Save me

Надежда — пролог и предвестье удач.

Сознание медленно приходит в норму. С трудом разлепив глаза, пытаюсь понять, где я нахожусь. Ощупав то, на чём я лежу, удивленно огляделся по сторонам. Не понимаю. Как я оказался здесь? Помню, как шёл с куском хлеба в сторону вольеров, а потом. . . Что потом?! Внезапно я почувствовал дикую боль в висках. Боль, ломающую сознание пополам. Адское мучение. Желая его уменьшить, сдавил голову ладонями. Не помогло. Очень больно. Словно кто-то бьёт молотком по голове. Прекрати! Вдруг боль резко исчезла. Как будто не было никакой боли, разрывающей тебя на части. Я стал оглядываться по сторонам. Никого нет, впрочем как всегда. Единственный с кем я могу поговорить — я сам. Я медленно, опасаясь новой порции боли, сел на своей «кровати» и опёрся руками о сено. Слух улавливает какой-то шелест, будто бумага мнётся. Решив проверить свою догадку, я начал руками разгребать сено вокруг меня. Я оказался прав. Около моей ноги, под сеном, был пакет, а на нём лежал лист бумаги, исписанный кем-то. Кто бы стал писать мне что-либо? Я, не знаю почему, по-детски заволновался и взял в руки эту записку. Её содержание меня очень удивило: « Хэй, Джером Валеска! Ты уже перестал валяться в голодном обмороке? Если да, то открой пакет, который был под запиской.— Кто это? Откуда меня знает? Ещё и шутит. . . Я, фыркнув и оторвавшись от чтения, отыскал глазами целлофановый пакетик. Решил не гадать о содержимом и разорвал его. Тут же мне в нос ударил запах свежеиспечённых булочек. Я минут пять вообще не мог прийти в себя. Еда. Кто-то волнуется обо мне. Я не понимаю. Кто будет давать мне еду? В этом же пакете я нашёл и бутылку воды. Неожиданно, я почувствовал, как внутри что-то потеплело и затрепетало. У меня было ощущение, словно после многих лет темноты кто-то зажёг свет, маленькую тусклую лампочку света. Этот пока-неизвестный-мне-человек подарил мне маленькую надежду на. . . На что? Дружбу? Понимание? Теплоту? Любовь? Не знаю, просто не хочу думать об этом сейчас. Стало так приятно. Впервые, кто-то проявил заботу ко мне. Я продолжил читать дальше: « После голодного обморока нельзя много есть сразу же. Съешь чуть-чуть и попей воды. Чем думал, когда морил себя голодом? В пакетике три булочки. Одна с мясом, другие две с яблочным повидлом. Ещё в пакете ты найдешь бледно-розовый шарф- это мой тебе презент. Не очень полезно спать на сеновале. Надеюсь хоть он поможет тебе согреться. Хоть капельку. И во сне ты не будешь терзаться проблемами. Кстати о них. Твоя мать даже не искала тебя, прости, если огорчаю. Братец твой долго к тебе ещё не сунется. Кое-кто здорово его запугал на твой счёт. Дам тебе совет: не стоит терять сознание, когда тебя жестоко избивают. — Избивают? Джеремайя опять. . . Вдруг предо мной пронеслись воспоминания вчерашнего дня. «-Джеремайя, отдай, пожалуйста. Мама дала мне его. Я заработал себе еду. Дай! Мой брат мерзко захихикал. Двое парней, братья О’Коннел, вечные сопровождающие Джеремайи тоже заржали. — Дать тебе поесть? Мусору? Хо-о! Ты очень голоден, да? — Он «по-доброму» поинтересовался у меня. -Да, я хочу есть. Отдай мне мою еду.