𝙷𝚎𝚊𝚛𝚝 𝙴𝚚𝚞𝚊𝚝𝚒𝚘𝚗

Первые секунд 30 Хёнджин не мог поверить своим глазам: поляна у подножия горы, заполнена изумрудной, совершенно неестественной травой и столь же яркими, светло-фиолетовым цветами сирени. Небо же напоминало, что будто бы они находятся в ином мире. Словно в Асгардском саду или нечто похожим на этот дивный, скандинавский мир. Он отдавал мягкими, голубыми оттенками, которые сливались в один цельный градиент с закатом. Горы отчётливо виделись за горизонтом, даже несмотря на достаточно плотную туманность. Последующие секунды он затаил дыхание, вдыхая свежесть кислорода. Альфа присел на склон. Зациклился на нежно-оранжевый пейзаж вокруг, в то время как прохладный ветер обвивал его тело, заставлял вздрогнуть и ощутить непередаваемую свежесть и теплоту на сердце. Через минуту Хван ощутил присутствие иной души. Он не мешал. Также смотрел молча на небо. На лице играла лёгкой улыбка, которая выражала сразу и грусть, и радость, и даже умиротворение. Возможно, парень нарочно не прикасается к его руке, как это было раньше, чтобы не нарушать личное пространство альфы. А может дело было вовсе не в этом. В этой тишине было спокойно. Не было криков, шума улиц, людей. Замолкли птицы. Только из-за тихого ветра листья деревьев создали лёгкую мелодию, под которую ещё в далеком прошлом Хван любил засыпать. Он повернул голову и оцепенел. Ёнбок дрожал, обнимал себя и пытался остановить поток слёз. Может быть, это из-за красоты увиденного. Но что-то Хвану подсказывало, что это не так. Хёнджин приблизился к нему, обнял воздушно и легко. Он гладил его по спине, нашептывая колыбельную, которую услышал недавно. Её текст был прост и понятен. Поэтому после того, как альфа прочитал её несколько раз, смог с лёгкостью запомнить. Через пару минут Ёнбок успокоился. Он решил не отрываться от теплоты его тела, снова поднял голову и заговорил с унынием, что звучало в нотках так и оставшегося детского голоса: — Хотел бы я взглянуть на эту красоту в живую, а не во сне, где я лишь пустая оболочка из твоего воспоминания. — Но ты живой здесь, в этом мире. Пусть ты не растешь, твой голос не меняется и выглядишь ты как ребёнок, но зато взрослеют твои мысли, чувства. И благодаря им мы можем общаться также, как и тогда. В твоей небольшой комнатке за чашкой горячего чая, есть наши любимые печенья, которые всегда готовила миссис Ли. — Нет, Хёнджин, ты не прав, — Ёнбок оторвал от себя его руки, со злобой прожигал его глазами. Хван смотрел на него в ответ. Он не понимал какая часть его слов разозлила его, но уже был готов просить прощения. Хёнджин встал на ноги и сделал шаг вперёд, но Ёнбок вытянул ладонь вперёд. Тем самым он просит остановиться, и после продолжает, — Я здесь только из-за тебя. Я притворялся, что все нормально, даже когда мне было грустно. Перед смертью я думал, что лучше умереть в одиночестве, чем видеть ваши с мамой слёзы. В те последние дни я много думал о своей жизни, поступках и решениях, — его тон стал ниже, спокойнее. Говорить стало легче. А глаза в этот момент выражали его страх и боль, — Я не хотел говорить тебе о Феликсе, потому что боялся твоего мнения. Мы близнецы, но недолюбливаем друг друга как братья с разницей выше пяти лет. Я лгал ему, чтобы не делать больно. Но я не знал, что на самом деле он знал всё и делал вид, что верит. Ты не представляешь как меня это злило! Я чувствовал себя использованным. «— Так ты знал об этом и просто делал вид, что веришь мне, пока я не знал что тебе сказать и как это сделать? — Мальчик вскочил с кровати, случайно вытолкнув вместе с собой любимую игрушку Феликса — бурого и маленького медвежонка. Бета выпучил глаза и со страхом смотрел на брата. Он быстро поднял игрушку, пока Ёнбок наблюдал за всем этим и не знал что думать». — Он с самого начала знал, что мама заберёт меня с собой в Сеул. Я понимал, что Феликс не был её любимым сыном и что при случае развода она оставит его с отцом. Он не был плохим человеком, просто не мог заботится ни о ком. Даже о себе не в состоянии. И как старший брат, а я родился на 13 минут раньше, что я должен был ему сказать? Я солгал, что мама заберёт нас вместе в новый город, что мы вместе будем жить ещё лучше, чем сейчас. И он верил! Верил, пока я мучался в терзаниях совести. «Мальчик всё сильнее сжимал своего маленького медвежонка. Он не плакал, не кричал. Феликс старался казаться более смелым. Только Ёнбок видел его насквозь. Отчётливо видит как он дрожит, смотрит по сторонам, перебирает пальцы. Взглотнув, Феликс сделал несколько шагов вперёд. Он протянул одну руку, второй держал игрушку, и