Carpe diem: живи моментом

x x x 5.

Мы готовы менять всё, что угодно, только чтобы ничего не менять. Делать всё, что угодно, только чтобы ничего не делать. И прилагать какие угодно усилия, чтобы не прилагать никаких усилий.  — Д.Емец

Шанхай постоянно находится в движении, но это не неоновый хаос Гонконга или переливы Макао. В Шанхае есть структура, которая подчиняется довольно простому алгоритму: дом — работа — дом. Так живет практически весь город, среди потока выделяются разве что экспаты. Да и то не все. На часах два часа ночи, в наушнике — Хенг, который бурчит, пока готовит им поздний рамен. Хань Фэй усмехается, накидывая тонкое пальто, и закрывает за собой дверь кабинета на код. Бумажная волокита, просмотр отчетов и попытка дописать пару научных статей съели четыре часа его жизни в один момент. Он проходится по коридору, кивает медсестрам на посту, ждёт лифт, переходя на корейский: — Ты готовишь его острым? Хенг хмыкает в трубку и выдает «а ты как думал, это же рамен!». Готовить — вообще громкое слово для того, чтобы сунуть лапшу в кипяток, высыпать специи, разбить вовремя пару яиц и добавить зеленушки. Хань Фэй качает головой, Хенг продолжает рассуждать о свойствах какой-то там очередной травки. Голове сложно думать, но все эти слова и шум на фоне Хань Фэй воспринимает как нечто уютное, вроде записи моря. Чуть ли не убаюкивает. Добраться бы еще до источника. Хань Фэй доходит до парковки, талантливо угукая в нужных местах, но улавливает только что-то отдельное из всего потока слов: урывки про сердечно-сосудистую систему (сафлор красильный при ишемии?), какие-то лопухи («можно сделать настойку для твоего дяди, его нервы ни к черту»), почему-то канарейки, и совсем не в кассу — Фу Цзои? Китайский военачальник? Хань Фэй даже не пытается выстроить логическую цепочку ассоциативного ряда. Он слышит, как Хенг стучит палочками по краю кастрюльки, действие само по себе абсолютно бесполезное, но Хань Фэй очарован всеми мелочами, из которых и состоит его «травник». Идеалистическая картинка будущего ужина смазывается реальностью: рядом с белой ауди Хань Фэя припаркована хонда. Машине не помешала бы мойка, но, кажется, собирается дождь, так что частично проблема будет решена. Но кто же может так просто парковаться рядом с главой больницы, да еще и явно дрыхнуть перед главным входом? Хань Фэй прищуривается, пытаясь увериться в своем предположении. — Хенг… Хенг, эй. Darling. Я немного задержусь. Нет, на совсем чуть-чуть. Нет, никто не умирает… наверное. Тут просто… Сяо Чжань в машине спит. Да. Что? Нет, я не буду советовать ему боярышник, сам посоветуешь… Да, я наберу тебя, как подъеду. Да, и я тебя. Хань Фэй легко касается наушника, чтобы сбросить вызов. Он обходит машину и стучит в окно переднего пассажирского сидения. Чжань резко дергается, из-за чего чуть было не прикладывается головой об руль, но тут же ориентируется. Правда, получается хреново: смотрит не в то окно. Так что Хань Фэй стучит еще раз, чтобы «воробушек летел на звук». Моросящий дождь уже порядком надоел, так что Хань Фэй кивает на дверцу, явно намекая. Сяо Чжаню требуется целая минута, чтобы понять — нужно открыть вовсе не окно. Хань Фэй садится на переднее сиденье и захлопывает за собой дверцу, отрезая их от прохлады ночи. Надо отдать должное — хлопок выходит мягким. — Почему мой незаменимый врач-акушер спит на парковке, не скажешь? Дома не ладится? Мало плачу и не можешь позволить себе отель, раз так? Чжань переводит взгляд с нейрохирурга на лобовое стекло. Включает дворники синхронно с тем, как усиливается дождь. Размытые кляксы фонарей приобретают очертания, но затем свет снова рассеивается через призму мокрого стекла. — М-м. Я забыл телефон. Соответственно оплатить я ничего не могу. Взял только ключи от машины и… пейджер. Телефон забыл, пейджер нет. Вот и все приоритеты. Карточку проходную тоже не взял. Хань Фэй хмыкает. Он