- Я и вправду хотел есть. Очень сильно. Сил огрызаться или хамить просто не было. -Ха-ха! Ну тогда ладно! Лови! — и кинул кусок пищи на землю. Я только хотел подойти и поднять хлеб, как он резко растоптал его. Я не сдержался и крикнул на брата: -Джеремайя, что ты творишь? Он прекратил лыбиться и толкнул меня на землю. Я не ожидал этого и шмякнулся оземь. -О-о?! Как я смею? Ты, мусор, смеешь так говорить мне?! — Он ударил меня в живот с ноги. Он продолжил говорить: -Я имею права делать всё! Эй, парни! Преподадим этому ничтожеству урок! — Братья-подпевалы брата по-дурацки улыбнулись и подошли ко мне. Во мне начала просыпаться непонятная энергия. Тёмная энергия. Она словно призывала избить их всех до смерти. Чтоб их кровь ровным покрывалом украсила эту поляну. Я бы посмотрел на эту картину. В испуганные глаза брата, говоря, что он доигрался. Всё блять! Мое терпение кончено. Занавес! От этих кровожадных мыслей меня отвлёк сильный удар в челюсть, я даже улыбнулся. Что мать, что он — оба бьют в челюсть. Видимо, моя улыбка раздразнила их. Они начали бить меня со всех сторон ногами. Я не мог даже извернуться, чтобы сбежать.» Точно, это же было на самом деле. . . Он действительно меня ненавидит. Я даже знаю: он сам сказал однажды. Что я мешаю. Он тогда впервые избил меня. Он кричал тогда какую-то дичь. «Если бы тебя не было, то всё было бы хорошо! Почему ты мой брат?! Ты во всём виноват! Я ненавижу тебя! Это ты тень от меня, а не от тебя!!!» Дааа, тогда я вообще не понял, к чему всё это. Только позже узнал, что почти все дети, с которыми хотел дружить Джеремайя, спрашивали обо мне. И ладно бы только это… Девчонка одна спросила его: где оригинал. Тогда он и слетел… Стал агрессивным и ненавидел меня всеми фибрами души. И с чего она вообще ляпнула такое… короче, он меня сильно не любит из-за того, что я-его брат-близнец. Даже обвинял в том, что я просто дышу… это клиника… Ладно, забыли… Кто остановил тот кошмар? И кто-то запугал брата? О-о-о, как интересненько. Хочу увидеть его тогдашнюю рожу. Блин, это вселенское упущение с моей стороны! Забавно, что Джеремайе не дали добить меня, что же сделал мой спаситель для того, чтобы запугать его? Ладно, в любом случае я когда-нибудь это узнаю. Я уставился на текст, выведенный синей шариковой ручкой. -Если бы не анна. . . Короче тебе повезло. Очень. Кое-кому небезразлична твоя судьба и ты. PS. Если ты хочешь знать больше обо всём, то найди меня. Лила Бак Твосс.» Стоп-стоп-стоп. Лила Бак Твосс? Это та противная рыжая? Нет, рыжий я люблю. Сам ведь рыжий. Просто она вызывала какое-то странное ощущение подозрительности, что ли? Тёмная она, не нравится и всё! Она всё знает о случившемся? Она дала мне еды и воды? Странно это всё. Она всегда игнорировала всё вокруг. Больше всего она смахивает на змею — удава. Он тихо ждёт и наблюдает, а потом, когда жертва на последнем издыхании, не оставляет и шанса на жизнь. Бррр! Ладно, вместо того, чтобы гадать, стоит наведаться к ней в гости и спросить обо всём случившемся лично. Перекусив и допив всю воду, я быстро зашагал в сторону стоянки для трейлеров. Автомобили наших циркачей стояли по абсолютно немыслимой логике, словно, когда водители парковались, все были под большим градусом. Подхожу к стоянке и слышу смех и шум людей. Как же я ненавижу цирк! Все эти люди вызывают у меня одно желание — проявить насилие к ним. Только со стороны это всё кажется сказкой. Правда же ужасает. Грязные тайны буквально каждого члена валяются под ногами, но ты ничего не сможешь поделать с этим. Ты неизбежно увидишь или узнаешь всю эту гниль. Противно. Противно. Противно. Иногда у меня проскальзывает идея ночью, когда все они спят, вспороть тела особо бесящих меня личностей, как рыбу. А на утро услышать этот свиной визг. Однако я быстро прихожу в себя, проговаривая давно изученную мантру: Джером, они того не стоят. Не надо. Не знаю почему говорю себе именно это. Просто однажды