×
Ойкава проснулся в холодном поту. Тело пробивала мелкая дрожь. Шатен смотрел в стенку, обои на которой плыли — слезы мешали сфокусировать взгляд. Парень слышал копошение за спиной, но он не мог повернуть голову, он даже не мог ничего спросить. Он чувствовал, как его взяли за руку и притянули ближе к краю кровати. Тёплые руки встряхнули Тоору за плечи раз, второй, третий, а потом опять тёмная картинка. Его лицо лежало на тяжело вздымающейся груди. Слезы не переставали катиться. — Ойкава! Блять! Это не смешно! Что с тобой? — голос Хаджиме настолько тихий и страшный, несмотря на то, что брюнет кричал, срывая голос. Шатен чувствовал сильные руки, что с заботой и беспокойством сжимали его тело. Он чувствовал запах Ива-чана, его тепло. Ивайзуми здесь, и он сильно переживал. — Ив… Ива… Ч-чан, — хрипы, вместо голоса, порезали горло осколками битого стекла, — в…воды. Хаджиме сквозь панику отпустил парня и полетел на кухню за кружкой воды, чая, чего-нибудь! Глаза у Ойкавы — стеклянные и мёртвые. Ни одной эмоции на лице, дыхание рваное, а тело дëргалось в судороге. — Тише, Тоору, все хорошо, — Хайджиме сам не заметил, как голос его наполнился теплотой и нежностью, и он назвал парня по имени. — Что мне сделать? Чем помочь? На слова Ойкава не реагировал. Ивайзуми потянул шатена на себя, схватил за подбородок и посмотрел в пустые глаза, а потом крепко-крепко обнял, не зная, что можно ещё сделать, отгораживая от всего мира. Брюнет сам еле сдерживал истерические порывы. Почему ему было так больно смотреть на Ойкаву? — Завтра пойдём на кладбище, — единственное, что сказал Тоору и опять затих, отпрянув от Хаджиме и уткнувшись лицом в подушку.×
Хаджиме ничего не спрашивал. С самого утра Ойкава был в себе. Даже когда его Ивайзуми звал, он не поднимал взгляд. Когда Тоору зашёл в кондитерский магазин, брюнет тоже промолчал. На окраине населённого пункта находилось кладбище, ворота которого были покрашены в золотистый цвет. Эта краска резала глаза, на фоне серости вокруг. Ойкава уверенным шагом прошёл ближе к северной стороне кладбища, сжимая в руке пакетик с конфетами. Ивайзуми все так же молча следовал за товарищем. Тоору не поднимал голову, взгляд был прикован к сырой земле. Вокруг парней были сотни, тысячи надгробий. Атмосфера выбивала своей тяжестью почву из-под ног. Спустя пять минут Тоору замер возле могилы. На камне была фотография молодого парня и надпись: «Ойкава Юичи 15.02.1992 — 23.03.2012» Шатен наклонился и положил конфеты на могилу. — Он обожал эти конфеты… Всегда, когда мама их покупала нам, я отдавал эти ему, а он мне желейных мишек, — Ойкава улыбнулся, грустно и нежно. — Его нет уже восемь лет… В свои семнадцать я потерял всех родных и дорогих людей. Сначала родителей, а потом брата. Тётка уехала за границу, и о ней мне ничего не известно… — шатен запнулся и положил руку на надгробье. — Когда мне позвонила Харука-сан… Я не поверил. Со мной тогда был Суга-кун, мой сокомандник, и он видел как телефон полетел на асфальт, а кулак впечатался в стену спортзала… — Ивайзуми стоял не подвижной статуей, наблюдая за Ойкавой и анализируя все, что ему рассказывают, всё, что ему доверяет Тоору. — Тем же вечером я вернулся в город на сенкайсене. В доме куча людей. В ванной была кровавая вода. Юи там уже не было, но я видел распечатанные кадры судмедэксперта. Он сидел там… В раковине была записка, где он извинялся передо мной за слабость и содеянное. Он извинялся перед родителями, которых тогда уже не было в живых пять лет, и ни слова о тётке. Он просил прощения у своего, тогда ещё нерожденного, ребёнка и своей девушки, которую очень любил с пятнадцати лет… На похоронах было много его знакомых, и тогда ему в гроб положили фотографию, где он с родителями в зоопарке. Я хотел положить другую — где вся наша семья, но Суга-кун сказал, что это может и меня забрать на тот свет и… Я реально думал что, если бы я умер тогда, то было бы проще… — Ойкава присел на корточки и сложил руки в замок. — Когда у тебя была мигрень, и ты спал целыми днями, я зашёл в его комнату, куда запретил входить тебе… Там все ещё стоят его фотографии, его грамоты и медали из футбольного клуба. Его любимые книги, диски с фильмами, которые никто так и не брал, а ещё… Там был снимок УЗИ, который он мне показал за неделю до. Они с Мегуми ждали ребёнка, и Юичи был счастлив. Я не знаю, почему он так поступил, и это мучает меня. Возможно, если бы не моя травма, и не операция, то Юи был бы жив. Если бы он не брал денег у Дайшо, то суицида не было бы… Там, дома я все ещё чувствую его присутствие, и