Carpe diem: живи моментом

x x x 16.

Вы не сможете сдвинуть горы шепотом — Pink

Декабрь, LongWuLu 3188 Hao (Jin JinDouLu), Шанхай Рынок Long Wu Чтобы Сяо Чжань оказался конкретно посреди этого рынка, да еще между рядами 112 и 113, произошло множество случайных неслучайностей. Цепочка начинается где-то за недели две до этого момента, когда в одно хмурое утро ноября Чжань пришел к двум решениям в своей жизни: он уходит на курсы повышения квалификации до марта, оставив себе только часы консультаций, и он должен научиться готовить Liyu Yue Long Men. «Карп, перепрыгивающий Драконьи ворота». Название, как Чжаню казалось, происходило из способа сервировки: по идее, карпа надо было укладывать головой к «воротам» из овощей. Вопрос, что появилось первым — сервировка или имя блюда, — относился к разряду экзистенциального кризиса по теме «что появилось первым — яйцо или курица?» Главное, что это было исконно Лоянское блюдо, а впереди — Новый год. Год Дракона. Об этом было невозможно забыть, в общем-то. Как раз такая пестрая и чешуйчатая детина в кроваво-золотых тонах висела ровно под потолком крытого рынка. Время от времени этот дракон изрыгал «пламя» в виде лазерного шоу-рекламы. Всюду мелькали красные фонарики, гроздьями и поодиночке; каждый продавец зазывал покупателей в свой «карман» или к прилавку, не жалея голосовые связки, легкие и чужие уши. Из динамиков завывали хиты с праздничным уклоном, и слух Сяо Бая улавливал каждый, заставляя подпевать себе под нос. Чжань искал самого лучшего карпа, а также еще целый список продуктов и специй. Мама клялась, посоветовавшись со всеми своими подругами, часть из которых даже живет в Шанхае, что этот рынок должен, нет, даже обязан оказаться удачным для Чжаня. Две недели тщетных поисков, поднятые связи матери и бабули, удачный понедельник, когда Чжань смог потащить с собой и Сяо Бая, а Ибо корпел над учебниками в smart-хабе, любуясь на хмурое небо Шанхая с высоты пятидесятого этажа, чтобы никто не мешался («особенно твоя задница в этих смешных трусах, гэ, даже вид Спанч Боба не отбивает у меня желание, как думаешь, это болезнь, да? Ауч!»). До начала февраля еще уйма времени, так что Чжань планировал разобраться с этой рыбой и удивить Ибо непосредственно во время трапезы, а главными дегустаторами были, конечно же, все остальные. Чжань таскал рыбёшку в больницу, отдавал на посты медсестер по этажам, Хенгу с Хань Фэем, подсовывал в обеды Алистера и Сюин, извечно впихивал этого несчастного карпа в разных вариациях Сяо Баю. Последний пытался намекнуть, что Чжань как-то зациклился на рыбе, и ладно, если бы это был хотя бы лосось… Пришлось втолковывать, что так Чжань хочет продемонстрировать внимание и уважение к, вдох-выдох, своему парню. Бай, помнится, еле сдержался, чтобы не прокомментировать и это, так что лишь воодушевленно покивал. Говорят, с психами надо быть чуткими и спокойными, не провоцировать. Слишком много случайных неслучайностей. Как, например, то, что Чжань проспал будильник, потом они пропустили свой автобус, вышли не на той станции метро и решили прогуляться пешком, по пути взяли себе чай с сырной пенкой, за которым тоже пришлось простоять минут двадцать в очереди. Да. Тысячи незначительных мелочей. Или вот лимон. Лимон в руке Чжаня сейчас. Какой путь проделал этот цитрус, прежде чем оказался сжатым пальцами Сяо Чжаня в попытке приструнить реакцию своей вегетативной нервной системы, а в частности — ее симпатической части, которая отвечает за ответ на стресс/опасность, заставляя сердце биться чаще, давление подниматься, выбрасывая адреналин в кровь, и немножко «сужать» фокус восприятия? Мало что оказывается действительно важным, когда реальная опасность маячит перед носом. Это ведь он послал Бая в этот уголок между холодильником и столом, чтобы тот посмотрел специи и набрал имбиря с локвой. Ради того, чтобы вылезти оттуда, надо протиснуться мимо двух мужчин, бритых