***
Сокджин потерялся. Сидя в машине с раскрытой картой на руле, он продолжал хмуриться: главные дороги были нанесены на план, но более мелкие отсутствовали, и когда он направился по одной из них к побережью, развернулся и выбрал путь назад, то ошибся и заехал черт знает куда. За окном проплыли уже две фермы, которые он ни разу до того не видел и теперь понятия не имел, где оказался. Телефон отображал его как точку в зеленой пустоте. Блять. Будь он проклят, если позвонит Намджуну за помощью — он, наверно, тут же подумает, что Сокджин выпал из своей привычной стихии блестящих каннамских офисов как богатенький беспомощный чеболь. Извините, не все могут жить как творцы, пишущие свои романы в роскошных домиках за океаном! Бормоча ругательства, с двумя пакетами продуктов на заднем сиденье, он сделал разворот — в поселке было как всегда тихо, а женщина, работающая в мини-маркете на заправке, подтвердила, что дорога все еще завалена. Возвращаясь обратно тем же путем, Сокджин заметил уже знакомый красный домик. Теперь возле него стояла женщина, и, поколебавшись, Сокджин подъехал к калитке. Покосившись на внедорожник, хозяйка уперла руки в боки в ожидании гостя. — Прошу прощения! — он выбрался из машины с вежливым поклоном. — Ох! — ее лицо озарила внезапная улыбка, окрасившая щеки здоровым румянцем, бывающим только у живущих на природе людей. Ей было за сорок, а распущенные каштановые волосы блестели густотой. — Вы, должно быть, Сокджин! Тот замедлился и моргнул — а потом обернулся, чтобы убедиться, что он тут один и обращались именно к нему. Что?.. Она представилась Беллой и спросила, не покататься ли на лошадках он приехал. Чего?! Конечно нет! Это даже звучало пугающе. — Но Лиз сказала, что вы можете прийти, — отметила Белла — да, Лиз наседала на него, чтобы он в полной мере насладился очарованием Западного побережья, но верховая езда в этот список не входила! Он двинулся ближе к хозяйке фермы. — Где я? — спросил он, протягивая карту. Она его, наконец, поняла и светло рассмеялась. Достав ручку и разместив карту на капоте, она нарисовала дорогу, которой там не было, а потом дружелюбно добавила: — Дальше сами, вы справитесь! Как там Намджун? Все занят писательством? — Ах, да, — подтвердил он. — Он пишет. — Уверена, он очень рад, что вы здесь! — мягко говоря, это было не совсем так, поэтому он просто вежливо улыбнулся. — Он вам уже успел показать особо интересные места? Ее улыбка сулила некоторый намек, будто она знала больше, чем он сам. Он смело выдал что-то вроде «Хааст очень мил», и Белла показалась удовлетворенной ответом, на пальцах объяснила направление, куда нужно ехать, после чего попросила подождать. Он послушался, не зная, что еще она хотела от него, и хозяйка дома, вскоре вернувшись с огромной коробкой яиц на двадцать пять ячеек, осторожно положила их на заднее сиденье и решительно отмахнулась от его попыток заплатить. — Сегодняшние! — заявила она. — Можете сварганить Намджуну замечательный омлет! Как будто Сокджин был его дворецким! Господи! Затем она что-то добавила и подмигнула — Сокджин не смог как следует перевести, она говорила слишком быстро, и акцент был слишком незнаком — забьете? Упруго? Очки? Он многократно поблагодарил ее и задался вопросом, как быстро Намджун и весь остальной Хааст узнает, что он заблудился — через час? Ох уж эти маленькие города… К счастью, он нашел главный путь и правильную дорогу, которая вела прямо к коттеджу: не его вина, что в новозеландской сельской местности не хватало указателей. Повернув на усыпанную гравием дорожку, его внезапно осенило, что напоследок выдала ему женщина: «Можете сварганить Намджуну замечательный омлет! Набьете супружеские очки!» А потом подмигнула! Он ударил по тормозам, ругнулся и в ужасе оглянулся, проверяя яйца — но те, слава богу, были на месте. Закрыв глаза, он обмяк в кресле и протер ладонями лицо, зло отбрасывая назад волосы, пока сердце стучало как бешеное. Супружеские очки?! Господи, откуда она…? И неужели все…?! — Бля, — он ощутил себя попавшимся, и это чувство ужасно ему не понравилось. Сокджин посмотрел на дорогу через лобовое стекло, и в животе что-то оборвалось — потому что Намджун спускался с холма, увенчанного коттеджем, в своем красивом зимнем пальто и очаровательной синей шапочке-бини, из-под которой торчали каштановые пряди. Боже, он был красив — и у него в Лондоне был парень, блять! Успокойся… Дыши… Он попытался поправить волосы и вновь поехал, остановив автомобиль возле Намджуна, который улыбнулся ему с развеселенным выражением и наклонился к стеклу, опершись на крышу машины. — Слышал, у тебя случилось небольшое приключение, — он заглянул на заднее сиденье, где лежали яйца. — Местное гостеприимство? — Ага, — Сокджин крепко сжал губы, отказываясь глядеть на него. — Ну, ты идешь или уходишь, или что? Намджун уселся на переднее сиденье, и они тронулись. — Значит, все в округе тебя знают. — Я знаком с Банти и Лиз, а они знают всю округу, — Намджун пожал плечами. — Так что в каком-то плане это правда. Тут не так много приезжих. — М-м. Они подъехали к коттеджу, но Сокджин все еще не мог избавиться от поднявшейся тревоги. Когда Намджун помог ему занести продукты, он все еще не успокоился — кожу покалывало от злости. Супружеские очки?! Что за черт? И как он так быстро услышал, что Сокджин потерялся, зачем направился навстречу? Чтобы убедиться, что он доберется нормально? Он заставил себя проигнорировать это, пока они складывали продукты на кухне, потому что не имело ни малейшего значения, что думают эти люди, но… — Они знают, что мы замужем! — громко заявил он, со звонким стуком поставив банку консервов. Намджун свел брови вместе, замерев с пачкой риса в руке. Сокджин неопределенно махнул в сторону улицы. — Да! Та женщина! Она назвала меня твоим супругом! — Что? — глаза Намджуна расширились, губы от удивления округлились. Он глубоко выдохнул и рукой коснулся виска. — А, кажется, я понял… — Откуда она знает, Намджун? Тот помедлил, и его выражение приобрело виноватый вид, который Сокджину был давным-давно знаком. — Наверно, это моя вина… Я, видимо, проговорился. — Просто взял и проговорился?! — Ну, в то утро после шторма, когда Банти подбрасывал меня до полицейского поста, чтобы найти тебя, я… упомянул это в разговоре, — Намджун поморщился от неудовольствия. — Но у меня было ужасное похмелье. Сокджин неверяще уставился на него. — То есть ты просто заявил ему, что мы в браке?! — что за оправдания! — Они что… они все думают, что у нас тут медовый месяц?! Голос оборвался на высокой ноте, и теперь от его хватки страдала коробка апельсинового сока. — Ладно! Да, это неловко, я тебя понял! — выпалил Намджун. — Господи, тебе больше никогда не придется с ними видеться или общаться, Сокджин-а, какая разница? Тебя всегда слишком сильно волновало, что думают окружающие! Возможно, это было так, но он не жаждал ни с того ни с сего выслушивать о «супружеских очках» от совершенно чужих ему людей! Он не хотел, чтобы те думали о них, что они… когда они нет! И бракоразводные бумаги были уже подписаны и спрятаны в чемодан! Почему-то это было попросту жестоко — весь городок посмеивался над влюбленной парочкой, прятавшейся в лесу, пока Сокджин просто гадал, сколько от его прежнего Намджуна осталось в том, который стоял перед ним. — Если честно, Банти — страшный сплетник, поэтому мои слова, возможно, были не к месту. Я думал об этом тогда по вполне понятным причинам. Ты сам знаешь, что у тебя… у тебя было время, чтобы осознать, что мы все еще замужем. А у меня было два часа. Всего два. Чтобы осознать, что мы в браке, а потом — что разводимся. И ты был настолько циничен насчет всей ситуации, что меня это немного вывело из себя еще ночью, а потом я, ну. Проговорился. Сокджин помолчал — это были самые честные слова от Намджуна за все его время пребывания тут. Тот выглядел беспокойно, почти раздраженно. — Разве не плевать, что люди в курсе? Что, для тебя даже сейчас это слишком? Это был камень в огород Сокджина, но тот просто сгорал от жажды узнать, что Намджун выдал об их браке и разводе. Что он думал о выбивающем из колеи чувстве, что все это время между ними все равно оставалась связь, и теперь они по воле судьбы были заперты вместе? — Нет. Все в порядке, — наконец, выдал он, и Намджун удивленно воззрился на него. — Конечно, все нормально. Ты прав, это не так важно. Вряд ли Банти собирался сдавать их корейской светской хронике. — Но ты сам будешь объяснять