Draw with me

      — Возможно, если мне нравится парень, то я гей, да? Гей? В смысле, прям гей?       — Да, похоже на то.       — Я имею в виду, прям гей?       — Нет, как вариант, ты можешь быть би. Всё зависит от того, что тебя возбуждает и обычно привлекает в романтическом смысле.       — Эм, ну... возможно, это парни?       — Как долго тебя возбуждают парни? И как давно не возбуждают девчонки?       — А кто сказал, что меня когда-то возбуждали девчонки?       Юнги и Чонгук, сидя в столовой, переглядываются между собой, услышав этот вопрос. Чимин же, который в единичном количестве сидит прямо напротив, отделимый от них пластиковой поверхностью стола с закосом под дерево, сохраняет невозмутимое выражение лица, а потом просто пожимает плечами и говорит:       — Возможно, этим летом я врал вам, когда говорил о том, что я иду на свидание с девушкой. На самом деле, я просто ходил гулять с президентом студсовета, в которого... — и, делано широко улыбнувшись, разводит руками. — В которого как-то хуёвенько получилось, потому что, кажется, он-таки как раз по девчонкам.       — Мы можем это выяснить, — говорит Юнги.       — О, нет, чувак, я тебя знаю, — осаживает Чонгук одного из своих лучших друзей. — Ты просто подойдёшь к нему и скажешь что-то вроде «Эй, бро, не хотел бы ты как-нибудь, чтобы тебе в жопу засунули член?».       — А что такого? Член в жопе — это приятно, если уметь им правильно пользоваться, — и Мин даже дует губы, чёрт возьми, этот парень реально собирался сделать именно так, как и озвучил Чонгук.       — Не говори, что... — начинает Чимин, широко раскрыв свои глазки. — Не говори, чувак, что ты знаешь, каково это — когда в твою задницу что-то засунули! — это он воклицает... достаточно громко. Ровно настолько, что две проходящие мимо девчонки поворачивают в их стороны головы, окидывая взглядами их столик, и лицо Юнги превращается в маску — по этой причине Пак говорит тихое «упс» и продолжает уже совсем-совсем тихо: — Ты трахался с парнем, а нам не сказал?       — Ну, я в курсе, — спокойно замечает Чон, и, да, это он зря, потому что на лице их третьего друга нарисовывается смертельная обида, и виновник на это только вздыхает, позволяя Чонгуку продолжать за него: — Во-первых, я сам только вчера узнал, во-вторых, может быть, ты бы узнал это раньше, если бы не торчал с Намджуном всё лето! Пиздец, приплыли, а ведь Юнги реально думал, что у тебя появилась девчонка!       — С членом, — хмыкает тот, потягивая сок через соломинку.       — С членом, — не спорит Чонгук. — И только в твоих мечтах, чувак.       Чимин глаза закатывает, а потом вздыхает и упирается нечитаемым взглядом в Юнги, губу закусив и словно желая что-то спросить, но не решаясь: Мин на это отвечает другу тяжёлым предупреждающим взглядом, и Чонгук... решает не лезть, потому что немой контакт между этими двумя, конечно, немного обижает его, но у него достаточно опыта, чтоб понимать — не всё в этом мире обязательно должно быть известным, а также лично ему не стоит знать что-то для своего же спокойствия. Захотят — расскажут, поделятся. Не захотят — тоже их право.       Куда важнее — грядущий урок литературы. Он не уверен, что сил на то, чтобы выдержать его абсолютно спокойно, ему хватит, потому что Ким-сонсэнним... горячий, блять, вот какой, а ещё Чонгука, кажется, совершенно не помнит и... это нормально. Во-первых, потому что тогда он не будет делать ему втык за курение, во-вторых, потому что в этом нет ничего страшного или же удивительного: не Чонгук, далеко не Чонгук здесь является охуенно красивым парнем, чтобы посмотреть на которого люди головы готовы свернуть, потому что...       Вот знаете, есть люди, которых даже словом «красивый» стыдно назвать, потому что это будет слишком мелко для описания такой обворожительной внешности.       Вот это про Ким-сонсэннима, по которому у Чонгука почему-то ноги мелко дрожат и в коленках слабеют, когда они подходят к классу и он слышит низкий бархатный голос: Тэхён явно с кем-то беседует, и почему-то Чон замирает в неуверенности перед самой дверью.       — Краш, — резюмирует Чимин.       — Краш, — соглашается Юнги, — и, фыркнув, открывает дверь и толкает их общего друга внутрь, ровно, блять, так, чтобы он налетел на учителя, который стоял недалеко от неё.       Тэхён... выше. А ещё от него вкусно пахнет: чем-то тяжеловатым, но цитрусовым с древесными нотками, а ещё у него сильные пальцы. Чонгук это чувствует, потому что с реакцией у учителя проблем тоже нет — хватает, придерживает за руки, а потом, опустив взгляд (ресницы, Господи, они у него, как у девчонки, только без всякой туши), мягко улыбается и произносит:       — Осторожнее, Чонгук, ты так себе что-нибудь точно сломаешь, — и отпускает, а Чон едва что не падает, просто от удивления, что новому преподавателю хватило только лишь дня, чтобы... запомнить.       В этом нет ничего особенного, думает он, извинившись и кивнув для достоверности перед тем, как оттащить задницу за свою парту и пропустить ухмыляющегося Юнги к окну.       — Ты запал, бро, — говорит тот, садясь.       Чонгук поворачивает голову в сторону Ким-сонсэннима, который тщательно стирает с доски старые записи. Сегодня на нём чёрный пиджак, который стройнит ещё больше, и брюки, которые слегка обтягивают крепкие бёдра.       И задница, да.       У Ким-сонсэннима нереальная задница: возможно, Чонгук сдался и теперь открыто на неё залипает, потому что как можно не. И пахнет от него, как сейчас выяснилось, тоже прекрасно, влекуще, и, чёрт, да, Чон Чонгук, ты такой гей прямо сейчас, что это уже слегка невыносимо: надо же было девятнадцать лет жить спокойно, а на выпуске вляпаться в такое чувство, как влюблённость в кого-то, да ещё и, чёрт, в препода.       — Пиздец как, чувак, — шёпотом произносит Чонгук, когда звонок уже прозвенел, а Тэхён-ним повернулся к классу, снимая свой блядский пиджак и оставаясь в приталенном чёрном жилете и белой рубашке, рукава которой закатывает до локтей перед тем, как хлопнуть в ладоши и сказать своё: «Доброго дня, класс, и сегодня у нас по программе — классика английской трагедии», широко улыбаясь и скользя взглядом по ученикам и... останавливаясь на Чонгуке внезапно — а у того всё внутри обрывается.       — Чон, расскажешь нам, кто написал «Ромео и Джульетту»? — мягко и внезапно предлагает Тэхён.       А Чонгук забывает, что такое внятная речь от такого открытого прямого контакта, особенно, в тот самый момент, когда на него все оборачиваются: всё, на что он может смотреть со своей пустотой в голове — это учитель, и даже не чувствует тычков Юнги в локоть.       — Чувак, ты прикалываешься? Ты читал эту трагедию в июле! Почему ты молчишь? — его голос достаточно громкий, чтобы в тишине было слышно.       Впрочем, не Чонгуку. Всё, что слышит Чонгук — это биение своего дурацкого сердца в тот самый момент, когда Тэхён вскидывает брови в удивлении, а потом его нереальные губы приходят в движение, чтобы вытолкнуть своё:       — Чонгук, ты в порядке? Может, нехорошо себя чувствуешь?       Если быть откровенным, то совсем не в порядке. И, да, ему, возможно, нехорошо, но это не та проблема, которую может разрешить школьная медсестра. Ладно, окей, возможно, если сейчас он не возьмёт себя в руки, у него сердце нахер откажет — но это другая история.       — Я... в порядке, Ким-сонсэнним... — вяло шевеля языком, произносит. — Уильям Шекспир написал «Ромео и Джульетту», в конце тысяча пятисотых. Я читал эту книгу этим летом, и меня заинтересовала история её написания.       — О, правда? — и, сверкнув острой улыбкой, Тэхён присаживается на край своего стола. — Может быть, поделишься с классом? — но, склонив к плечу голову и видя замешательство на чужом лице, озорно улыбается и игриво подмигивает: — Ладно-ладно, не буду мучить тебя. Итак, дети, сегодня мы действительно будем проходить одну из наиболее известных трагедий Шекспира...       ...— Он подмигнул тебе, — говорит Чимин, сидя на скамейке в коридоре во время большой перемены.       — Подмигнул, чувак, — поясняет Юнги голосом по другую руку.       — Как ты не сдох? — интересуется Пак. — Типа, когда тебе подмигивает такой парень, ты не можешь быть в порядке потом. Это же очевидно!       — А кто сказал, что я не мёртв внутри, — бесцветно произносит Чонгук, слепо глядя в стену напротив.       — Мы его потеряли? — интересуется Чимин.       — Определённо, — вздыхает Мин. — Пиздец, чувак, ты влюбился в учителя. Но, ладно, я не могу тебя осуждать, не будь моё сердце занято, я бы тоже влюбился.       — Ты влюблён в кого-то? — мгновенно оживает Чонгук. — Что я ещё о тебе не знаю? Может, у тебя ещё и ребёнок есть?       — Трое, — спокойно отвечает Юнги, глядя ему в глаза совершенно прохладно и даже, можно сказать, отстранённо. — Помнишь Чхве Соён, которая в итоге перешла на домашнее обучение в прошлом году? Как думаешь, почему? Правильно: нашему младшему нужен особый подход.       — Чувак, ты... — начинает было Чонгук говорить ему всё, что вообще думает о своих друзьях, а особенно — об этом, конкретном, который обладает талантом стебать без единого признака шутки на скуластом лице, но не успевает закончить свою тираду, потому что, во-первых, Чимин сдавленно ойкает. Во-вторых, глаза Юнги расширяются, глядя куда-то вбок. И, в-третьих, Чонгук ощущает, пусть и не видит пока. Запах тяжеловатый, но цитрусовый с древесными нотками — это приятно, а ещё хорошо гармонирует с тем, кто пользуется этим парфюмом.       О, Боже.       — Чонгук, прости, что отвлекаю тебя, но можно попросить тебя на следующей перемене подойти ко мне в учительский сектор на разговор тет-а-тет? — интересуется Ким-сонсэнним, глядя на него сверху вниз, а Чон ловит себя на мысли, что когда он сидит, его лицо находится на уровне этого невыносимого паха, и, чёрт возьми, он должен думать совсем не об этом сейчас, разве не так?       — Да, конечно, учитель, — произносит он, блея, как козлик, и чувствуя, как с лица сходит краска. — Я подойду, да. Мне... мне стоит бояться? — и робко смотрит из-под ресниц, и, нет, не хотел, чтобы это выглядело так, будто он флиртует, но это... похоже. Очень похоже и, наверное, именно по этой причине Тэхён-ним немного меняется в лице, быстро моргая, а потом, несколько смущённо откашлявшись, говорит своё:       — Что? Нет, вовсе нет. Расслабься, Чонгук, я не буду ругать тебя или что-то вроде того. Мне просто нужно уточнить пару нюансов о тебе... в качестве твоего нового классного руководителя, конечно же, — и, дождавшись смущённого кивка, улыбается шире: — Отлично. Хорошего дня, ребята.       — «В качестве твоего нового классного руководителя, конечно же», — незамедлительно передразнивает Чимин сразу же, как только Ким-сонсэнним отходит на достаточное расстояние, чтобы их не было слышно. — Знаешь, как это выглядело, чувак?       — Как будто он растерялся и решил добавить палящее его уточнение, — хмыкает Юнги. — С другой стороны, у меня бы тоже встал член, если бы наш малыш Чонгук на меня так посмотрел.       — Блин, да как я на него смотрел-то?! — возмущается Чон, чувствуя блядский стыд из-за сложившейся ситуации. И из-за сердечка. Определённо, из-за него тоже: оно так бьётся, дурацкое, что скоро грудную клетку сломает.       — Как типичная главная героиня хентая, только у тебя в данном случае, скорее, какой-то недоделанный сётакон*, — хмыкает Чимин.       — Я смотрю, ты разбираешься, — немедленно язвит Мин.       — Я люблю члены и эксперименты, тем более, что это просто картинка, — невозмутимо отвечает Пак.       — Ты такой отвратительный.       — Чувак, это не кинк, это интерес, ясно? Ещё скажи мне, что ты ни разу в своей жизни не открывал стрёмное порно с целью тупо позырить, что в мире бывает!       — Я серьёзно пофлиртовал с ним, — почти беззвучно произносит Чонгук, сводя всю перепалку этих двоих на абсолютное «нет». — Я пофлиртовал с учителем.       — И он это понял, — выражает поддержку Чимин.       — И тебе ещё встречаться с ним на следующей перемене, — с удовлетворённой улыбкой замечает Юнги. — Как там было? На разговор тет-а-тет.       — Я бы на твоём месте умер ещё до начала геометрии, бро, — сочувственно хлопает Пак по плечу своего непутёвого друга.       — А кто сказал, что я не мёртв внутри, — бесцветно произносит Чонгук, снова слепо глядя в стену напротив.       Он уже говорил, что этот год будет сложным?       Забудьте.       Этот год будет ну просто пиздец.