Сентябрь. 1999 год
Близких людей не осталось. По крайней мере, она о них никогда не слышала. Новый мир намного суровей, чем соседские собаки, что гадят на заднем дворе. Здесь взрослые не ходят с пирогами в гости, а смотрят на слабых и беззащитных, как на добычу. Городская свалка — место для старых вещей и металла. Рей не претендует на такие ценности, ей жизненно важно добраться до свалки незамеченной, не попасться, пока ищет объедки, и так же незаметно уйти. Ей везёт — она тощая и маленькая, не составляет труда забиться в какую-нибудь дыру, спрятаться в баке с мусором или под лестницей дома, а ночь переждать на чердаке, зарывшись в груды хлама. Она быстро привыкает вести себя тихо и не высовываться. Запах свалки разносится ветром на километры, въедается в одежду, волосы и кожу. Голова всё время чешется, лицо трудно отмыть, а под обломанными ногтями постоянно скапливается грязь. Её одежда ободранная, длинные рукава мужского пиджака мешают, подошва на обуви отрывается и заворачивается при ходьбе или во время бега. В одном из карманов живёт тряпичная кукла из старых лоскутков и тряпок. Единственный друг, которому можно доверять и свой сон, и свои секреты. Её ловят незнакомые люди в одинаковой форме и привозят в большое здание. Она прячется от них под кроватью. Кричит и дерётся, пока её пытаются осмотреть, отмыть и переодеть. Ей пробуют рассказать о семейной паре, которая узнала в ней чью-то дочку, но она закрывает уши и кричит. В монастыре, в первые дни, Рей забивается под кровать, любые попытки вытащить её оттуда заканчиваются истерикой. Монахиням удаётся выманить её только с помощью еды. С появлением постоянной крыши над головой, чистой одежды и обуви, скромной, но ежедневной еды жизнь лучше не становится. Отношения с другими детьми не ладятся, её называют «мусорщицей», толкают в спину, а когда она даёт сдачи, жалуются монахиням, называя Рей сумасшедшей и одержимой бесами. Её вещи и тетради постоянно пропадают. Их выкидывают, чтобы посмотреть, как она роется в мусоре. Когда кто-то из детей крадёт куклу и сжигает в камине, Рей отказывается от еды, а позже сбегает. После третьего побега Рей начинает отмечать дни своего пребывания в монастыре — оставляет небольшие царапины на стенах. За порчу стен её наказывают: заставляют подолгу стоять на коленях и молиться либо лишают сладкого. Царапины замазывают, и ей приходится оставлять отметки в укромных местах: под кроватью, за шкафом, под картинами или за тумбочкой. В конце концов монахини сдаются.Октябрь. 2001 год
Стена в комнате исцарапана почти до потолка. Соседка старается игнорировать «мусорщицу», дабы не стать таким же изгоем. Рей каждую ночь мучается кошмарами. Ей всегда снится дом, родители и свалка, где она каждый раз пытается спрятаться, но её всегда находят. Она не любит спать и часто сидит на подоконнике, завернувшись в одеяло. Наблюдает, как садится солнце и появляются звёзды. Ждёт, когда весь монастырь заснёт, а усталость навалится так, что никакие кошмары не смогут до неё добраться. Сегодня всё не так. С каждой новой звездой перед глазами проносятся давно забытые воспоминания: запах дома, родные голоса, мама зовёт её на завтрак, папа чинит куклу и учит кататься на велосипеде, она разворачивает рождественский подарок и с удивлением находит то, что просила у Санты. Тоска перестаёт окутывать, как одеяло, а каждое воспоминание наполняется радостью. Не всё было гладко, не всегда весело и беззаботно, но у Рей была семья. Даже сейчас она кому-то нужна, ведь каждая звезда на небе кричит о том, что они всегда рядом. Смотрят на неё. Улыбаются. Слёзы катятся по щеке и она быстро их вытирает. Ей хорошо и спокойно, но через мгновение, дыхание сбивается от волнения, взгляд скользит по огням ночного города, тёмным деревьям, звёздам, ни за что не цепляясь, ничего необычного не замечая. Рей спрыгивает с подоконника и замирает. Она не понимает как, но комната меняется. Соседка становится совсем чужой и незнакомой. Кровать и тумбочка выглядят так, словно они ей уже не нужны, как и подоконник, на котором она часто спала. Чувство предвкушения накатывает волнами и заглушает здравый смысл. Пугает. Переворачивает весь привычный мир. Одеяло медленно сползает с худых плеч. Она вертит головой, прислушивается, принюхивается, выискивая, в какую сторону надо смотреть, куда идти. Делает несколько шагов к двери и останавливается от нахлынувшего ощущения. Что-то должно произойти — хорошее, волшебное. Волна — более тихая, умиротворённая — теплом разливается по всему телу, и Рей дышит спокойнее. С удивительным безразличием смотрит на исчёрканную стену, за которую упрямо терпела наказания и так боролась. Уже нет нужды