Тёплые оттенки голубого

      В последние дни зимы небо отчаянно желало упасть на землю. Здесь, на высоте среди холодных камней, это ощущается особенно сильно. Древние сосны скрипят под ледяными порывами, грузные облака норовят зацепиться за сизые пики, горные ручьи и реки обращаются неудержимыми смертоносными потоками, которые сносят небольшие камни и полнятся осколками льда. Нередко после подобного буйства стихии адепты с горестью находили на улицах своего ордена обломки тонких ветвей, а то и стволов молодых кедров и кипарисов.       Лань Ванцзи часто думал о том, насколько они удивительны.       Пока кедр растёт, он кормит своими плодами утомлённых птиц, суетливых белок и пугливых чёрных лисиц, которые иногда подбирают упавшие спелые орешки. Когда дерево вырастает достаточно, его срубают. Древесина используется для человеческих нужд: можно выточить лохань для мытья или стирки, которая помогает сохранять в чистоте одежду и тело, или небольшой чайный столик, за которым могли бы проводить время молодые возлюбленные, любуясь бликами солнца в парующих чашах и глазах друг друга; посуда или мебель, детская игрушка или резное украшение: даже срубленное под корень, дерево продолжает быть полезным. Вещью будут пользоваться много лет, возможно, не одно поколение, и даже не одна семья, но рано или поздно и она себя изживёт. Слишком ветхую или сломанную утварь отправят в костёр или домашний очаг, и даже в этот момент, навсегда теряя собственный облик, дерево послужит жизни вокруг себя, питая огонь, который греет и отдаёт тепло. Но даже это ещё не конец. Сизый пепел, оставшийся после чистки очага, сделает землю более плодородной, чтобы новые ростки поднимались и крепли. Почти перерождение. При этом дерево ломается, если слишком усердно пытаться его склонить и до последнего держится корнями за родную почву.       Ванцзи учился у природы тому, чего никогда не напишут ни в одной книге. Ванцзи ею восхищался. И с раннего детства чувствовал такую человеческую эмпатичную печаль, когда после зимней бури приходилось наступать на сломанные ветви, или перебираться через поваленный могучий ствол.       Каждый однажды будет сломлен, либо лишён земли и корней. Однажды налетит и его буря.       Всю вторую половину дня он провел в библиотеке, за переписыванием пыльного и пожелтевшего трактата о владении мечом, который, по заверению старших адептов, в несколько раз превышал его собственный возраст. Он копировал страницу за страницей, оставляя среди идеальных столбиков ханьцзы место для иллюстраций. Ванцзи улыбнулся одними глазами, и невесомо коснулся пальцами чистой бумаги.       Они с Сичэнем создали немало копий манускриптов и рукописей. Это стало их негласным правилом: Ванцзи переносит текст, Сичэнь - изображения. Он всегда хорошо рисовал. Будучи маленьким ребенком, Ванцзи часто забирался под широкий рукав, крепко обхватывал старшего за пояс, и с неподдельным интересом наблюдал, как совсем ещё юный А-Хуань сосредоточенно пытается передать лепестки цветка, который нашёл где-то меж камней у источника, или вспомнить ту яркую шумную птичку с жёлтой грудкой и черными крылышками.       Несмотря на то, что после оба они получали по рукам розгами за испачканные тушью одежды, или, упаси небеса, лобную ленту, воспоминания о тех днях для обоих оставались одними из самых счастливых.       Будучи занятым монотонной работой или собственными, плывущими вязким потоком мыслями, Ванцзи отрешался от мира, глубоко уходя в себя. Достаточно глубоко, чтобы не услышать, как снаружи воет зимний ветер и стучат по черепице вперемешку с ледяной крошкой тяжёлые капли дождя.       По дороге в цзинши он успел замёрзнуть и промокнуть. Ванцзи повесил сырую одежду на дверцу ширмы, вынул заколку из влажных волос, и расправил на подушке гладкую ленту. Переодевшись в простое и скромное, но белое как первый снег ханьфу, он смотрел в неширокий проём приоткрытой двери.       За ней свистел ветер и звенел крупный снег.       Ванцзи думал о кедрах.       Когда за спиной послышались на грани слышимости шаги, он не обернулся. Да и не хотелось. Ванцзи, кажется, с пелёнок научился узнавать шаги брата.       Сичэнь бесшумно опустился рядом, и с шёлково мягкой невесомой улыбкой легко склонил голову. Ответом ему стал зеркальный кивок.       Ребра замёрзшей ладони коснулись тёплой и бархатной кожей; одним лишь мизинцем зацепились за его. Никто не двигался дальше - так было хорошо и достаточно.       Теперь они оба смотрели на потоки мокрого снега.       Ванцзи не знал, о чем думает Сичэнь, но Сичэнь, кажется, знал все на свете.       Лань Чжань чувствовал совсем рядом, прямо под боком родственную теплую Ци, пульсирующую, как на полотне ночного неба редкие белые звёзды, и ощущение это постепенно успокоило до состояния ледяного осколка на вечно заснеженном горном пике. С одной лишь разницей: Ванцзи было тепло. Интересно, где-то на свете существует тёплый лёд?       Глядя на беспрерывный поток мокрого снега, он, кажется, задремал. Прямо так, сидя перед открытой дверью. Сотканный из серебряной паутинки сон идеально гармонировал с реальностью: он сидел в цзинши в домашних одеждах и с мокрыми волосами, и продолжал смотреть на снег. Сродни медитации.       Когда Ванцзи открыл глаза, было уже почти полностью темно. Снег с дождём всё ещё мерно стучали по черепице, но их холодные потоки было уже не разобрать в вечерних сумерках. До колокола отбоя оставалось около часа, но он уже был в комнате один. На месте, где сидел Сичэнь, лежал одиноким светлым пятном небольшой льняной на ощупь мешочек. Ванцзи потянул за тонкую тесьму, и услышал тихий стук по дощатому полу. Теперь он улыбнулся по-настоящему.       Сичэнь и правда знал всё на свете. Сичэнь принёс ему хранимые с середины осени кедровые орешки.       В тот день Ванцзи уже не думал о буре.