Чимин, — выдыхает Юнги в самые губы, опаляя жаром, и утыкается лбом в лоб младшего, пытаясь прийти в себя.
— Мхм, — что-то неразборчивое получает в ответ и улыбается, обвивая омегу двумя руками.
Невольно альфа задумывается о том, что вместо того, чтобы сидеть на двух разных стульях, Чимина можно было бы усадить на колени, но сейчас это явно перебор. Достаточно того, как светловолосый утыкается влажным носиком в шею и тоже тихонько хихикает, осознавая ситуацию, в которой они оказались.
Каким бы взглядом Пак не смотрел на окружающий мир, если даже сквозь слёзы, Юнги знает лишь одно — этот мальчик очень сильный, но очень хрупкий. И это сочетание так губительно в жизни, что становится страшно выпускать его, такого уязвимого, из объятий.
— И всё-таки… — тихо начинает Юнги, зарываясь лицом в светлые волосы, — Еда, — он вспоминает об этом, когда случайно рукой задевает выпирающие рёбра младшего, от понимания его худобы покрываясь бисеринками пота.
Балет, стройная фигура — понятия, которые идут рука об руку, но отчего-то ему кажется, что, тренируясь так упорно, надо кушать больше.
— Ты устал, — констатирует он факт, а Чимин поднимает на него взгляд и смущённо улыбается, пытаясь оставаться самим собой. Не расклеиваться.
— Пожалуйста, перестань, — просит он, хлопая слипшимися от влаги ресницами. — Не надо, — омега неторопливо выпутывается из рук альфы, садясь ровно за столом.
Всё так же дождь.
— Что перестать? — не понимает Юнги, не хочет понимать.
— Быть таким, — вздыхает младший, разворачивая обёртку мятного батончика. — Я не из тех, кто… Встречается? И всякое такое… — он откусывает немного, чтобы заняться чем-нибудь, от волнения потеют ладошки.
— А из каких ты? — улыбается лукаво Юнги, облокачиваясь одной рукой на поверхность стола. — М?
— Из трудолюбивых, — незамедлительно отвечает младший, чавкая. Ему уже всё равно на любые приличия, он чувствует себя спокойно.
— Хорошо, — пожимает плечами старший, — но я всё равно буду приходить, чтобы с тобой видеться, — он поворачивается к омеге и подмигивает, заставляя того поперхнуться.
— Я не имел ввиду, что тебе надо приходить, — говорит, пытаясь откашляться.
— А я имел ввиду именно это, — Юнги достаёт из кармана шорт пачку сухих салфеток и даёт одну омеге, он оказался неряшливее, чем предполагалось.
Пак наспех вытирает щеку, непонятно как запачкавшуюся, и неловко бегает взглядом по кафе. Он не этого хотел, он намекнуть пытался, что от него бежать надо, что с ним ловить нечего. Сколько бы в голове не крутилась кинолента с будущими событиями — всегда один и тот же исход.
Он, погрязший в семейных узах и балете, и человек, заслуживающий большего.
Заслуживающий всего.
— Ты не нужен мне, — предпринимает попытку омега.
Если не так, то он не знает больше другого способа. Он людям не умеет делать больно, врать не умеет, говорить то, чего сам не хочет, не умеет, а сейчас прикусывает губу до крови, вспоминая поцелуй. Он ненавидит себя.
— А ты мне — да, — серьёзно говорит альфа, касаясь плеча омеги.
Ток.
— Ты мне… — пытается выдержать взгляд Чимин, но слёзы предательски щиплют глаза, — нет.
— Но я хочу, — рука старшего скользит вниз, проходясь по локтю, чтобы попасть к запястьям и легонько сжать, поддерживая.
И его совсем не задевают слова омеги, потому что в который раз он убеждается, что истина в глазах.
— Не нужен, — светловолосый мотает головой из стороны в сторону, рассыпая свои волосы красивыми узорами на лбу.
— Может, нужен? — альфа наклоняется, пытаясь заглянуть в милое личико, и улыбается, понимая, что нужен.
Нужен, нужен, нужен.
Пальцы Чимина сжимают руку в ответ.
— Не нужен, — одними губами шепчет омега, убеждая себя. А на деле лишь хочет, чтобы его поняли иначе.
Нужен, нужен, нужен.
Юнги подносит к губам его руку и целует тыльную сторону ладони.
— Я буду приходить.
После этого старший заставляет Чимина доесть свой сэндвич хотя бы, достаёт откуда-то пакет, складывает всё и говорит, что это подарок. Он смеётся, запрокинув голову, а Пак что-то недовольно бурчит, пытаясь отмахнуться, но всё за него, видимо, уже решено.
Пока омега дует обиженно губы и всё ещё ворчит, Юнги ловит каждую деталь, надеясь, что однажды сможет всегда целовать, не просто в порыве эмоций. Он бы хотел, точнее, он очень хочет, чтобы младший ему доверился.
