Тот, кто заполняет пустоту

Ходить в тенях — почти так же естественно, как дышать. Это редкое и опасное умение, но Астор знал, что делать и как: для посвящённого здесь есть и ориентиры, и удобные тропы, и особые знаки. В тенях разница между материальным и выдуманным стиралась — в этом и сложность, и свобода. Если знать, на чём сконцентрировать воображение, тени сами вели к цели, но стоило бы ненадолго отвлечься... А отвлекаться было на что: изнанка мира полнилась отголосками и образами из материального мира, областей Забвения и этерических планов. И море Призраков, в котором Астор искал Серое Убежище, называли так не только за ледяные молочно-белые туманы, в которых пропадали корабли: у этих вод была старая память и древние песни, в которые лишний раз не стоило вслушиваться. Когда на самой грани сознания зазвучали посторонние шепотки, Астор наконец-то понял, что его поиски завершились, и почувствовал под ногами твёрдую землю. Холод, темнота, запустение и звенящая тишина, не нарушаемая даже шумом волн и ветра — всё, что осталось от Серого убежища. На фоне тёмного неба и бледных лун острыми пиками выделялся чёрный силуэт древнего замка. Благодаря “ночному зрению” Астор рассмотрел его лучше: огромный и монструозный, впрочем, по-своему красивый — очень походил на крепость Греймур и замок Шипов… кажется, все древние вампиры заказывали проекты своих убежищ у одного и того же архитектора. Быстро осмотрев берег и приметив две сторожевые башни, внушительную пристань, а также несколько подозрительных кристаллов по периметру, Астор принялся настраивать портал. Он ведь обещал Гвендис не начинать без неё, верно? Вскоре пространство перед ним исказилось, завихрилось, а меньше, чем через минуту, Гвендис стояла на холодном берегу Серого убежища и настороженно щурила глаза. — Наконец-то! Я уже начала скучать, — сказала она, оглядываясь по сторонам. — Ого, это впечатляет. У большинства древних вампиров гигантомания, но Рада аль-Саран постарался превзойти их всех. — Компенсировал, — он пожал плечами. Зачем ещё строить такую махину? — Вот что: я заметил несколько охранных кристаллов на побережье. Скорее всего, они запечатывают вход в замок, и я хочу попробовать их деактивировать. — Может, нам разделиться? — протянула Гвендис. — Не стоит. Это никогда не заканчивается хорошо. Они направились к ближайшему кристаллу. Вблизи он оказался очень похож на велкиндский камень айлейдов: заряженный магией, идеально подходил для наложения долговременных защитных заклинаний. — Странно. Он выглядит младше, чем… всё остальное, — поделился Астор, внимательнее изучив кристалл. — Кто-то был здесь после поражения Серой Рати. — Думаешь, это мог быть Верандис? — Отойди, — Астор махнул рукой. Мало ли, может, кристаллы не только запирали двери, но и взрывались магической энергией? Он уже сталкивался с таким в барсебических руинах. Разлетающиеся осколки могут насквозь пробить кости черепа. Очень неприятно. Он осторожно коснулся плоской отполированной грани. Внутри переливался перламутровыми бликами звёздный свет — частичка этериуса, заключённая в изящную кристаллическую решётку. Чистая магия, принявшая материальную форму, тоже отбрасывала тень. Астор потянулся к ней, и вдруг будто бы ощутил невесомое прикосновение к тыльной стороне ладони. Длинные пальцы скользнули по грани кристалла — а казалось, что по коже — и пропали. Простой фантом, отголосок, но он видел... он видел на тех пальцах знакомый перстень с вороном и глазом. — Это он их зачаровывал, — кивнул Астор, совладав с голосом. — Верандис запечатал замок и оставил сигнальные чары, на случай, если сюда вернётся кто-нибудь из Серой Рати. Но никто не вернулся. — Стал бы он это делать, если бы не… — Гвендис в отчаянии рыкнула и покачала головой. — Ладно. Нам всё ещё нужно попасть внутрь. У меня есть одна идея. Затем она посмотрела в сторону каменистого берега, скрытого тёмной скалой, и настороженно сообщила: — Там какое-то животное. Обнаружение жизни никого не выдало, однако в тишине Астор различил звуки — шаги тяжёлые, очень медленные, будто животное тоже прислушивалось. Судя по всему, зверь крупный, однако на пустом острове ничего нет: ни еды, ни пресной воды. Ни один вид не мог бы здесь выжить, тем более, на протяжении тысячелетий. Разве что… Показался овампиренный медведь. Почерневшая, будто обваренная кожа в некоторых местах свисала лоскутами и открывала мышечные ткани, особенно на морде и животе. Какая мерзость. Астор насмотрелся на тварей во время мрачных бурь — наверняка побочные продукты. Какое-то совершенно тупое извращение. Медведь утробно зарычал, обнажая сломанные почти под корень клыки. Камни он, что ли, грыз? Вполне вероятно: овампиренные животные тоже жаждут крови, а от голода сходят с ума, как и вампиры. Астор убил животное, ударом теневого клинка пробив его толстый череп, и скривился. — Я видел на сторожевых вышках два таких же кристалла. Всё ещё хочешь разделиться? — Астор усмехнулся, когда Гвендис уверенно отказалась. К счастью, больше никаких хищников не попалось, и с кристаллами они справились быстро. Стоило покончить с последним, как по воздуху прошла тревожная вибрация, исходившая из центра острова. — Ладно, — прокомментировала это Гвендис. — Либо мы открыли путь в огромный зловещий замок, либо пробудили древнее невыразимое зло, которое собирается нас сожрать. Ставлю на замок. — Пять монет на древнее зло. В прошлый раз я разбудил драконов, так что сейчас жду гигантского левиафана, пожирающего острова, не меньше. Астор обновил чары ночного зрения. Широкую вымощенную дорогу, что вела от пристани к замку, давно занесло песком и галькой, а каменная кладка потрескалась, обветрилась, обветшала и утратила блеск, как и всё остальное вокруг. Замок оказался таким же мёртвым внутри: молчаливые тени былого величия цеплялись за истлевшие багровые стяги, занавески, пыльные остатки ковров и обрывки паутины, что покрывала тёмные углы и мебель. Гвендис восхищённо выдохнула, любуясь остатками витражей в узких и высоких окнах. — Тяжело признавать, но выглядит это потрясающе. А уж если представить, как всё было во времена расцвета… интересно, почему Рада аль-Саран не вернулся сюда? — Вернуться в прошлое, где всё напоминает о том, что он потерял, слишком больно. Жить тут в полном одиночестве было бы невыносимой пыткой. Погоди. Астор заметил движение в длинном холле, однако ни обнаружение жизни, ни обнаружение смерти, ни тени не выдали чужого присутствия. Гвендис с тревогой посмотрела на него — она ничего не видела и не слышала. — Никаких левиафанов, да? — Увы. Просто показалось… — он покачал головой и остановился у длинной деревянной скамьи. Когда-то её покрывала мягкая обивка, но со временем она попросту истлела. — Итак. Обыскивать эту громадину мы будем целую вечность, да и здесь всё уже давно рассыпалось в прах. — Кстати, об этом, — криво улыбнулась Гвендис. Она открыла поясную сумку и достала