фанатов спортивок и уродливых кроссовок, стоящих в олимпийках и обсуждающих степень «педиковатости» Бая. Громко так, со вкусом. Строят планы. Тот с независимым видом все перебирал корни имбиря, видимо ожидая, что эти двое скоро уйдут. Чжань жалеет, что не обеспокоился отсутствием Сяо Бая пораньше. Прошло уже минут пятнадцать? Лимон отправляется в полёт, его траектория описывает классическую дугу, прежде чем нанести удар ровненько по макушке того, кто был выше. Тот, предсказуемо, оборачивается, почесывая свою репу. Сяо Чжань улыбается со всей вежливостью, сжимая следующий лимон в руке. — Извинитесь, а потом — отъебитесь. Сяо Бай, наконец-то сунув один мясистый имбирь в пакетик, поднимает голову и неверяще пялится на Чжаня. Бритоголовые отмирают от шока, мат льется рекой из их ртов, тот, что пожирнее, решает напирать, но Бай бросает пакет и виснет на нём сзади, крепко ухватываясь за шею крепыша. В чем смысл этого действия и какая его практическая ценность? Да по нулям, единственное — эффект неожиданности. Карп, который чудным образом все еще не подох после вылова, шлепается на пол из рук Чжаня и принимается биться по линолеуму в своей ловушке из полиэтилена, пока врач уходит от замаха, решая долбануть мужичка по тормозам. Ходил же с Алистером на уроки самозащиты, не прошли те унизительные часы на матах даром. У прилавка охает продавщица, орет противным, тонким голосом, чтобы это шоу сейчас же прекратилось, правда, с другой стороны — к ее точке прибежало так много людей, может, и купят чего, когда все закончится? Если бы кто-то сказал Ли Хенгу, что он будет забирать лучшего врача-акушера больницы Хань из полицейского участка из-за неподобающего поведения, он бы откровенно поржал, погрозил бы пальчиком шалунишке и потом бы поржал еще раз. Сяо Чжань, да? Драка на продуктовом рынке, да? Отхлестал карпом мужика, серьезно? Именно так это и репрезентировал Сяо Бай, рассказывая сбивчиво и с неподдельным восхищением, когда ему разрешили воспользоваться услугой «звонок другу». Полный пиздец. Хенг скользит взглядом по входу в участок, поднимает ворот пальто, когда выходит из такси. Господи, как же он скучает по правам, но куковать ему без них еще три года. Волосы сейчас — вороново крыло, подвязанные алой лентой, ботфорты облегают черной кожей до колен, под шерстью пальто — темная кровь рубашки. В общем-то, вид такой, словно он сбежал с комик-кона, учитывая подводку. Его выдернули посреди благотворительной фотосессии: для детей стационарных отделений больницы, которые вынуждены провести праздники в её стенах, было решено сделать календарь с фотографиями их любимых персонажей сказок и новелл, так что Хенгу достался некий «магистр дьявольского культа». Это он еще ханьфу с себя успел снять. Первое, что ему говорят, после того как он представился и объяснил, за кого пришел вносить залог и писать поручительство, так это: «Вы что, их сутенер?» Хенг поджимает губы, не зная, ржать ему или плакать. Особенно когда за спиной появляется Хань Фэй, лаконично выговаривая: — Скорее сутенером мог быть я. Как же Хенг его любит, господи боже. Свобода и отсутствие записи в личном деле нынче равны новым кофемашинам для участка (в больницу заказали Nespresso C30, представляете, на три единицы больше нужного, невероятно, да?) и будущему содействию, если «вдруг что». Хенг поворачивается, чтобы посмотреть на Чжаня и Бая на заднем сиденье ауди, пока Хань Фэй выруливает с парковки. — Бай сказал, ты гопника отхлестал карпом. Правда? — Возможно. Рыбой от меня точно несет. Жаль, что такого жирного карпа на этого козла потратил. Хенг кивает, отворачиваясь. Хань Фэй смотрит на врача через зеркало заднего вида. Тот косится на Сяо Бая, который, явно уморенный приключением и успокоительным («обезьянник — это такой стресс, у кого-то есть травка?!»), решил прикорнуть на его плече. Нейрохирург говорит тихо, но четко: — Он был моим пациентом. Его избили