— Идём? — альфа съезжает со стула вниз и перед Паком садится на корточки к нему спиной.
— Я… Ты… Ч-что? — совсем не соображает омега.
— Айщ, Чимин, — вздыхает старший, поглядывая через плечо на него, — я же обещал. Давай, — делает он неопределённый жест рукой, и Чимин ужасается, вспоминая тот роковой момент.
— Я могу сам идти! — выпаливает он и подрывается с места, как граната, но Юнги хватает его за лодыжку и смотрит.
Снизу вверх.
Так, как с самой первой встречи хотел смотреть.
— Не можешь, еле на ногах стоишь, — и это правда, такая чистая правда, что Чимину горько. Он проиграл, не опять, а снова. Не ему, себе, в первую очередь.
Так что остаётся одно — послушно забраться на спину, обвить руками шею и вдыхать такой уютный запах.
Это счастье?
Когда Юнги руками бережно подхватывает под коленками, чтобы удержать, счастье?
Представить себя где-то не здесь кажется ужасным. Чимин понимает, что заботливый парень, будто не из этого мира, несёт его домой, не представляя даже, что на самом деле — в лапы разъярённых псов.
Наверное, они действительно в бешенстве. Папа, отец, Чжинхо…
Страшнее всего то, что ему опять будут навязывать будущего супруга как альфу для проведения течки, будут чуть ли не силком под него класть, а когда, конечно же, встретят сопротивление, отправят репетировать.
Снова и снова, до посинения пальцев и омертвения кожи.
Семья Чимина не знает, что такое искусство. Они уверены, что танцевать — искусство, но не понимают, что танцуют со страстью, танцуют, отдаваясь, но танцу, а не усталости. Когда кружишься в танце потому, что хочешь, а не потому, что надо, вот тогда это — искусство.
Ещё им не знакомо искусство любви.
Искусство, искусство… Кажется, любое действие можно преобразовать во что-то великое, если его
почувствовать.
— С тобой будет всё в порядке? — волнуется Юнги, уже подходя к дому омеги.
— Да, конечно, — врёт он, прижимаясь сильнее. — Что может случиться?
— Ничего не болит? — вновь спрашивает старший.
Чем ближе то время, когда светловолосого ангела придётся отпустить, тем страшнее. Почему-то кажется, что, оставь его сейчас, — и больше не найдётся, пропадёт навечно. Жизнь жестока, жалеть не будет, самое дорогое отберёт.
Бесценное тоже.
— Ничего, — а сердце щемит.
— Пак Чимин! — слышится грубым тоном сверху, и Чимин бы подумал, не знай он, кому принадлежит голос, что это сам Бог его упрекает в том, что он такой легкомысленный. Особенно по ночам.
И чего ему не спится?
Юнги удивлённо вздрагивает и непонимающе смотрит на младшего, уже вставшего уверенно на ноги. Он поправляет одежду, волосы, надеясь выглядеть как можно живее при встрече с папой в столь поздний час.
— Чимин! — дверь открывается с громким стуком, и на улицу выбегает Лоран, за которым сразу же появляется и Чжихан. — Где ты был, чёрт возьми?! — кричит он, не обращая внимания на то, что сын не один, и размахивает руками.
— Да, где ты был?! — возмущается альфа, параллельно с этим осматривая Юнги.
Мин морщится от такого взгляда и принципиально не смотрит в ответ, вспоминая прошлую встречу с этим человеком. Он ему ещё тогда не понравился, оказалось, не зря.
— На репетиции мы были, — подаёт голос Юнги, совсем не понимая, почему эти люди так общаются с Чимином, ведь он точно подобного не заслуживает. Никто не заслуживает.
— А ты… — папа омеги презрительным взглядом осматривает незваного гостя, которого до этого и не замечал. — Кто такой вообще? Я его родитель, как хочу, так и разговариваю с ним!
— Я Мин Юнги, — прерывает тираду альфа, представляясь.
— А я его!.. — пытается сказать Чжинхо, но Луран вклинивается в строки, сверкая на всю улицу горящим взглядом.
— Мин? — он смотрит то на него, то на Чимина, осознавшего беду, в которую он привёл себя и альфу. — Сын директора Академии?! — Юнги кивает, а омега протягивает восторженно руку для пожатия. — Приятно познакомиться! Чай, кофе? — предлагает он, не заботясь о том, что в такое время люди не пьют, а спят обычно.
— Пожалуй, откажусь, я…
— Я его!..
— Друг! — опять вставляет слово Луран, кивая на Чжинхо. — Этот человек Чимину
просто друг, — улыбается он широко, пока Мин брезгливо свою ладонь выпутывает из крепкой хватки.