небольшой флакон из непрозрачного перламутрового стекла. — Я захватила это перед поездкой в Даггерфолл. Такой Астор уже видел: семь лет назад Верандис хранил в нём зелье "хождения по воспоминаниям". До этого спокойное сердце вдруг застучало по рёбрам. — Вы же говорили, что зелья больше не осталось, — прищурился Астор, пытаясь совладать с голосом. Несколько лет назад он связывался с Рейвенвотчами, хотел выкупить один флакон для собственных нужд, но Адуса отказала. — Его осталось совсем немного, да и то благодаря Феннориану. Уж извини, но если бы мы его распродали… — Нам всё ещё нужна кровь Верандиса, если мы хотим заглянуть в его воспоминания. — Ага, — Гвендис потянула за одну из тонких цепочек на своей шее и достала подвеску, очень похожую на ту, которую она давала Астору в Изумрудном дозоре. — Здесь есть немного, но должно хватить. Она помедлила. — Ладно. Так пользы от этого будет больше, — тяжело вздохнула и поддела ногтем запаянную пробку. — Открывай зелье. В узкое горлышко флакона проскользнули чёрные капельки. Астор посмотрел Гвендис в лицо. Она хмурилась и прикусывала щёку изнутри: непросто было расстаться с частичкой Верандиса — ещё одна потеря, не такая большая, но такая же невосполнимая. В ближайшем будущем, по крайней мере. — Чего ты ждёшь? Пей, пока оно свежее. У него дрожали руки — такое сокровище. Можно прикоснуться к Верандису, мыслями к мыслям… это будет почти реально. — Всё будет хорошо. Ты ведь у нас маг и, в отличие от меня, уже бывал в его воспоминаниях, — Гвендис помолчала, опустив взгляд. — А я присмотрю за тобой, пока ты будешь в отключке. Астор покосился на скамью. Древняя, пыльная — и как только не разложилась за все эти века? Понадеявшись, что дерево под ним не рассыпется, он залпом выпил зелье и сел, а после лёг, сложив руки на груди. Сон и помрачение пришли не сразу: он не мог так просто успокоиться, и даже попытка выровнять дыхание не увенчалась успехом. Однако постепенно пришла искусственная тяжесть, окутавшая мышцы и мысли, и Астор закрыл глаза, стараясь не бороться с сонливостью. "Пробуждение" внутри чужих воспоминаний дарило неприятное ощущение не-присутствия, какое возникало в момент между "смертью" плазмовой оболочки и возрождением. Астор и был там, и не был: вокруг всё размытое, выцветшее, серое и хрупкое, как весенний лёд — одно неверное движение, одна лишняя мысль, и всё растрескается, исчезнет и истает. Обрести равновесие ему неожиданно помогло тяжёлое, тёмное жжение в груди. Тревога и зыбкое, неоформившееся нехорошее предчувствие мешали дышать. Снег оседал на плечах и рукавах, на длинных тёмных волосах с чуть более светлыми кончиками… затем снег исчез — а цветные пятна постепенно оформились в осязаемые предметы. Холл Серого убежища узнавался с трудом: узкие окна украшали искусные витражи, каменные стены прикрывали багровые стяги — не жалкие рваные тряпки из прошлой эпохи, но символы власти, из дорогой ткани с серебристой вышивкой. Изящная деревянная мебель, какой позавидовали бы и в Алиноре, огромные плотные ковры... Если не думать о том, что всё это величие построено руками смертных трэллов, позже наверняка выпитых досуха, можно даже восхититься. У Верандиса не получалось. Почти сразу он уловил слабый-слабый запах крови, и отследить его не составило труда — боль смертных и их страх так или иначе привлекали внимание всех, кого коснулся Молаг Бал. Подвалы. В Веркарте в подземельях держали рабов, предназначенных для… кормления. Учитывая, что веркартский король теперь снискал здесь расположение, можно предположить, что Серый Совет решил ему уподобиться. Чувствовать одновременно и свои, и чужие эмоции было ужасно. Сомнения, тяжёлым грузом давившие на сердце, тревожное предчувствие — от Верандиса; собственное волнение и не вовремя прорезавшаяся меж рёбер острая, как кинжал, тоска… все вместе они попросту затапливали сознание, мешая смотреть трезво, размывая воспоминания, стирая образы и звуки. В прошлый раз всё шло не так, но то было семь лет назад. Теперь понятно, что имел в виду Верандис, когда говорил, что для этого зелья нужен эмоционально не связанный с ним человек: так проще держать дистанцию и наблюдать; собирать информацию, а не рассыпавшийся жемчуг чужих чувств и мыслей. — Счастлива вас видеть, экзарх Верандис, — Фаустина, управитель замка, со дня их последней встречи почти не изменилась, всё такая же учтивая, миловидная, с чудесной улыбкой. — Лорд Рада аль-Саран будет рад, что вы приняли его приглашение. Мы очень скучали! Экзархи Ульфра и Тзингалис хотели бы поговорить с вами, они просили сообщить… — Я не экзарх, дорогая Фаустина. Я не хочу иметь ничего общего с выдуманными Стиричем титулами. В душе всколыхнулась злость, опасная и тёмная. Не на Фаустину — на веркартского короля. Хоть бы не видеть его поганую рожу, и без него тошно. — Прошу прощения, лорд Верандис, — она тут же опустила взгляд и сложила руки замком. — Прошу, чувствуйте себя как дома. И всё же, экзархи желали бы поговорить с вами. — Где я могу их найти? — Экзарх Ульфра в это время обычно на восточном балконе, а Тзингалис редко покидает свою лабораторию, — Фаустина поклонилась. — Я проконтролирую, чтобы вещи доставили в ваши покои. Прошу, если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь. Верандис кивнул ей и оглядел холл; тут же приметил кое-что очень необычное: перед ним, разговаривая с Алоизом Биэллем, стоял молодой вампир-данмер. Верандис не удержался — не каждый день такого видишь, — и подошёл ближе. — Лорд Верандис, — Биэлль, полукровка-бретон, чуть склонился. Он носил усы на новый сиродский манер и длинные волосы, чтобы скрыть острые уши, однако вытянутое лицо и форма глаз выдавали его мерийскую кровь. Данмер внимательно и с некоторой опаской посмотрел на Верандиса. Он нервно прятал одну руку за спиной и слегка ссутулился, будто золочёная броня давила ему на плечи. — Верандис Рейвенвотч. Позвольте представиться: Кован Индорил, пентарх. — Не ожидал встретить здесь представителя дома Индорил. — Верандис удивлённо улыбнулся. Надо же. — Что привело вас в Серую Рать? В красных глазах промелькнула нервозность. — Странный вопрос от члена Серого Совета, — тонкие губы растянулись в кривой улыбке и тут же сдержанно сомкнулись. — Мы же все здесь ведомы одной целью, верно? Власть над жизнью и смертью, власть над собственной судьбой! На Вварденфелле я был шестым из восьми сыновей. Здесь я добьюсь гораздо большего. Данмеры часто выглядят старше истинного возраста, тем более, из-за симптомов вампиризма. Верандис дал бы ему лет тридцать, не больше. Мальчишка и по возрасту, и по уму — очень наивно полагать, что среди вампиров не идёт борьба за власть и никто не толкается локтями. — Вы можете обнаружить, что одна только власть, единоличная и одинокая, не приносит удовлетворения. — Вы поэтому вернулись? Потому что чувствовали себя одиноким? — Верандис сузил глаза, и пентарх кашлянул, однако продолжил: — Должен