Draw with me

      Чонгуку тепло и чертовски волнительно. Это всё, что он может понять своим заторможенным мозгом в данный момент, который парализовало фактом того, что перед ним, прямо здесь и сейчас, сидит Ким Тэхён со своими нереально длинными пальцами, открытым лбом и озорной широкой улыбкой; за окном сегодня довольно прохладно, но это приятный момент, поскольку рядом с хёном, как ему кажется, будет тепло в любую погоду — настолько сильно он греет своим ослепительным образом.       — Ты чего словно в рот воды набрал? — интересуется Ким, тихо посмеиваясь.       — Мне непривычно видеть тебя... таким, вот и всё, — и, действительно: сегодня вместо привычных брюк и рубашек Тэхён предстал глазам в зауженных джинсах, кремовом пальто, чёрных конверсах и широком коричневом свитере с высоким воротом — и просто, и элегантно. Хотя, таким, как Тэхён, кажется, всё идёт. Таким — это потрясающим, в смысле, он же весь — чистый восторг, его концентрация, и чувства Чонгука к нему сейчас такие поразительно искренние, что он даже нарисовал их в образе чистого ледяного ручья, по берегам которого распускаются огромные акварельные цветы: они жёлтые, синие, голубые, розовые и фиолетовые, яркие, нежные, никем не тронутые, пока ещё бесстрашные и не растоптанные. Вот и Чонгук сейчас, он точно такой же: к нему хочет ближе, так, чтоб обжёг, так, чтоб пеплом рассыпаться — его от Тэхёна мелко-мелко трясёт, а когда Ким дарует ему одну из своих ярких широких улыбок прямо сейчас, таких тёплых и нежных, сердце в груди очередной кульбит делает, чтобы сильно-сильно забиться, когда Чон замечает, что чужие смуглые скулы топит смущением.       — И как? — хрипловато интересуется учитель литературы, пряча неловкость в большой кружке с кофе. — Тебе нравится?       — Ты будешь нравиться мне любым, знаешь ли.       — Даже голым? — ох, вау. И уже Чонгук, чувствуя, как щёки горят, к окну отворачивается, глядя на прохожих, что куда-то бесконечно спешат в большом городе, не обращая внимания на то, что происходит вокруг.       — Голым, думаю, будешь особенно нравиться. Но пока я могу только лишь представлять это, к слову, — и Тэхён смеётся негромко, когда это слышит, а потом делает что-то, что выходит за рамки приличного: протянув руку, мягко оглаживает кисть Чонгука своим большим пальцем, привлекая внимание и добиваясь успеха — вздрогнув, Чон смотрит почти что испуганно в эти глаза удивительные.       Чувств очень много. Как их выражать — ясно не до конца. Но одно точно знает: каждое из них безумно приятное, в них хочется попеременно то ли плавиться, то ли просто лениво так нежиться, свернувшись клубочком.       — Хей, Ку, — и тот брови вскидывает, вслушиваясь в пониженный голос своего преподавателя. — Я хочу тебе что-то сказать.       — Что?       — Ты мне нравишься. Сильно, — и это звучит так просто и так по-тёплому искренне, что Чон слегка задыхается. Потому что как такой, как он, может нравиться такому невероятному молодому мужчине, скажите? Это же глупость, так не бывает: Тэхён уже совсем-совсем взрослый, а Чонгук лишь ученик, который не знает, чего хочет в дальнейшем. Но это спокойствие, этот мерный блеск карих глаз внушают уверенность: Тэхён сейчас действительно искренен, поэтому и сказал то, что сказал — просто не умеет иначе. Быть может, достаточно взрослый и зрелый, чтобы заниматься такой глупостью, как недомолвка, чёрт его знает. Но тахикардию это знание не отменяет совсем, разумеется.       — Сильно? — хрипло и тупо повторяет Чонгук. — Действительно сильно?       — Я потерял себя, и я не тут. Ромео нет, Ромео не найдут*, — хмыкает Тэхён, сжимая его ладонь своими длинными пальцами, и дурацкий орган в грудной клетке его ученика сейчас настолько бьётся в неистовстве, что, кажется, пульсацию можно сквозь фаланги прочувствовать.       Господи, боже, Чонгук так сильно влюблён. Нельзя так влюбляться, растворяться в другом человеке, всю свою жизнь смыкая на нём одном, но он, кажется, по-другому не умеет совсем — всего себя бросает к ногам одного Ким Тэхёна, сердце достаёт из груди и в чужие руки вкладывает с глупым «делай, что хочешь», потому что, кажется, это тот случай, когда он примет всё. Любой исход, любое решение, что от него не зависит, потому что, ну...       