Вторая жизнь

      Одно из новых преимуществ человеческого тела открылось ещё в раннем детстве. Тогда он во время сна видел какие-то видения, которые не знал, как правильно трактовать. Он не знал, что увидит и отчего зависят эти видения, но только потом он выяснил, что эти процессы во сне называются, как ни парадоксально, сном. Курама в теле человека начал видеть сны и однажды он увидел совершенно отличное от всего, что видел ранее.       Во сне он увидел полностью белое пространство, периодически переливающееся зелено-розовыми тонами. Бесконечная однотонная пустота, в которой он оказался, не была похожа ни на что, что он видел ранее. Совершенно новый сон. Курама попытался пошевелиться и у него получилось. Он сделал несколько шагов и нахмурился от непонимания происходящего. Что он тут делает? Что это за место? Это уже начинало раздражать, потому что сон не прекращается, а окружение никак не меняется. Скоро фортуна начала благоволить мальчику и на горизонте появился один силуэт. Он будто плыл по воздуху и приближался к нему. Наруто прищурился, чтобы разглядеть приближающуюся издалека фигуру, но пока что у него не получалось. Казалось, что фигура плыла вечность, но так и не становилась больше. Наруто с трудом сделал шаг вперёд, затем ещё и ещё, но фигура резко появилась прямо перед ним. Она была очень высокая и пришлось поднимать голову, чтобы увидеть лицо появившейся перед ним женщины. Она выглядело бесконечно гордо и аристократично. Её спина была прямой, как линейка, а подбородок слегка вздернут вверх. Кожа была скрыта под балахоном, который был ей великоват, примерно размеров на десять, а видно было только бледное лицо с красивыми лавандовыми глазами. Её руки были распяты в стороны и скованны золотыми наручами, от которых тянулись такие же золотые цепи в пустоту. Они были натянуты, не давая возможности женщине даже слегка двигать руками. «Значит это я плыл, а она была на месте? Что же это за место?» — думал Наруто. «Бьякуган?» — подумал Курама, рассматривая женщину. Её губы были накрашены красной помадой, но всю аристократичность и красоту, который признавал даже неопытный в человеческом теле биджу, нарушал…шрам? Полоса? Биджу не знал, как можно назвать этот…затянувшийся разрез на лбу женщины. Между тем незнакомка тоже внимательно рассматривала мальчика, но не хмурясь или щурясь. Она рассматривала его внимательно, словно оценивала, но первая голос подавать не спешила. Курама тоже не собирался начинать разговор первым, потому что не знал, с кем имеет дело. Что было подозрительно — так это то, что в ней чувствовалась чакра отца. Отца, других биджу, но не отдельно, а будто смешанная. И его чакра тоже была в этой каше. Кто же она такая? Женщина с очень длинными светлыми волосами, тем временем, думала о том же самом. Она чувствовала частицу чакры того божественного древа и не могла понять, что это означает. Кто этот мальчик с частью чакры божественного древа? Судя по тому, как испытующе смотрит мальчик, он ожидал начала разговора, пытаясь проанализировать перед этим собеседника. Видимо он не знал, кто перед ним находится. Женщина сделала вдох и решилась подать голос первой. — Как ты тут оказался? — спросила женщина тихим голосом. Этот голос был мелодичным и будто бы даже ласковым, словно она разговаривает с близким или даже родным человеком. Конечно же это было не так, а все эти мнимые «признаки» — не более, чем просто особенность голоса. Она ни на секунду не прерывала зрительный контакт и продолжала смотреть в изучающие голубые глаза ребёнка. Ей пришлось наклонить голову, чтобы видеть мальчика, но аристократическая гордость никуда не пропала. Теперь она смотрела не с надменностью, вздернув носик, а будто со снисходительностью. — Уснул. — кратко ответил мальчик. Он сложил руки на