признаться, что каждый день вдали от постоянной грызни внутри дома Индорил я считаю благословением. — Что ж, рад был познакомиться, Кован, — Верандис вновь улыбнулся, уже из вежливости. Данмер, а социальные навыки на уровне пьяного норда. Неудивительно, что ему пришлось искать место так далеко от дома. И кого только Рада вербует в свою дурацкую армию? Впрочем, после Стирича уже нечему удивляться. Верандис направился в восточное крыло, к Ульфре, однако тут же понял, что надо было пойти другим коридором… поздно: Кайя Санкта, отвлёкшись от тарелки с виноградом и сыром, обворожительно улыбнулась ему, показывая ряд ровных зубов. В отличие от большинства членов Серого Совета, она переносила особый, сиродский штамм вампиризма, позволявший ей без труда и иллюзий скрывать симптомы. Здоровая светлая кожа, человеческие серые глаза; судя по всему… питалась она хорошо и часто. — Верандис, дорогой, мы так давно не виделись! Где же ты прятался всё это время? Всё ещё увлечён своим глупым маленьким развлечением, не так ли? — Не думаю, что попытки установить долговременный мир со смертными можно назвать "развлечением", Санкта. — Значит, всё-таки не забросил? О, твой бесконечный оптимизм так вдохновляет! — щебетала Кайя, перебирая аккуратными пальцами сочные виноградины. — У тебя такая щедрая душа. Но должна сказать, идея отказаться от всего, что я заполучила и заслужила, только чтобы утихомирить смертных, кажется мне несколько истеричной. — Если мы продолжим брать у смертных, не давая ничего взамен, мир долго не продержится, — заметил Верандис, хотя прекрасно понимал, что даже разговор с торшером принёс бы больше отдачи. — Но разве не для этого мы заводим трэллов? Чтобы брать столько, сколько хочется! Они ведь даже не обращают внимания, — Кайя улыбнулась, пожав плечами, и даже не дала вставить слова: — О, ты ведь поговоришь с Радой? Напомнишь ему, что мы договаривались ненадолго отложить дела и вместе выпить, как в старые добрые времена? Верандис выдавил кислую улыбку и поспешил отделаться от неё: слушать её щебет дольше пяти минут невозможно. Ульфра ждала его на балконе, наблюдая за островом: свежий воздух, снег, белые шапки на огромных древних елях… она скучала по дикой природе. Одетая в шкуры животных, высокая и мощная, как скала, Ульфра разительно выделялась среди элегантного, лощёного окружения. — Чувствуешь, Верандис? Добыча. По ветру. Мы должны охотиться на них, а не вести споры здесь, в этих каменных стенах. А. Старая песня, в которой ничего не меняется. — Ты хотела поговорить со мной? — Верандис остановился слева от неё, тоже рассматривая остров. — Когда встретишь Раду, не начинай вашу старую ссору, ему необходимо оставаться сосредоточенным, — у Ульфры холодные глаза, как два сталгримовых кинжала. Она сложила мускулистые руки на груди и повернулась к Верандису лицом. — Никогда не понимала твоей одержимости овцами, Верандис. Есть охотники и есть добыча. Мы охотники. И твоя жалость к добыче граничит с помешательством. Верандис на мгновение прикрыл глаза. Кажется, здесь вообще никто не запоминал, что он говорил. — Ты, как и они, была смертной когда-то. — И ты тоже. Пока Молаг Бал не превратил тебя в нечто лучшее, — Ульфра оскалилась, демонстрируя жёлтые длинные зубы. — Лорд Хирсин наделил меня даром бессмертия, потому что знал, что смертность ограничивает меня. Смертность никогда не даст раскрыть весь потенциал. — Я всего лишь предлагаю мир. Дело не столько в жалости к смертным, они просто превосходят нас числом! — Верандис повысил голос, и несколько пентархов поспешили покинуть балкон. — Волк не боится и тысячи зайцев, — Ульфра сузила холодные глаза и впрямь стала похожа на волчицу. — Он лишь наслаждается изобилием, дарованным ему Хирсином. Смертные, неважно насколько огромны их жалкие армии, никогда не будут нам угрозой. Верандис вздохнул. Почти то же самое говорили Диренни лет триста назад: людей они тоже не считали существенной угрозой. Теперь полукровки, неды и ассимилированные норды оттеснили их, успешно взяв Хай-Рок в свои руки. Те Диренни, что ещё пытаются сохранить влияние — всего лишь иллюстрация предсмертной агонии. Они обречены. Немногочисленный клан меров, неважно, насколько одарённых, не в состоянии выстоять против тысяч и тысяч людей. История повторялась с пугающей точностью… возможно, как и Диренни, в одной-двух битвах Серая Рать победит, однако войну проиграет. Если не удастся переубедить Раду. — Ты глупец, Верандис, и всегда был! И зачем только Рада терпит тебя? Ты не нужен Серому Совету, ты даже не подойдёшь пехотинцем в нашу армию… — Замок и правда впечатляющий. Рада постарался на славу, — даже не пытаясь сделать это плавно, Верандис сменил тему, пока спор снова не перерос в собачью грызню. Ему тоже было, что высказать, однако обмениваться оскорблениями на публику он не собирался. — Серое убежище красиво, я не спорю. Но все эти заседания и переговоры не для меня. Я охотница. Мне нужно чувствовать добычу, умирающую в моей хватке, и видеть, как её кровь пропитывает землю. Разве ты не чувствуешь того же самого? — Нет. В это так трудно поверить? Ульфра зло, по-волчьи фыркнула. — И почему я всё ещё пытаюсь с тобой говорить? Рада должен был разобраться с тобой уже давно, но он продолжает тянуть тебя за собой и… — Достаточно, — Верандис вскинул руку. — Где я могу найти Тзингалиса? Ощущение, будто он разговаривал со стеной, только усилилось. Весь проделанный путь, и в очередной раз пытаться достучаться до глухого кирпича? — В другом крыле! — бросила она и отвернулась. Верандис заметил, что глаза у неё пожелтели. По пути он почти столкнулся с Ритией Длинный Шаг. Она наслаждалась обществом элегантной каджитки Незби… привычная больше к дикому лесу Валенвуда, босмерка не могла спокойно стоять на месте, переминалась с носка на пятку и потирала татуированные руки. Чем-то эта маленькая, улыбчивая босмерка с хищными повадками напоминала Гвендис. Рития предлагала поохотиться вместе, но Верандис отказался, как отказывался сотни раз до этого. Неужели так трудно запомнить? Терпения не хватило, и он попросту развернулся и молча махнул рукой. Ему ещё предстояло поговорить с Тзингалисом. Разочарование, разочарование, разочарование — с каждым знакомым лицом и новым разговором оно росло, вытесняя даже раздражение. Разве можно их убедить хоть в чём-то? Верандис не терял надежды в одном: если есть мизерная возможность переубедить Раду, бредовая идея войны со всем смертным миром хотя бы на время уйдёт на второй план… Верандис должен попытаться — раньше Рада слушал. Раньше он понимал. Наверное. Лабораторию Тзингалиса Верандис мог найти и сам — тот всегда любил забраться повыше и уединиться. Чтобы попасть в другое крыло и на верхние этажи, пришлось пройти через оружейную, и Верандис почти тут же об этом пожалел. Молодые солдаты, пехота — будущее мясо на убой — тренировались под руководством Турвона и Браксарда, однако внимание