Ким Тэхён? Вы его вообще видели? К нему нельзя равнодушным остаться, как бы ты ни старался. И у Чонгука действительно сейчас его латте без добавок поперёк горла встаёт, потому что:       — Ку, хочешь прогуляться немного?       — Да, было бы здорово. Скоро погода окончательно испортится, поэтому... да. Давай прогуляемся. Сколько с меня?       — Я оплачу, — и снова в душу смотрит своим взглядом пронзающим.       — Нет, подожди, это так не работает.       — Оплачу, Чон Чонгук, позволь мне о тебе позаботиться, — и, когда официант отходит от них с переносным терминалом, Тэхён опять ему широко-широко улыбается с нежностью. У него улыбка такая красивая, Чонгук бы вечность её рисовал, дайте лишь время, потому что поводов у него — великое множество.       Выйдя из кафе, они идут прямо по улице — Чонгук подчиняется старшему, позволяя вести себя, куда тому только захочется — и, разумеется, держат дистанцию: ровно такую, чтобы кто-то не подумал не то, что, на самом-то деле, кажется, правда. Они оба геи. И они... на свидании.       — Как твоя мама?       — Не знаю, — и Тэхён пожимает плечами. — Мы не общались с того самого дня, как... ну, ты понимаешь.       — Да, — опустив голову, Чон пинает камушек носком своего видавшего виды кроссовка. — Мне жаль, хён, что так получилось.       — Всё в порядке, Ку, я был готов к этому: наши отношения последние лет пять не были самыми тёплыми, и с подросткового возраста я готовил себя к тому, что она меня не поймёт и не примет, — вид у парня, который ему до одури нравится, очень... расслабленный. Будто ему правда плевать, но ведь так не бывает: в любом случае, Чонгук не будет лезть без спроса туда, куда не приглашали — это дела Тэхёна и его собственной матери, дела семьи Ким, а не мальчика из класса, где один из её членов является руководителем на единственный год. — Ты загрустил. Что случилось? — и вид у хёна становится крайне взволнованным, когда они сворачивают в какой-то тихий-тихий сквер, совсем неприметный, и тут... всё по-другому. Вокруг зелень густая, пустые беседки, цветы ещё своё не отжили и, самое важное — тишина, будто бы они не в центре огромного города, а...       Чонгук боится говорить «в их собственном мире», но это то самое место, куда бы ему очень хотелось попасть.       — Мне... просто... грустно немного, — и Тэхён, когда сажает его рядом с собой в одной из беседок, увитых плющом, смотрит серьёзно, даже взволнованно: бедро к бедру, руки в руках своих нежно сжимает и прямо в лицо заглядывает, кажется, беспокоясь всерьёз.       — Почему?       — Это будет звучать глупо, не так, как в моей голове, — и Ким негромко смеётся:       — А в голове звучит мудро?       — Вполне, — и Чонгук шлёт ему одну из своих коронных нервных улыбок. — Я бы сказал, что даже самоотверженно. Но это не та вещь, которую я рискну сказать вслух.       — Эй, ты уже начал! Ты не можешь так со мной поступать! — и Тэхён губы надувает в притворной обиде. Боже, кто из них тут всё ещё маленький тупой ученик, а кто — взрослый и состоявшийся препод, по которому сохнут все представительницы старшей школы и один Чон Чонгук из выпускного класса? Однако думать о том, что такой мужчина сидит сейчас с ним, а не гуляет с кем-то из них, очень приятно. И льстит, когда Ким без всякой робости начинает щекотать ему рёбра, чтоб, услышав смех и псевдовозмущённое «хватит!», рассмеяться и дополнить очень легко: — Давай, Ку, расскажи папочке, что тебя расстроило, а?       Пауза. Тэхён, сморгнув, смущённо откашливается, чтобы глаза отвести, упереться взглядом в хитросплетение листьев, что закрывают их от всех вокруг, словно занавесь, и сжать его руки сильнее в неловкости, а Чонгуку внезапно смешно. Его большой крутой хён, такой обходительный и обстоятельный, очень сконфужен собственным неожиданным выпадом прямо сейчас, и, чёрт, да, это может быть странным, но... выглядит очень и очень. Горячо, возбуждающе — как угодно можно подумать, но это оброненное «папочка» Чон прокручивает в своей голове несколько раз перед тем, как широко улыбнуться, протянуть руку и смешно коснуться костяшками фаланг чужой смуглой скулы. И Тэхён вздрагивает, но всё также не смотрит, а это значит, что не одного «детку» Ку кроет по-подростковому буйно прямо сейчас.       Окей.       