груди, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию. Такого никогда с ним не случалось и он, вроде бы, понимал, что находится во сне, но казалось это всё реальным. Будто бы на реальное наложился отпечаток иллюзии и получалось ощущение реального сна, или же нереальной реальности — такая вот тавтология. Общение началось явно не с того, но другого ожидать и не следовало — слишком были своеобразны собеседники. Они не знали, какие цели преследует каждый из них, не знали и можно ли доверять другому. Хотя и в их положениях была разница огромная, но оба вели себя так, будто её не было — разговаривали на равных. Молчание вновь затянулось, поэтому Кагуя решила продолжить разговор. — Уснул и попал в мою тюрьму? Неправдоподобно. — отчетливо, но негромко сказала пленённая женщина. Своим вопросом она дала ещё больше пищи для размышлений Кураме. Он всегда складывал руки на груди, когда пытался анализировать. Возможно, это занимало бы меньше времени, но ему всё ещё крайне не хватало жизненного опыта. Жизнь в теле человека кардинально отличалась от жизни в виде сгустка чакры с феноменальным её контролем. — Тюрьма? Как мне понимать это? — спросил Курама недолго думая. Сам он точно не поймёт, что имела ввиду женщина под своей фразой, поэтому решил спросить напрямую. Он помнил, что тюрьма — это ограниченное помещение, куда сажают преступников за преступления. — Так и понимать. Я была запечатана своими собственными сыновьями из-за отличий в идеалах. — ответила Кагуя. Никаких пояснений и уточнений не было, так что додумывать приходилось самому. Какой вывод он мог сделать? «Она сделала что-то, с чем не согласились её сыновья и запечатали за это.» — подумал Курама, но он рассчитывал на нюансы, которые мог упустить, однако пройдёт ещё немного времени и он поймёт, что своей догадкой попал прямо в точку без нюансов и уточнений. — Кто ты такой? — спросила женщина серьезно, ведь теперь пришла её очередь задавать вопросы, раз после её ответа последовала длинная заминка. Её глаза были устало прикрыты и было стойкое ощущение, что пленница утратила интерес к разговору, хотя всё это время она мечтала с кем-то поговорить. Казалось, что она только сейчас осознала, что перед ней кто-то стоит и она с кем-то разговаривает, так что она очень хотела бы продлить это время. Диалог, словно глоток свежего воздуха. Столько веков сплошного одиночества разбавил один мальчишка с частью чакры того Древа, подумать только. — Человек. Наруто Узумаки. — пожав плечами ответил Курама. Он уже привык жить под чужим именем и в амплуа человека, так что не стал этого отрицать и перед этой незнакомой женщиной из сна…реального сна. — А кто ты? — спросил блондинистый ребёнок. — Кагуя Ооцуцуки. — представилась женщина. За столько времени она почти забыла своё имя, но оказывается, его так легко вспомнить, если кто-то спрашивает. Девятихвостый же в это время пытался вспомнить что-нибудь подобное или кого-нибудь, носящего ту же фамилию, но ни одного человека из клана Ооцуцуки он не знал. Более того: никогда даже не слышал об этом клане. Хотя, что он мог узнать и услышать в запечатанном состоянии? То люди, то всякие предметы, куда там знаний набираться. — Впервые слышу про клан Ооцуцуки. Расскажи мне о нём. — продолжил тему кланов Курама. Даже здесь он нашёл способ немного пополнить знания и узнать про ранее неизвестный клан — мало ли пригодится когда-нибудь информация. — В вашем мире нет этого клана. Он существует отдельно, в разных мирах. Соклановцы вторгаются в эти миры и покоряют их. Также, как и вторглась я, в ваш мир. — сказала Кагуя. Она говорила с каменным лицом, будто двигала только одними губами и Курама видел даже в поведении отличие этой женщины от всех встреченных ранее. Многообразие характеров сильно поражало. — Я нашла Божественное Древо и находилась возле него в ожидании плода. Впрочем, время моего ожидания скрасил один человек, от которого я позже забеременела. Позже его люди напали на меня, чтобы избежать войны и я нашла спасение около того Древа. Я съела плод и обрела силу, которой не было ни у кого. Благодаря этому я смогла наказать напавших...