проснулся с этими словами в голове. Тогда я очень долго пытался вспомнить свой сон. Хоть чуть-чуть. Ведь фраза была произнесена женским голосом. Нежный, мелодичный, успокаивающий моих демонов, шепчущих мне жестоко избить окружающих, раскромсать их на части, дарящий какое-то мистическое спокойствие. Голос зовущий меня с такой нереальной нежностью. Не зная обладательницу этого чарующего всё моё существо голоса, я старался запомнить всё — тембр, тональность, мягкость. Именно такой голос должен быть у женщины. Элегантной, изящной, воспитанной девушки с самым добрым сердцем. Хватался за соломинку как утопающий. Я и тонул. Я тонул в этой мрачной реальности с самого рождения. Она тянула вниз, в омут грязи и порочности. Отравляла разум. В какой-то момент я захотел придушить мать, в очередной раз колотившую меня в пьяном угаре, чтобы она со страхом и ужасом смотрела бы на меня своими стеклянными глазами. Чтобы наконец поняла своим блядским мозгом, что так нельзя поступать с собственным сыном. Когда я хотел осуществить эти мысли, то в мозгу прозвенел этот голосок. Он словно оберегал меня от моих же мыслей. Пытался сохранить во мне что-то. Что-то очень хрупкое и ранимое. В моей тёмной, серой и безрадостной жизни он стал единственным источником тепла. Мои мысли больше подходили конченному психопату, а не ребёнку. Каждый раз, когда я хотел сорваться, словно дикое животное с цепи, жестоко избить братца-ублюдка или грёбанную матушку, он снова привязывал меня к какому-то островку спокойствия. Лишь вновь услышав в сознании этот голос, я успокаивался. Это было странно. Очень странно. Я точно знал, до того как услышал голос, что хочу. Хочу крови, чтобы на лицах этих тварей был ледяной ужас и неконтролируемый страх. Однако этот голос забирал подобные мысли. Оставался лишь белый лист в голове и нереальное спокойствие. Так и было до недавнего времени. Моя ярость — голос, просящий меня. Я почти всё время думаю о нём. О его владелице. Ещё я постоянно думаю о глазах. Глубоких, тёмных и завораживающих глазах, хранящих в себе океан нежности ко всему. Посмотришь в них — утонешь, пойдешь ко дну. Сам захочешь в них потеряться. Впервые я увидел их во сне, как и тот волшебный голос. Тогда, той ночью, я с бешено-колотящимся сердцем подскочил на кровати. Сердце отплясывало чечётку. Той же ночью я впервые испытал на себе все прелести истерики. Истерики сильной, всепоглощающей, застилающей мой разум животным страхом. Страхом перед этими глазами. Я плакал, смеялся, дрожал как лист на ветру, кричал и снова заходился в неконтролируемой истерике. Лишь под утро я успокоился, смог снова контролировать свои эмоции и чувства. Меня перестало колотить и трясти. Мое сердце стучало ровно. Ровно до следующей ночи. Снова тот же сон. И опять те же глаза, смотрящие на меня с любовью. Любовь — чувство, которое любой человек мечтает познать. Той ночью, только увидев эти бездонные глаза, я как ошпаренный, подскочил вновь. Сердце стучало быстро. Очень быстро. Я попытался успокоиться, но не получилось. Ощущение этого взгляда на мне пугало. Нет, я не трус или слабак. Ни за что! Моему поведению есть объяснение. Всё давно известно. Представьте ситуацию: Человек с рождения рос среди гнилых, грязных и пошлых людей. Его родная мать и брат изливали на него всю ненависть и злость. Окружающие игнорировали его проблемы, лишь изредка улыбаясь на очередную вспышку гнева матери или брата этого человека. Прогнившие насквозь существа. Каким же может быть взгляд на жизнь у такого человека? Я отвечу вам. Да никаким, чёрт