местным, куда делся твой супруг, когда приедет твой парень — я это дерьмо разгребать не собираюсь, не мое дело. По правде сказать, ощущение было такое, что они разделят всю эту неразбериху вдвоем. Но ладно, пускай весь Хааст думает, что они тут замечательно проводят время как счастливые мужья, если им от этого легче. Сокджин все равно скоро уедет. Он покачал головой: — Что за цирк. Намджун пристально взглянул на него. — А как это еще назвать? — заметив, настойчиво продолжил Сокджин. — У тебя случайно нет машины времени? Вернемся в две тысячи тринадцатый, не дадим молодым себе выйти друг за друга замуж? — Ты этого хочешь? Все отменить? — спросил Намджун, и Сокджин сжался от его тона так, будто угодил прямиком в капкан. — Нет, нет… или да, я… я не говорю про отмену вообще всего, просто… например, можно было бы поджечь ту часовню незадолго до, или что-то подобное. Намджун фыркнул, отставив упаковку хлопьев. — Как будто бы это нас остановило… — И правда, — согласился Сокджин, махом погрузившись в осязаемые воспоминания. Они просто нашли бы другую часовню, и все. Очень заметно колеблясь, Намджун неспешно убирал продукты в холодильник, чтобы затем быстро сказать: — Кстати, я почитал о твоей стипендиальной программе. Которая от вашей компании. Сокджин ошеломленно нахмурился. — Ты ее сам создал, если верить сайту. Это очень впечатляет, Джинни, — Намджун выбирал слова медленно и тщательно. — Мы все остались ей довольны, — уклончиво ответил тот. — Она служит замечательному делу, — настоял Намджун. Пожалуй, история создания не отличалась бескорыстностью: незадолго до этого поступили некоторые обвинения в торговле инсайдерской информацией — до суда, к счастью, не дошло, но компания потеряла репутационно и должна была отыграться за счет хорошего пиара. Сокджин предложил ввести систему стипендий: проспонсировать выпускников из неблагополучных районов страны и помочь молодым людям и девушкам — особенно девушкам — получить университетские дипломы. Люди, конечно, схавали, но Сокджин работал над ней не год и не два, и это помимо своих обычных рабочих обязанностей. Финансисты не были исчадиями ада! Они тоже несли на своих плечах нелегкую судьбу мира, и притом могли направлять свои силы и ресурсы во благо. — Мы неплохо справляемся. Первые выпускники получили дипломы уже этим летом, кстати, — и они наняли к себе приличную их часть, а Сокджин читал им приветственную речь всего месяц назад. Наверно, это прозвучит грустно, но то был один из лучших дней в его жизни. — Ну, я слежу за всем, на что хватает времени, и мы наняли целую команду для реализации программы, так что это не основной род деятельности для меня. Кроме того, такая компания, как наша, должна помогать людям. — Да, — согласился Намджун к его изумлению. — И я рад, что вы этим занимаетесь. И что ты… да. Делаешь там хорошие дела. Прокладываешь собственный путь. Наверно, это было непросто. Сокджин кивнул, подозревая неладное — Намджун впервые заметно одобрил действия компании. Сокджин всегда понимал, что рано или поздно ему придется там работать, в то время как Намджун говорил, что им нужно бросить Корею и уехать за рубеж. В самые ожесточенные моменты Намджун много взывал к нему, напоминая о несправедливости: — Малыш, здесь государство даже не признаёт нас — мы не можем выйти замуж, усыновить ребенка, вообще ничего. Нам нужно уехать. Но дом был домом, даже если там тебя любили меньше, чем ты его сам любил. Кто сказал, что любовь — это рациональное чувство? А теперь все эти права принадлежали и им: они могли вступать в брак, могли брать под опеку детей… всего семь лет после разрыва. Мог ли Сокджин представить, как в жизни все изменится? Думал ли об этом Намджун? Его новый роман в этой связи имел огромный смысл: эти темы широко обсуждались на их родине, когда прошло принятие закона об узаконивании однополых союзов, повлекшего смену полюсов. Однако действие романа происходило еще до предоставления прав, и главный герой книги был зол на законодателей — прямо как юный Намджун. Ким Намджун как глас поколения, на которого недавние изменения повлияли непосредственным образом, несомненно, выпустит знаменательный роман, описывающий его чувства и мысли о том, что было прежде. Критики и сми это оценят — назовут книгу честной, эмоциональной, современной. Настоящей. Все произойдет именно так, и Сокджину очень хотелось сказать, насколько важна будет ее публикация, но слова не шли с языка. Но боже, если представить, что Намджун на самом деле все это время был замужем — почти десять лет! Если представить, что в это втянут Сокджина! Если его родители узнают, что он замужем за тем мятноволосым дурачком, с которым вернулся из Америки! Подумав об этом, он вспомнил печальный тон Намджуна пару мгновений назад, когда он спрашивал про знающих о них жителей Хааста. Сокджин сглотнул — господи, ладно, он сам во многом проебывался. Да, он это прекрасно знал. — Ладно, — быстро проговорил он. — Свежий воздух пошел мне на пользу, поэтому я, наверно, поработаю. В конце концов, шестеренки капитализма сами по себе вращаться не станут. На это Намджун фыркнул — но улыбнулся, на мгновение показав ямочки, прежде чем те испарились в смущенном выражении. Да, Сокджин тоже был смущен, а теперь о них еще и сплетничал весь город. — Теперь моя очередь занимать интернет? — спросил он.***
Проснувшись, Сокджин впервые с самого прибытия в Новую Зеландию увидел солнце: оно пронизывало гостиную лучами, покрывая все вокруг согревающим свечением, пока он потягивался на диване, чувствуя, как болит рука, всю ночь зажатая между телом и спинкой. Когда он встал, кости звучно захрустели — больно, больно, больно! Со стороны ванной слышался шум воды; чуть раньше он слышал тихие намджуновы шаги, пересекавшие комнату. Сокджин решил побыть хорошим гостем и приготовить кофе, после чего выскреб из рисоварки две порции — Намджун прошлой ночью предусмотрительно поставил готовиться рис. Наполнив миски и поджарив для каждого по яйцу, он закончил прежде, чем Намджун вышел из душа. Когда хлопнула дверь, Сокджин продолжал листать что-то в телефоне, прислоняясь спиной к кухонному острову. — Я сделал завтрак, — сказал он, оторвавшись от экрана. На Намджуне было только белое полотенце, обернутое вокруг тазовых костей: и он представлял собой чертову наглядную иллюстрацию того, как хорошо может выглядеть подкачанная грудь и пресс, широкие плечи, сильные руки с развитыми мускулами во всех необходимых местах, мокрые темно-коричневые от воды волосы и слегка поблескивающая от влаги кожа. Ключицы выглядели так аппетитно, что в них хотелось вгрызться; соски чуть затвердели от прохлады. Из-под полотенца виднелись косые мышцы живота, и полотенце было заткнуто над пахом, отчего складки собирались прямо над ним, а махровую ткань натягивали крепкие бедра — ах да, у него же тут был велосипед. А еще Намджун имел наглость выдать ему торопливое: — О, хорошо, скоро вернусь! — и направиться в спальню, даря обзор на крепкую задницу и широкую спину с прослеживающимися мускулами, гладкими и упругими. — Пиздец, — выдохнул Сокджин, отрывая взгляд и судорожно приканчивая свой кофе. Не то что бы он никогда не видел привлекательного мужчину. Соберись. Слишком неловко. Слишком много воспоминаний! Они посреди развода! Намджун вернулся, к счастью, уже одетый — но в абсолютно незаконные серые спортивки и белую футболку как минимум на два размера меньше. Поблагодарив его за еду, он уселся на высокий стул и начал перемешивать рис, и даже когда он взял его палочками, глядя на завтрак из-под влажной челки, без макияжа, абсолютно не соблазнительный, Сокджин — к своему ужасу — понял, что хочет его. Он хотел вытворить с ним разные непечатные вещи. Он совсем умом тронулся? Намджун положил рис в рот, закрыл его, красными мягкими губами обхватил палочки и… — Мне нужно подышать, — прохрипел Сокджин — быстро и излишне громко. Намджун вскинул бровь, но его взгляд тоже говорил о некоторой отдаленности от реальности и не поднимался выше чужого горла. Все ясно, классическая клиническая картина тяжкой изоляционной лихорадки! Господи, может в мотеле есть лишние номера? Он сможет уместиться с теми тайваньскими подростками! Будет петь с ними у костра! Но Намджун сказал: — Да? Не хочешь тогда пойти прогуляться? Видимо, именно по субботам Намджун занимался хайкингом — бродил по холмам и предгорьям, по лесу и берегу — ничего сверхъестественно трудного, но тут они могли бы задействовать машину