выуживает свой телефон из внутреннего кармана пальто, пишет пару сообщений. Затем оттуда же достает тонкую пачку сигарет. — Гвоздичные. Будешь? Сяо Чжань вскидывает бровь, снова обнимая руль руками и смотрит на пачку в чужих пальцах. Да ладно. — С каких пор шеф Хань Фэй курит? — Я и не курю. Отобрал у Хенга вместе с очередной зажигалкой. Попробуем? Чжань усмехается и качает головой, выпрямляется, все еще поглаживая руль, смотрит перед собой. Заторможено кивает. Раздается щелчок, Хань Фэй коротко затягивается первым и отдает сигарету Чжаню. Тот сначала осматривает ее со всех сторон, тихо уточняет «вдохнуть в затяг и выдохнуть?», и пробует. Дым теркой проходится по глотке, заставляя закашляться, гвоздичный привкус с чем-то горьким расцветает во рту, в глазах немного слезится и Чжань сует сигарету обратно в пальцы Хань Фэя, который тихо посмеивается, наблюдая это шоу. Вздохнув, тот кивает своим мыслям и продолжает: — Я уведомил пост, что ты потерял карту. Утром просто зайдешь и тебе выдадут временную. Потом не забудь смотаться домой за всем добром. С первого числа пейджеры больше не в ходу, устанавливаем приложение на телефон. — Какой кошмар. — М-м. Сяо Чжань предпочитает олдскульный писк и глюки системы? — А, нет. Я о сигаретах. И о жизни. Приложение так приложение… Давно пора, да. Хань Фэй затягивается снова, приоткрывает окно. Поток свежего воздуха смешивается с дымом, растворяет его, добавляя запах мокрого асфальта и характерной сырости. Чжань немного ежится, снова укладывается на руль. У него ноют поясница и шея. Снова. Кажется, это его новое хобби: испытывать разную физическую боль терпимой интенсивности. Хань Фэй решает нарушить тишину вновь, немного хрипнет под конец, но вопрос и так понятен: — Что не так? Чжань кривится, но это уже не от физического дискомфорта. Он понимает, что вся больница в курсе после этого шикарного финта от Фэн Ци (она ведь и это сделала специально, нет сомнений: теперь его будут заочно считать ублюдком, который бросил беременную жену), так что можно не пояснять детали. Кроме основных. — М-м. Это не мой ребенок. Фэн Ци… всегда хотела детей. Я просто не считал, что готов. А она вот… оказалась готова на все… сто. Даже тот… мужчина ей не нужен. Просто ребенок. — Мгм. Хань Фэй снова протягивает сигарету. В этот раз у Чжаня получается куда лучше. После тяги немного кружится голова. Какая дрянь, все же. Но хотя бы во рту гвоздичный привкус, это не так уж отвратительно. Хань Фэй забирает сигарету, мягко сбрасывает пепел в полупустую пачку. Он планировал выкинуть её в любом случае. — Ты не считал, что готов. Или просто никогда не хотел и не хочешь? Чжань откидывается затылком на спинку кресла, трет шею правой рукой, пожимает плечами. Хань Фэй всегда был мастером удачных вопросов. Сяо Чжань вздыхает и сдается: — Не хотел. Можешь считать это профессиональной деформацией. Да чем угодно. Просто… не хотел. Не хочу. Может… когда-нибудь. Я все осознаю, просто нет… потребности. Я… — Ты еще в себе толком не разобрался. Ты об этом? Чжань коротко и устало посмеивается, прикрыв глаза. Уморительно. Привет, меня зовут Сяо Чжань, мне тридцать два и я просрал уже полжизни, помогая родиться другим, но так и не разобрался в том, кто я есть и зачем я есть. Вау. Хань Фэй вдавливает окурок в картон пачки и сует его поглубже. Убирает пачку в карман, почесывая себя по подбородку, и говорит тише, словно не желая перебивать шум дождя: — Как твой друг, я не позволю тебе спать в машине в позе зю. Как глава больницы я не могу разрешить тебе спать в ординаторской твоего отделения, не говоря уже о чужом. Так что… пойдем проситься на подстанцию скорой. Главврач мне должен, хоть он вряд ли там есть в два часа ночи. Будь готов очаровывать уборщицу, на самом деле вся власть в её руках. Пойдем. Хань Фэй коротко сжимает чужое плечо и выходит из машины первым, поднимая воротник пальто. Сяо Чжаню, как бы хреново