тут же привлёк стоявший у них за спинами невысокий мужчина в шипастой короне. Вспышка острой злости и раздражения выбила Астора из полу-транса, позволившего окунуться в чужие эмоции. Слишком уж сильным и внезапным было чувство… он проникся к тому вампиру заочной неприязнью — отчасти из-за влияния воспоминаний Верандиса, отчасти из-за того, что к кому-то нормальному Верандис такого не испытывал бы. Избегать его уже не получилось бы, и Верандис поздоровался со Стиричем, вампиром-королём Веркарта. Тот наблюдал за тренирующимися бойцами с нескрываемым самодовольством, а вместо приветствия одарил Верандиса недобрым взглядом налитых кровью глаз. — А, Верандис. Слышал, что Рада приглашал тебя, но не думал, что ты явишься. Мне казалось, ты ясно обозначил свою позицию на счёт нашей Серой Рати. Самоуверенный кретин. Заносчивый урод, больной, высокомерный извращенец, каких ещё поискать надо, и отравляет всё, к чему прикасается; даже его, Верандиса, идею отравил. Такому не жалко и в горло вцепиться — да только вымуштрованные солдаты помешают. Верандис ответил ему предельно вежливо и очень быстро попрощался. Не хватало ещё сцепиться со Стиричем и его цепными псами… в дальнем углу он приметил Лисрека, полудикого оборотня, с отвратительным чавканьем пожиравшего тушу оленя, значит, где-то должна быть и летучая мышь с непроизносимым именем, которую Стирич притащил из Веркарта. Мерзость. Встретив в коридоре аргонианина, Верандис поспешил пройти как можно быстрее. Присутствие Смотрит-Алым и двух его слуг оказывало подавляющий эффект: ящер был настолько древним, что само время рядом с ним замирало — он пришёл из эпохи, когда аргониане возводили каменные города и храмы. Судя по характерному жесту, Смотрит-Алым молился Ситису, но, когда Верандис проходил мимо, глаза насыщенного красного цвета приоткрылись, а между белесо-бледных жёстких губ показался тонкий язык. Ящер поприветствовал его, глядя из-под полуопущенных век, а после обмена любезностями предложил воздать хвалу Ситису вместе. Верандис отказался: после общения со Смотрит-Алым у него возникало стойкое ощущение, что он окунулся в мрачное и холодное болото. Ситис то, Ситис это… большинство аргониан-вампиров из тех, что присоединились к Серой Рати, поклонялись Ситису, но так ревностно оберегали свои секреты, что Верандис понимал в их культе не больше, чем все остальные — он знал только, что ящеры активно практиковали кровавые жертвоприношения, а значит, отлично вписывались в Серую Рать и армию веркартского короля. Столько сил потрачено, столько времени и души вложено в дело Серого Совета, и в итоге всё обратилось против изначальной задумки. Верандис вздохнул: Рада может это остановить, но если он и в этот раз не прислушается и не откажется от безумного плана завоевать смертных… он должен прислушаться. Больше Верандиса никто не задерживал. На верхних этажах ходили лишь спектральные стражи — плоды очередного научного успеха и очередного надругательства над всем, что Верандис когда-то хотел здесь создать. Полупрозрачные молчаливые тени, охранявшие часть Серого Убежища, когда-то были вампирами — пока Тзингалис не замучил их до смерти и не подчинил их жизненную энергию своей воле. Потрясающее достижение, но какое же чудовищное… На стук Тзингалис ответил коротким безэмоциональным: “Да”. Даже не сразу обернулся, когда Верандис вошёл в его лабораторию. Он был очень увлечён созерцанием каменной оболочки — одного из проектов Верандиса, который закончился… плохо. Астор хоть рассмотрел Тзингалиса, как следует. Рослый, беловолосый нед с умными, но холодными глазами. В первую и последнюю встречу с ним Астор всадил в эти самые глаза по теневому клинку. — Хорошо, что ты пришел. Я хотел поговорить, — голос у него тихий и монотонный, как вибрации от камней варла. Тзингалис выглядел расслабленным, что случалось нечасто. — Не устаю любоваться твоим творением. Напомни, почему ты забросил каменные оболочки? Я думал, ты спишь и видишь, как бы подарить драгоценным смертным вечную жизнь? Верандис прикрыл глаза. Почему все считают своим долгом ткнуть пальцем в его больное место? — Смертная, которая согласилась на воскрешение, повредилась умом, и мне пришлось её убить. Я уже говорил об этом, и не раз: каменные оболочки ненадёжны. — Потому что недоработаны, — отрезал Тзингалис, глядя в тёмно-синюю сердцевину. — Всего несколько неудач, и ты опустил руки, а ведь мог получить власть над самой жизнью и смертью! Такая сила невероятна, а ты попросту отбрасываешь её. — Тех неудач достаточно, чтобы понять: у этой силы слишком высокая цена. Верандис не знал, что ещё сказать: с Тзингалисом доводы попросту бессильны. Когда-то они вместе экспериментировали, открывали новое и разрушали старое, спорили и приходили к соглашению, но пошли разными дорогами. И смертная жизнь, мимолетная, как взмах крыльев бабочки, и сотни лет вампирского существования — ценности, неизмеримые количественной меркой, но Тзингалис считал иначе. В нём всегда было нечто… извращённое, и вряд ли это следствие вампиризма. Иногда наука требовала неизбежных жертв, однако Тзингалис просто не хотел искать другой путь — ему не доставляли боль чужие страдания, он попросту не замечал их и перешагивал через всех: вампиров, смертных, оборотней… и друзей. Ничто не имело значения, только конечный результат, цель оправдывала любые средства. — Какая ещё цена? — в обычно бесцветном голосе зазвучала насмешка. — Смертных столько же, сколько песка на побережье! Если бы удалось усовершенствовать твоё творение, ты мог бы воскрешать их, когда вздумается. Они поклонялись бы тебе, как богу! Разве не это тот пресловутый мир, который ты хочешь? — Ты верно заметил, что смертных много, и этот бесчисленный песок нас похоронит, если брать его бесконтрольно, — Тзингалис обернулся. — И мы им не боги. Мы равны. Нечасто на его лице появлялось какое-либо выражение, однако в тот момент Тзингалис явно скривился в отвращении. — Как ты можешь так ошибаться? Смертные настолько ниже нас, что даже не в состоянии понять свою ущербность!