и вмиг добраться до залива Джексон. Сокджин медлил, неуверенный, что столько времени вместе — это хорошая идея, но какие у него были отговорки? Что Намджун досадно притягателен, и Сокджин перевозбудился от сидения с ним взаперти? Стоит ли ему поехать на ферму Беллы и прокатиться по округе без рубашки в образе главного героя эротического романа, чтобы восстановить баланс сил? — Конечно, — еле слышно произнес он: — звучит неплохо. Дружеский новозеландский поход с бывшим мужем — конечно, все ведь постоянно таким занимаются. Намджун выдал ему ботинки Маркуса и синюю куртку с подкладкой, чтобы Сокджин не замерз. Он привез из Англии собственную экипировку и одежду для активного отдыха, и, когда они подготовились к солнечному, но прохладному зимнему дню, и сели в машину, Намджун, слава богам, был одет с головы до пят — вполне приличным образом, а не как после душа. — Ты в порядке? — он бросил на Сокджина быстрый оценивающий взгляд. — Да, конечно! — закивал он. — Конечно. Включилось радио — и из приемника заиграла заказанная кем-то «September» от группы Earth, Wind and Fire. Услышав ее, оба замерли. — Айщ, эта песня… — лицо Намджуна слегка заалело, но он улыбнулся, даря Сокджину взгляд, который вполне можно было расценить как теплый. — Еще не сентябрь, — заявил Сокджин, тут же начав переключать станции в попытке не думать о многочисленных утрах, в которые Намджун под эту песню танцевал в их крошечной студии будто сумасшедший, заставляя Сокджина хохотать и притягивая его к себе, чтобы потанцевать вместе. У них никогда не было «своей песни» как таковой, но если бы у их брака когда-нибудь появился свой плейлист, то эта песня точно там была бы как символ хороших времен. Этих времен было так много… но, как и все в этой жизни, они прошли. Сокджин был уже на трехполосной дороге, когда Намджун наконец-то перестал напевать про себя эту песню и отвел взгляд. Океан оказался в поле зрения через пару минут, и по правую руку заблестела переливающаяся на солнце водная гладь. Они припарковались в конце асфальтированной дороги, прямо неподалеку от длинного пирса, уходящего в море, на конце которого виднелись несколько рыбацких лодок. Намджун рукой обвел холмистые леса, откуда начиналась прогулочная тропа — для велосипеда это было слишком далеко, поэтому он тут еще не бывал, но по рассказам виды ему обещали просто замечательные. Сокджин затянул шнурки потуже, и они отправились в путь. По большей части они молчали; Намджун указывал ему на некоторые деревья и советовал избегать особо скользких участков дороги: штормы размыли землю, и Сокджин, взбираясь на валуны, подавал Намджуну руку, чтобы помочь подняться. Несколько раз они останавливались, чтобы сфотографировать пейзаж, но ни разу — друг друга. Они вполне могли поделиться в интернете свидетельствами о своем пребывании здесь, не спалив, с кем были. Умно. Насколько Сокджин понял, Намджун никому не сообщал о его приезде. Как все перевернулось, а? Но свежий воздух действительно помог Сокджину прийти в себя после утренних переглядываний, и когда они спустились из перелеска к уединенному скалистому заливу, у него гудели ноги, и взмокла спина. И все же вода была голубее неба, камни — цвета пепла и песка, а волны прокатывались с белыми шапками вдоль всего берега, пока вокруг не было ни намека на людей. Осторожно ступая с камня на камень, он достал телефон, чтобы сделать еще несколько снимков. — Потрясающе, правда? — спросил Намджун — порозовевший от кусачего морозного воздуха. — Кажется, будто это край света, — признался Сокджин, чувствуя как шевелятся под ногами неплотно врытые в почву камни. Волны обрушивались на берег белой пеной, и воздух крепко пах солью. Пройдясь вдоль кромки воды, они уселись на широких плоских камнях. Из рюкзака Намджун достал горячий термос и налил в крышечку кофе, предложив его Сокджину. Тот взглянул на него, увидел порозовевшие щеки и синюю бини — как умилительно — и быстро выхватил крышку. Напряжение в мышцах после ходьбы отзывалось приятной тянущей болью в икрах и бедрах — они преодолели немало крутых подъемов и скользких спусков. — Так хорошо, — похвалил он кофе, чувствуя, как теплота напитка согревает внутренности. Не такой уж и плохой у них развод. Он был готов поспорить, что большинство людей расходились далеко не так дружелюбно. — Ты занимаешься хайкингом каждые выходные? — Ага, — Намджун кивнул, и морской ветер встрепал его заблестевшие медом волосы, когда он стянул шапку с головы. — Если погода позволяет, выхожу подышать свежим воздухом после недели безвылазного писательства. Просто… своеобразный способ сделать паузу и переварить все. Это даёт место и время подумать. — Да, — согласился Сокджин — место и впрямь подходило для того, чтобы подумать. Вокруг мягко бились волны, но они хранили молчание, висящее между ними в воздухе почти осязаемой густотой. Сокджин чувствовал себя так далеко от всего: от офиса, квартиры, Сеула, Кореи, всего, что он знал. Намджун и правда смог найти место подальше: уединение казалось полным. Для этого точно была еще причина, дело было не только в романе. Они молча пили кофе, передавая друг другу крышку, убаюканные мягким шумом волн. Сокджин всматривался в море, любуясь его красотой — а потом призвал на помощь всю свою храбрость: — Почему ты здесь? — Ну, Маркус знал, что я хочу завершить книгу в одиночестве, поэтому предложил мне заехать в свой дом. Намджун передал ему крышку со словами, чтобы Сокджин допивал кофе. Тот оперся локтями в колени, держа его в обеих ладонях. Снова не удалось разговорить его — Сокджин уже не понимал, почему вообще продолжал пытаться. Но вдруг Намджун добавил: — И я, наверно, подустал от Лондона. — Вот как? — он постарался сохранить ровный тон. Намджун вгляделся в морской горизонт. — Да. Так же, как устал от Нью-Йорка. Люди ведут себя так, будто вокруг этих городов крутится весь мир, но… меня они утомили. Не знаю, возможно, теперь мне по душе переезжать, менять города каждые несколько лет. Пару лет там, еще несколько тут. Становится привычкой. — Ты всегда мечтал о таком, — он вспомнил десятки разговоров о том, как Намджун хотел увидеть мир и изучить разные страны. — Ага. Да, я действительно этого хотел когда-то, — в голосе звучала горькая самоирония, и Сокджин посмотрел на него — волосы Намджуна были взлохмачены ветром. — Думаю, мне всегда хотелось чувствовать, что у меня есть выбор, где оказаться, а не думать, что я тут застрял. И… чтобы, каждый раз собирая вещи и переезжая, знать, что это был мой осознанный выбор, — Намджун прищурился на полуденное солнце. — Лондон перестал ощущаться как место, которое я выбрал сам. — Стой, ты уехал навсегда? — удивленно спросил он — разве Хааст не был временным пристанищем? Разве Намджун не вернется в Лондон, когда рукопись будет готова целиком? С Лондоном покончено? Неужели поэтому Намджун в адресе указал родительский дом? — Но у тебя же там все обустроено? Ты вроде с Грэмом живешь?.. Намджун нахмурился и посмотрел на него: — С кем? — С Грэмом, — повторил Сокджин, и их недоумение стало общим. — Стоп, ты имеешь в виду Бена? Бена Дженкинса, моего парня? — Намджун засмеялся, и его ямочки стали глубже. Сокджин весь вспыхнул. — Господи, что нахуй за Грэм? — Да не знаю я! — сердито открестился он, чувствуя, как горят уши. — Я не веду учет твоим парням! Вдруг он понял, что представления не имеет, откуда взял имя «Грэм» — всю информацию о Намджуне он получал обыкновенно через Хосока или Юнги. Видимо, он не слишком внимательно слушал известия о любовных похождениях Намджуна, потому изобрел это имя сам. — Бен, — произнес он, пробуя его на вкус — не понравилось. — Звучит старовато. — На самом деле он на два года младше меня. — Даже тридцати нет? Совсем ребенок! — Ой, брось, — Намджун закатил глаза, разглядывая подобранный округлый камешек серого цвета и прослеживая его белую прожилку большим пальцем. Сокджину показалось, что он хотел сказать что-то еще, поэтому он ничего не ответил, следя, как вздымаются из-под воды камни, омытые пеной — он ждал, потому что Намджун подбирал слова. Сокджину эта тишина была знакома. — Бен хотел… он собирался купить нам жилье в Лондоне, — Намджун перевел взгляд на берег, все так же щурясь в солнечных лучах. — Тогда я много вспоминал о нас, — добавил он, приложив ко лбу ладонь, чтобы создать тень и посмотреть на Сокджина: — Когда мы вышли друг за друга замуж? Через два месяца? Сокджин кивнул. Ага. Два чертовых месяца… Намджун глубоко