Carpe diem: живи моментом

x x x 4.

Now it's three in the morning And I'm tryna change your mind Left you multiple missed calls And to my message you reply (message you reply) «Why'd you only call me when you're high?»

На горе Чайттийо, в Мьянме, есть Золотой камень. Это буддийская святыня. Когда-то очень давно этот камень повис над пропастью, и на протяжении веков так и не сдвинулся с места. Фэн Ци думает, что это всё равно произойдет, рано или поздно. Она сохраняет фотографию камня, чтобы поставить себе на заставку смартфона. Вонтоны мягко шипят в масле глубокой кастрюли, Фэн Ци поднимает крышку и осматривает пельмени: золотистая корочка, как любит Сяо Чжань. И всё гинекологическое отделение больницы. Фэн Ци осторожно выуживает каждый, складывает в деревянную пельменницу, отбирая самые красивые из всех. Не очень удачные пельмешки она оставляет себе. Задумчиво поглаживая живот, она выключает плиту, ещё раз осматривает свои вонтоны, оценивая достаточную степень эстетичности, а затем проходит к холодильнику, чтобы налить себе яблочный сок. С недавних пор она к нему пристрастилась, и это лишь первая странность в череде будущих. Фэн Ци снова клацает по телефону, чтобы посмотреть время, но так и не запоминает его, всматриваясь в буддийскую святыню. Телефон гаснет. Сяо Чжань так ей и не перезвонил. Отрабатывать приемные часы с бодуна — затея на два из десяти. Сегодня Сяо Чжань должен был проводить УЗИ для беременных на ранних сроках, и он приступил к этому со всей самоотверженностью, стоически игнорируя тошнотворные позывы, трясущиеся руки и прочие прелести побочного эффекта от отравления. По сути дела — прием алкоголя и есть отравление. Так что на медсестринском посту он был честен, когда на очередное «доктор Сяо, вы такой бледный, вам нехорошо?» он ответил, что съел что-то не то, но всё под контролем. Его частично реанимировал немного подгоревший завтрак авторства Ван Ибо (омлет и горячие бутерброды с сыром), три кружки кофе (да, он пал так низко и предал свой чай), и панацея всех алкоголиков — атоксил. Двойная доза. Как бы там ни было, он бодро, со всем уважением, вставлял будущим матерям трансвагинальный зонд и внимательно смотрел на скопление милипиздрических (какая ирония) клеток. Чжань сосредоточил свои действия лишь на этой процедуре, даже не раздражаясь на вечно хлопающую дверь: политика открытых дверей была в их больнице*, как и во всем Китае, но на время работы в своем кабинете Сяо Чжань всегда клеил табличку «если вам комфортнее, чтобы дверь была закрыта — сделайте это». Лично его бесило, когда кто-то левый спокойно заходил в кабинет, стоял над душой, а от извечных советов бабуль хотелось выть. Матом. Но кто ж пустит свою малышку в кабинет страшного врача-мужика в одиночку, да? Ещё и выпишет лишние таблетки, какие-нибудь дорогие процедуры, хренов бюрократ. Действительно. Но надо отдать должное — «открытые двери» играли роль защиты и самого врача, ведь бывало множество случаев, когда на доктора могли накинуться. Буквально. Нужны свидетели, а камеру устанавливать в кабинете для осмотра — не комильфо. Хоть с акушерами-гинекологами такого, на памяти Чжаня, не случалось. Но всё бывает в первый раз, верно? Чжань прощается с очередной пациенткой, вежливо улыбаясь, и кивает следующей, переводя взгляд на экран. У них обновление в системе, и он не сказал бы, что стало лучше. Может, если бы его голова была свежее, он бы быстрее врубился в суть, но пока что всё это только раздражало, а не помогало. Он не смотрит на пациентку, берёт пластиковую карту и вбивает нужные цифры (система радостно оповещает, что