до полусмерти. Поджидали у клуба. Спасибо, что вступился. Чжань ничего не говорит, только кивает, отвернувшись к окну. Особо никаких увечий они не получили, но сейчас стало немного страшно: если у Бая был ушиб мозга в тот раз, о котором говорит Фэй, повторные травмы намного хуже первичных. Если уж рассуждать. Хенг клацает по проигрывателю, и скоро динамики принимаются баюкать их в мягком lo-fi лаунже. Чжань думает, что он вступился не совсем за Бая. Скорее, он сделал это ради себя. х х х [входящие сообщения wechat: четыре приоритетных] [Мой гэгэ]: что бы тебе ни писал Сяо Бай — не верь. Дома, готовлю ужин. Ученье, конечно, свет, но твой график — просто тьма. Дуй домой пораньше. [Бай-гэ]: твой Чжань-Чжань отхлестал собачьи морды карпом! Из тюрьмы нас Хенг забрал, ничего не будет, они там как-то договорились, но твой гэ — ОГОНЬ! [Бай-гэ]: ой ну не тюрьма, а типа вот эта пред-тюрьма, задержали нас, короче, но выпустили, а тех мразей — нет! [Хенг-гэ]: я высылаю тебе приглашения на благотворительный бал, участие добровольно-принудительное, мне нужны ваши смазливые мордашки, чтобы убеждать спонсоров давать нам деньги. У тебя партийное задание — быть особенно учтивым с Яо Сюэ, от нее зависит, будет ли у нашей больницы третий кабинет МРТ, ты её типаж. И, да, будь с Чжанем помягче, он все же неспроста к мудакам полез. «Мгм» тебе от Фэя ;) Прошло всего полчаса. Нет, ну правда. Ибо уснул всего лишь на несчастные тридцать минут в этой неудобной позе, забившись в угол хаба, обняв талмуд по патологической анатомии. Он трет лицо, стягивает с головы свои marshall (подарок гэгэ, других наушников теперь просто не существует), в которых все бубнится лекция об анаэробных инфекциях мягких тканей, и пытается врубиться в происходящее. Время: восемь вечера. Прищурившись, он снова перечитал все, выдохнул и решил набрать Сяо Чжаня. Тот берет трубку спустя три гудка: — Ты уже едешь? — Да. Сейчас собираюсь. Ибо шепчет, потому что это главное правило хабов-для-обучения: если уж и говорить, то на грани слышимости. — Объясни мне про карпа, гэ? Ибо усмехается, слыша вздох, подключает наушники с ноутбука в смартфон (вовремя вспомнив, что сначала надо выключить лекцию, иначе на весь хаб разнесется «особенностью неспоровых анаэробов является выделение гепариназы, усиление гиперкоагуляции и возникновение септических тромбофлебитов») и начинает тихонько собираться. — Да… просто. Двое отморозков пристали к Баю на рынке, и я… почему-то начал бросаться лимонами. А потом… я вообще за рыбой ходил, но… карп пострадал больше всех. — Вау. Я слишком устал, чтобы отчитывать тебя, но я не забуду об этом, гэ. У нас на ужин карп? — Я говорю, тот пал смертью героя, так что нет. На ужин у нас гунбао… — М-м. Курочка от гэгэ, сделаешь так же остро, как и для себя? — Цыплята, не курочка, всё по классике. Что? С тех пор, как у тебя подозрение на гастрит, самое острое, что ты можешь есть — имбирь в чае. — Деспот. — Тиран. — Контрол-фрик. — М-м. Педант. — Ладно, ты выиграл. Только потому что я в процессе готовки, а ты явно устал. Ван Ибо улыбается, поправляя рюкзак на плече и клацает по кнопке лифта. — Хенг уже прислал тебе приглашения на бал? Он никогда не подставлял меня так до этого, с чего такая честь? Ты ведь бывал там каждый год. Насколько всё паршиво? Чжань издает какой-то непонятный звук, затем задумчиво мычит. На фоне слышно характерное шипение, тот действительно готовит ужин. От этой мысли настолько уютно, что Ибо физически ощущает тепло по телу. Чжань продолжает: — Халявная выпивка, классическая музыка, высокопарные разговоры. Обычно моим плюс один всегда была Фэй Ци, ей нравились такие светские рауты, так что процесс общения и вежливого обсуждения сплетен она брала на себя. — М-м. А тебе? Нравились? — Никогда. Очень неловко себя чувствовал. Так… нам нужно заказать костюмы на вечер, получается. Это уже через пару недель. — Получается, что так. Потанцуешь