об этом мне несколько раз говорила Мегуми. Будто бы он ходит по дому, а ещё часто его фотографии падают. До сих пор приходит во снах, поэтому я и начал пить успокоительное… Он никогда не срывал на мне злость, кроме одного раза, когда я обидел маму. За пару дней до их последнего с отцом полёта, я что-то ей наговорил… Юи мне хорошо тогда приложил. Об этом родители не знали, и тогда он сказал, что если я затронул честь семьи, то должен осознавать и платить за это. Я благодарен ему, он подарил мне волейбол и силу воли. Спасибо… — Ойкава рвано вдохнул воздух. — Спасибо, Юи. Мне очень тебя не хватает. Прости, брат… Прости меня… Хаджиме подошёл к Тоору и поднял его. Им нужно успокоиться и отвлечься.×
— Будешь чай? — Ивайзуми разбавил тишину, включив чайник. — Да, — Ойкава сидел за столом и мял салфетку. — Прости, что вывалил все свои проблемы на тебя, Ива-чан. — Не извиняйся. Тебе легче стало после этого? — Не знаю. Все ещё потряхивает, — Тоору пожал плечами. — Спасибо. — Мы же друзья, — склонил голову Ивайзуми. — Ну да… Друзья… Кружка чая, две таблетки успокоительного и новый том манги привели Ойкаву в терпимое состояние. Точнее, как «терпимое», по сравнению с вчерашним вечером, ночью и утром — шикарное. Входящее сообщение на электронную почту Ойкавы заставило парней подпрыгнуть от неожиданности. Ноутбук, на который Тоору забил ещё три дня назад, стоял в гостиной и был подключён к розетке, всё это время работал. Хаджиме приходилось сдерживать себя, чтобы не начать рыскать в технике шатена без его, Ойкавы, ведома. Тоору взял чашку и прошёл в комнату, сел на диван, свесив ногу с больным коленом на пол, а вторую — поджав под себя. Эмоции на его лице от грусти сменились к раздражению, а потом он захлопнул крышку ноутбука и нервно отпил чай. Когда кружка стояла на книжном столике, и её целости и сохранности ничего не угрожало, Ойкава обессиленно свесил руки и откинул голову на спинку дивана — сообщение, которое Тоору не хотел читать, потому что это мог быть Дайшо, выбило парня из колеи. Письмо от так званого связного, с которым Ойкава работал последние два года, гласило, что сегодня в половину восьмого после Тоору должен быть в Сендае, и ему необходимо убить некого Киношиту Хисаши, фотография которого была прикреплена к сообщению, а так же забрать у него чемодан. А потом, этот же чемодан оставить у заброшенного ангара возле заброшенного детского сада на юге Сендая. Он мог отказаться, потому что колено болело, потому что ему и так угрожал опасность в лице Дайшо, Инаризаки и Шираторизавы, потому что сейчас он дома с Ива-чаном, после, мать его, кладбища, и его все ещё немного накрывало непонятное чувство. А вообще-то ему нужны деньги, чтобы жить. Как минимум в скором времени шатену придётся обратиться к своему личному травматологу-хирургу по поводу ноги, ведь нагрузок за последний месяц было очень много, а за прошедшую неделю — так вообще. Нервы, стресс и вечная беготня, могли что-то нарушить в колене. — И что там? — голос Хаджиме порезал тишину, как мачете, которое сносит голову в фильмах. — Да так… Мне нужно будет сегодня уйти… — Нет, — отрезал брюнет, плечи его заметно напряглись. — Ты забыл что ли… — Ивайзуми! — Тоору перебил напарника и сердито глянул на него. — Начнём с того, что ты даже не знаешь, зачем я ухожу и куда. А ещё, ты мне не мамочка! Поэтому, будь так добр, хватит контролировать меня всюду. Я благодарен тебе, что ты помог мне справиться со всем происходящим, но сейчас мне, правда, нужно! Я вернусь завтра в семь утра, и мы вместе посмотрим фильм, а пока что я буду собираться на важную для меня встречу. Понятно? — Ойкава закипел. — Как знаешь, но постарайся не сдохнуть, — Хаджиме припечатал кулак к столешнице стойки и встал со стула. — И если ты завтра не вернёшься до семи утра, то я найду тебя и придушу лично. Усёк?! Ойкава громко вздохнул и криво улыбнулся. Хаджиме ушёл в комнату, оставив напарника в гордом одиночестве. Тем временем Ойкава вновь вернулся к ноутбуку, перечитав сообщение ещё раза три, парень подорвался с места и направился к стеллажу, где лежала его спортивная сумка с винтовкой и патронами.×
На лице маска, на голове бандана, чёрные спортивки и чёрная ветровка, кроссовки, которым уже года два, но зато они были удобные. Сумка на заднем сидение, ключ в замке зажигания повернулся, секунда и мотор машины взревел. От деревушки к Сендаю — двадцать пять километров. Потом ещё по городу минут пятнадцать придётся петлять. Ойкава нервно барабанил пальцами, время от времени поглядывая в зеркало заднего вида. На дороге никого…