вздохнул и пожал плечами. — Ага. А с Беном мы встречались уже почти два года, и я просто… не смог. Вот в чем была причина: Намджун был здесь один и почти не упоминал своего парня (если вообще упоминал?), не писал и не звонил своей второй половинке… Боже, ну конечно. Намджун тряхнул головой. — Думаю, с годами… я повзрослел и точно теперь хотел бы какой-то стабильности. Да, это не так уж не круто и скучно, как казалось раньше, но… как я могу купить с кем-то квартиру, когда любовь не длится вечно? Наверно, именно такой урок я вынес из нас с тобой. Ничто не длится вечно. — Неужели этому тебя научил я? — удивленно спросил Сокджин. Он не знал, что то был за урок, но был ли он настолько мрачным? — Разве нет? — с неожиданной горечью отозвался Намджун, и Сокджин моргнул, застигнутый врасплох. Но…! Это едва ли…! Но ведь это Намджун проебал все, что у них было! Он не остался с ним рядом и…! Возможно, у Намджуна было право иметь и свои собственные претензии, иной взгляд. Он взвесил камешек на ладони, подбросил и поймал. Фыркнул: — Короче, так у меня появился еще один бывший, который перестал со мной общаться. И после жалкой весны в Лондоне я собрал барахло и приехал сюда, чтобы закончить роман. Понял, что здесь я смогу решить, что делать дальше. Значит, Намджун зализывал раны. Что ж! Что посеешь, то и пожнешь, верно? Намджун всегда был таким эгоистичным и бескомпромиссным в том, что ему хотелось делать и куда уезжать, он мало вникал в позицию остальных — будь то Сокджин или этот Бен. На самом деле это лишь свидетельствовало, что ничего не изменилось, что Сокджин легко отделался, и это хорошо, что они покончили со всем, когда… — Ну, не все и не всегда заканчивается плохо, — сказал он, и Намджун фыркнул. Ага, и впрямь. — Хочешь сказать, что мне стоило купить с Беном квартиру? Притом, что меня одолевало столько сомнений? Не знаю… Никогда не мог сам с собой разобраться, — Намджун многозначительно посмотрел на него, и Сокджин не желал ни думать, ни обсуждать, ни извинять то, что натворил Намджун. К счастью, он добавил: — Ты ведь тоже не остепенился, почему я должен тебя слушать? А, теперь была его очередь?.. — Ну… — начал он, пытаясь понять, как сформулировать мысль: — не то чтобы это тебя касалось, но Ёнму продолжал намекать, что нам пора подумать о свадьбе. Когда вышел закон, сам знаешь, — вдалеке он заметил лодку и подумал о днях, которые провел на яхте Ёнму: чудесные летние часы, полные солнечных ванн, чтения, совокупления. Ёнму был веселым и остроумным, и его красные обтягивающие плавки… но Сокджин со всем покончил сам. Он откашлялся: — Я просто был не особо готов, но он не хотел ждать. — Как вы познакомились? — На работе. Мы сходили на пару свиданий, но я был так занят, что все некоторым образом… застопорилось. А потом его мать позвонила моему отцу, и они устроили нам ужин-сюрприз. Намджун неверяще уставился на него. — Твой отец начал подыскивать тебе партию? Серьезно? Он годами отказывался видеться, когда мы вернулись из Калифорнии! — Да, понимаю, — слабый смех. — Но мы тоже не хотели с ним никак пересекаться, помнишь? Он прошел долгий путь и стал поддерживать меня — как умел. Попытался извлечь из плохого сына хоть какую-то выгоду, видимо. — Сокджин-а. Ты никогда не был плохим сыном. Он кивнул — он это знал, но дети всегда стремятся впечатлить родителей, и неважно, сколько им лет. С тех пор, как отец вышел на пенсию, он многое успел показать и доказать, чего он стоит. Теперь, когда в здании компании не было его отца, жизнь казалась свободнее — Сокджин преуспевал на своей должности лучше, чем когда-либо, и его отец уважал это. Уважал его. Конечно, они не были близки, но они были вежливы друг с другом, пожалуй, даже нежны наедине. И его отец хотел, чтобы он наконец остепенился, подумал о наследниках и наследии. В этом плане он еще плохо справлялся — продолжал впадать в похоть, но не в любовь. — Дело в том, — медленно начал он: — что с правильным человеком однажды все будет иначе — вся эта фигня насчет того, чтобы остепениться. Ты сам это поймешь. Они оба помолчали, и Сокджин вернул крышку Намджуну, который накрепко завинтил термос. Забавно. Бесконечно забавно — им тридцать один и тридцать три года, они вместе и не вместе одновременно, и оба до сих пор гадают, как любить людей. — Можно кое-что спрошу? — подбодренный тишиной момента, сказал Сокджин. Намджун кивнул. Ответ должен был пролить слишком много света, и это почти пугало. — Почему ты так редко приезжаешь в Корею? — спросил он, чувствуя, как прижимается к груди золотой кулон, нагретый теплом груди. Намджун долго молчал, а затем полушепотом произнес: — По множеству причин. Но раскрывать их не стал. Они поднялись, отряхнули одежду и направились к машине. Сокджин мягко предложил заехать в мотельный бар и выпить по пиву в честь их сегодняшних тяжких похождений — и Намджун согласился, как согласился бы на его месте хороший друг. Возможно, именно этого они теперь и пытались достичь.***
После ужина Сокджин выпил таблетку парацетамола, чтобы унять разыгравшуюся боль в руке, и налил себе щедрый бокал вина, пока разгорался камин — настало время насладиться уютом дома Киры и Маркуса. Разместившись на диване, он воскликнул: — Намджун-а! Намджун-а, тут идет документалка об экосистеме Амазонки! Прямо твое любимое! — Десять минут! — эхом раздался голос из кабинета, и Сокджин пробормотал: — Ну как хочешь… Почти девять часов вечера. Суббота. Сокджин тоже много работал, но боже… Намджун вскоре присоединился к нему, положив себе немного ччигэ, великодушно приготовленного Сокджином. Как только он уселся рядом, Сокджин показал на телевизор: — Этот кайман как раз пытается добыть пищу. Намджун промычал, вникая в важнейшую сюжетную линию. Попивая вино, Сокджин не отрывался от документалки, но мысли его занимал Намджун, трудящийся над своим следующим великим романом. Доволен ли он своим успехом? Это можно было бы предположить, но после разговора на берегу стало ясно, что он все еще чего-то ищет. Сокджин выпил еще вина, пытаясь игнорировать хлюпанье супом под боком — Намджун был одет в мешковатый свитер и те же серые спортивки, облегавшие его талию слишком плотно. Сокджин думал об этом после полудня: нет, не о спортивках, но о его родителях, Намджуне, всем этом. Во всех его словах сквозило чертовски много сожалений, и Сокджин не понимал, кому они адресованы — не слишком ли поздно? Разве Намджун не двинулся дальше? Не зная, как быть, он продолжал смотреть телевизор и рассеянно растирать плечо — оно болело с самого утра и никак не хотело проходить. — У тебя что-то болит? Сокджин посмотрел на Намджуна, позабывшего о ложке в ччигэ. Он глядел на него очень пристально. — Нет, нет, — он отпустил руку. — Просто иногда накрывает. Наверно, фантомные боли после операции. Не успел он сделать новый глоток, как раздался очередной вопрос: — Какой операции? Ах да… Намджун же не знал. Сокджин дернул плечами, стараясь отвечать как можно более лаконично. — Я угодил в аварию — машина протаранила нашу, получил перелом руки. Распахнутые глаза напротив. Намджун отставил миску. — Что? Когда? — Два года назад. Почти. — Но… — для блестяще умного человека Намджун выглядел совершенно онемевшим. — Почему ты не позвонил? Сокджин моргнул — и рассмеялся. — Чего? Намджун-а, мы несколько лет не разговаривали! Но тот продолжал хмуриться, и его выражение приобрело несколько оскорбленный вид, отчего сердце неприятно заныло. Сокджину не особо нравилось об этом вспоминать: — В Каннаме был час пик, и другой водитель вылетел на красный. Сотрясение мозга и перелом плечевой кости, — он пальцами постучал по верхней части левой руки. — Они собрали ее по кусочкам с помощью титановых пластин. Просто хвала господу, что это была не правая рука. Серьезно. Иначе работа превратилась бы в сущую муку. — Джинни… — у Намджуна на лице отразилось сильное беспокойство. — Все хорошо — так бывает, и меня починили, — он потянулся к пульту и включил погромче, только чтобы чем-то себя занять. — Будем дальше смотреть или?.. Что такое? Намджун все еще насупленно глядел на него. — Юнги должен был сообщить мне. — Чего? — позабавленный этим, Сокджин повернул голову. — С чего бы ему это делать? Он что, новостной портал о жизни Ким Сокджина? — Нет, — играя желваками, сказал Намджун. — Но… да, я иногда его о тебе спрашиваю, если ты не знал. Спрашиваю и… и насчет этого он ни слова не упомянул. Намджун иногда спрашивал о нем у Юнги. Смешно. Смешно потому, что