со мной, где никто не увидит? Ибо ждёт ответа, наблюдая, как цифры на экране кабины сменяют друг друга. Еще двадцать этажей. Чжань отвечает спустя пять: «Конечно, Бо-ди». Рецепт гунбао прост, и рецепт этот Чжань узнал от господина Гао из ресторана на улице Вуйянь, где одна тарелка каких-нибудь пельменей стоила целое состояние. У Чжаня была скидка, ведь он принял двойню шеф-повара (два здоровеньких мальчика оптимальных размеров с твердыми девятками по шкале Апгар), но он никогда ею не пользовался. Зато рецепт запомнил и в редкие часы досуга воспроизводил на воке. Сейчас свободного времени было куда больше, так что грех не пользоваться. Да и стыдно это — не уметь готовить одно из классических блюд своей родной провинции. Чжань достает из холодильника кусочки филе, которые еще утром поставил «настаиваться» в соевом соусе, кунжутном масле и сахаре. Пока филе немного отходит, он принимается мелко нарезать чеснок, затем чили и зеленый лук. Ибо звонит ровно в тот момент, когда в вок отправляются все кубики нежного мяса, и Чжань минимум трижды забывается, вслушиваясь в уставший шепот. Он просто очень хочет, чтобы Ибо был уже дома, но вытолкнуть из себя это прозаичное «я соскучился по тебе» — оказывается довольно сложным. Да, он уже сказал куда более важную фразу, и для него это всегда взвешенные решения, но почему-то такие вот мелочи… ему легче научиться готовить карпа, хоть даже сам Ибо может быть не в курсе, что это блюдо его Лояна, чем выговаривать вслух такие вот вещи. Они болтают до того момента, как Ибо спускается в метро, прощаясь с Чжанем трижды. Потому что в отличие от него, ему легко дается «хочу еще тебя послушать, скажи что-то» или «запиши мне голосовое, чтобы я прослушал его в метро, я пока тут чай в термос себе возьму». Все эти милые, откровенно придурошные мелочи, которые обычно делают парни в романтических клипах доуинь для своих девушек. Чжань понимает это очень явно, когда выйдя в коридор, он видит Ибо с хреновой плюшевой игрушкой в руках. Это гребаный Пикачу. — Это для твоей коллекции? — Это чтобы тебе было удобнее спать, если я на ночной смене. Забирай, и пакет тоже, спасибо. Чжань стоит, обнимая Пикачу одной рукой, а в другой — ощущая тяжесть пакета. Он совершенно не знает, что со всем этим делать. Он снова думает о том, что катастрофически мало отдает и в принципе этого не умеет, когда дело касается не спокойного бартера без чувств, как было все эти годы с Фэй Ци, а вот таких вот… вещей. Что он должен делать? Есть какой-то шаблон? План? Он должен вести себя как в тех дебильных клипах? Или напомнить, что у него вроде как член между ног? Или что? — Ты смотришь на меня так, словно я принес тебе мертвого коня. Это Пикачу, гэ. Пика-пика? — Я… время ужинать, да. Чжань проходит в кухню, усаживает Пикачу на табурет в углу, принимается разбирать пакет с продуктами. Когда баночка рисового уксуса занимает свое место на полке, в кухню вплывает Ибо, и Чжань отворачивается от его настороженного взгляда. Он принимается раскладывать курицу по тарелкам. — Можно не оставлять Баю, он сейчас ударился в вегетарианство, как я понял… правда, рыбу ест. Садись, что стоишь? Ибо мычит утвердительно и падает на табурет, опирается спиной о стену. Он наблюдает за Чжанем из-под полуприкрытых век. Тот орудует длинными палочками. На кухне он всегда всё делает ими. Взбивает, цепляет, помешивает, проверяет. Ибо вытягивает ноги, чуть не упираясь в тумбу столешницы. Совсем немного недотягивает. Сложив руки на животе в замок, он выдыхает: — Не верю, что Пикачу мог ввести тебя в такое состояние. — Со мной все в порядке. — Ты сейчас отстраненная вобла в климаксе, гэ. Чжань медленно оборачивается, его рука с палочками зависла в воздухе, а брови поползли вверх. Что за день — сплошные рыбные метафоры. Ибо пожимает плечами: — От тебя аж веет холодом, словно я что-то сделал хреновое, но я ничего не сделал, как мне кажется. А