всё можно делать быстрее, если он просто сосканирует qr-код, окей, но чем?). В следующую секунду с экрана на него смотрит фотография жены и он медленно переводит взгляд с него на «пациентку». Фэн Ци чуть пожимает плечами: — К сожалению, это единственный действенный способ тебя увидеть. — Я перезвонил тебе утром. — Да, я видела. Как раз была в метро, решила, что уже так поговорим. У тебя скоро перерыв, верно? Но сначала процедура. Фэн Ци кивает на гинекологическое кресло, встает и начинает раздеваться. Дверь в кабинет закрыта, хоть что-то радует, но слухи по больнице уже наверняка пошли. Чудесно. Чжань прочищает горло и пересаживается на стул у аппарата, достает новые перчатки, перенастраивает прибор и открывает тюбик геля, замерев в ожидании — его жена, как и всегда, делает всё мучительно медленно. Фэн Ци расстилает себе одноразовую пеленку, усаживается, несколько раз меняя положение, и кивает мужу. Сейчас он врач, а она — пациентка. Абстрагироваться до обидного просто. — Ты бледный. — Плохо спал. Ладно, мы с Ибо… немного пили. — Я наслышана. Успела поболтать с сестрами Мянь на посту. Я принесла вонтоны, надеюсь, тебе парочку оставят. Чжань мычит что-то согласное, внимательно смотря на экран, постепенно вводит зонд. Спустя пару минут он видит нечто, что за это утро наблюдал раз двадцать. Чжань моргает и переводит взгляд на жену. Та чуть поджимает губы. — Это то, о чем я хотела поговорить с тобой, когда звонила весь день. Чжань снова смотрит на экран, затем вновь на Фэн Ци, и опять на экран. Прочищает горло и медленно выводит зонд, автоматическим жестом протягивая жене салфетки. Он стягивает перчатки и бросает их в мусорную корзину. В вакууме головы проносится лишь невразумительное «мы же не…». Голос жены доносится словно сквозь вату, Чжань с трудом возвращается в реальность. — Мы оба знаем, что уже совсем не те люди, которыми были, когда влюбились, Чжань. И да, твоя работа, я всё понимаю. Нам нужно многое обсудить. Теперь, когда я точно завладела твоим вниманием… я буду в Старбакс внизу. Придешь, когда у тебя будет перерыв, хорошо? Чжань смотрит на Фэн Ци. Она уже оделась, зачем-то перевязывает свои длинные волосы, теперь это высокий хвост. На ней кофейный свитер, светлые джинсы и белые найки. Внутри неё — новая жизнь. И вовсе не Сяо Чжань стал тому причиной. Она достает смартфон из поясной сумки, чтобы посмотреть время. — У меня встреча с издателем только на пять, так что до этого времени я могу подождать спокойно, если перерыв твой урежется. Но… если что… приезжай домой сегодня, хорошо? Чжань смотрит ей в глаза. Он бы хотел чувствовать что-то большее, чем какую-то неясную досаду. Они оба заслужили нечто большее, разве нет? — Не урежется, я сегодня только консультирую, и ухожу, как только приемные часы исчерпаются. Фэн Ци робко улыбается и кивает. «Тогда жду». Она закрывает за собой дверь, но та открывается в следующую секунду, и Чжань снова пересаживается за стол, принимая очередную карточку. Сейчас он жалеет, что сказал медсестре, что та может «сбежать на утренник» и он справится сам. Кажется, он не справляется вообще ни с чем. Чжань никогда не курил, но сейчас очень захотел. х х х Хенг любил гвоздичные сигареты по ряду причин: терпкий и характерный аромат, то, как мягко трещит угольная бумага, ну и низкое содержание никотина со смолами. А ещё это было просто красиво. Вдыхать, слушать треск, медленно выдыхать, наблюдая за мерным тлением сигареты. Он позволял себе это редко, такая привычка все равно не считается здоровой, к тому же — Хань Фэй от неё не в восторге. Никогда не скажет об этом, но Хенгу это