Сокджин иногда справлялся у Юнги о Намджуне, просто чтобы напомнить себе, что тот существовал за пределами заголовков на книжных витринах. Потому что это, пожалуй, было наихудшим чувством — когда начинало казаться, что Намджун и вовсе не существовал. На краткий миг Сокджин представил себя на больничной койке в тот день — и Намджуна, вбегающего к нему. — Я приехал, как только узнал, — сказал бы он, будто не прошло ни дня. Он сидел бы у постели и держал его за руку. — Ты в порядке, малыш? Боже, я так перепугался… Беспокойство на побледневшем лице, и любовь, читающаяся в его чертах. И любовь. Сокджин сжал зубы, отгоняя дурацкие картины в голове. Детский сад. Но когда Намджун придвинулся ближе, сердце провалилось в живот: — У тебя остался шрам? Он кивнул. Намджун продолжал смотреть прямо в лицо. — Это не… не так уж впечатляюще выглядит, — запнувшись, сказал он, но закатал рукав белой футболки. Шрам, превратившийся со временем в тонкую белую линию с внутренней стороны руки, в длину достигал почти пятнадцати сантиметров. Сокджин протянул руку, чтобы Намджун мог рассмотреть, и тот втянул воздух сквозь сжатые зубы, а потом, не спрашивая, оказался еще ближе и взял его своими большими руками, одной ладонью бережно придерживая локоть, а другой потянувшись к плечу. — Джин-а, — выдохнул он, недовольно цокнув языком, а потом пальцем осторожно провел вверх и вниз по шраму, едва касаясь подушечкой кожи. — Хуже, чем кажется, — хрипло откликнулся Сокджин. Горло сдавило от близости — и от того, что Намджун находился в его личном пространстве после нескольких дней хождения вокруг друг друга на полупочтительном расстоянии. Намджун пах все тем же мускусно-древесным мылом, которым пользовался после их возвращения из Калифорнии. — Он огромный, — по-детски пожаловался Намджун — но его пальцы были осторожны настолько, что Сокджин почти не ощущал их касание. Он вечно держал Сокджина слишком бережно, даже когда тот просил об обратном. — Боже, — его брови все еще были сдвинуты на переносице. — Кто с тобой это сотворил? — Конкретно? И Чжихо. Шеф-повар. Он торопился забрать детей из школы, опаздывал, — их взгляды пересеклись; Намджун выглядел почему-то до жути суровым — Сокджину стало жарко от вина, открытого огня, взгляда Намджуна или всего этого одновременно? Он прокашлялся. — Ёнму хотел подать на него в суд, но я не знал, что можно из этого извлечь — он оплатил ремонт автомобиля и штраф за нарушение дорожного движения. — Ёнму был прав, — сказал Намджун, наконец, отпустив его, и Сокджин вернул на место рукав. К его тревоге, Намджун отодвигаться не стал. — Нужно было засудить его к чертовой матери. — Ты говоришь прямо как Ёнму, — заявил Сокджин и прервал собиравшегося что-то сказать Намджуна: — У него и так были финансовые трудности. Теперь у меня в руке титан, иногда она болит, и да, все могло бы обернуться куда хуже, но не обернулось. Когда люди совершают ошибки, мы выбираем — прощать или мстить, и мне не пришлось долго раздумывать, чтобы понять, что выбрать. Намджун глядел на него, сжимая спинку дивана, пока его пальцы не расслабились. — Ладно, — как будто это как-то могло повлиять на решение Сокджина. — Ладно. Ёнму так с ним и не согласился — и все продолжал настаивать, что никогда не поздно предъявить обвинения в суде. — Я просто рад, что ты в порядке, — произнес Намджун, будучи все тем же глупым, нежным и добрым, глядя на Сокджина с той же искренней теплотой, от которой внутри что-то заворочалось — именно это его Намджун и сделал бы, он так бы и сидел с ним в больнице в тот день. И вдруг его Намджун оказался вновь здесь — все такой же забавный, добрый и умный — и Сокджин, совершенно не понимая, что произошло, в следующий же миг уже с ним целовался. Это было нежно — до боли нежно, и его рука лежала на намджуновой шее, что, видимо, означало, что это он потянулся первым. Намджунов рот был теплым, лишь с намеком на вино в дыхании, соприкосновение губ было таким приятным и мягким, и… Сокджин отшатнулся, отодвинулся и в ужасе развернулся к телевизору: — Что ж, на сегодня достаточно передач про природу, наверно, нам… — Ты что, только что… — Нет, нет! Нет, это… неважно! Он поцеловал Намджуна! Поцеловал! Всего через несколько часов после того, как узнал, что тот одинок, как будто только это и сдерживало его от того, чтобы броситься ему на шею! В дикой панике он вскочил, а Намджун глядел на него широко распахнутыми глазами и выражением «ты что, только что поцеловал меня?» — ну конечно он захочет поговорить об этом, но ничего хорошего не выйдет. Как же Сокджин был жалок. Капля эмпатии, и он уже готов облизать ему рот! Собственному супругу посреди развода! Что с ним не так! — Мы не обязаны это обсуждать! — просипел он. — Но нам стоило бы, — предсказуемо отреагировал Намджун. — Ты меня не целовал… почти семь лет. — Это все от изоляции! Слишком много свежего воздуха! Стоп, что из этого-то? — Ладно, успокойся, — Намджун встал. — Это был замечательный поцелуй, Сокджин-а, я не возражаю. Его глаза были прикованы к сокджиновым губам, а в глазах читалась нежность и любопытство. О нет. О нет! Намджун так часто витал в облаках — вымышленные истории, альтернативные вселенные — но Сокджин по опыту знал, что вытащить его из этого состояния можно было одним лишь поцелуем: тогда моментально Намджун настораживался, включался и жаждал большего. О нет. — У тебя язык не отвалится, если станешь звать меня хёном? — выплюнул Сокджин. Господи, в этом Намджуне были те самые мелочи — мельчайшие детали, такие как улыбка с ямочками, его раздражающе милое виноватое выражение и обыкновение вторгаться в пространство Сокджина без разрешения, которое тот обычно давал в момент, когда его уже нарушали. Он прекрасно понимал, почему его более юное «я» влюбилось во все это. А теперь Намджун был на целое десятилетие старше — мудрее и зрелее, как и Сокджин, и его теперь не так просто было очаровать, так ведь? Он попытался вызвать все свои плохие воспоминания о Намджуне и, когда не смог, свалил всё на вино. — Нам пора в постель, — еле слышно произнес он, и намджуновы глаза потемнели. — Раздельно! В наши отдельные постели!.. Не желая, чтобы позор поглотил его целиком, он сбежал из гостиной под предлогом чистки зубов.***
В ванной он пережил несколько небольших нервных срывов, проклиная свои ошибочные выводы и глупое милое намджуново лицо. После ледяного душа, обрушившегося с потолка как кара небесная, Сокджин ощутил, как к нему возвращается здравомыслие, вытесняя состояние перевозбужденного подростка, у которого встает на все, что движется. Значит, случился поцелуй! Крошечный незначительный поцелуй! Кому какая разница? Ладно, для него разница была. Неужели он забыл все, что Намджун ему сделал? А есть ли вообще у этих поступков срок давности? Господи, сосредоточься! Он осторожно вытерся и влез в пижаму: белую футболку с флисовыми штанами. Закрыл глаза, выдохнул — он в норме. Он найдет выход. Возвращаясь в гостиную, к своему изумлению он обнаружил там Намджуна, который стелил на диван собственное одеяло и подушку. — Не могу тебе и дальше позволить спать на диване, с твоей-то рукой, — заметив его, объяснил Намджун. — Тебе стоило сказать об этом, когда ты только приехал. — Намджун-а, — перебил его Сокджин, спокойно и ровно. — Я в порядке. Спасибо. Тот покачал головой. — Можешь ложиться в спальне — я уже перестелил твое белье. — Нет, ну перестань, — запротестовал он, и его щеки вспыхнули от проявленного внимания. Должно быть, Намджун думает, что у него в голове совсем бардак! Сломанные руки, поцелуи с бывшими мужьями! — Поумерь свой комплекс спасителя, ладно? Заслуживал ли он постель? Естественно, и она выглядела адски удобной! Но он не хотел, чтобы Намджун вел себя как рыцарь — тем более когда диван был мал даже для Сокджина. — Позволь мне сформулировать как следует, — Намджун выпрямился и с раздраженным видом поставил руки на пояс. — Мне станет намного лучше, если ты ляжешь в постель. Если ты не собираешься спать в кровати, то мы можем посидеть в гостиной и обсудить то, что ты меня поцеловал. — …Кровать просто идеально подойдет, спасибо! Но Намджуну было совсем не до смеха — на лице читалось почти что разочарование. Ладно, он ведь собрался еще в ванной; прочистив горло, Сокджин скрестил руки на груди и сделал шаг к дивану. — Это было просто проявление слабости, — заявил он. — Прошу прощения за такую вольность, конечно, все давно в прошлом, и мы не будем к этому возвращаться — это