… — он замолчал и перевёл дыхание, и после этого его голос вновь стал монотонным и тихим. Будто у двемерского анимункула переключили режим. — Я лишь надеюсь, что Раде удастся внести в твою голову хоть унцию здравого смысла. А пока что я продолжу изучать оболочку. Возможно, даже преуспею там, где ты потерпел неудачу. — Надеюсь, так и будет, — если бы это не означало сотни загубленных жизней, Верандис, возможно, надеялся бы искренне. Тзингалис нахмурился, и тут его голос смягчился: — А ведь я скучал по нашим нескончаемым беседам и дискуссиям. Надеюсь, скоро мы сможем их продолжить. Он едва заметно улыбнулся бледными губами. Верандис не ответил. — А что насчёт твоего собственного исследования? Есть новости? — спросил он вместо этого. Кажется, Тзингалис упоминал об этом, когда они ещё поддерживали переписку. — Да, в твоё отсутствие много чего интересного случилось. Рада нашёл одну… реликвию глубоко под горами Предела. Пока что я могу только предполагать, какие возможности она нам откроет, однако даже эти туманные предположения попросту потрясающие. Тревожное предчувствие, мутное, невыразимое словами, вновь когтистой лапой впилось в сердце. Верандиса чутьё подводило очень и очень редко, но сейчас он рад был бы ошибиться. — Звучит великолепно. Что за реликвия? — Погоди-погоди, не всё сразу. Я хотел бы воздержаться от умозаключений, пока реликвия не исследована как полагается. Но мы сможем обсудить её позже, когда ты освоишься здесь. Предсказуемо. Верандис понимающе кивнул — он и не ждал, что Тзингалис выложит ему всё, тот всегда был скрытным, особенно когда разговор касался каких-либо разработок, но "тонкость" его намёка неприятно поражала. Они поговорили еще, и время, как обычно бывало, прошло почти незаметно: несмотря на свои недостатки, Тзингалис умел увлекать. Раздался тихий стук, и он разрешил войти Фаустине. — Экзарх Тзингалис, прошу прощения, что прерываю, — она улыбнулась и склонила голову. — Лорд Верандис, лорд Рада аль-Саран желает поговорить с вами. Сердце сжалось, и волнение, вытесненное было другими переживаниями, разгорячило кровь. В конце концов, несмотря на все разногласия, Рада позвал его сам — и впрямь скучал и хотел услышать. Иначе зачем приглашать? Возможно, в этот раз удастся… "внести в его голову хоть унцию здравого смысла", как любезно выразился Тзингалис? Астор мысленно покачал головой. Чем дальше, тем меньше ему нравилось то, что происходило. Хотя бы Гвендис сможет спать спокойно — Верандис в молодости не ел младенцев, а пытался наставить друзей-кровососов на истинный путь. Вот это “неожиданность”!.. Он, наверное, всегда попадался в ловушку для умников "если я объясню свою точку зрения, они поймут, что заблуждаются". Отчасти Астор понимал его — но лишь отчасти. Экзархи Совета глубоко ошибались, свихнувшись на идее собственной неуничтожимости, и это заблуждение тянуло за собой поражение, поражение влекло смерть, а смерть означала вечность в уютных объятиях Хладной Гавани. Такую судьбу он не всем врагам бы пожелал, не то что друзьям, с которыми когда-то делил надежды и планы. Вот только вытаскивать из болота тех, кто так упрямо цеплялся за гнилые корни, бессмысленно: скорее сам испачкаешься, чем им поможешь. Ближе к тронному залу пахло… пахло бойней. Столько крови… Верандис застыл, поняв, в чём дело: в наполненном кровью фонтане кружилась, закрыв глаза, Ииза из Ползущих Сумерек. Подол её белого платья пропитался тяжёлым багрянцем, а на бледном и круглом, как Секунда, лице блестели королевскими рубинами крупные брызги. Красивая и чудовищная… девочка. Рада воспитал из неё монстра. — Дорогой мой Верандис! Низкий и бархатистый голос, от которого, как и раньше, мурашки по коже. Говорил Рада красиво и так, что слушать можно было часами, не желая прерывать… но Верандис вновь взглянул на Иизу, единственную, кто не обратил внимания на возглас, и собрался с силами. Экзархи смотрели с пристальным интересом: Вэм и Серевур, Ульс Мрачносвет и Краглен. Им подали отличное развлечение. Первая за все эти годы встреча, и Рада решил играть на публику? Свою злость Верандис мог контролировать… а мог и пустить в дело, если другого не осталось. Рада не встал, чтобы поприветствовать его, но попытался начать светскую беседу: и про то, как давно они не виделись, и про то, что все скучали, и про красоты замка… Так светски, что почти тошно. Верандис посмотрел ему в глаза и прервал словесный поток, который мог длиться часами: — Красивый замок, не спорю. Но я должен спросить, ты рассмотрел моё предложение? — Договориться со смертной королевой? — глаза у Рады потемнели, однако он решил поддерживать лёгкий, непринуджённый тон. Если бы он дал возможность переговорить наедине, Верандис бы избавил их обоих от ненужных формальностей, но Рада захотел покормить голодных до зрелищ соратников… Ладно. — Рассмотрел, но не изменил решения. Погляди! Мощь Серой Рати веками росла, пока смертные королевства рассыпались в прах. Зачем выдавать себя сейчас? — Смертные изменились, и времена изменились. Императрица Гестра станет отличной союзницей, если найти правильный подход, — Верандис встретился взглядом с Вэм, которая шпионила для Рады за императорским двором, и та заинтригованно повела бровями. — Конечно, Верандис. Выгода для смертных здесь очевидна, но что с соглашения возьмём мы? Король Стирич и Серая Рать могут сокрушить любую смертную армию, императорскую или нет, за один день. Я знаю, как ты переживаешь за весь наш вид и хочешь лучшего, но в этом союзе нет необходимости. К щекам прилила кровь. Стирич, чтоб его… как червь, он копошился в самом сердце того, что Верандис когда-то хотел создать, стремительно превращая хорошую, зрелую идею в отходы своей жизнедеятельности, да ещё и вылезал со всех сторон, показывая свою мерзкую голову и ненасытный рот. — Рада, я уже говорил тебе: смертных слишком много. Ты не можешь воевать против всего мира! — Ты очень недальновиден, друг мой, — тёмные глаза сверкнули двумя угольками. — От твоего гениального ума я ожидал большего. Вот что я скажу: мы не будем начинать войну, если они сами её не начнут. Учти, я не могу спасти твоих обожаемых смертных от их собственной глупости. Ну конечно. Когда для войны нужна провокация, провокацией можно посчитать всё, что угодно, было бы желание. Тут целый замок… "желающих". — Ты прекрасно знаешь, что я с самого начала поддерживал Серый Совет. Не Серую Рать Стирича, не его армию и не его бредовые идеи о войне. И я не изменил своего мнения, хоть ты и надеялся на обратное: союз со смертными даст нам гораздо больше, чем бессмысленная бойня. Рада криво улыбнулся. — Бессмысленная бойня, говоришь… А впрочем, — он наконец-то соизволил встать и подошёл ближе, поравнявшись с Верандисом, — хватит разговоров о смертных, союзах, Стириче и Совете. Идём, поговорим о более приятных вещах, выпьем крови, обсудим всё, что упустили за все эти годы. Рада приказал Краглену, чтобы тот не следовал, и жестом попросил Верандиса идти за ним. Экзархи заинтересованно посмотрели им вслед — пристальные взгляды прожигали его до тех пор, пока массивная дверь в тронный зал не закрылась за спиной. Рада провёл его на малый балкон, выходивший на внутренний двор замка. — Закончил своё представление? — поинтересовался Верандис, рассматривая деревья. Надо же, нашлись растения, которые прижились даже здесь, на холоде и голом камне. От предложенного бокала он отказался, хотя… с дороги проголодался. Лучше уж выпить потом, из своих запасов. Рада в ответ пожал плечами, чуть сощурив тёмные глаза из-за ветра, дохнувшего в лицо ледяной крошкой: — Я думал, тебе захотелось бы озвучить своё мнение для всех заинтересованных. — Как видишь, ничего нового я не сказал, — Верандис помолчал, не глядя на Раду. — Я уже виделся с Тзингалисом и Ульфрой. — Отлично! Они тоже ждали