побери! Какой к чёрту взгляд?! Да он смотрит на мир через призму своего опыта. Жизнь для него мрачная, тёмная, лишённая всякой надежды. Словно он живёт в кромешной тьме без единого шанса на свет. А знаете, что будет с человеком, выросшим без малейшего понимания и любви, если он почувствует эту любовь, нежность и теплоту? Не знаете? Я отвечу — человек станет зависимым. Не как наркотическая зависимость, нет. Эта зависимость куда ужаснее, потому что она проходит в три этапа. Первый этап этой зависимости — поиск. Человек начинает искать в окружающих людях то, что вызвало первую стадию. Ищет отголоски того, что взволновало всё его существо. Пытается найти в глазах людей хоть крохи нежности или понимания. Считаю, что её можно определить как психологическое состояние человека — острая нехватка тепла, понимания и любви. Банально. Но, к сожалению, правда. И каким бы гордым и сильным я ни был, я тоже прошёл эту стадию. После того, как мне во второй раз приснились те глаза, бездонные и завораживающие, я стал словно одержим. Я всматривался в глаза знакомых мне циркачей: Боунс, Энни, Лоуренс, дядя Зак. Даже мама и брат. Я был настолько шокирован тогда, что забыл о том, где я живу, в какой среде. Среде алчных и грязных ублюдков. Реакция всех этих людей одна — колкий, пробирающий до костей и оставляющий липкое, неприятное чувство где-то под рёбрами, жёсткий взгляд. Это в лучшем случае. В худшем пытались ударить, чтобы «шёл работать, а не хренью занимался». Это сказала мне моя собственная «мама», после чего одарила серией ударов и кинула в меня стеклянную бутылку, разбившуюся, в сантиметре от моей головы, о стенку трейлера. Это первая стадия. Поиск тепла в других людях, окружающих тебя с рождения. Второй этап этой «болезни» — осознание окружающей действительности и затяжная депрессия, даже отсутствие желания жить. Кажется, что жизнь пошла не поперёк, а вдоль чёрной полосы. Отчаяние — страх без малейшей надежды. Чёткое понимание безнадёги. Если первый этап — дарит надежду, то второй — безжалостно отнимает её. Пока человек живёт, он надеется. Надеется, что в будущем будет легче, что всё не так плохо, но потеряв надежду, он впадает в отчаяние. Если попытаться сравнить, то получится как-то так: Подняться в небо, обрести надежду, и резко упасть, разбиваясь о скалы безнадёжности. И это я тоже преодолел. Не сразу, нет. Я целую неделю ходил почти-бестелесным-духом. Душевная агония, разгоревшаяся из-за осмысления истины. Истины гнусной и мрачной. По своим ощущениям я могу это описать очень понятно для любого. Словно ты с рождения плаваешь в чёрной воде, настолько чёрной, что абсолютно ничего не видно даже с открытыми глазами, и эта вода давит на тебя со всех сторон, старается тебя утопить, похоронить на дне. И вот в один день через эту темноту ты видишь лучик солнца. Ты рвёшься к нему, пытаешься его достичь и вот, когда тебе кажется, что ты почти всплываешь из-под этой мути, что ещё немного и наступит свет и мрак отступит, длинные, когтистые лапы чудовища тянут тебя вниз, к самому дну. Ты опять захлёбываешься этой грязной водой, она заполняет тебя. Твоё тело и душу. Отнюдь не водой и, если быть честным, лучше бы это была вода. Нет, эта мутная вода топит тебя отчаянием. Именно оно заполняет твоё тело и душу. Лишает всякой надежды на свет. Одно из главных условий жизни — свет. Свет необходим для всего живого. Люди же, как растения, будут процветать только при должном отношении к ним. Даже растения благоухают лучше, если им говорить комплименты. Что уж говорить о