ты, как всегда, что-то придумал в голове и сейчас с этим живешь. Чжань отворачивается, аккуратно положив палочки на разделочную доску. Поставив тарелки на стол, он садится напротив Ибо. В кружке остывший чай, он допивает его, а затем спокойно спрашивает: — Какую реакцию ты ждешь от меня, когда даришь плюшевые игрушки, бомбочки для ванн, красные свитера, ароматические свечи? Ибо склоняет голову набок, чуть прищурившись: — М-м. Я… ничего не ожидаю? Просто мне нравится тебя радовать? — Но я не дарю тебе ничего так часто. — Ну… мне и не надо ничего? Ты даришь редко, зато очень ценные вещи. И практичные. Я так не очень могу, но стараюсь делать хоть так… да что не так, гэ? Тебе не нравится Пикачу? Детская травма? — Да срать мне на Пикачу! Ибо делает страшные глаза и смотрит на плюшевую игрушку: — Пика, он не имел это в виду, не слушай его. — Ибо, блять. Тот поднимает руки в жесте капитуляции. Чжань опускает взгляд, морщится, потому что ему кажется, что он высасывает проблему из пальца, но он ничего не может с собой поделать. — Я… мне нравятся… эти подарки. Но это… странно? Ладно, забей. Все отлично. Ешь, Бо-ди. Ибо вздыхает и поворачивается на табурете лицом к столу, чтобы удобнее играть в гляделки. Его гэ решил капитулировать? Хрена лысого. Пауза. Чжань начинает копошиться в гунбао, даже жует. Только явно не ощущая ни радости, ни вкуса. Ибо включает свой менторский голос, который прорезается в те моменты, когда пора рубить правду: — Гэ. Что странного в желании радовать мелочами любимого человека? Или что? Это ущемляет твои права? Как мужчины? В этом дело? Не слишком маскулинные подарки? Но тебе же нравятся гребаные свечи с запахом кедра и какой-то цветочной фигни. Тебе нравятся бомбочки для ванн и ты, блин, фоткал, как вода окрашивается в разные цвета и пенится, при этом ржал как припадочный, потом говорил эти свои «вау» и «увуу», и тащил меня в воду. Тебе нравится красный свитер, ты прямо сейчас сидишь в нем передо мной. И тебе, мать его, нравится этот огромный Пикачу, тебе действительно будет удобно спать, обнимая его, потому что тебе вечно нужно что-то обнять, ты натаскал все подушки в нашу постель. Даже одну у Сяо Бая спиздил! Я не считаю тебя менее… мужественным. Ты отлично умеешь делать и все эти… мужицкие штуки, раз уж мы тут делением занимаемся. Но, как мне кажется, самое мужественное, что можно сделать — это принять себя и других, выключить эту машину разделения и сортировки в твоей голове. Ты такой же мужчина и с бомбочками, и с любовью к карамельным яблокам, клубничному гелю для душа, Чжань. То, что у тебя есть член, не определяет твои вкусы и желания, даже без оглядки на то, что ты в отношениях с мужчиной. Просто прими это уже. Ты бы, что, чувствовал ко мне что-то меньшее, если бы я, не знаю, розовое любил? Краситься? Селин Дион? Чжань пожимает плечами, затем вскидывает голову и говорит с толикой лукавства: — Так у тебя же правда есть розовое худи и Селин Дион в плейлисте. Let beauty come out of ashe-e-e-e-es! Ван Ибо закатывает глаза и прицельно хреначит Чжаня ногой под столом. Но легонько, конечно же. Ибо наконец-то принимается есть свою порцию, при этом не переставая бурчать комплименты кулинарному гению сидящего перед ним. Чжань отвечает на это только «да-да-да, не подавись, альфа-самец». Когда в тарелке не остается ничего, кроме горстки овощей, Чжань стягивает Пикачу с соседнего табурета и обнимает его плюшевое тельце. Почему-то от того, что Ибо все так разложил по полочкам, при этом не заставляя пыжиться и выговаривать всю эту смущающую и банальную хрень самому, стало намного легче. Бомбочка ведь и правда была охренительно крутой. — Чжань. Когда меня нет. Не при мне. Зачем тебе обнимать этого желтого грызуна, если есть я? — Ты серьезно сейчас? — Стопроцентно. Положи Пикачу и иди ко мне. — Сам и подойди. — Ну гэ! — Небо. Я помою посуду и пойдем валяться вместе. — Без Пикачу. — Без Пикачу, Бо-ди.