твоего возвращения. Ах, Верандис, в твоё отсутствие я очень сильно на них полагался, ты даже не представляешь, насколько, — покачав головой, Рада положил руку на каменные перила и смахнул оттуда снег. — Они не понимают, чего мы хотели добиться, — золотой перстень на его мизинце тускло блестел символом Серого Совета… теперь уже Серой Рати. — Ульфра живёт в примитивной системе "охотник-добыча", будто в диком лесу, и даже не пытается выйти за эти рамки. Тзингалис не видит дальше своей лаборатории. Если ты действительно так сильно полагался на них всё это время, как говоришь, то мне жаль. Сверкнув глазами, Рада рассмеялся; получилось неискренне. Он выглядел хорошо — довольным и уверенным в себе, и в любое другое время, при других обстоятельствах, Верандис этому порадовался бы. — Они видят только собственную выгоду и не понимают нашу идею во всей её полноте, — согласился Рада. Он выпил крови и облизнул губы. — Но они полезные союзники, и потому они здесь. — А Стирич, впавший в кровавый делирий ещё несколько веков назад, по-твоему, тоже хороший союзник? Не с этого мы начинали. — Наши мечты, дорогой мой Верандис, похожи, но не одинаковы. И мы, кажется, договорились оставить обсуждение смертных и Стирича. Разве нам больше не о чем поговорить? — Рада взял его за плечо, но Верандис сбросил его ладонь и сложил руки на груди. Эти фокусы уже не помогут. — Зачем ты позвал меня, если не хочешь это обсуждать? Рада, ты же знаешь, что я не отступлюсь. В ответ Рада удивлённо развёл руками и отступил на шаг назад. — Я позвал тебя, потому здесь ты расцветёшь! Твоё место здесь, среди себе подобных, среди равных. Рядом со мной и Серым Советом, — он приложил ладонь к сердцу, и Верандис отвернулся. — Вот что я скажу тебе: ты снова поставил себе слишком высокую планку и скоро снова стукнешься об неё головой, только в этот раз на кону не только твоя гордость, но и жизни всех, кого ты за собой ведёшь. Рада, армия Стирича тебе не поможет. Ты шагаешь в пропасть! Рада в ответ чуть приподнял верхнюю губу — показались удлинившиеся клыки — и раздражённо фыркнул. — После всех этих лет, после всего, что мы достигли, ты сомневаешься в том, на что я и моя Серая Рать способны? — Я говорю тебе правду и делаю это, потому что ты мне дорог, — тихие шаги заставили Верандиса прерваться. Фаустина остановилась, поняв, что помешала разговору, однако Рада жестом позволил ей говорить. Клыки он спрятал и, кажется, полностью совладал со своими чувствами. — Прошу прощения. Вы просили сообщить, когда покои лорда Верандиса будут готовы, — в ответ Рада кивнул, и Фаустина, поклонившись, спешно покинула балкон. — Иди пока что. Осваивайся. Поговорим позже, сейчас у меня много дел, и этот разговор идёт совсем не туда, куда я хотел бы, — Рада пожал плечами, на мгновение посмотрев в пол; затем сложил руки за спиной и, вздёрнув подбородок, недовольно скривил губы. — Я надеюсь, к этой теме мы ещё вернёмся. — Непременно, Верандис, непременно. Верандис вздохнул: у них уже давно всё шло не туда, куда он хотел бы. Раньше у них и встречи после долгой разлуки начинались — и заканчивались — совершенно иначе. В который раз сердце кольнуло чужой болью, а воспоминания размылись. Астор попытался отогнать хотя бы на время мысль о том, кем друг другу были Рада аль-Саран и Верандис, но попросту не мог. О друзьях, даже о самых старых и самых близких, _вот так_ не думают. В обществе Верандис больше не задерживался. Он чувствовал себя неважно: слишком много событий всего за несколько часов; дома он от такого отвык и не очень-то хотел привыкать. Фаустина показала ему дорогу и сдержанно попрощалась. Покои оказались на верхних этажах, как и лаборатория Тзингалиса. Довольно уютно: светлая комната с большими окнами, удобная мебель… и зеркало... Верандис задержался у зеркала, и Астор пропал. Он заново узнал, как Верандис думал и как чувствовал, но он и раньше вспоминал снохождение, а вот увидеть Верандиса воочию, не из собственных воспоминаний… Астор камнем пошёл на дно, пытаясь запомнить увиденное: по-мерийски вытянутое лицо, строгая линия красивых губ, грустная складка между бровей, волшебные огромные глаза, красные и лучистые, как два чистых альмандина… Верандис стоял перед ним, столько лет спустя, почти реальный, почти такой же, каким Астор его помнил. Если бы он сейчас улыбнулся, Астор, верно, умер бы ещё раз — и с радостью, — но Верандис только смотрел на своё отражение. Астор не мог понять, о чём он думал: обрывки чужих мыслей смешивались с его собственными, и он уже не мог сосредоточиться. Он не видел Верандиса семь лет, семь блядски долгих лет, а теперь он стоял перед Астором — и всё ещё был недосягаем. Всё ещё тень на воде, эхо в воспоминаниях, только на этот раз в чужих. Пытаясь справиться с собой, Астор отвлёкся, а когда вновь вернулся к Верандису, не сразу понял, что происходит: он смотрел, будто сквозь толщу воды или некачественное стекло, и никак не мог сориентироваться. Письменный стол, приглушённый свет, изящная чернильница в форме головы летучей мыши, знакомый перстень на белом пальце — а поверх этого смутные и тревожные образы. Верандиса мучили неприятные воспоминания, пока он записывал что-то в свой дневник. Тёмный ритуальный зал и зажжённые свечи; вырезанный в каменном полу сигил настолько сложен, что едва ли удалось разобрать треть использованных для его составления символов. Похож на круг призыва, но гораздо, гораздо мощнее. Мёртвые — смертные, давшие согласие на участие в эксперименте, но так и не вернувшиеся к жизни; реликварии, сменявшие друг друга разные вариации каменных оболочек, одна бесполезнее другой — они не работали, как надо, сколько бы деталей он не менял. Затем кровь — и тонкий запах боли. Всё пошло не так, совсем не так. Впервые каменная оболочка сработала — восстановила смертное тело, основываясь на отпечатке из реликвария, но вот душа… с душой несчастной Лисольды случилось что-то. Тело ожило и прекрасно функционировало, но Лисольды в нём не было. Верандис пытался успокоить её и сдержать, но она билась в агонии и даже его превзошла по силе, хотя в итоге сломала себе обе руки. Он убил её, чтобы не мучить дальше, но даже не это страшно — он что-то сделал с её душой, он искалечил её, лишил заслуженного покоя в Этериусе. Разве мог он продолжать теперь, зная цену? ...Но и оставить всё, как есть, Верандис не мог. Рада подтолкнул его продолжать, искать другие пути… на вампире это вполне могло бы сработать. Он даже создал собственный реликварий в порыве небывалого вдохновения — работа шла прекрасно, хотя пока что вела слишком тёмными путями. Верандис ни с кем не делился результатами, однако если бы он смог усовершенствовать свои идеи, сделать их менее… убийственными… ...Небольшой реликварий с драгоценной эссенцией, заключённый в неприметный ларец, готов перекочевать в самые дальние закутки Серого Убежища. Пусть сам Верандис оставаться здесь не намерен, пусть вся поездка обернулась очередным разочарованием, места безопаснее и надёжнее нет. Верандис создал его давно, ещё когда надеялся, что каменные оболочки не совсем безнадёжны, но не осмелился попробовать. Он не рискнул бы хранить реликварий у себя, пока в Хай Роке проблемы: возможно, ему даже придётся на время покинуть свой замок. А здесь реликварий простоит, нетронутый… и уже не будет напоминать об ошибках. ...Ночь, пустая лестница, поворот коридора, и ещё, и ещё, обнаружение не-жизни, чтобы не столкнуться с кем-нибудь, спуск вниз, жуткая и уродливая статуя гаргульи и ниша в стене.