и того человека. — продолжила Кагуя, смотря в глаза мальчика, не моргая. — Что было дальше? — Я родила двух сыновей и поделилась с ними своей силой. Я очень любила их и думала, что мы будем жить одной семьёй. Вначале всё было хорошо, но дети росли, и росла их сила...они узнали о том, какой ценой я поддерживаю мир и напали на меня. Мои собственные дети предали меня и запечатали, заточили сюда! — воскликнула последние слова Кагуя, попытавшись дернуть руками, скованными в цепях. Курама не перебивал женщину и слушал её историю. Он сомневался, что в другой ситуации она была бы словоохотливой, но столько времени одной находиться — с ума можно сойти, и Курама прекрасно её понимал, однако ей было куда хуже: она была и остается человеком, который столько веков была заточена, а он был всего лишь биджу, который был способен абстрагироваться и пропускать время мимо себя. — И какой же ты ценой поддерживала так называемый "мир"? — спросил Наруто, продолжая внимательно смотреть в лицо распятой женщины, по щекам которой начали течь ручейки слёз. Она покачала головой в ответ, видимо не хотела рассказывать, но едва ли он мог её заставить это сделать, в таком-то месте? Курама пожал плечами и решил спросить то, что хотел ещё в самом начале. — Кстати, у тебя интересные глаза. В деревне есть целый клан с такими же глазами. — Вот как? Значит, Хамура продолжил мой род. — Хамура? Кто это? — Один из двух моих сыновей. Он унаследовал часть моей силы и мои глаза. — сказала Кагуя. Курама поднял голову чуть вверх, чтобы вспомнить все имеющиеся данные о клане Хьюга, но не помнил из свитков ни одного упоминания имени Хамура. — Боюсь, до сегодняшнего дня это имя не дошло. Ладно, мне пора. Удачи. — сказал Курама, возвращая зрительный контакт с Кагуей, а затем поднял правую руку в жесте прощания. — Ребёнок, возвращайся ещё. — сказала Оцуцуки, подавшись чуть вперед на вытянутых руках. — Не знаю, как. А даже если бы знал, то зачем? — спросил Курама, слегка недоумевая. — Я бы послушала тебя о том мире, в котором живёшь. Насколько он изменился после моего запечатывания. — сказала женщина. Курама понял это слегка по-другому: ей скучно тут и она хочет с кем-то поговорить, даже если это будет ребёнок, вроде него. — А какой мне от этого резон? — спросил Наруто, недоумевая ещё больше. Он не подписывался быть нянькой и психологом для запечатанных женщин. Безусловно, всё то, что с ней произошло — это грустно, но совершенно не его проблемы и ему некогда этим заниматься. — Я чувствую в тебе частицу чакры того древа, значит ты тоже владеешь силой...я расскажу тебе, как ей пользоваться. — предложила Кагуя. Курама громко рассмеялся и покачал головой. — Я и сам умею пользоваться своей силой. Признай, что тебе просто нехрен делать и поэтому ты готова чесать языком даже со мной, лишь бы не гнить здесь одной. — сказал Курама, слегка склонив голову вбок и ожидая ответа. Кагуя не отрывалась от зрительного контакта, но промолчала. Кажется, что на лице не дрогнула не одна мышца, хотя он ожидал какой-то мало-мальской реакции. — Я всё равно не знаю, как попал сюда, и не знаю, попаду ли ещё раз. Если попаду, то навещу тебя. — пообещал Курама, отрывая взгляд. Всё-таки эта женщина смогла переиграть его в гляделки. — Я буду тебя ждать. — тихо произнесла Кагуя, прикрывая глаза. После этого парень понял, что выбраться отсюда может также, как и попал сюда — резко и мгновенно, только вот выбраться может по своему желанию, а вот попасть...да хрен его знает, как, да и так ли это необходимо?