считать дни своего ожидания: всё, что было в её жизни до этого момента, постепенно исчезает, уходит в прошлое, как каждая из отметок на стене. Её что-то ждёт. За пределами монастыря. Повинуясь непонятному порыву, Рей достаёт из-под тумбочки гвоздь и оставляет несколько новых пометок на стене. Под влиянием того же порыва вытаскивает немногочисленные вещи из ящиков. Это глупо. Совершенно неразумно. Никто ей ничего не говорил, никуда не приглашал, но сейчас, почти в три часа ночи, Рей испытывает острую необходимость собрать свои вещи. Припрятав узелок под кровать, она кутается в одеяло. Прямо в одежде и ботинках ложится в постель. Свернувшись клубком, Рей чувствует, как волна спокойствия заполняет каждый уголок души, и незаметно для себя засыпает. Утром её кто-то будит. Она открывает глаза и сонно рассматривает комнату. Кровать соседки заправлена. За окном светит яркое солнце — значит, на завтрак её никто не разбудил. Внезапно Рей осознаёт: чувство, которым она так наслаждалась, исчезло, а на его место вернулись привычные пустота и одиночество. Она с отчаянием выпутывается из одеяла и замечает монахиню. — Приведи себя в порядок, — её голос звучит строго и спокойно. — Тебя ждёт настоятельница. Рей медленно встаёт с кровати. На ватных ногах подходит к умывальнику, с мылом ополаскивает лицо, поправляет растрёпанные пучки, деревянными пальцами подтягивает гольфы, заново зашнуровывает ботинки. Кое-как заправляет рубашку, расправляет юбку и поворачивается к монахине. В голове пустота. Монахиня скептически осматривает её с головы до ног и закатывает глаза. Рей не идёт в кабинет настоятельницы, а плетётся и шаркает ногами. В коридоре появляются другие дети, но их лиц она не различает. Слышит лишь шёпот. Чувствует взгляды. Механическими движениями Рей снова заправляет рубашку, одёргивает юбку и растеряно смотрит на спину монахини. Солнечные лучи пробиваются сквозь листву. Прыгают по мрачным стенам, полу, веснушкам на носу. Сверкая в воздухе, медленно оседает пыль, но Рей ничего не замечает, кроме стука ботинок и собственного сердца. Дверь в кабинет открывается. Это не первый визит в главный кабинет монастыря. После каждого побега или провинности Рей часами слушала лекции о том, как надо себя вести и о чём молить Господа. Она успела привыкнуть к кабинету, большим очкам, тёплому взгляду и суровому тону. Сегодня настоятельница улыбается и слегка кивает, когда Рей входит. — Доброе утро, Рей. Позволь представить тебе мистера Кеноби. Настоятельница указывает в сторону окна, и Рей замечает в кресле мужчину с седыми волосами и бородой, в красивом пальто. Он держится уверенно, но его руки слегка дрожат. — Здравствуй, Рей. Мужчина кивает и нерешительно улыбается, вокруг глаз появляются глубокие морщинки. Рей почти не дышит. — Мистер Кеноби — близкий друг твоего дедушки. К сожалению, мистер Палпатин не дожил до этого дня, но мистер Кеноби изъявил желание взять тебя на воспитание. Сегодня мы оформим документы и... Рей подхватывает порыв ветра, ботинки грозятся слететь с ног, монастырская юбка сковывает движения. До него всего несколько шагов, но она бежит, как по взлётной полосе, отталкивается и летит в растерянные объятия. Цепляется, как обезьянка, руками и ногами, сминает дорогое пальто, стискивает шею. Держится за незнакомого человека, как за последнюю соломинку своей маленькой жизни. Мыслей нет. Сердце бешено стучит, а в ушах отдаётся шум собственного дыхания. Она дрожит от страха. Он может оттолкнуть её и исчезнуть, но вместе с возмущенным окликом настоятельницы — «Рей!» — она слышит добродушный мужской смех. Вялые протесты «не положено», «документы», «по закону» встречают тихое «я её уже не отдам». Шею царапает старческая борода, большие руки крепко сжимают. Волосы на её затылке быстро становятся мокрыми, капли стекают по худой шее, чужое дыхание холодит мокрые дорожки. Мужчина что-то надрывно говорит, шепчет, всхлипывает, а Рей вдруг расслабляется. Всё становится неважным и безразличным. Она свешивает руки и ноги, кладёт голову на его плечо и застывает. Немигающим взглядом смотрит на дерево, растущее во дворе монастыря. Она чувствует, что взлетает. Перед глазами мелькает кабинет настоятельницы, длинный коридор, в котором всё еще стоят дети, монахиня. Она смотрит, как закрываются за ней двери монастыря, и вся её прежняя жизнь становится чем-то, что случилось вовсе не с ней. В окнах видны силуэты детей: кто-то смотрит угрюмо или с грустью, кто-то машет на прощанье. Сил остаётся только на слабую улыбку в ответ. Позже, убирая постельное бельё с пустой кровати, монахиня замечает новые отметины на стене, которые складываются в буквы, а затем и в слова: «Я иду домой».