и не нужно. Достаточно потом ощутить, как он несколько груб, когда вбивается сзади. Но кто сказал, что Хенгу это не нравится? Ван Ибо выходит из-за угла, усиленно что-то жует и пытается его высмотреть. Хенг машет рукой и коротко свистит, что совсем не подходит имиджу главы клиники. Даже если традиционной медицины. Ибо машет рукой, мол, заметил, и идет по извилистой тропинке к курилке: раньше здесь был сад, где могли гулять пациенты, но сейчас он переехал во внутренний двор первого корпуса, а тут, на отшибе, пока ещё ничего не придумали. Да и стройка совсем рядом. Ибо забирается на скамью и садится задницей на её спинку, как и Хенг. Тот сразу же протягивает ему половину своей сигареты, но Ибо отрицательно мотает головой: всё еще жует. — Там вонтоны… такие вкусные. Медсестры поделились. У меня с собой два — будешь? Ибо дожевывает где-то в середине фразы и протягивает Хенгу маленький контейнер с пельменями. Тот вскидывает бровь: — М-м. Что-то мне их аура не нравится. Ты бы аккуратнее. Ибо закатывает глаза и в ответ на это смело зажевывает очередной пельмень. Теперь ему попалось с креветочной пастой, кажется. Вкусно. Когда уже в его жизни появится что-то кроме еды навынос и невразумительных кулинарных творений Сяо Бая? Никогда, судя по всему. — О чем ты хотел поговорить? Хенг медленно кивает, подтверждая, что всё еще «хотел бы», но пока собирается с мыслями. Стройка корпуса в самом разгаре: Хань Фэй скромно называл это «ремонтом», но на деле тут будет новое здание. Массивный кран медленно сдвигает свой нос, назревает новая волна шума. Хенг затягивается и выдыхает вместе с дымом: — Запишись на все семинары. Поддержи эту затею, ладно? Если ты пойдешь — подтянутся и остальные. Ваша подстанция, конечно, хоть и завязана на нашей больнице, но самостоятельная структура, как и МЧС. Но мы же понимаем… твоя репутация, ты естественный лидер. И Сяо Чжань. Ещё Алистер Ченг, Пак Сюин, Мэй Ли, Зои, Чжочэн, Исюань, даже этот засранец Джексон. Мне нужно, чтобы вы все поддержали эту инициативу. Собери весь костяк. Тогда ни у кого не будет лишних сомнений и вопросов. Ван Ибо задумчиво мычит, дожевывая последний пельмешек. Тот был с мясом, какой сюрприз. Он отставляет пустой контейнер куда-то вниз, но тот в итоге падает в жухлую траву. Никто из них это не комментирует, Ибо решает, что поднимет его, когда они соберутся уходить. Он потягивается всем телом, разминает шею. Хенг делает очередную затяжку. Ибо довольно кряхтит, затем пихает Хенга в бок. — Это забавно, Хенг-гэ-э. Ведь меня об этом же просил и Хань Фэй этим утром. Только не объясняя. Он просто уточнил «ты записался на семинары в группу А или С?» Твой стиль мне нравится больше. Хенг тихо посмеивается. Он достает из кармана халата портативную пепельницу: круглая вещица, коротко щелкает, когда открывается, на вид — дорогая шкатулочка для ценностей, а на деле — хранит в себе гвоздичный пепел и окурки. — Донеси эту мысль до Сяо Чжаня. Хань Фэй, конечно, скажет ему то же, что и тебе. И я постараюсь его выловить. Но стопроцентно он послушает только тебя. Ибо кивает, признавая, что так оно и есть. Сяо Чжань не очень любил традиционную медицину, и это не так уж странно: в последний раз, когда они касались этой темы в разговорах, Чжань выражался матом, ведь ему пришлось разбираться с пожилой женщиной, которая предпочитала вместо маточного пессария — клубни какого-то там растения. «Как завещали предки». Кончиться это могло плачевно, если бы не внучка старушки, которая каким-то образом и обнаружила (страшно предположить — каким же?), что её бабуля немного пересмотрела видосов на