Ладно, Чонгук, ты можешь это сделать. Раз плюнуть. Смотри, какой он перед тобой прямо сейчас: уязвлённый, смущённый, сам от себя не ожидал такого, что очевидно.       Вчера — твой учитель, сегодня — твой папочка. Звучит превосходно, не так ли? А что, если ты сейчас слегка поднажмёшь и перевернёшь ситуацию? Скажем, чтобы до определённого времени дня он твой препод, а вечером ты просишь его хорошо о тебе позаботиться и быть осторожнее, потому что у тебя ещё мало опыта в этом, тебе всё ещё сложно...принять целиком?       Блять.       Блять.       Окей, давай, Чон Чонгук. Дерзай, Чон Чонгук.       — Эй, хён, — щёки горят, но когда Тэхён на него оборачивается, широкая улыбка растягивает губы того, кто сейчас... сделает что-то, возможно, не очень хорошее? Но хочется. Хочется. Хочется. И, улыбаясь невинно, по-детски, Чон продолжает, глядя ему прямо в глаза: — Хорошо, я расскажу. Только если мой папочка... поцелует меня?       Вдох. Выдох. Тот тягучий момент, когда Тэхён смотрит ему прямо в глаза, словно не веря, что его игру поддержали, затем негромко, хрипло и низко смеётся, а его лицо так близко, что Чон ощущает отдушку с привкусом кофе на своих искусанных от нервов губах... кажется поистине бесконечным, без шуток.       Он не целовался ни разу. Его первый, может быть, будет... с этим потрясающим человеком, если, конечно же, тот захочет, да? Захочет же? Они же... они же друг другу нравятся, так?       Поцелуй свою детку, Тэхён-а. Посмотри, как она этого хочет.       — Хочешь, чтобы я это сделал, а, Ку? — улыбается Ким, становясь похожим на хитрого лиса.       — Только если ты сам этого хочешь, — едва слышно произносит Чонгук, а про себя молится, чтобы да, только да, иначе это будет позор. Провал. Чёрт.       — Ну, раз так... — и хён пальцы свои невозможные пальцы путает в отросших тёмных прядях волос своего... кого? Кто они друг другу сейчас? Но, наверное, совершенно неважно, когда его голос становится ещё более хриплым, более низким, рокочущим, возбуждающим, господи. — Тогда иди сюда, Чонгук-а.       И Чонгук «идёт». Подаётся вперёд, испуганно рот приоткрыв, но лишь для того, чтобы позволить чужим губам накрыть его собственные, а длинным пальцам нежно сжать волосы, слегка оттягивая, что совершенно не больно: напротив, приятно до одури, будоражит, кровь по венам разгоняет с утроенной скоростью. Губы Тэхёна сухие, мягкие, тёплые, до ужаса ласковые, медленно-медленно к его губам прижимающиеся, будто изучают, пробуют, а язык, который касается нежного участка чувствительной кожи, напротив — горячий и влажный. Чонгуку думается на один страшный момент, что он просто умрёт от разрыва сердца прямо в эту минуту, но понимает достаточно быстро: ему не дадут этого сделать — если и начнёт осыпаться, то эти сильные руки однозначно удержат, не позволят случиться подобной оплошности.       Когда язык Тэхёна осторожно и бережно проталкивается ему прямо в рот, по позвоночнику сверху вниз словно прошибает электроразрядом, а когда мокро касается его собственного в тесном пространстве, то Чонгук слегка умирает — едва забывает, что нужно глаза прикрыть и, наконец, насладиться процессом. Пальцами, что нежно затылок оглаживают горячей ладонью, что за поясницу мягко придерживает, запахом тяжеловатого, но такого вкусного парфюма Тэхёна — всем абсолютно, потому что... потому что это Тэхён. Им только лишь наслаждаться и в ответ изо всех сил беречь, потому что он достоин того, чтобы никогда не чувствовать себя разбитым или же одиноким. Достоин всех побед и ни одного поражения, достоин заботы, любви, понимания, принятия таким, каким он на самом деле является.       Боже мой, как же влюблён здесь один Чон Чонгук.       Как отчаянно он подаётся навстречу, когда язык Тэхёна становится намного увереннее, касается бережно, но не оставляя ни шанса для какого-либо манёвра — Ким всюду, везде абсолютно, и Чон, нет, маленький испуганный Ку, чувствует себя настолько взволнованным в тот самый момент, когда слышит и чувствует, как Тэхён, не отвлекаясь, выдыхает, прижимаясь теснее, что, не выдержав, тихо постанывает прямо в рот хёну, чтоб мгновенно уловить губами улыбку чужую.       Тэхён улыбается в поцелуй, и не грохнуться в обморок сейчас очень сложно.       