и стыдно ему ни было, не остается ничего, кроме как последовать за шефом. Черная хонда мигает, поставленная на сигнализацию, и Чжань трусцой добегает до Хань Фэя, проверяя наличие пейджера в кармане. С остальным он разберется позже. х х х Плохие новости: опьянение происходит, когда алкоголь уже в крови, и вытащить его оттуда невозможно. Баста. Всё, что мы можем в такой ситуации, это просто не сделать хуже и помочь организму самому справиться с коварным пиздюком этанолом. Ван Ибо решил войти в режим «пью и писаю» со всей ответственностью своего медицинского стажа. Он пьет теплую воду, пока ждет чайник, с помощью которого заварит себе двухлитровый термос чая, пока Фэн Ци описывает ему ссору во всех излишних деталях. Он не хотел знать, что она подозревает в Чжане асексуала, который никогда не интересовался ей сверх нормы. Что вообще такое норма? У них секс по расписанию всегда был? Ван Ибо не хотел знать, что она тайком пыталась каким-то образом выудить его сперму, чтобы отдать на анализ по фертильности, вот вообще не хотел. И так как оказалось, что её муж даже не передергивает (а она слушала со стаканом у двери в душе и следила очень внимательно), она уверилась в той самой «асексуальности», которую Сяо Чжань «не осознает в себе», но это ведь не так страшно, ведь «платонические отношения более ценные и её всё устраивает», а выход с ребенком «она нашла», но они бы все это обсудили, если бы «Чжань ночевал дома чаще раза в две недели», и не избегал её «видимо из-за чувства вины связанной с работой и своими карьерными целями». Только вот Фэн Ци трудно забеременеть, она пропила несколько курсов таблеток, и по сути дела желание иметь ребенка даже никак не связано с Чжанем — просто он был «лучшим кандидатом в её жизни». Она не сомневалась «что стоит нам поговорить, и он поймет, мы всегда были отличными партнерами, я не понимаю, почему он так ушел и ничего не сказал!». Карточный домик представления об идеалистической парочке рухнул окончательно. Ибо и так подозревал нечто подобное. Любящий Сяо Чжань, который заказывает доставку цветов, даже не разбираясь в том, какими те будут? Еще и спрашивает, можно ли это сделать услугой в долгосрочной перспективе? Правда? Ладно. — Фэн Ци… Фэн… Да. Да. Ты сказала, он взял ключи от машины, что еще? Он брал пейджер? — Он ушел так стремительно, молча, мы не успели поговорить днем… вот телефон… прости, что тебе позвонила, но я не знаю, ты у него в быстром наборе, так-то я разблокировать не могу. У него же и денег с собой нет, получается. Спит где-то в машине… Просто напиши мне, когда найдешь его, ладно? Пейджер… так, нигде не вижу, значит взял. Думаешь, он в больнице? Чайник закипает. Ибо заливает кипятком чайные листья внутри термоса, в голове все еще мутно, так что он говорит себе думать только о насущных целях. Первое: забрать телефон у Фэн Ци и проверить её состояние, хотя бы давление, так, на всякий, переживать и рыдать на ранних сроках (да и вообще на любых, от кого бы ни был ребенок, окей) — хреново. Второе: найти Сяо Чжаня. Третье: не попасться полиции с алкоголем в крови, даже если он возьмет желтый мопед Сяо Бая. Не так — тем более, если он собирается брать желтый мопед Сяо Бая. Как хорошо, что тот поехал на метро в этот раз: Ибо успел приметить эту насмешку над транспортом во дворе. Ван Ибо делает пару глотков чая, берет курс на туалет. Надо бы еще умыться. Срань. — Фэн Ци. Я скоро приеду. Заберу телефон его, хорошо? Я почти уверен, что Чжань-гэ в больнице, наверняка на автомате туда и поехал. Сразу же тебе отпишу. Не волнуйся. Он… драматичный, так ведь, ха? Все будет в порядке. Вы еще разберетесь. Как взрослые люди. Правда. Фэн Ци судорожно выдыхает в трубку «спасибо, Бо-ди». Бо-ди согласно мычит и скидывает вызов. Проблема. В одной руке телефон , в другой — тяжелый термос, а отлить как-то надо. Ван Ибо закатывает глаза, заставляя себя соображать быстрее. Он