людях. Человек нуждается в ласке. И каждый божий день в голове крутится одна мысль — А стоит ли вообще жить? А лапы, чудовищные и покрытые кровью, монстра медленно замыкаются на твоей шее, постепенно перекрывая путь кислороду. Ужас всего этого — смирение с ситуацией. В глазах пустота, душа сдалась, а разум давно не знает как поступить. От этой неопределённости хочется избавится, избавится навсегда. А чудовище шепчет тебе на ухо: Сдайся! Ты слаб… Ты ничтожество… Сделай шаг навстречу тьме… Ты уже почти готов согласится с ним, однако почему-то медлишь. Что-то не даёт окончательно сдаться и пасть на самое дно. А монстр изо дня в день шепчет тебе на ухо призывы. И ты соглашаешься. Поддаешься этой тьме. Имя этого монстра, зовущего тебя и днём и ночью в темноту, обещающую покой, сильными и острыми когтями впивающегося тебе в душу, из столетия в столетие пугавшего людей и бросавшего их в бездну отчаяния, давно известно всем. Философы разных времён нарекали его сотнями имён — жестокая реальность, суровая действительность, безнадёжность, безысходность, обречённость. Это самые известные из них. Когда я почти поддался этой тьме, которая обещала облегчить мой крест, забрать мою ношу, я вновь был спасён. Будто бы кто-то насильно, несмотря на сопротивление действительности и монстра, почти получившего новую жертву, вытащил меня на поверхность, к солнцу и чистому воздуху. Тогда я впервые вздохнул полной грудью за всю неделю. Это было в воскресенье ночью. Мой разум и душа нашли повод для моей жизни. Моим спасителем и защитником от ужасного монстра, покрытого кровью его жертв, стал голос. Тот самый голос. Довольно иронично и ни капли не смешно. Ведь из-за него я пришёл к этому и он же спас меня, словно сберёг нечто бесценное. И той воскресной ночью моя душа зажила как прежде, не метясь между жизнью и смертью. Третий, самый последний и заключительный, этап этой лихорадки — сны. Сновидения — отражение наших тревог и желаний. Мозг, в попытке успокоить сердце и душу, проецирует всё то, что недостижимо в реальности, но к чему рвутся душа и сердце. Сон — успокоительное лекарство, дарующее сладостное заблуждение. Когда живешь в грязной, безнадёжной реальности, твоей мечтой становится царство Морфея. Оно вводит нас в заблуждение, оживляет наши самые тайные желания, манит своей сказкой. Любое сновидение — игра нашего подсознания, создаваемая им иллюзия, что очень опасно. За иллюзии расплачиваются действительностью. В тоже время они, наверно, необходимы. Они словно розовые очки, без которых невозможно взирать на многочисленные уродства этого мира. Эти желанные иллюзии, сны становятся одним единственным, что даёт силы существовать дальше, даже не жить. И, в данном случае, этот уровень зависимости является самым щадящим. По крайней мере, ты не живёшь пустой надеждой или бездонным, чёрным отчаянием. Эта стадия началась у меня после той ночи. Воскресной ночи. Преодолев собственную депрессию, пожиравшую меня, я встретился лицом к лицу с главной проблемой. Что делать дальше? Неужели моя жизнь — вот эта безвыходность и адское отчаяние? Без единой крохи света? Мне повезло прежде, чем я стал бы закапывать себя мрачными ответами. Примерно следующей ночь мне приснился тот голос. Моё подсознание проецировало в моих снах какие-то дежурные фразы, которые я всегда хотел хоть раз услышать от своих родных. Как твои дела? Ты не устал? Почему ты расстроен? Что-то случилось? Тебе нужна помощь? Ты уверен? С этого момента моей нелюбимой, ненавистной вещью стало утро. Утром, когда солнце