nobody promised anything.

      — Юго, я не планировал сегодня становиться соучастником преступления!       Юго складывает руки на груди и закатывает глаза.       — О Минерва, какой же ты зануда.       — Я просто дорожу нашей едой, а не ворую её, как некоторые.       — Слушай, ты сам только что сидел и высчитывал, каких продуктов у нас в избытке. Картошка в их число входит.       Лукас встретился с Юго ровно там, где они договаривались. И, когда он шёл на импровизированное свидание, он не предполагал, что Юго собирается так открыто делиться с ним не слишком законными способами добытой картошкой. Но вот они стоят друг напротив друга: охуевший от ситуации Лукас и Юго, не понимающий, что за претензии ему тут вообще предъявляют. А справа от обоих горит костёр, с которого Юго несколько минут назад снял шашлык из картошки. И, по мнению Юго, это одно из самых романтичных и заманчивых предложений, которые Лукас, должно быть, получал за всю свою жизнь. Так что его не устраивает?       — Интересно, а сало ты где вообще достал? Последний раз я видел его девять лет назад, когда мы были на третьем ярусе.       — Птичка принесла, — показывает язык Юго.       Лукас потирает переносицу пальцами своей единственной руки. От картошки с салом, приготовленной на костре, он бы и впрямь не отказался, честно говоря. Юго он уже, вроде как, всё, что думает об этой затее, высказал, да и не дурак он вовсе, чтобы упрямиться до последнего. Сия обязанность принадлежит этому воришке, что стоит прямо здесь.       Поэтому он машет рукой, мол, ладно, уговорил (а Юго не очень-то и старался, вообще-то), и, пока Юго соображает, чем бы наколоть картофелину, откусывает кусочек прямо так, не снимая её с палки. Юго, заметив это, бросает попытки походить на цивилизованного человека и откусывает ту же картофелину с другой стороны, не забирая шашлык из руки Лукаса.       — Меня ты за книги ругаешь, что я слишком рискую, а сам вон что устроил. Только не говори, что сможешь в случае чего объяснить им, откуда достал сало, — усмехается Лукас, всё-таки не без восхищения глядя на пробующего свой кулинарный шедевр мужчину.       Последний выдаёт крайне информативное «М-м-м…».       — Ты даже не думал об этом, да? — усмехается Лукас. Он прямо так, рукой, снимает надкушенную с обеих сторон картофелину и внаглую её доедает.       — Да нашёл свинью в лесу и сам приготовил сало, — отмахивается он, не желая признавать, что правда поступил довольно глупо. Всё во имя любви. — Или вот ещё версия, более правдоподобная: создал его силой своих чувств специально для одного человека и…       — О Создатель, — качает головой Лукас, будучи не в силах сдержать мягкую улыбку.       — Да-да. И он — можешь себе представить! — посмел не оценить такой благородный жест. Ну не нахал ли? — крайне сварливо ворчит и тычет его в бок тот.       Лукас чмокает Юго жирными от картошки губами в щеку. Тот издаёт тихий возмущённый мяв и протирает её тыльной стороной ладони.       — Картошка с салом, приготовленная на костре лично тобою, волшебна, — чересчур чётко и старательно произносит Лукас, облизывая пальцы. — Я только что её отведал и готов нахваливать её вечно, если потребуется. Что я, по-твоему, должен ещё сделать, э? Если я брошусь тебе отсасывать прямо здесь, боюсь, этого не оценит уже какой-нибудь случайный прохожий, — усмехается он. — Так что придётся поверить мне на слово, ГоГо.       — Ой, иди в пизду, — беззлобно фыркает Юго. Он выхватывает у Лукаса остаток шашлыка, пользуясь тем, что у любовника просто нет второй руки, которой он мог бы перехватить шампур. Лукас закатывает глаза, глядя, как тот поглощает предпоследнюю картофелину: бесит его немного, когда Юго пользуется его однорукостью, но ладно, пусть живёт. Он тоже просил Лукаса не звать его этим слегка убогим по мнению обоих прозвищем. — Игого.       Лукас сдерживается, чтобы не произнести вертящуюся на языке примитивную и оттого скорее смешную пошлую фразочку вроде «Оу, так ты хочешь, чтобы я объездил тебя? Прямо тут?». Они едят, в конце концов (хотя Юго это никогда не останавливает, Лукас слегка более сдержан в таких вещах).       — Верни картошку, — требует мужчина, упирая руку в бок. Юго смотрит на него как на идиота: чем он брать еду-то собрался, если единственную верхнюю конечность задействовал для выражения своего негодования? Ногой? Он снимает последнюю картофелину, потому что свою уже дожевал, и подносит её к губам Лукаса. Тот аккуратно откусывает небольшой кусок. — Спасибо.       Не то чтобы он специально вынудил Юго кормить его с рук.       — Скоро здесь пройдёт патруль, так что предлагаю побыстрее заканчивать со всем и тушить костёр, — произносит помахивающий теперь совсем невесомой палочкой мужчина. Он специально выбрал место подальше от начала маршрута большинства патрулей, чтобы у них было больше времени друг для друга. Пока Лукас запихивает в рот остаток картошки, Юго уже тушит костерок из близлежащего ручья: набирает воду в свои необыкновенно большие ладони и справляется за несколько ходок. Заодно и споласкивает руки.       Когда он потряхивает ими, суша, Лукас подходит сзади и кладёт голову мужчине на плечо.       — Это были очень приятные двадцать минут, — серьёзно и с неизмеримой благодарностью в голосе произносит он. — И птичке, принёсшей сало, всё же нужно передать моё огромное спасибо за то, что мы ели не пустую картошку. Но больше, всё же, так много не таскай.       Юго слушает любимого со скромной улыбкой на губах и на последних его словах спихивает чужую голову со своего плеча с недовольным бубнёжом. Лукас смеётся, кое-как поправляет растрепавшиеся волосы локтем — рука всё ещё в сале. Уже через несколько секунд он направится к тому же ручью, чтобы отмыть её настолько, насколько это возможно. Позже, по дороге в мельницу, Юго остановит его и поможет нормально уложить волосы — делать это одной рукой всегда было трудновато.       Так, переплетясь пальцами, они войдут в здание, и на уме у обоих будет одно и то же.       «Спасибо за эти двадцать минут спокойствия. Спасибо за то, что ты есть».