***

Последние минуты Астор цеплялся за чужие воспоминания изо всех сил, пытаясь вновь погрузиться в них, но даже в полудрёме слышал, как колотится сердце. Воспоминания Верандиса выцвели и растворились полупрозрачным дымом, выскользнули из рук, как юркие рыбки на мелководье, невзирая на попытки удержать. Астор не хотел открывать глаза: в полной темноте мысли упорядочить легче. Он увидел гораздо больше, чем рассчитывал и смел надеяться. Плевать на экзархов, плевать даже на Раду аль-Сарана и то, что между ним и Верандисом было; он едва не упустил главное — Верандис создал и спрятал здесь свой реликварий, а значит, его можно найти… и вернуть. Увидев, как вернули из Хладной Гавани Ульфру, Астор потерял сон: он не мог думать ни о чём, кроме возможности… вернуть Верандиса. Записи в лаборатории Каменного Сада только разбередили и без того беспокойные мысли. Он разобрался в каменных оболочках — процесс восстановления смертного тела относительно понятный: магия, алхимия, ещё магия... Если бы Астору удалось завладеть заряженной оболочкой, готовой к использованию… осталась бы проблема с отсутствием эссенции и необходимостью как-то вытянуть душу Верандиса из Гавани. От Верандиса не осталось тела, а крови, что была в подвесках Рейвенвотчей, слишком мало. Теоретически, эссенцию можно вытянуть из “детей” — и в Гвендис, и в Адусу, и в Феннориана Верандис вложил частичку себя. Вот только для этого кого-то пришлось бы убить, и за такое Верандис, даже если бы ритуал удался, его возненавидел бы. Но если существовал реликварий и если Верандису удавалось призывать души смертных с помощью сигила, а не магического шторма, сметающего всё живое вокруг… это меняло вообще всё. Астор поморщился: голова закружилась так, что цветные пятна на внутренней стороне век сложились в один отвратительно-яркий узор. Если он найдёт реликварий, если он и правда здесь… — Астор, скажи что-нибудь, — Гвендис осторожно тронула его за плечо. — Ты очнулся, я же вижу. — Подожди, — Астор, не глядя, выставил руки перед собой. Он пытался в деталях запомнить сигил, который использовал Верандис, но видел всё так… размыто. И голова начинала болеть, стоило только сосредоточиться, и сердце билось, будто собиралось выпрыгнуть из груди, и руки тряслись. — Ты кричал, — сев на скамью, Гвендис устало вздохнула. — Что ты там видел? Астор осторожно приоткрыл один глаз. Почему-то он ожидал, что уже день и его ослепит ярким светом, но его встретила глубокая ночь: хоть с закрытыми, хоть с открытыми глазами — темно, будто в животе у пресловутого левиафана, и холодно так, что пальцы сводило. — Верандис пытался остановить Серую Рать, но его послали на хер. Но это не важно, Гвендис, — он, сам того не ожидая, схватил её за руку. Лица он не видел, но чувствовал, как она вздрогнула и отпрянула. Астор вкратце пересказал ей то, что видел в воспоминаниях: говорил быстро, глотая слова, но Гвендис не перебивала и с каждым предложением всё сильнее сжимала его ладонь. — Ты хочешь сказать, что он оставил здесь свой реликварий? — спросила она высоким, звенящим от напряжения голосом. — Ты уверен? — Это то, что я видел. Нам нужно его найти… и обыскать замок. Может, здесь даже каменные оболочки есть? В воспоминаниях я видел одну, могли быть и ещё. Он сам над собой посмеялся: может, ещё и детальное описание ритуала в письменном виде найдётся? Гвендис его скептицизма не разделяла: Астор почувствовал, как она воспряла и взбудоражилась, и для этого не нужно было даже лезть к ней в голову. Участившееся дыхание и потеплевшая кожа выдавали её с головой. Он зажёг магический огонёк, и шарик света повис у них над головами, отблёскивая в осколках витражного стекла на полу. — Давай ты найдёшь реликварий, а я обыщу замок… в крепости Греймур оболочки держали внизу. Мне нужно побыть одной и подумать, — Гвендис тоже смотрела, как заворожённая, на битое стекло. — Всё, что ты рассказал… у меня голова идёт кругом. Мы можем вернуть его! Вернуть Верандиса. Если это так, я сделаю всё, что нужно. Вскоре Астор остался один и облегчённо выдохнул — тишина помогла упорядочить мысли. Руки у него всё ещё дрожали, но нужно было найти реликварий… статуя горгульи — плохой ориентир, каменных монстров здесь около сотни, если не больше, однако он запомнил, как Верандис шёл: от покоев вниз по лестницам, и несколько поворотов. Не так уж сложно, если правильно начать. Он всё ещё мог слышать шаги Гвендис, настолько было тихо: ни ветра, ни океанских волн. В такие моменты особенно хорошо получалось “слушать”, что могли рассказать тени. Астор попробовал, но сразу же прекратил. Отголоски тут слишком чистые, насыщенные, не стёртые более поздними событиями. Серая Рать, сотни вампиров и оборотней, покинули эти стены, уверенные в победе, и общее предвкушение пропитало стены и воздух. Возвращение обещало быть триумфальным! Но никто не вернулся. Замок опустел, и “тень” его, изнанка, опустела тоже — место ликования ничто не заняло, ни разочарование, ни тоска, ни боль, ни даже что-то новое, не связанное со старым, как обычно это случалось. По контуру былого образовалась... пустота. Это было страшно: заглядывая в тени, не видеть и не чувствовать совершенно ничего. Возможно, дело было главным образом в побочном эффекте от зелья, но перед глазами периодически плыло, он всё ещё не мог справиться с дрожью и всё вокруг казалось похожим на гротескный сон, какие насылала когда-то Вермина. Он и шёл, будто во сне, не чувствуя ног и почти наугад. Покои Верандиса находились на верхнем этаже — пришлось пройти мимо оружейной, и тронного зала, и бесчисленного множества коридоров и лестниц, а затем, когда он нашёл нужную дверь, Астор узнал один из витражей, чудом уцелевший, и поворот коридора, заканчивавшийся ступенями, а ещё вспомнил, что рядом находилась лаборатория Тзингалиса. Там он видел каменную оболочку. Может?.. Он прошёл дальше по коридору, к ступеням, толкнул тяжёлую дверь из тёмного дерева, треснувшую посередине, и разочарованно выдохнул: в большом кабинете было всё, что угодно, кроме оболочки. Сотни книг, чистые склянки и треснувшие колбы, лабораторные столы и аккуратно разложенные инструменты, когда-то накрытые тонкой тканью; часть стены занимали схемы, чертежи с размытыми записями; пол занесло мелкой снежной крошкой, которую ветер задул в разбитое окно. Большинство книг и бумаг, что