Draw with me

      Когда ты уделяешь своё время чему-то до крайнего тщательному, неважно, как давно это было, ты невольно запоминаешь даже самые маленькие детали того, над чем работал так долго, кропотливо, старательно. Ты не обязан помнить всё основательно, но общий фон, настроение и, например, как отпечатался на руке излишек карандаша не самого лучшего качества, точно невольно вспыхивают парой ярких картинок, как и воспоминание, какой трек включил, чтобы было комфортно творить — всё это хранится у тебя в мозге на полке в запылившейся коробке с надписью «Незначительные вещи, которым мы не привыкли уделять достаточно времени», и там знаешь, сколько всего интересного твой мозг зафиксировал, а ты даже не осознаёшь толком, как много ты видишь, слышишь и узнаёшь каждый свой день. Эти моменты, они никак тебе не мешают, ты даже можешь не вспоминать о них какое-то время, пока не появится что-то — или же кто-то, — что неожиданно может напомнить, внезапно вытряхивая эту самую покрытую пылью коробку прямо на пол с виноватой улыбкой. Вот и Чонгук сейчас, замерев на пороге своего нового класса и глядя в упор на учителя, неожиданно вспоминает чёрное пальто, улыбку, светлые волосы и глаза, которые в себе сохраняют Вселенные и которые он так и не рискнул рисовать, сигарету и простое: «Зажигалка. Можно у Вас попросить? Моя кончилась». Это отражается в его голове так ярко, будто происходит прямо здесь и сейчас — но их новый молодой классный руководитель не обращает на него ровным счётом никакого внимания, выясняя какие-то нюансы с Ли Минхо, который, как и всегда, излишне приставучий во всех отношениях.       — Ты чего замер-то? — удивлённо интересуется Чимин, оборачиваясь, и Чонгук чувствует тычок в плечо от Юнги, чтобы понять, что он позорно завис, приоткрыв рот, на их нового учителя глядя, и потому быстро тушуется, вздрагивая, и, пробормотав своё: «Залип, извините», тащит задницу в сторону третьей парты у окна, впрочем, едва не свернув себе шею.       — А он симпатичный, — замечает Юнги.       — Шутишь? Он охуенно красивый! — и почему-то Чонгук ощущает некое облегчение от факта того, что не ему пришлось говорить эти слова.       — Звучишь как гей, — ухмыляясь изрекает Мин, и Чимин, который только что и воскликнул на эмоциях комплимент в адрес того, кто сидит за преподавательским столом, только фыркает, глаза закатив, чтобы оттащить зад к первой парте у двери и сесть рядом с Намджуном: Чонгук, внимательно наблюдая за другом, видит мгновенную перемену на его симпатичном лице — вот и чёрные волосы неловко упали, а Пак их нежно откидывает, облизывая полные губы, а вот и заискивающая улыбка на них появляется. Юнги, смотрящий туда же, только тихо присвистывает, а потом, повернув голову, хмыкает: — И выглядит тоже. Кто ему скажет?       — Думаю, он и сам не замечает, что так очевидно влюблён, — мягко улыбается Чон. — Вопрос только в том, как это случилось? Разве они двое общались хоть как-то вне класса? Я не припомню такого.       — Пару раз летом этот говнюк динамил меня, говоря, что ему нужно встретиться с девушкой. Ким похож на девчонку? — и Чонгук смеётся негромко, а Мин, вскинув подведённые коричневым карандашом брови, только лишь продолжает: — Как думаешь, кто из них кому суёт?       — Ты ужасен. Я вообще не уверен, что они встречаются за пределами чиминовой головы. Мы даже не можем утверждать, что и там они тоже вовсю ходят в кино и всякое такое... чем вообще занимаются парочки?       — И всё же? — на лице Юнги появляется шкодливое выражение. — Вот начнут они встречаться, кто будет сверху? Ты уверен, что наш Чимин вообще сможет взять в рот что-то продолговатое, кроме сигареты?       — Напоминаю, что в мае мы спорили, кто круче заглотит банан.       — Вот! Абсолютно гейский челлендж, тебе не кажется, а? — и руки потирает, как злодей из мультфильма. — И, помнится мне, у него был хороший результат.       — Юнги.       — Что?       — Это ты предложил это соревнование, — напоминает Чонгук.       — Возможно, — невозмутимо соглашается Мин.       — Юнги...       — Да?       — Ты победил тогда. Ты заглотил весь банан целиком, — замечает Чонгук.       — Это детали.       — А, по-моему, это показатель того, что ты тоже гей. Ну, по твоей логике.       — Неправда, — хмыкает Мин. — Я би.       — Вот видишь! — восклицает Чон. А потом, правда, доходит, и дальнейшее срывается с губ без намёка на хоть какой-то вопрос: — Стоп, что. Когда. В смысле.       — Я не говорил? — вскинув брови, лучший друг падает на стул ближе к окну.       — Нет?! — громким шёпотом восклицает Чонгук, садясь рядом.       — Забыл, наверное. Ладно, окей, давай начнём сначала? Привет, меня зовут Мин Юнги, мне девятнадцать и я люблю члены.       — Как давно? — с пустой головой интересуется Чонгук, неосознанно скользя взглядом по новому учителю: тот, улыбаясь широко и с ноткой хитринки, что-то говорит Чхве Минсу. Красивый. Пиздец, какой красивый, на самом-то деле. Но мычание лучшего друга заставляет его-таки повернуть голову, чтобы заметить, что тот, приоткрыв задумчиво рот, оттягивает нижнюю губу указательным пальцем, словно пытаясь вспомнить верный ответ на поставленный минуту назад вопрос.       — С июня? Да, думаю, так, — наконец, отвечает Мин достаточно громко и пользуясь тем, что его, кроме Чонгука никто не услышит: основная масса одноклассников, преимущественно — девочек, столпилась возле Чимина, яро интересуясь, как тот провёл лето и явно смущая таким повышенным вниманием сидящего рядом Намджуна, а другая разбилась по своим группкам, весело болтая о перспективах на год. Они двое — не самые популярные ученики в классе, что факт, и по этой причине Чонгук уверен, что никто не подслушает их разговор прямо сейчас, и даже не скрывает своего удивления. — Я попробовал переспать с парнем и мне понравилось. Вот, как-то так, ничего особенного.       — Что за парень? Я его знаю? — немедленно интересуется Чон, впиваясь взглядом в лицо лучшего друга. Юнги скуп на проявление эмоций: они втроем дружат с тринадцати лет, ещё со времён средней школы, и никогда доселе никому не удавалось увидеть, что их внешне безразличный ко всему друг, например, плачет, или же потерян в сложной ситуации — напротив, Мин всегда был тем самым, кто сохранял невозмутимость в любые периоды, причём столь колоссальную, что та отдавала равнодушием или даже лёгкой ленцой, и мог выскользнуть из самых щекотливых моментов абсолютно спокойно. Даже когда в прошлом году Чонгук признался им с Чимином, что ему, кажется, нравятся парни и только, Пак отреагировал бурным «вау, чувак, а как ты понял это?!» и устроил допрос с пристрастием, а Юнги же просто пожал плечами и спросил, что в этом должно его удивить, когда на дворе двадцать первый век — век толерантности и терпимости. Вместе с тем, Чон смело может сказать: задушевные разговоры с этим парнем — самые лучшие, потому что тот умеет слушать и всегда даст дельный совет или натолкнёт на верную мысль: Юнги человек абсолютно спокойный, равнодушный местами, что часто задевает Чимина, но при этом очень тёплый и верный, просто достаточно замкнутый, и не каждому дано увидеть эту сторону, как говорит всё тот же Чимин, «размякшего теста». Пак вообще любит вешать на всех вокруг умильные ярлыки или вроде того, поэтому Чонгука в порыве любви называет злобным горошком, а Юнги — тухлой булкой, только себе пока что не придумал определения.       