приобнял Ёнбока, шептал тихие слова извинения. Внутри омеги неприятно всё сжалось, сердце замерло. Он ничего не может сделать. Ничего. Только лишь прекратить играть роль заботливого брата. — Прости меня, Ёнбок. Я просто видел, что тебе тяжело со мной говорить на эту тему. Поэтому и делал вид, что ничего не понимаю. Ты не виноват, — бета прижал его сильнее, потёрся своей щекой об его плечо, как кот. Только это нисколько не успокаивало. Ёнбок смотрел на его лицо и чувствовал отвращение. Он не чувствовал жалости. Даже собственному брату не доверял. А всё из-за этого лица. Ёнбок не выдержал. Он больше не в силах смотреть на него. Ли схватил его за плечи и толкнул от себя Феликса, что тот полетел вниз, головой ударился об кровать. — Никчёмный бета. От тебя одни проблемы. Лучше бы я родился один, — мальчик с хлопком закрыл дверь и побежал вниз, где доносились звуки включённого телевизора. Весь вечер от Феликса не было ничего слышно. Из детской он не выходил и что делал всё это время Ёнбок не знал. Это уже не его проблемы. Главное, что скоро эта недетская игра закончится и начнётся новая жизнь». — На следующий день родители развелись. Как я и говорил, мама забрала меня с собой в Сеул. Что было с Феликсом всё это время я толком не знал. Мы переписывались, отправляли друг другу письма. Делали вид, что того разговора и вовсе не существовало и жили мы своей жизнью. В Сеуле я стал счастливее, нашёл нового себя и друзей, и совсем забыл о младшем брате. Всё было прекрасно, пока я не оказался на больничной койке в одиночестве, — Ёнбок упал на траву, сжал свои ноги и снова тихо заплакал. Он вырвал цветок. Красивый, с тёмным-фиолетовыми лепестками и такого же цвета бутонами. Омега перебрал их в своих тонких маленьких пальчиках, иногда вкушал их аромат и расслаблялся, — Я много думал о тебе, Феликсе, родителях, ошибках. Я всегда подталкивал его на всякие авантюры, за что получал только он один. Мама высматривала лишь мои раны. Он же уходил в ванную и смывал кровь, если она была, водой, шёл в детскую и ложился спать. Но я знаю, что в такие моменты он плакал. Феликс всегда был слишком ранимым, — Хёнджин смотрел внимательно, наблюдал за его лицом. Он оскалил зубы, сморщился и сжал кулаки, держал себя в руках из последних сил. Постепенно им овладевает злоба. Только мысли о Феликсе останавливали его, чтобы не врезать как можно сильнее, — Я вырос избалованным в детской роскоши, получал все что хотел. Я не знаю, что было с ним, но уверен, что ничего хорошего. Умер папа, переезд к бабушке, новая школа. Для него, наверное, это было как в аду. Но я ничего не мог поделать. А когда умер, то оказался впервые здесь, на этом самом месте, хотя думал, что просто окажусь в пустоте. К слову, мы с Феликсом часто смотрели на неё в разных журналах и мечтали посетить это место. И здесь я попытался вырастить цветок. Я нашёл семена и посадил их. Бегал туда-сюда за водой, вырывал сорняки. Но расцвести он не смог, как бы я не пытался. Цветок вял на моих глазах, и я не знаю, почему. За все эти годы я понял, что прежнего меня больше нет. Я потерял его в этих игрушках, чрезвычайной заботой матери и любви. Нету его. Нет. Хёнджина трясло. Казалось, что в этом омуте обмана погряз и он. Тот Ёнбок, которого знал Хван был лишь чёрной маской, за которой скрывались безразличность и холод ко всему. Небо внезапно почернело, оставив всю красоту за мраком. Только тень старалась показать хоть что-то очаровательное и чарующее, но альфа не хотел всматриваться на это. Будто с каждой секундой тьма поглощает его и он начинает падать в пропасть, где вокруг одна сплошная ложь, в которую тянут его чувства к Ёнбоку. А Феликс всё ещё падает в неё или уже находится на дне? — Ты просто эгоист, Ёнбок. По-крайней мере то, что ты сделал с Феликсом непростительно. Ты ведь понимаешь, что буквально разрушил его жизнь? — Ха, а какое мне теперь до этого дело, Хёнджин? Я мёртв. Всё. Меня нет. И то, что мы видимся во сне это просто плод твоего воображения. — Ты можешь продолжать верить этому. Пускай, мне все равно, если честно. После твоей смерти я хотел и дальше продолжать видеть тебя. Моё желание сбылось, только теперь я уверен, что лучше бы нет. Может даже если ты и есть моё воображение, но твои слова и эмоции искренние. И такое надоумить я бы точно не смог, — Хёнджин остановился. Он тяжело дышал, брови отпущены, голову отвернул в сторону. Минуту они молчали, каждый думал о своём. Хван всё не мог выкинуть из головы слова омеги и его результат. Каким мог бы вырасти Феликс, не будь всего этого? Возможно что и вовсе не менялась бы, — А