запрещено. Так что извини, что перевернул все с ног на голову. Вот! Чудесное убедительное извинение. И все же Намджун глядел на него с любопытством, неуверенностью и — по большей части — раздражением, отчего все попытки Сокджина собраться дрогнули под его пристальным неотрывным взглядом. — Окей, представлял ли я, что мы переспим, с тех пор как оказался у тебя? Ну, наверно, как обычный человек, один или два раза — сам посуди, мы тут застряли, мы оба одиноки, и к этому есть предпосылки, у нас есть общее прошлое, а количество кроватей сильно ограничено, так что да, ладно, мне приходило в голову это, и я задумывался, на что это было бы похоже, если бы мы снова занялись сексом, — в панике проговорил он: — и я помню, что у нас это хорошо получалось, но в нынешних обстоятельствах было бы так глупо поддаться искушению и удовольствию, и… — Просто заткнись, — шагнув, Намджун притянул его в поцелуй: не нежный и мягкий, но уверенный. Разум Сокджина отключился в тот же миг, как Намджун прижался к его губам, и он застонал — облегченно, взволнованно. О нет. Но все его существо приветствовало тепло тела Намджуна, прижавшегося к нему, как будто он только его и жаждал — а он жаждал. Но это было плохо, это было очень, очень плохо, и он понимал это, даже голодно целуя его в ответ, открывая рот и пробуя на вкус чужой язык: разгоняясь с нуля до сотни за секунды. Его руки обвили намджунову шею. — Я думал, ты ляжешь на диване, — между поцелуями выдохнул Сокджин. — Нахуй диван. Разумно. Но это было глупо — он годы провел, говоря себе, что ему больше не дозволено хотеть Ким Намджуна, и вот где он очутился: целуясь с ним в коттедже на краю света, напряженный, как сжатая пружина, и отчаявшийся. Возможно, именно так все и бывает, когда ты годы фантазируешь о руках, губах и члене, а потом все же поддаешься искушению. — Ты ведь знаешь, что это глупо, да? — спросил он. — Поверь, прекрасно знаю, — Намджун уже целовал его шею и горло, широкими ладонями забираясь под футболку и на бедра: — но в данную секунду мне плевать. — Да, — согласился он, ловя намджунов рот в очередном жарком поцелуе — в ушах стучала кровь, кожу щекотали мурашки, и все его тело реагировало и отзывалось так живо, что Сокджин поражался, что он умел испытывать такое — но забыл, а Намджун знал, как это вызвать. Когда тот обхватил его задницу обеими руками и крепко впился пальцами, у него перехватило дыхание. Намджун целовал его от скул до уха. — Я тоже об этом думал… каково будет взять тебя теперь, оказаться внутри… Под кожей прокатилась опьяняющая волна жара, и все, что он смог выдавить, было нуждающееся: — Правда? — Постоянно, — Намджун ткнулся носом в его горло и шумно втянул воздух. — Не мог перестать думать о том, каково касаться тебя везде… Они медленно продвигались к спальне. — Если мы прекратим, то лучше сделать это сейчас, — это осложнялось тем, что Сокджин яростно притягивал Намджуна к себе. — Мы прекратим, — затуманенно ответил Намджун, соединяя их губы: — после того, как закончим… — Глубокомысленно, — согласился он, и Намджун кивнул — затягивая в спальню прямо на широкую кровать, пока Сокджин, не желая отпускать его, уронил на себя. На них почти ничего не было и это лишь помогало — простыни, льнущие к спине, были прохладными в противовес жару тела Намджуна, давящего сверху, и когда оно исчезло, Сокджин чуть не взвыл от потери — но тот лишь попросил подождать, а затем вернулся с сумкой туалетных принадлежностей. — Я не знал, что Хааст настолько маленький, так что подготовился, — признался Намджун, вытаскивая презервативы и бутыль лубриканта. — Я думал… что мне повезет? — Ну оказалось, что ты не так уж и ошибался, — фыркнул Сокджин, стягивая через голову медальон и укладывая его на тумбочку — его бабушке-христианке совершенно точно не нужно было видеть, что собирался сделать ее возлюбленный внук, даже если, технически, он делал это в супружестве. Он похлопал по матрасу рядом с собой — и Намджун подарил ему понимающую улыбку, от которой Сокджину захотелось трахаться с ним до самого Чусока. — Но я даже предположить не мог, что это будешь ты, — в ответ Сокджин притянул его в поцелуй. — Жизнь полна сюрпризов. Дела быстро пошли грязнее: с льющейся на пальцы смазкой, распределяемой по членам, между ягодиц и на сфинктере. Он был настолько возбужден, что это становилось почти невыносимо, а руки Намджуна были огромными и властными, рот — метким и приносящим наслаждение, и Сокджин был очень, неприлично готов быть выебанным — потому что у них это хорошо получалось, не так ли? Но все шло не так плавно, как ему помнилось: они сталкивались головами, ударялись коленями и бормотали «черт, прости» и «так нормально?». На самом деле Сокджин никогда еще не спал с этим Намджуном — и он ощутил себя не до конца готовым, когда обтянутый латексом член медленно прижался к его входу, чуть продавливая внутрь — Намджун был огромен, ебаный пиздец, и как Сокджин занимался этим столько лет назад? — Я медленно, — произнес в его губы Намджун. — Да, отличная мысль. Он вновь легко толкнулся между его ягодиц. Это было до жестокого дразняще, но боже, заводило лишь сильнее. После неудачной попытки войти Намджун вернулся тремя пальцами внутрь него, растягивая еще. Он нависал над ним, демонстрируя Сокджину четко очерченные напряженные мускулы, по которым тот проводил рукой от груди до живота — боже, такой сильный, такой крепкий. — Я готов, — настоял он, и Намджун издал довольный рык, поглаживая его дырку пальцами, а потом бережно оттянул его мошонку, вынудив Сокджина раздвинуть ноги еще шире, до боли сжал его задницу, оставляя синяки. И наконец-то вошел: еще шире и длиннее, чем Сокджин помнил, наполняя его до такой степени, что это становилось почти слишком. Сокджин задохнулся — из легких вышибло воздух, и застонал, наслаждаясь тем, как Намджун прижимался к нему, посылая наслаждение, прокатывающееся волнами по ногам и животу. Он даже не думал, что они когда-нибудь… Намджун дышал неверными урывками, крепко вцепившись в его талию. Сокджин подмахнул бедрами с удовлетворенным стоном: — Да, блять, вот оно… — он облизал губы, чувствуя, как от наслаждения во всех конечностях теплеет. В груди оседала вина: это было слишком хорошо. Это не должно было быть так хорошо… — Господи, ты настолько… — не договорив, Намджун начал его трахать — медленно и протяжно, пристраиваясь и пробуя. Сокджин принимал все, позволяя разочарованиям прошедшей недели растворяться в ритме, напряжении и тоске по тупым намджуновым ключицам и бесяще красивой, почти скульптурной груди; в трепете сердца от того, как очаровательно соскользнули на кончик его носа очки с толстыми линзами… Прекрати думать… боже, просто не думай сейчас ни о чем, не… К счастью, Намджун ускорился безо всяких просьб, исследуя готовность Сокджина принять его раньше, чем тот это осознал — и это было внове, потому что в памяти оставались многочисленные «жестче, Джун-а! пожалуйста, сильнее!» и необходимость его подгонять и уговаривать, ведь он никогда не был с ним груб настолько, насколько Сокджину этого хотелось. Но этот Намджун лучше контролировал свою силу и не недооценивал то, что Сокджин мог выдержать: когда Сокджин начал соскальзывать с кровати от силы толчков, и его голова запрокинулась с края, то Намджун властно оттащил его за талию обратно к себе: — Побудь для меня хорошим, ну же. — Да, — выдохнул он — бля, он так хотел быть хорошим. Он сказал это вслух: — Я хочу быть очень хорошим. В глазах Намджуна промелькнула вспышка — интерес, голод — и блять, какого хрена, что это было? Сокджин застонал, горя всем телом, и Намджун задрал его ногу к плечу, продолжая трахать все сильнее и глубже. Стоны Сокджина становились почти постыдными, и из места, где соединялись их тела, вытекала вязкая смазка. Господи, давно его не ебали так хорошо. — Намджун-а, — выдавил он, зажмурившись и подмахивая бедрами. — Ты этого хочешь? — свободной рукой тот провел сквозь Сокджиновы волосы. — Побыть предельно хорошим?.. Разговаривали ли они во время секса столько? Сокджин не мог такого припомнить — лишь стоны и «блять, малыш», и «принимай его», и, если считается, многочисленные «я люблю тебя, малыш». Сокджин сосредоточился на первом. — Да, вот так, — выдохнул он. — Говори. Говори мне… — Что ты хорош, малыш? — спросил Намджун, и Сокджин выгнулся в спине, а бедра свело судорогой. Было чертовски несправедливо, что Намджун так быстро обнаружил то, что Сокджин сам узнал о себе относительно