Чонгуку нужно так мало, чтобы возбудиться, если быть откровенным. Ему всё ещё девятнадцать, а у него всё происходит впервые, голова — абсолютно пустая, и когда он ощущает на своём паху мягкий горячий нажим пальцев, что только что были на пояснице, ему очень приятно. Он в этот поцелуй всхлипывает, бёдрами толкается вверх, и шёпот с полуприкрытыми ресницами, который врывается в миллиметры между их ртами, что шелестит своё «тише, детка, не будь таким громким здесь, ладно?», успокоиться не помогает. Не помогает, потому что:       — Мы же оба взрослые, верно? — хрипло задаёт вопрос Тэхён прямо на ушко, прикусив для остроты ощущений нежную раковину, а длинные пальцы очерчивают контур чонгуковой эрекции сквозь дурацкие джинсы, зачем они вообще нужны, на кой хрен он надел их, он должен был прийти голым на это свидание, тогда бы ему вообще ничто не мешало.       — Д-да?.. — заикаясь, шепчет Чонгук.       — Мы же оба всё понимаем, ведь так? — и поцелуями Ким спускается вниз, прямо к ключицам, оттянув его широкий ворот толстовки.       Чонгук сейчас сдохнет. Прям здесь отдаст богу душу, и ничто его не спасёт.       — Возможно?.. — слегка задыхаясь, неуверенно мямлит, не забывая, впрочем, ненавязчиво потираться о чужую ладонь.       — Я могу сделать это? — и Тэхён кусает прямо за косточку.       — «Это» что? — почему он снаружи всё ещё жив, если внутри, по факту, давно уже помер, скажите?       — Я хочу сделать тебе минет, Ку. Прямо здесь, потому что знаю, что сюда никто не зайдёт. Тут никогда никого не бывает, не переживай. Я постоянно гуляю здесь, так что...       Господи, никогда Чонгуку ещё не было настолько сложно брать себя в руки, особенно, когда на него смотрят глазами, полными похоти, но это, чёрт возьми, его первый раз, и...       — Нет, — жалобно всхлипывает, чтоб мотнуть головой. — Я не... в том смысле, что я не хочу этого, я правда хочу, но не... так. Это мой первый раз, и я хотел бы, чтобы мне... запомнился этот момент по-другому, хён, я... не готов, — шепчет, зажмурившись. Как же стыдно. И отказывать такому Тэхёну, возбуждённому ровно настолько, что он готов взять в рот его член прямо здесь, в дурацкой беседке, кажется богохульством, ни больше ни меньше.       Но нет — и Чонгук ощущает новое касание нежное: пальцы напоследок сжимают его стояк через грубоватую ткань простых джинсов, а потом отпускают, незамедлительно сгребая в объятия.       — Я понимаю, — Ким, кажется, совсем не расстраивается, а потом мягко в губы целует — простой целомудренный чмок, полный нежности и уважения по отношению к партнёру, и, развернув испуганного ученика к себе спиной, обнимает покрепче, нежно прижимая к груди и заботливо оглаживая тёмные волосы: — Хочешь, сделаем это в другой раз? В более удачном месте, да, Ку? Или вообще не будем, если ты не захочешь. Или начнём с малого, ладно? Как угодно, малыш, я не хочу тебя торопить. Всё будет только так, как тебе захочется. Договорились?       За что он ему достался такой?       — Договорились, — бесшумно шепчет Чонгук, не желая глаза открывать. Приятно. Ужасно приятно просто сидеть и греться в этих руках, пусть на улице даже не холодно.       — Хочешь куда-нибудь пойти?       — Нет, Тэхён-а. Давай просто так посидим? — и чувствует очень отчётливо, как тихим смехом сотрясается грудь, к которой его прижимают.       — Конечно, Ку. И, да...       — Что?       — Близкие зовут меня Тэ.

***

ktaehyung: твой папочка поцеловал тебя, а ты так и не рассказал ему, что крутилось в твоей голове jjkoo: а я надеялся, что ты и не вспомнишь :( jjkoo: ах, черт jjkoo: ладно jjkoo: в общем jjkoo: я хотел сказать, что, ну. больше всего я бы хотел, чтобы ты не чувствовал себя одиноким и всегда широко улыбался. ты это заслуживаешь. правда, заслуживаешь jjkoo: ты невероятный, тэ ktaehyung: может, ты просто влюбился в меня?) Выдох. jjkoo: да       Чонгук поднимает взгляд на собственный стол: очередной портрет Тэхёна гуашью почти что готов. А вот тот, с кого рисуют, вновь долго молчит, и это снова пугает. ktaehyung: я ktaehyung: блять хаха ktaehyung: я когда-нибудь привыкну к тому, что ты очень прямолинеен, ку jjkoo: у меня есть, с кого брать пример ktaehyung: я тоже jjkoo: что «тоже»? ktaehyung: влюблен в тебя ktaehyung: хватило одного только свидания, ты представляешь, ребенок?) jjkoo: не представляю...       Что правда.       Но остаток вечера Чонгук не может перестать улыбаться.