Nio nätters led

      Эта встреча никоим образом Илайей не желанна. Тень, что сеет хаос везде, где бы ни появилась, разрушает всю её жизнь ещё до того, как Илайя может это осознать. Однако теперь, когда правда вскрывается... Бездействие кажется ей величайшим грехом.       Хранительница Закона умна и осторожна. Никто никогда и ни за что не подумает, что она напрямую связана с той историей, о которой все желают забыть раз и навсегда словно о страшном сне. Никто никогда не подумает, что она является её плодом, единственным выжившим существом тех неспокойных дней.       Уж тем более Ваярон, окончательно слетевший с катушек, едва ли может подумать о том, что Илайя — тот самый ребёнок, которого от него скрыл Соршан. И теперь жертва превращается в охотника, медленно, но верно загоняя его в ловушку.       Ещё стараниями Соршана Клинки Эребоса были почти полностью уничтожены. Но Ваярон превращается в обезумевшего гордеца, самонадеянного и самоуверенного, который держится и действует один. У него нет ни союзников, ни друзей, зато количество врагов растёт в геометрической прогрессии.       Илайя среди них становится первой.       Гнев и боль в её душе странным образом обращаются хладнокровным расчётом. Заманить ассасина в ловушку задача не из простых, но он должен ответить за всю причинённую боль.       Он должен ответить за то, что отнял у Илайи её семью. В память об отцах она должна сделать всё, что в её силах, чтобы отомстить.       Разум окончательно покидает его, но не паранойя и одержимость. Он не забыл об обмане Соршана, он помнил, что проклятый ребёнок прячется где-то. Гордыня подстёгивала его искать его, замести следы полностью и окончательно, уничтожив последнее свидетельство тех дней.       Конечно, Илайя знает об этом. Внешнее сходство её с обоими отцами не так уж и явно, хотя черты Менана проступают в ней куда более отчётливо, чем черты Соршана. Для тех, кто был не в курсе, это ничего не значило, но она не сомневалась, что Ваярон, хоть раз взглянув на неё, поймёт всё без лишних слов.       Тем было лучше, ведь сказать ему Илайе было нечего.       Она сама находит его. Выходит на его след и появляется на его дороге. Острый настороженный взгляд цепко скользит по ней, и безумец хищно скалится, лихорадочно сверкая глазами.       Он узнал её. Вот она, его давняя цель, теперь стоит перед ним. — Ты омерзительна, — Ваярон ухмыляется криво, одаривая невозмутимую Илайю своим презрением.       В ней — плавные черты Менана, которые встают вдруг перед глазами Ваярона украшенными реками крови. В ней — спокойствие и хладнокровие Соршана, которому хватило сил уберечь от рук безумца своё самое ценное сокровище. В конце концов, Илайя даже смотрит на него глазами своего отца, подарившего тёмным эльфам надежду и приведшего их к падению.       Ярость и ненависть захлёстывают Ваярона, но они не идут ни в какое сравнение с яростью, ненавистью и болью внутри самой Илайи. Она не выказывает их никак, но глаза её полыхают истинным гневом, прежде чем первый удар обрушивается на голову убийцы.       Он думает, что сможет скрыться от неё в тенях, но куда ему тягаться с той, что этими тенями была выращена.       Это столкновение должно было произойти. Эта битва — заслуженное право Илайи. Горькая месть и возмездие за тех, кого ей так и не довелось узнать как своих родителей. Глядя на распростёртое перед ней тело поверженного Ваярона, она знает о том, что заслужила право оборвать его жизнь, да.       Внутри неё же при этом на смену гневу приходит печаль и пустота. Последняя нить, связывающая её с прошлым, рвётся, и Илайя странным образом чувствует себя невероятно одинокой. Теперь ей придётся перешагнуть через всё, чтобы двигаться дальше, и Илайя закрывает глаза, устало вздыхая.       Она делает шаг.