недавно: он млел, когда с ним разговаривали, бросались на него, доводили до хныканья и заставляли молить о члене. — Да, — он чуть не заплакал — полностью готовый быть для него хорошим. Но Намджун вышел из него, оставляя лишь пульсирующую пустотой неудовлетворенную потребность — и сел на корточки, притягивая Сокджина на колени в поцелуй. — Садись обратно, ну же, — велел Намджун, и Сокджин пылко кивнул, руками обвивая его плечи и впиваясь в губы. Когда головка вновь проскользнула внутрь, он заскулил от удовольствия. — Какая послушная шлюха, — похвалил его Намджун, заставляя сжаться, отчего он тут же заглянул ему в лицо: — Не слишком? — Нет, это горячо… — выдавил он. Голова кружилась — и он снова и снова опускался на его член с удовлетворенным стоном. — Хочу показать тебе… насколько… — Тогда продолжай, — бросил Намджун, обнимая его за талию, а второй опираясь на кровать для равновесия. — Мой член весь твой, малыш. Блять. Так они были еще ближе, чем раньше — Сокджин работал бедрами на Намджуне, глядя на него чуть свысока в обоих смыслах, и их рты находились в считанных сантиметрах друг от друга. Его член, пойманный между животами, сочился предэякулятом, а от ритмичных и быстрых движений громко скрипела кровать. Простите, Маркус и Кира — но блять. Намджун распахнул рот, сдвигая брови и зажмуривая глаза: — Блять, как же хорошо… — Да? — прерывисто спросил он. Он был растянут почти до боли. Бля, он помнил — как больно было принимать в себя Намджуна первые несколько раз, но это его не останавливало. — Да, ты бы себя видел, — восхитился Намджун, смачно шлепнув его по заднице. — Эта охуительно стройная талия — я бы тебя с коленей не отпускал… Пиздец, ты всегда таким был? Сокджин помотал головой. — Нет? Когда ты научился так просить? — Н-не знаю, — споткнулся он, запрокидывая голову и трахая себя на его члене. — Я только… ты такой большой… я и забыл, насколько… — И ты все равно не останавливаешься, — похвалил Намджун. — Такой послушный малыш. Я уже несколько дней хотел тебя трахнуть… Широко растянутый, усердно двигающийся на толстом члене, он был схвачен Намджуном за подбородок и втянут в беспорядочный поцелуй, от которого не хватало воздуха и дыхания. Голова кружилась. Намджун сомкнул пальцы вокруг его изнывающего члена, осторожно поглаживая его, затем обхватил яйца, оттягивая их с идеально выверенной силой — не больно, но ощутимо возбуждающе. — Как далеко готов зайти? — спросил он, пальцами скользнув по груди, лаская его — и когда пальцы обхватили челюсть, Сокджин распахнул рот, трахаемый безо всякого сопротивления: он встретился с ним взглядом, когда большой палец скользнул по опухшим губам и подушечкой надавил на язык. Сокджин содрогнулся, закрыл глаза и, заскулив, всосал его в рот. Бедра Намджуна дернулись, медленно погружаясь глубже. — Вот так… — одобрительно произнес он, и Сокджин вновь сжался, становясь еще уже. — Потрясающе, соси его… Он высвободил большой палец, прижав к его губам указательный и средний; Сокджин послушно открыл рот, с хныканьем позволяя протолкнуть их дальше, и сделал движение бедрами, намекая, как хорошо ощущается внутри член, и как сильно он хочет, чтобы его рот тоже оказался наполнен. Намджун продолжал трахать его пальцами, проскальзывая внутрь и наружу в имитации минета. Держась за его плечи, он дышал медленно — с полной задницей и ртом, и раздающимся на ухо шепотом Намджуна: — Ты очень послушный и хороший, малыш… Бля, он чувствовал себя невероятно горячо и потерянно, в нем вскипал опьяняющий скрытый поток, который он точно высвобождал с другими — пару раз Ёнму брал его сзади и велел называть себя папочкой, а Сокджин соглашался и сходил с ума от этого похожим образом — но Намджун находил в нем иные струны, задевал их и заставлял чувствовать себя пиздецки желанным и грязным, но притом находящимся в безопасности и бесконечно обожаемым. Его сердце колотилось как бешеное, и Намджун выглядел почти завороженным — Сокджин увидел его наблюдающий взгляд, когда глаза раскрылись. Сокджин дернулся назад, ловя ртом воздух и задыхаясь, пока Намджун покрытыми слюной пальцами отбрасывал с его лба пряди челки. — Дыши, дыши, вот так… Он запечатлел на его отекших губах поцелуй, крепко обвивая талию рукой, пока Сокджин послушно продолжал объезжать его. Достаточно ли он хорош? Достаточно ли он всего делает? После стольких лет ему хотелось быть дерзким: соблазнить Намджуна, получить желаемое и уйти победителем. Но он чувствовал внутри такую нежность, когда Намджун смотрел на него — с вожделением и заботой, распахивающимися по-мальчишечьи глазами, когда Сокджин сжимался на нем. Возможно, они оба были потрясены до предела тем, насколько всепоглощающим было это взаимное желание. Сокджин облизал губы, взмокший и жаркий — от силы натяжения его дырка болела. — Чего ты хочешь? — спросил он на излете дыхания, четко давая понять, что выбор за Намджуном: а он подчинится с радостью. Намджун звучно сглотнул, пальцами провел по соскам, по мускулистому напряженному животу — не он один был в отличной форме. — Хочу заставить тебя кончить, малыш, — он вскинул взгляд, и Сокджина прошило воспоминаниями: он тысячи раз слышал эту фразу в прошлом, и сейчас она стала для него неожиданностью. Момент узнавания и признания разрастался между ними, абстрагируя Сокджина от происходящего, от похоти и грязи. Что останется, если отринуть все это? Их история скрывалась в глубине Намджуновых глаз, в осознании, что они творили, со всеми вытекающими из того последствиями. Намджун приласкал его лицо с нежностью во взгляде, и Сокджин вернул нежность поцелуем. Напряжение между ними, казалось, спало — привет, вот и ты, я так скучал… Сокджин прикусил намджунову нижнюю губу, чтобы выбраться из этого состояния, и тот резко втянул воздух — ласка испарилась моментально, и Намджун вздохнул, оттягивая его голову назад за волосы, от чего Сокджин с признательностью застонал. — Вот так, значит? — голос был груб. — Хочешь кончить на моем члене? — Хочу, — сказал он — и это прозвучало как ноющая просьба, после чего Намджун грубо поцеловал его: вкус слюны, пота, Намджуна, жесткий намджунов язык — и от этого все внутри плавилось. Руки предательски обвились вокруг его плеч, где кожа скользила от пота в самой соблазнительной манере, и Намджун излучал тепло, обжигал его грудь и внутренности, собирался позволить ему кончить, господи, да… Намджун вновь вернулся к его сочащемуся члену, проводя по нему гибкими пальцами. — Давай отпустим тебя, Джинни… — Прошу, — выдавил он, сжимая бедрами его бока. Намджун схватил его за талию и уронил на матрас, оказываясь сверху. Свет в спальне ослепил его на миг — он был брошен посреди кровати и потому беспомощно закрыл лицо рукой, закусывая губы, чтобы не кричать, пока налитый член дергался у живота. — Не-а, — Намджун откинул его руку, прижимая ее к боку и не давая закрыть глаза, отвести их или как-то еще разорвать зрительный контакт, пока он вновь начал его трахать. — Ты знаешь, что я хочу видеть тебя, перестань. Сокджин застонал — да, конечно он знал это, несомненно знал. Но так было еще хуже. Ебаный пиздец, это было еще хуже: потому что одно дело — быть выебанным толстым членом сквозь беспомощные стоны. Другое: когда Намджун наблюдал за ним вот так, когда Сокджин был уже вытрахан и почти вне себя, смущен, но продолжал двигать бедрами. На лбу Намджуна блестели капли пота, грудь пылала алым, и вены на руках тугими жгутами выделялись там, где он держал Сокджина за талию, который был полностью погружен в происходящее и почти тонул. Намджун сжимал челюсти так же и так же слегка улыбался — концентрация, чистое удовольствие. — Хорошо тебе? — просил Намджун, чуть замедляясь, чтобы перевести дух. Сокджин кивнул. Но нежность оказалась мимолетной. Намджун схватил его за ноги и раздвинул как можно шире, втрахиваясь глубокими сильными толчками, идеально попадающими по простате. Рот Намджуна скользнул к его горлу, оставляя поцелуи и укусы, затем спустился ниже и языком раздразнил соски, в то время как член мокро вбивался внутрь. Сокджин уставился в потолок — какие замечательные деревянные балки — его глаза закатывались, пальцы поджимались. — Ты так послушен, малыш… Посмотри, как ты был готов… господи, ты этого все время хотел, правда? — Да, — почти беззвучно — бездыханно признался он. Кровать под ними скрипела, громкие фырканья, вздохи и стоны, и его собственный рот выдавал его приглушенными, сдавленными «да, да, да». — Да? Долго все это