youku и наслушалась соседок вместо того, чтобы разрешить проблему обычным походом к врачу. Так ведь ей же эти клубни ещё кто-то продал! Ибо как раз думает поделиться этой историей, но тут в поле зрения попадает Алистер. Тот машет им рукой, так что делать вид, что они — часть куста, уже поздно. Ченг тоже жует, жмет Ибо руку и коротко кланяется Хенгу, прежде чем занять свое местечко на жердочке и достать сигареты. На самом деле у больницы была своя курилка, да и даже специальная зона для этого отвратного дела на свежем воздухе, если не хочется торчать в стеклянном кубе. Но там, как выражался Хенг, «не было души». Да и вид хреновый — парковка. Не очень хотелось, чтобы пациенты наблюдали, как господа в белых халатах дымят вовсю. Нет, по большому счету на это было плевать, увы. Зато Хань Фэю не было и он довольно твердо просил «воздерживаться от курения в часы пика». А что такое «пик», когда пациентов — толпы? Ночь, разве что? Алистер курил какую-то дрянь, как и всегда, Ибо отмахивается от его дыма. — Когда ты бросишь курить уже, а? — Когда ты переспишь с Сяо Чжанем. То есть — никогда. Ибо закатывает глаза, Хенг выдает короткий смешок и говорит «туше». Ченг похлопывает Ибо по ноге: — Я шучу-шучу. Но вообще, труба тебе окончательно, Ван Ибо. — Что? Ты о чем? Кстати, там ещё остались те вонтоны? Алистер отрицательно мотает головой и добавляет: — Ты бы хоть спросил, откуда те взялись. Их принесла женушка твоего врача. Ибо пожимает плечами, отводя взгляд. Настроение немного поганится, но это по-детски. С чего бы? Они провели неплохую ночь, да. Сяо Чжаню стало лучше, самому Ибо — тоже. Они душевно обсудили все, начиная с теории струн и пьяных запросов в байду о Хокинге, заканчивая извечной темой «как человечество выжило, если мы такие тупые». То, что Фэн Ци, так и не дозвонившись до мужа, решила заглянуть в больницу и угостить персонал вкусной домашней едой — ожидаемо. Ибо сглатывает вязкую слюну, все еще чувствуя мясной привкус во рту. Кажется, у него началась изжога. Алистер продолжает, на него с интересом смотрит Хенг, подперев голову рукой и наклонившись вперед. Ибо же смотрит перед собой. Он вспоминает, когда видел Фэн Ци в последний раз. Кажется, полгода назад? День рождения Сюин. Она испекла для неё рисовый пирог. Они с Чжанем подарили ей совершенно бесполезную хрень: новомодную плойку. Наверное, это последнее, что интересовало неонатолога, но Чжань явно в выборе презента не участвовал. Под шумок, он скинулся и с парнями, чтобы просто подарить Сюин красочный перевод денег в вичате, вместе с анимацией и стикер-паком из её фотографий. Вот это девушке зашло стопроцентно. Ибо пропустил начало фразы, но улавливает её конец, из-за чего резко поворачивается к Ченгу: — Фэн Ци беременна? Алистер кивает, затем сжимает его плечо в нелепом жесте поддержки. Ченг явно хочет что-то добавить, но у Ибо срабатывает пейджер. Фельдшер соскакивает со скамьи, благополучно забыв о контейнере под ним, и переходит на бег. Хенг провожает его взглядом, а затем поворачивается к Алистеру: — Ты вроде такой умный мужик, Ченг. А такой идиот. — Да что такое? Я просто сплетню пересказал! Хенг качает головой и тянется к Алистеру, чтобы отвесить тому смачный подзатыльник. В девяносто пяти процентах случаев (а кто-то утверждает, что и во всех девяноста девяти), причина вызова скорой кардинально отличается от реальности. Называлось всё «ребенку плохо: понос, температура, сыпь; четыре года», на деле — ребенок засунул себе в ноздрю боб. Ибо махнул рукой, отдавая честь выуживать зеленую горошину из носа Вэньханю, а сам сел заполнять карточку