же не мог так сильно ужраться, да? Когда Ибо не попадает струей в виниловую наклейку в виде мишени внутри унитаза, он понимает, что мопед всё же брать не стоит. Ладно. Смыв за собой, Ибо поднимает с пола и термос, и телефон, снова пьет и бредет одеваться. Иррациональное желание врезать Сяо Чжаню, хоть тот, вроде как, ни в чем не виноват, жжет кончики пальцев. Перед выходом фельдшер закидывается горсткой сорбентов, щедро заливает в себя еще чая, сует термос в рюкзак, и чуть было не забывает его: Ибо слишком долго искал ложку для кроссовок, так что весь мир был забыт, сузился до одной этой коварной ложки. В лифте Ван Ибо остервенело трет свои уши в попытке увеличить приток крови к несчастной голове, чтобы фокусироваться стало хоть немного легче. Когда лифт открывается на первом этаже, Ибо не сразу выходит, потому что зависает. Он думает о том, что его номер у Сяо Чжаня на быстром наборе. Не кто-то из родителей, не жена, не его лучший друг Алистер Ченг, и ещё бог весть кто. На быстром наборе у Сяо Чжаня он — Ван Ибо. Мысль приобретает какой-то супергероический окрас. Ибо поправляет лямку рюкзака и впечатывается лбом в створку лифта, которая уже собралась закрыться. Боль трезвит получше растирания ушей. — Спать в моей кровати две ночи подряд — это слишком даже для тебя, гэ. — М-м. Я заплачу тебе за аренду. — Натурой? Сяо Чжань открывает глаза, а в следующий момент на его грудь приземляется смартфон. Его смартфон. Мысли спросонья ворочаются тяжело, но два и два сложить удается: Ибо был у него дома, виделся с Фэн Ци, забрал его телефон и теперь он здесь. Взъерошенный, с перегаром, лезет в свою фельдшерскую постель (низенькая кровать с продавленным матрасом у стены, а не у окна, потому что спать под окном — тревожно), перелезая через Чжаня и устраивается за его спиной, не забывая трагически кряхтеть и вздыхать. Вопросов много. Как так вышло? Почему он здесь? Как его нашел? Что за бормотуху он пил, что от него так несет? Чжань ворочается, пытаясь устроиться удобнее на этом лежбище медицинских богов. Он мельком смотрит на экран телефона, с него ему улыбается денежный божок, а время — близ трех часов ночи. Из всех вопросов Чжань выбирает самый бесполезный: — У тебя утром смена? — Ночью. — Так может… домой? — Заткнись, я хочу спать и я буду спать. Здесь. Чжань согласно мычит и закрывает глаза, сунув телефон под подушку. Он со всем разберется. Только надо поспать. Сяо Чжань почти что проваливается в дрему опять, тепло со спины действует по-особенному. Успокаивает. Как давно он хотя бы просто спал с кем-то в одной постели? О Фэн Ци думать не хочется, так что вопрос безличностный и риторический. А ведь Сяо Чжань тактильный. Раньше был, во всяком случае. Он придвигается потеснее, не встречая противодействия. В какой-то момент Ибо обнимает его поперек груди. Бурчит куда-то у шеи: — Как ты определил, что это моя кровать? — М-м. Подушка пахнет. То есть. Что? А-а. Ну тут… плакат Росси на стене. — М-гм. Чжань-гэ. Что ты будешь делать? Сяо Чжань медленно выдыхает. Он открывает глаза, бездумно блуждая по полутьме комнаты взглядом. Еще три кровати. Несколько шкафов. Холодильник, который мерно гудит, прерываясь каждые пять-шесть минут. Стол, заваленный не пойми чем, с пузатым электрочайником ближе к стене. В окно проникает свет фонарей. Больше ничего нет. Только они и время от времени сигналы от диспетчерской по этажу. Чжань щупает свой пейджер в кармане джинсов. На месте. — Спать, Бо-ди. Я буду спать. И ты будешь спать. Остальное может подождать. — Хорошо. — Ибо. — Да? — Спасибо. Минуту ничего не происходит. Чжаня все также обнимают со спины, все ещё тепло и спокойно. Ещё немного, и он уснет. Глаза закрываются, забирая с собой последние крохи сознания. И теперь Сяо Чжань не уверен, показалось ему или нет. Теплое касание у шеи. И явно не кончиками пальцев. Наверное, Ибо просто случайно мазнул губами. Нужно поспать.