представлял? — Намджун зубами обхватил его сосок, и Сокджин ощутил, что просто нельзя быть еще более возбужденным, пока тот оставлял засос на его груди. — Вспоминал, как сидишь у меня на коленях, пока я пользую в тебе наши игрушки… боже, тот черный дилдо, помнишь? Сокджин прекрасно помнил — не слишком толстый, но очень длинный, упиравшийся идеально и правильно. Намджун застонал, рассыпая по левой ключице мокрые поцелуи. — Уверен, ты иногда об этом думаешь — ты просто обожаешь, когда с твоей задницей развлекаются, ты такая послушная шлюшка со мной… — на этих словах Сокджин сжался вокруг пульсирующего члена в себе. Влажные губы нашли его челюсть. — Ты всегда кончал так сильно, малыш… блять, если бы я только знал, что тебя просто надо отчитывать вот так… — Джун-а, — взмолился он — правда, это все была правда. Его трясло, он был на грани, и Намджун не прекращал говорить. — Ты пытался сообщить мне, да? Да, малыш? Что ты хотел большего… Ты пошел так, так далеко, когда я впервые лишь подтолкнул тебя… Грудь сдавливало стальными обручами до боли, но наслаждение переполняло через край, и он уже был слишком за гранью, чтобы париться. Рукой он мазнул по мокрой головке своего члена, черт, он был так близко — и Намджун это тоже знал. — Я помню, как ты пытался, — Намджун запечатлел мокрый поцелуй на ухе, сопровождая свои слова все более жесткими толчками, мешающими обоим дышать. — Я помню, как ты однажды попросил плюнуть себе в рот. Ох блять, Сокджин был… он задрожал, ощутив, как внутри что-то стремительно нарастает. — И сделал ли я это? А? — Да, — подтвердил он, беспомощно шевеля бедрами и быстро надрачивая себе. — И? Понравилось, малыш? — Да, — простонал Сокджин, и внутри что-то лопнуло — он кончил на всю грудь, прямо между ними, кровь вскипела от пальцев ног до пальцев рук, и он чуть не отключился, но тело содрогнулось; а Намджун придавил его и поцелуем выпил весь воздух, пока он дрожал на его члене, беспомощно дергаясь и кончая все сильнее. Вскоре давление члена внутри стало невыносимым, но он все равно жаждал его. Намджуна это только подстегнуло, заставляя трахать его еще сильнее, прерывистым дыханием, переплетенными стонами — Сокджин скользнул рукой к его заднице и сжал, прижимая ближе, хотя, казалось, ближе некуда. — Пожалуйста, — умолял он — выебанный, выживший из ума. — Пожалуйста… Пожалуйста… Отчаявшийся, почти плачущий, он этим словом подавился. — Сокджин-а, если бы я только знал, — запинаясь через неверное дыхание, пробормотал Намджун. — Господи, всегда бы трахать тебя вот так, делать тебя своим… Он не договорил, кончив с задушенным стоном в его ключицы, такой же знакомо настойчивый и уязвимый, всегда задевающий Сокджина за живое и разрушающий до основания — и в его собственной груди растеклось жидким теплом удовольствие, удовлетворение от того, что Намджун кончил внутрь. Хваля, он медленно поглаживал его по спине, и они не отстранялись друг от друга, допивая наслаждение до последней капли. Влажное жаркое дыхание омывало горло, и губами Намджун едва касался его кожи — он всегда отключался, когда кончал особенно жестко, и ему требовалось немного времени, чтобы прийти в себя — Сокджин столько минут провел, шепча ему ласковые слова и клятвы вечной любви. Теперь же, другой рукой вытирая с живота семя, он молчал. Пиздец… Они оба были немного потрясены случившимся — вытирались, дыша тяжело и громко в полном молчании, повисшем в коттедже, их безмолвном свидетеле. Во всем теле покалывало, расплавленный мозг превратился в кисель, а на щеках пылал огонь от пульсирующего внутри желания быть для Намджуна хорошим, слышать от него это, а потом оказаться на животе и быть взятым снова. У Ёнму это получалось неплохо — но связь с Намджуном была более сильной и непосредственной, более всепоглощающей. Намджун осторожно вышел, и Сокджин закусил губу, давя стон. У него завтра повсюду будут синяки, Намджун оставил красные отметины почти везде, куда дотянулся. Сокджин взглянул на него — тот стягивал презерватив, мастерски его завязывая. Когда-то Сокджин оставался на постели истекать спермой, что иррационально возбуждало даже по окончании, но пока что он выбросил эту мысль из головы. Оставив презерватив завернутым в бумажную салфетку на тумбочке, Намджун лег рядом, весь мокрый от пота и до сих пор не отдышавшийся. Они были слишком разгорячены для одеяла, которое валялось где-то на краю кровати. Что ж, ебануться. Просто охуеть. Это случилось. Еле дыша, они взглянули друг на друга, все еще в шоке — в уголках глаз Намджуна были заметны морщинки, придававшие ему более мужественный вид, чем раньше. Выдержав зрительный контакт, Сокджин ощутил, как потрясение разрастается сильнее, а потом Намджун произнес: — Это… была одна из самых горячих вещей в моей жизни, — они оба как по команде рассмеялись. — Пиздец, ты был так… и боже, это меня настолько…? Он наугад шлепнул Намджуна, попав по плечу: — Заткнись. — Как тебе это удалось? Я говорил вещи, которые не говорил никогда и никому, — обвинил его Намджун, но его глаза сияли. — Прекрати хотя бы ржать! — защищаясь, воскликнул он, чувствуя себя так же самодовольно. Ага, значит у него над Намджуном все еще была эта власть… Его игра в жажду и покорность его расколола. Блять, почему они никогда не знали об этом? Может, Сокджин в те времена вообще не подозревал, что ему настолько понравится что-то подобное? — Да ладно, — Намджун все еще смеялся: — это даже забавно. — Секс? — спросил он, но тот махнул рукой между ними. Что ж, справедливо: они оба были настоящими клоунами. Он застонал и закрыл руками лицо. — Господи, это худший развод всех времен и народов. — Или же лучший? — Намджун прильнул ближе, и Сокджин его отпихнул. Тот догадался подать с тумбочки салфетки, чтобы вытереться как следует, и Сокджин сделал все возможное, пока его тело чуть ли не пело, пронизывая удовольствием и насыщенностью каждую клетку, а в груди все еще бурлил смех. Он словно был под чем-то. — Все еще грязный, — жалобно сообщил он после своих попыток. Намджун пальцем провел по подсохшей сперме на сокджиновой груди и сунул его в свой рот. Сокджин ошеломленно воззрился на него — блять, это тоже возбуждало. Чтоб его. Но он все равно стукнул его по плечу, получив в ответ веселое: — Прекрати меня бить! Что с тобой не так? — Много что, — признал он, и Намджун расплылся в сверкающей ухмылке. Он не станет сходить с ума, что переспал с Намджуном, и это оказалось (не)ожидаемо потрясающе. Всего лишь пополнение в коллекции секса на одну ночь. Небольшая вишенка на торте их развода. И он точно не станет потом сходить с ума, что вскоре они вновь томно целовались, нуждаясь и желая друг друга. — Что, еще хочется? — между поцелуями пробормотал Намджун: — Тогда дай мне время. Мне уже не двадцать два. Сокджин фыркнул — и притянул его ближе, пальцами путаясь в подсаленных у корней волосах. Намджун даже сейчас пах приятно, и голод так и не был удовлетворен. — Но поймем ли мы, когда остановиться? — спросил Сокджин, бесстыдно прихватывая его за зад. — Что ж, — вдумчиво отозвался Намджун, устилая поцелуями его грудь — все ниже и ниже. — Я думаю… что мы, во-первых, в браке. У Сокджина сердце ушло в пятки от этих слов, и пожар внутри заревел еще сильнее, превращаясь в жадное огненное чудовище, пожирающее внутренности. — А еще, — нежно добавил Намджун, медленно касаясь его живота почти обожающими поцелуями: — моя задача как супруга следить за тем, чтобы ты был удовлетворен… знать, что я позволил тебе быть настолько послушным и хорошим, насколько тебе этого хочется. Его руки скользнули к внутренней части сокджиновых бедер и замерли. Намджун поднял взгляд: — Правильно? — Ага, — согласился он — задыхаясь, как дурак. — Хочешь вновь побыть послушным? — Хочу, — выдохнул он. — Отлично, — Намджун раздвинул его ноги: — потому что я расцениваю эту задачу как очень важную. Его губы сомкнулись на твердеющем члене Сокджина, и тот беспокойно вздохнул, позволяя руке коснуться каштановых прядей в тот же момент, как горячий рот Намджуна оказался на нем — и Сокджин охнул от удовольствия. Намджун сумел посмеяться, даже с полным ртом — он искренне наслаждался, и Сокджину нравился этот звук. Он нетерпеливо притянул Намджуна к себе, награждая его влажным поцелуем — потому что то, что Намджун брал, Сокджин мгновенно отдавал ему с пылом. Намджун вернул поцелуй с чувством завершенности и осознанием предназначения, будто набирая последние строки прекрасно написанной, мастерской главы.