поднималось над горизонтом и освещало этот грязный муравейник, даря всем живым организмам своё тепло и окрашивая небо в пламенные оттенки, когда животные начинали просыпаться и будили своих хозяев, когда в цирке «Хейли» начинали раздаваться полупьяные крики, когда жизнь начинала бурлить в этом месте, когда мне приходилось открывать свои глаза. Открыть глаза, вернуться в действительность, сгоняя с себя иллюзии, навеянные моими сновидениями, и идти заниматься своей работой. А потом, вечером, с блаженством прикрывать свои уставшие глаза и погружаться в царство Морфея. Погрузившись с головой в рассуждения, я не заметил, как кто-то схватил меня за плечо. Я вздрогнул, отгоняя свои мысли, и повернулся в сторону неизвестного мне человека. Передо мной стояла девчонка 13 лет. Та самая, которая написала мне ту записку и поделилась едой. Лила Бак Твосс. Её рыжие кудрявые волосы были смешно собраны в два хвостика, которые впрочем совсем не останавливали непослушные пряди, норовящие залезть в лицо своей хозяйки. Девчонка постоянно поправляла свою прическу руками, отгоняя прядки от своего лица. Лицо было абсолютно белое, словно грим намазан на него. Коричневые глаза отливали некой отстранённостью и холодом. Губы сжимались в тонкую полоску, показывая недовольство своей обладательницы. Одета была в джинсовый сарафан и голубую майку, на ноги были обуты сандалии. Она ещё раз дёрнула меня за плечо, я наконец-то обратил на её слова внимание: — Джером? Валеска? Оглох, что ли? — Она была явно недовольна моим игнорированием. -Да нормально я слышу, просто задумался. Ты что-то сказала? — Лила окинула меня нечитаемым взглядом и проговорила: -Да, сказала. Ты здесь сказать спасибо или узнать подробности? — быстро поняла. — Собственно, и то, и другое.- Твосс поражённо уставилась своими серыми глазами на меня. -Я слушаю.- Тоже мне деловая женщина. -Спасибо за еду и воду, ты очень мне помогла. И расскажи о том, что произошло тогда. Прошу тебя.- Она задумалась о чём-то и ответила с пятиминутной задержкой: -Пожалуйста. А вот насчёт второго… -Она оглянулась по сторонам и шепотом прошипела: -Могу рассказать, но не здесь. Иди за мной.- Мне кажется это не так секретно и тому подобное. -Чего такого-то? — Я не успел договорить. Мне заткнули рот ладонью и дёрнули за руку. Лила провела меня в какую-то комнатку. Я непонимающе смотрел на неё, а она заговорила, но также тихо: -Что именно ты хочешь услышать? — Я честно не понимаю к чему она клонит. Что за секретность? -Что произошло тогда? Ну, когда я потерял сознание? — Это очень важно. -Что произошло, да? — Я нетерпеливо мотнул головой, требуя ответа от Лилы. -Ну, если в общем, то тебе повезло, ты любимец небес. Твой братец, этот отмороженный Джеремайя, убил бы тебя тогда. — Она скривила своё белое лицо, показывая все степени отвращения к моему родственнику. Неужели всё было настолько плохо? Джеремайя, конечно придурок, но не убил бы в самом деле. Я надеюсь. -Твосс, не преувеличивай. Братец не настолько двинулся.- Она яростно сверкнула глазами и выдала тираду: -Не настолько двинулся?! Да он конченный! И тебе бы ещё мозги не помешали бы. Упасть в голодный обморок, когда тебя бьют эти ублюдки! Так они же решили, по доброте душевной, привести тебя в сознание, надавав оплеух. Однако, это не помогло. Тогда твой братишка, видимо очень любящий твою персону, схватил булыжник с земли и со всей силы замахнулся на бессознательного тебя. Если бы он тебя ударил тогда, то сейчас бы ты здесь не сидел. Ты, грёбанный дурак, чем так понравился небесам? Везучий