Чонгук любит своих друзей. Они для него, словно вторая семья, нет, они с годами стали частью его родной семьи, взять того же Хосока в пример — он к этим двоим относится так же, как и к своему младшему брату, и поэтому, да, Чон точно уверен, что может с ними поделиться абсолютно любой информацией. Но сейчас, глядя на Юнги и узнавая о нём такую важную вещь (ту самую, из-за которой сам испытывает определённые смущение и неловкость каждый раз, когда открывает вкладку с порно), он не уверен, что это та территория, на которую у него есть право попытки ступить. Они редко обсуждают любовные дела в принципе (на самом деле, кажется, что это всё из-за того, что никто из них до своих девятнадцати всерьёз не был влюблён или влюблён так, чтобы осознавать это), поэтому вопрос ориентации Чонгука встал очень внезапно и остро в компании, однако принялся... нормально. И теперь он, кажется, понимает, почему: взглянув на Чимина, который игнорирует все писки девчонок в свой адрес, глядя только лишь на президента студсовета, переводит взгляд на Юнги, который «попробовал с парнем и ему понравилось» и задаёт свой, возможно, не совсем уместный вопрос.       — Не так уж и важно, разве нет? — мягко улыбнувшись краешками губ, парирует Мин. — В любом случае, ничего серьёзного. Это было один раз, это было очень приятно, но мы не встречаемся... ничего... такого, — и он делает неопределённый взмах рукой, чтобы после пожать плечами. — Он... взрослый. Уверен, что для него это был просто опыт, потому что мы больше не поднимали эту тему. Не ходили на свидания и не целовались. Просто секс. Один раз.       — Опыт?       — Ага. Ну... — и — боже! — Чонгук видит, как кровь топит широкие бледные скулы, перед тем, как Юнги рот открывает, чтобы вытолкнуть нехотя: — Просто опыт по лишению кого-то анальной девственности, я хочу сказать.       — О... так ты... — и Чон давится собственным смущением, отгоняя от внутреннего взора картинку худого угловатого Юнги с растрёпанными светлыми волосами и приоткрытым ртом, лежащего голой спиной на простынях и задыхающегося от удовольствия, которое ему дарует чужой член внутри. Картинка горячая. Вот дерьмо.       — Ага, — настоящий Юнги, что сейчас сидит рядом, смущённо покашливая, в этой своей мятой белой рубашке, выглядит очень сконфуженным: краска смущения на его бледной, почти белой коже, видится крайне отчётливо, и разговор выходит ужасно неловким — Чонгуку надо что-то сказать, но он не очень уверен, что именно, потому что не ожидал сейчас услышать откровенность подобного рода, ну, не перед первым уроком в новом учебном году и с новым классным руководителем, с которым они случайно пересеклись на улице прошлой зимой и чей рисунок до сих пор хранится в закончившемся скетчбуке на книжной полке в комнате.       И больше Чонгук не успевает сказать ничего, да и не очень уверен, что именно хочет услышать — звенит звонок на урок, и все одноклассники спешно рассаживаются по своим местам, обращая всё внимание на нового преподавателя. В голове до странного пусто — не самый лучший настрой для нового учебного года, но, чёрт, не каждый день узнаёшь, что твой лучший друг пробовал то, что ты тоже... хочешь. Очень, да. В любом случае, они, наверное, поговорят об этом после? Юнги поделится эмоциями, опытом, ошибками, переживаниями и всяким таким, расскажет, как это вообще, а дальше...       А дальше все мысли вылетают из его головы разом, потому что новый преподаватель встаёт, приятно улыбаясь им всем, и Чон отмечает высокий рост и то, как красиво сочетаются светло-русые волосы с медовым оттенком кожи, и, да, как потрясающе ему идёт серый костюм.       — Доброе утро, дорогие ученики, — и голос, низкий, бархатистый, грудной, с лёгким растяжением гласных, прибивает задницу к стулу: даже Юнги смотрит на нового классного с удивлением и интересом, что уж говорить о Чонгуке, у которого почему-то в груди поднимаются целые вихри. — Поздравляю вас всех с началом нового, а также чрезвычайно важного последнего учебного года. Каждому из вас предстоит сделать сложный выбор, который будет являться основополагающим на долгие годы, а, может, кто знает, и на всю дальнейшую жизнь, — он держится абсолютно расслабленно, кажется, совершенно не нервничает, а красивые губы изогнуты в приятной улыбке. Располагает. Его хочется слушать. Чёрт возьми. — И я рад помочь каждому из вас на этой финишной прямой в качестве нового классного руководителя. Меня зовут Ким Тэхён-ним, я преподаватель родной и зарубежной литературы, несколько удивлённый тому, что после выпуска мне сразу же поручили вести класс, да ещё и выпускной. Но я надеюсь, что мы с вами совместно проделаем очень хорошую и кропотливую работу, и никаких недомолвок и обид у нас не останется. Давайте же хорошо поработаем вместе! — и, улыбнувшись пошире, слегка кланяется, глядя на каждого сразу и будто ни на кого в целом.       — Пиздец он, — шепчет Юнги едва слышно, не отрывая взгляда от классного. — Какой-то краш, получается.       — Мне кажется, у меня совершенно по-гейски стоит, — шепчет Чонгук в ответ, наблюдая за тем, как Тэхён-ним пишет на доске свои фамилию с именем. — Я реально боюсь вставать из-за стола, чувак, что делать?       — Мне кажется, ещё немного — и мы все тут захлебнёмся, — хмыкает Мин.       — Почему?       — Посмотри на девчонок, — и Чон, развернувшись, не удивляется: все одноклассницы как одна сейчас — замершие, чёрт возьми, статуи, которые не могут оторвать взглядов от приталенного пиджака на гибкой стройной спине нового препода. Да что уж там — Чонгук их в данный момент очень хорошо понимает, потому что и сам смотрит туда же, всеми силами стараясь не опускать взгляда вниз. — Нас сейчас затопит фонтанами женской секреции.       — Фу, блять.       — У него классная жопа.       — Ты не помогаешь.       — Констатирую факты. Интересно, как обстоят дела с другой стороны.       — Юнги, ты ужасен.       — Предпочитаю называть себя юным исследователем, и что ты мне сделаешь, — хмыкает Мин, вздыхая, а потом качает головой и открывает тетрадь: — Ладно, вижу, ты заинтересован. Влюбишься в препода, как в дерьмовой дораме?       — Что за глупости, — бормочет Чонгук, записывая имя этого, чёрт возьми, бога. — Не собираюсь я ни в кого влюбляться, я...       — Ты обязан сделать это, — неожиданно серьёзно сообщает ему его лучший друг.       — Что? Почему? — моргает глазами Чон.       — Потому что ты будешь обязан его очаровать, чувак, — покусывает губы Юнги, чтоб не заржать. — И замутить с ним. И затащить в постель.       — У тебя сегодня очень тупые шутки, ты в курсе?       — У меня есть целых две причины для того, чтобы ты сделал это.       — И какие?       — Во-первых, потому что ты из нас троих остался неёбаным, — загибает Мин длинные узловатые пальцы. — И, во-вторых, я не шутил, когда хотел знать, что у него по размерам в штанах.       — Ты!..       — Ребята, я, конечно, всё понимаю: новый учебный год, впечатления, страхи, — перебивает их всё тот же охренительный голос, и Чонгук с Юнги вздрагивают, переводя взгляд на Тэхён-нима, который от кафедры у доски смотрит на них прямо в упор. — Но могу ли я попросить вас двоих обсудить это во время перерыва, идёт? Мне сейчас нужно рассказать классу про подготовительные занятия, самоподготовку, спецкурсы от школы по выбранным профилям и день открытых дверей университетов. Мне бы не хотелось, чтобы вы пропустили что-то для себя важное.       И лучше б наорал, чем смотрел так мягко и с лёгкой ноткой расстройства, честное слово: Чон чувствует, как от прямого контакта с тёплыми глазами тёмно-карего цвета в обрамлении густых длинных ресниц ему становится дурно на физическом уровне, а скулы кровью затапливает — не может даже извиниться, чёрт побери, только смотрит на чистый бумажный лист перед собой, ощущая острое разочарования от факта того, что первое впечатление Тэхён-нима о нём теперь не самое лучшее.       — Мы просим прощения, Ким-сонсэнним, — спокойно произносит Юнги. — Больше не повторится.       — Вот и славно, — Чонгук не смотрит, но слышит улыбку в этом нереальном голосе. — Итак, ребята, давайте, в качестве разогрева, расскажу вам о часах, отведённых на самоподготовку.       Это будет очень сложный год, понимает Чонгук, скользя взглядом ниже и видя, как всё-таки недвусмысленно топорщится ширинка школьных брюк.       Очень.