вызова, тыкая стилусом по планшету. Настроение было паршивым. Вонтоны в желудке чудили революцию, но Ибо понимал, что это психосоматика: ему вполне было хорошо до того момента, как он узнал, что их готовила Фэн Ци. Беременная Фэн Ци. Беременная от своего мужа, Сяо Чжаня, Фэн Ци. Всё так, как и должно быть. А это он, Ван Ибо, вообразил себе какую-то херню, жалкий в своих щенячьих попытках быть особенным и важным для Чжаня. Что он делает вообще? На что надеется? Не стоит ли идти вперед и уже вырасти из этой дебильной влюбленности, которая, по правде говоря, уже и не влюбленность вовсе… Та проходит. Она не может длиться пять лет. Не может не идеализировать, принимать все заскоки, не может дарить ощущение «мне хорошо», просто потому что стало хорошо другому. Влюбленность легкая, игристая как шампанское, эгоистичная и порывистая, часто замешанная на страсти. Ван Ибо провел половину ночи, просто поглаживая спящего Чжаня по голове и щеке, слушая его плейлист в телефоне. А еще Ибо уверен, что тот станет прекрасным отцом. Конечно же станет. Это чудесно. Он должен быть рад за него. Он должен быть рад. Ван Ибо поднимает взгляд на мать ребенка. Она нервничала больше мальчишки, путалась в ответах, дергалась каждый раз, когда Вэньхань шипел в очередной попытке достать «эту гадскую хреновину». Кажется, он с таким успехом этот боб ребенку до мозга продавит. Ибо ставит последнюю галочку в карте, смотрит на графу семейного положения. Мать-одиночка. Работает менеджером по продажам. Из потока информации, которая никак не относилась к делу, было ясно, что сегодня первый выходной за долгое время, когда она проводит время с сыном, отпустив няню-филиппинку. Ибо переводит взгляд на ребенка. Его настроение явно испоганилось, и ещё немного — он начнет хныкать. Вэньхань разгибается и вздыхает, предлагает везти маленького пациента к хирургу. Ибо борется с желанием закатить глаза, ограничивается коротким вздохом: — Дай сюда. Он садится перед мальчишкой, натягивает новую пару перчаток и обрабатывает пинцет снова. Мальчик недоверчиво смотрит на этот бесполезный пыточный инструмент и ойкает, когда Ибо неожиданно засовывает его, накрутив плотно ватку, в… другую ноздрю. И чешет там. Секунду спустя мальчишка смачно чихает, и вместе с бобом из него вылетает и неплохое количество соплей. Мама сразу же кидается обнимать своего «баобао», а Ибо цокает языком — на его форме как раз часть соплей малого. На выходе они получают коробку конфет от матери в качестве компенсации. Через несколько часов вызов повторяется: парнишке так понравились эти взрослые дяди в форме, что он решил засунуть в уже другую ноздрю колесико от машинки. Только в этот раз обойтись чихом не выходит. В час ночи, когда Ван Ибо заваливается домой, его телефон звонит. Он смотрит на фотографию Сяо Чжаня: тот смешно дует губы в кадре и на его голове ободок с кошачьими ушами. Это было на каком-то ночном дежурстве, кажется. Не так давно. Телефон все вибрирует в руке, Ибо стоит с ним, как дурак, в темноте коридора. У Сяо Бая сегодня смена в ночном клубе, повторяющаяся мелодия nan haі его никак не побеспокоит. Ибо дожидается, когда телефон погаснет. Кладет его на столик. Разувается, вешает куртку на крючок. Пока он принимает душ, телефон звонит еще два раза. Ибо перезванивает, когда алкоголя в его крови достаточно, чтобы мир вокруг плыл и шёл рябью. Кажется, он на пороге алкоголизма. Вот уволится и точно, точно переступит этот порог. Надоело. Когда Чжань берет трубку, он говорит, еле выговаривая слова, скатившись в абсолют лоянского диалекта: — Если будет сын, назовешь его Ибо, Чжань-гэ?