безумно. Даже нечестно, я тоже хочу её увидеть. — Последнюю фразу рыжая прошептала себе под нос, поэтому я не услышал её полностью. — Кого ты хочешь увидеть, Лила? — Она настороженно проговорила: -…П-п-правду этого мира. Д-да! Почему всё так нечестно? — Я не ответил. Если быть честным, я вообще ничего не понял. Она точно что-то скрывает. Хотя, не буду же я её пытать, требуя правды. Она могла вообще ничего не говорить. Лила с напряжением ожидала моей реакции на её заминку: -Эм, ладно. Твосс, а как выглядел мой спаситель? — Надеюсь, этот вопрос снимет эту натянутую атмосферу. Я ошибся — моя собеседница только больше нахмурилась. Её лицо приняло выражение непонятное, словно она что-то решала для себя. Решала, что делать — говорить или промолчать. — Тебя спас настоящий ангел.– Я скептически взглянул на неё. — Не смотри ты так. Я не тронулась умом, вовсе нет. Тебя действительно спасло что-то необыкновенное. Везунчик. Что в тебе такого необычного-то? — Меня спас ангел?! На самом деле всё это звучит, именно как бред безумца. Что во мне такого необычного? Вот это вопрос. Посредственнее меня, наверное, не найти. У меня нет никаких талантов. Мама и другие с детства твердили мне это. Собственно, поэтому я решил и не искать таланты к чему-то. Каждый раз, в любой ситуации, я слышал лишь одну фразу от всех: «У тебя не может быть талантов, Джером. Займись работой, щенок!». Я, будучи ребёнком, слушал их комментарии о своей бездарности. Когда брал в руки кисть и краски, говорили об отсутствии всякого таланта к живописи. Когда увлекался книгами, то эти книги сжигались со словами «Ничтожество, займись делом!». Так что я не представляю, что во мне так необычно, как выразилась Твосс. Она кашлянула, прося ответить на её вопрос: — Твосс, не знаю. — Удивлённый взгляд. — Я правда не думаю, что во мне есть что-то особенное. Таких как я миллионы. Люди любят говорить о своей исключительности, при этом являясь довольно посредственными. Я не скажу ничего. Я самый обычный. — Да, именно это я заучил из постоянной ругани матери на меня. Обычный, простой, глупый, противно-честный, поганый и жутко типичный. Не знаю, как моя мама определила эти характеристики, постоянно выпивая крепкий алкоголь. Я прервал свои серые размышления и взглянул на Лилу. То, что я увидел меня очень изумило. Лила широко распахнула глаза, приоткрыла рот в некотором неверии и крепко сжала свои ладони в кулаки. Серые глаза изучали моё лицо, пытаясь найти хоть крупицу информации обо мне. Мне знаком такой взгляд. Именно так смотрят на меня незнакомые дети, перед тем как засмеять. Я кисло улыбнулся ожидая насмешек. Однако их не было. Минута, две и три. Тишина, лишь изредка нарушаемая нашим дыханием. Наконец она решила заговорить: — Теперь я поняла. Я поняла, почему тебя спас ангел. — Я распахнул глаза, в шоке от услышанного. Лила продолжила: — Дай мне сказать кое-что. Тогда, на поляне, ты мог умереть: твой братец мог это устроить. Он замахнулся булыжником на тебя со всей силой и был готов ударить. А потом произошло нечто невероятное. В тоже мгновение, как он стал молниеносно опускать руку с камнем, он отлетел от тебя на метр и схватился за покрасневшую щёку. Я не разглядела ни лица, ни фигуры, поэтому не могу даже сказать кто твой спаситель. Не очень отчётливо помню его разговор с Джеремайей. Он так запугал парня, что тот без оглядки драпанул тогда. Я тоже тогда была там, и анализировала. Джером Валеска, отброс, с которым не стоит водить дружбу, под защитой этого ангела. Моя покойная матушка всегда