стояли и лежали стопками на полках, испортились от времени, влажности и холода. Астор осмотрелся и взглядом наткнулся на наглухо закрытый стеклянный шкаф, небольшой и покрытый слоем пыли. Даже протерев стекло, он не смог рассмотреть содержимое, однако неожиданно узнал символы, вырезанные на дереве, и характерный магический замок: похожий зачарованный шкаф, доставшийся его матери по наследству, сохранял бумаги от всех возможных угроз. Если Тзингалис оставил свои старые записи об исследованиях, они точно были здесь и, возможно, среди них есть описание ритуала и сигила, которые создал Верандис. Астор знал, как его отпирать, и вскоре стеклянные дверцы, тысячи лет остававшиеся закрытыми, медленно распахнулись. Несколько пухлых журналов в кожаных обложках лежали там, на первый взгляд, совершенно невредимые, и он осторожно взял один. Почерк узнаваемый, кривой и резкий, будто писали не пером, а стилусом. На первой странице было заботливо и ровно выведено: Лорд Рада аль-Саран всегда напоминает мне: "Тзингалис, брат мой, записывай абсолютно всё. Никогда не знаешь, что может оказаться важным в дальнейшем". Это урок, который я запомнил и которому следую всем сердцем. На следующих страницах, однако, почерк постепенно испортился, и некоторые слова разобрать было попросту невозможно. На небольших схемах, сопровождавших записи, магические знаки, позаимствованные у эльфов, мешались с недскими. Вчитаться в эти записи было бы очень полезно, однако тщательное изучение Астор решил отложить: всё равно не мог как следует сосредоточиться. Бегло просмотрев весь журнал, он обнаружил, что часть идей и наработок принадлежала Верандису — Тзингалис сам упоминал об этом так часто, будто гордился тем, что подбирал выброшенные товарищем проекты. Заметки о магии душ, детальное описание спектральных убийц… всё не то. Возможно, записи о каменных оболочках он хранил в другом месте? Второй журнал Астор пролистал с нарастающим отчаянием, и тут ему наконец-то попалась схема сигила, сложного настолько, что разбегались глаза, а на следующих страницах изложена была суть и ход ритуала. Кроме, собственно, сигила звучало всё сравнительно просто: видимо, Тзингалис не был магом, потому сложная структура и связки символов избавляли от необходимости выполнять сложные магические операции. Астор закрыл журнал и медленно выдохнул: в записях не говорилось, испытывал ли Тзингалис это на вампирах. Возможно, просто не успел опробовать. На мгновение Астор прислонился к стене и прикрыл глаза — если ритуал рабочий, если ему удастся вернуть Верандиса… эти мысли и окрыляли, и ранили. А если не удастся? А если что-то пойдёт не так?.. Покинув лабораторию, Астор направился к бывшим покоям Верандиса: отсюда он шёл, когда прятал реликварий, и здесь правильно было начать поиски. Воскресить в памяти маршрут оказалось легко: лестница, поворот коридора, и ещё, и ещё, сжавшееся сердце, спуск вниз. Астор доверился своему чутью, закрыл глаза, будто вновь двигаясь в чужих воспоминаниях, а открыв их, сперва отшатнулся — уродливая каменная гаргулья скалила клыки ему в лицо. За статуей и правда обнаружилась ниша, скрытая старой пыльной паутиной. Астор расчистил её быстрым движением, просунул руку; когда пальцы коснулись чего-то твёрдого и холодного, он вздрогнул и вытянул непримечательный тёмный ларец. Внутри… о, он почувствовал чужой отголосок — его отголосок. Верандиса трудно с кем-то спутать: тепло, и магия, и трепет в груди, и блеск красных кристаллов, и густой, тяжёлый запах ароматного масла. Астор прижал ларец к груди и сглотнул вставший в горле ком. Стер с него пыль, провёл указательным пальцем по узору на запечатанной крышке… Гвендис он заметил не сразу. Чувство такта не числилось в её достоинствах: она поджала губы и посмотрела так, будто он у неё что-то украл. Она не сводила взгляда с реликвария; с ним Астор расставаться не собирался. — Хватит уже. Идем, я нашла ритуальный зал и каменную оболочку. — У меня описание ритуала, — Астор показал ей журнал, открыв на нужной странице, и Гвендис удивлённо хмыкнула, когда записи оказались у неё в руках. — Вот это да! Хм, — она вчиталась и нахмурилась. Разбирать почерк Тзингалиса в полумраке и ей удавалось с трудом. — Внизу на полу вырезан точно такой же. Если у них уже был работающий сигил, зачем устраивать мрачные бури? — Масштаб не тот, — после небольшой паузы предположил Астор. Ларец в его руках нагрелся и казалось, что тепло исходило изнутри. — Мрачные бури вытягивают сразу несколько десятков душ — очень удобно, если воскрешаешь целую армию. Сигилы на местах силы, которые используют ведьмы, похожи на этот, только больше и не так сложны, но… я не знаю, Гвендис. — Больные уроды, — констатировала она. — Идём, я покажу, где ритуальный зал. Спуск вниз оказался неожиданно долгим. Возможно, потому что реликварий с каждым шагом всё тяжелел и тяжелел — по крайней мере, ему так казалось. Астор прижимал его к себе так, что начинали болеть мышцы. Он вновь зажёг магический огонёк, чтобы не оступиться на лестнице, и яркий голубоватый свет осветил подземелье, веками тонувшее во мраке. Ледяной воздух можно было резать ножом. В первом зале, скорее всего, держали трэллов, которыми питались: слева и справа от прохода были просторные камеры. Ни белой костяной трухи, ни скелетов — когда Серая Рать отправлялась на войну, они забрали всех пленников с собой… но хорошее питание им не помогло. Гвендис провела его во второй зал, когда-то запечатанный. Астор криво улыбнулся: вдоль стены стояло несколько каменных оболочек, идентичных тем, что он видел в крепости Греймур и Каменном саду. На полу, в тёмном камне, был вырезан сложный сигил. Гвендис кивнула на ближайшую к ним оболочку. — Начнём? Астор помедлил. Всё сложилось так удачно, что верилось в происходящее слабо. В самом деле, когда такое счастье само шло ему в руки? Разве не скрывался здесь подвох, разве могло всё действительно настолько просто: поставь реликварий, зажги свечи, надейся на лучшее — и получи Верандиса, живого, здорового, целого… Это больше похоже на очередной морок Вермины: на сон, который обязан обернуться кошмаром. Гвендис нервно хрустнула пальцами. — Прекрати, — не выдержал Астор. — Прости, — она виновато пожала плечами. — Плохая привычка. Ставь реликварий на сигил, давай. — А если не получится? Если он вернётся безумным, как та женщина? — он почувствовал, что тяжёлый реликварий вот-вот выскользнет из рук. — Не попробовать мы не можем. В этом Гвендис была права. Не давая себе больше сомневаться, Астор магией заставил одну из оболочек подойти, осторожно поставил реликварий на сигил и жестом зажёг все свечи. Глубокий полумрак расчертился багрянцем — линии на полу налились светом, будто вены кровью, — и внутри оболочки зажглась синяя искра. С каждой секундой она сияла всё ярче и ярче, то вспыхивая, то затухая — будто чужое сердцебиение, и Астор почувствовал, что его сердце билось в такт.