знаешь почему ты здесь? Ёнбок поднял голову и внимательно смотрел за движениями Хвана. Тот сорвал ближайший цветок и преподнёс его ближе к носу, вкусив фальшивый, но довольно приятный аромат. Он прокрутился вокруг себя, медленно рассматривал окружающую их природу. И впервые ему показалось, что этот мир мёртв. Все эти домыслы о том, что здесь чувствуешь себя более живым, чем в своём мире; то, что во сне ему более комфортно и радостно на самом деле оказались просто самовнушением. Здесь нет ничего прекрасного о чем думал Хёнджин всё это время. И Ёнбок понял это ещё давно, и именно поэтому он хотел, чтобы Хван отпустил его навсегда, но он этого не делал. Даже сейчас. — Ты говорил, что перед смертью много думал насчёт того, что ты сделал в своей жизни. И вполне возможно, ты хотел обратно вернуться домой, в свою комнату, тёплую кровать, к тому теплу, что тебе давали окружающие. Но ты оказался здесь: в пустынном месте с красивой обложкой. Но почему? — Потому что ты этого хотел, разве нет? — Ёнбок наклонил голову в усмешке, — Ты всё ещё не хочешь отпустить меня. Столько лет прошло, Хёнджин. Ты мучаешь меня. Я здесь как в клетке. Я просто хочу наконец умереть и забыть всё, что происходило в моей жизни. Разве я так много прошу? — Именно поэтому ты здесь. Ты хочешь, но не можешь отпустить свое прошлое. Дело не во мне, хотя признаюсь, что всё ещё скучаю по тебе. Но всего бы этого не было, если бы ты был готов принять всё на той самой больничной койке. Почему бы тебе не очистить свой разум и дать волю чувствам? Тогда ты сможешь почувствовать себя легко, как пёрышко. — Ты издеваешься надо мной, да? — Ёнбок рассмеялся в истерике. Он разжал ноги, вытянул их и скрестил, косо смотря на вполне серьёзного Хвана. — Нет. Мне нет смысла делать этого. Я стараюсь помочь тебе по старой дружбе. Всё так я люблю тебя, хоть и хочется избавиться от этого чувства. Оно давно не приносит мне радости, я устал. И здесь я исключительно ради того, чтобы в одиночестве ты не сошёл с ума, —Больше никто не проронил ни слова. Ёнбок замолчал, дальше продолжал смотреть на горы. Хван повернул голову в сторону луны. Постепенно она исчезала, уступала место солнцу, что приходила вместе с яркими лучами. Совсем скоро начнётся новый день. Хёнджин тяжело вздохнул и посмотрел на омегу в последний раз в этом сне. И больше нет у него той радости, что испытывал по отношению к нему. Теперь совсем не хотелось ложиться спать и впускать его в свои сны. Но без него Ёнбоку придётся тяжело. И так просто он не может его оставить, — Мне пора проснуться. — Уже уходишь? — Да, у меня работа. — Тогда до завтра? — Парень наблюдал за альфой без маски, без той привычной улыбки и полными эмоциями глазами. Они были пусты. Хёнджин улыбнулся. Феликс был прав. Он просто повёлся на его ангельские милое лицо. — До скорой встречи. Будильник неприятно громко звенел над ухом, пробудив моментально своего хозяина. И на удивление, Хёнджин встал легко, с неплохим настроением. На часах 6 утра. Хван обернулся к окну. На улице и правда было светло, как во сне. После от этой мысли по телу прошлись мурашки. Надев тёплые тапочки и халат, он пошёл в сторону ванной комнаты. Из его головы не мог выйти недавний разговор. Всё перемешалось: чувства, эмоции, мысли. В ванной он взглянул в зеркало. В своем отражении альфа увидел постороннего человека, и его это даже не удивило. За 5 лет к подобным вещам Хван уже привык. Всё-таки эти сны тоже не совсем нормальные. Он смотрел прямо на него с печалью и мольбой о той самой помощи, которая ему нужна в последний раз. Но Хёнджин уже не верил ему. С него хватит. Вмиг его взгляд стал более серьёзным, твёрдым. Несколько секунд он смотрел на него так, пока настоящие чувства не взяли вверх. Альфа смягчился, умыл лицо холодной водой, и заговорил с хрипцой, оперевшись о край раковины: — Ёнбок, не знаю, смогу ли я принять твои слова, но ты звучал достаточно убедительно. Возможно, ты и правда являешься малой частичкой прошлого, которая не отпускает меня и я просто уже схожу с ума, — Хван опустил голову, не в силах больше смотреть на него, — В любом случае, спасибо, что подтолкнул меня на моё... начало конца. Ёнбок с грустью улыбнулся и исчез из отражения, оставив после себя горькое послевкусие. Хван повернулся спиной к зеркалу и схватился за голову. Он плакал горькими слезами, медленно скатившись на холодную плитку. И сколько же ему осталось терпеть это? Когда вся эта история закончится, и он сможет наконец остаться за кадром и зажить счастливой жизнью? И главное, когда же он наконец сможет отпустить его навсегда...