говорила мне «Лишь людей исключительных и необыкновенных оберегают божьи слуги — ангелы. Таким людям даруется божье благословение. Именно такие люди способны менять этот мир к лучшему. Они — надежда остальных». Я думала об этом как легенде, сказке, выдуманной моей мамой, однако… Вчера я убедилась в обратном, когда твой спаситель растворился в воздухе и белом свете. И всю ночь меня мучил один вопрос — Чем таким выделяется Джером? Я думала, что ты самый обычный, скучный и типичный. Думала так ровно до того, как ты ответил на мой вопрос. Как ты сказал? «Я правда не думаю, что во мне есть что-то особенное. Таких как я миллионы. Люди любят говорить о своей исключительности, при этом являясь довольно посредственными. Я не скажу ничего. Я самый обычный»? Именно теперь я кое-что осознала. Ты действительно необычный, исключительный, интересный, особенный и очень яркий. Да, ты именно яркий. — Я не мог вымолвить и слова. Впервые столько хороших слов в свой адрес услышал. Это, оказывается, очень приятно! Но что она имела под ярким? В смысле яркий? Это как? Видимо, мои мысли были чёрным по белому написаны у меня на лбу, так как через минуту Лила продолжила говорить: — Что такое яркий? Ну, как бы… Просто когда я вижу Джеремайю, на минуту твоего брата близнеца, какое-то склизкое ощущение. Сейчас я разговариваю с тобой. И мне не противно, наоборот. Ты создаёшь какой-то уют одним присутствием. Это словно на интуитивном уровне. Знаешь же, что энергетика у людей разная. Так вот. От тебя исходит солнечный свет. Ты как бы бросаешь вызов этому миру. Словно несмотря на отношение к тебе, на всю жестокость и несправедливость, ты лишь разгораешься сильнее. Становишься сильнее вопреки всему. Обычный человек давно бы сдался и сгинул бы во тьме, но не ты. Ты излучаешь яркий свет. Ты первый в моей жизни человек, который светился бы этим внутренним светом так сильно, что он бы освещал и мир. Это невероятно! — Эта восторженная речь про свет заставила меня улыбнуться. Может она права? Я ведь действительно постоянно борюсь. Бросаю вызов темноте, этой жестокой реальности и людям. Людям, которые хотят сломать меня, превратить в бездушную марионетку. Наверное, для меня данное привычно и обычно, но это невыносимо для других людей. Что ж, всё может быть. — Лила, спасибо тебе. Тёплые слова много значат для меня. Она улыбнулась и протянула мне руку со словами: -Валеска! Я не хочу захлебнуться в этой грязи и серости цирка. Хочу однажды уйти отсюда. Жить свободой, когда вырасту. Мне нужна твоя помощь, поделишься со мной своим внутренним солнцем? Совсем чуть-чуть? — Что? Что это такое она говорит? Я не понимаю её. Кто захочет вообще находится рядом со мной, не то что брать у меня что-нибудь? Лила тем временем продолжила: — Джером, давай станем друзьями? Давай вместе разобьём на осколки чёртову реальность? Покажем им всем насколько они примитивны в своих убеждениях? Наведём хаос в их шкафу с кучей скелетов? Что скажешь? — Не уверен в причине. Вот только, её слова что-то пробуждали во мне. Что-то тёплое, светлое и такое хрупкое, что трогать страшно. Дарили надежду. Я думал, что у меня не может быть друзей. Я этого не достоин. Но теперь… Я очень хочу попробовать! — Знаешь, что? А давай! Перевернём этот грёбанный муравейник! — Лила рассмеялась. — Ну, тогда. Зови меня Лилс. А я буду звать тебя… — Она ждала моего ответа. Её интересовало моё мнение. Как это чудесно. — Ром, зови меня Ром. Сокращённо от Джерома. Мы пожали руки и улыбнулись уже по-дружески. Кажется у меня появился первый друг…