Таймлесс. Pov Гидеон

— Так или иначе, судя по хроникам, цель вашего пребывания на балу была достигнута, — сказал мистер Уитмен первым после моего утреннего устного отчета перед хранителями. Мне пришлось все свалить на Лавинию. Сказать, что она была представлена графу как возможный финансовый покровитель Ложи, в связи с чем он попросил меня сблизиться с ней, но в итоге она оказалась двойным игроком. Я придумал, что Гвендолин пришлось искать меня, пока молодая вдова пыталась соблазнить, и именно поэтому мы оказались наверху. В любом случае, получить осуждающие взгляды хранителей было лучше, чем говорить, что это Гвен убегала от меня весь вечер, тем самым подставляя её перед членами Внутреннего круга. — Ладно, это осталось в прошлом, — сказал Фальк, вставая со своего кресла магистра. — Сегодня важный день. Сейчас отправишься к Люси и Полу, мадам Россини должна была подготовить костюм. Я написал записку, благодаря которой тебя будут сопровождать несколько стражников из Темпла. Джейкоб, ты собрал все необходимое? — обратился он к доктору Уайту. Доктор встал и подошел ко мне. — В моем кабинете лежит небольшой кейс. Помимо прочего там есть два шприца с раствором тиопентала натрия*, если Люси и Пол будут оказывать сопротивление. Я изумленно уставился на доктора. — Вы сейчас серьезно хотите использовать компонент укола смертной казни США? Неверно рассчитанная доза убьет их! — Было отдано предпочтение одному из самых быстродействующих средств. И эти двое сами выбрали свою судьбу, — сказал мистер Уитмен. — Это коллегиальное решение всех двенадцати членов Внутреннего круга, — Фальк тяжело вздохнул. — Спокойно. Я постарался рассчитать дозу максимально аккуратно согласно имеющимся данным о состоянии здоровья беглецов, — возразил мне доктор Уайт, а потом тише добавил, — но постарайся прибегнуть к этой мере только в самом крайнем случае. — У нас сейчас будет еще одно, надеюсь, краткое собрание. Прыгнешь в прошлое сам, по окончании операции «Сапфир и Черный Турмалин» мы тебя встретим. Гвендолин брать с собой запрещено. Это приказ графа. Замыкать круг крови будем в полном составе со всеми хранителями, — сказал Фальк, подошел и обнял меня. — Возьми с собой пистолет снова, — тихо шепнул он мне на ухо, чтобы никто не услышал. — Прошу, возвращайся. Мистер Джордж тоже подошел и обнял меня. — Извини, Гидеон. Я понял вчера, что был не прав насчет тебя и Гвендолин. Только сейчас я заметил, что все были сегодня какие-то подавленные и смотрели так, будто провожали в последний бой. Они действительно верили в то, что Пол и Люси могут причинить мне вред. Мистер Уитмен пожал руку: — Думаю, проблем возникнуть не должно. Ты справишься, Гидеон. — Удачи, — доктор Уайт похлопал меня по спине и тоже быстро прошептал на ухо: — Мне кажется, или граф использует странные и грязные методы в работе Ложи? Я кратко кивнул в ответ, стараясь не вызвать подозрений. Но хранители и так не обращали на меня внимания, отходя обратно к столу, на котором лежали тонкие раскрытые папки с документами. — Что за собрание? — спросил я, хотя знал, что, скорее всего, не получу ответа. — Что-то важное? Это касается миссии? — Мы должны подтвердить кое-какую информацию. Хоть я и написал уже об этом графу вчера, но нам нужно быть уверенными на сто процентов, — Фальк вздохнул и потер переносицу. — Рано или поздно ты узнаешь об этом, если все подтвердится. Я понимал три вещи: от меня явно что-то скрывают; утро, плавно перетекающее в день, выдалось очень, очень странным. Но самое важное: кажется, мне не удастся увидеть Гвен до прыжка, к сожалению. Еще утром я хотел заехать к ней, но Фальк опередил меня с этим намерением, прислав лимузин, который отвез прямиком в Темпл. С другой стороны, сейчас я был даже рад предстоящему прыжку, потому что Пол и Люси были просто обязаны посвятить меня в свои планы, чтобы я знал, как вести себя завтра с Сен-Жерменом. Разобраться мы успеем хоть через год, но для начала нужно пережить визит к графу и не напортачить в очередной раз, чтобы Гвен была в безопасности. Я вышел из зала дракона, направляясь в медицинский кабинет. Через несколько секунд после меня из дверей показался крайне озадаченный мистер Джордж и пошел в противоположную сторону. Я только пожал плечами, ничего не понимая. Отнеся кейс в мужскую костюмерную, я отправился в ателье к мадам Россини. По пути туда, за очередным поворотом, меня чуть не сшиб с ног Марли, который сопровождал Гвендолин. — Доброе утро, Марли, — мимоходом бросил я, пока он, очевидно опаздывая на собрание, неуклюже подпрыгивал на месте. Я широко улыбнулся Гвен, радуясь, что смог увидеть ее до операции. — Привет, Гвенни, как спалось? — влюблённым голосом спросил я. — Что вы до сих пор делаете здесь наверху? Вам давно следовало бы находиться в ателье мадам Россини и переодеваться, — набросился мистер Марли. — У нас сегодня действительно достаточно сложный день, а операция Чёрный Турмалин является основным… — Давайте вы просто пойдёте дальше, Марли, — миролюбиво сказал я. — Я сам приведу Гвенни через несколько минут. А затем уже переоденусь, это займёт совсем немного времени. — У вас нет таких полномо… — начал, было, Марли, но я холодно взглянул на него, сжимая челюсти, отчего пыл рыжеволосого адепта мигом улетучился. — Но вы не должны забывать, что её следует вести с завязанными глазами, — лишь добавил он, затем передал мне чёрную повязку и широкими шагами поспешил прочь. Я не стал ждать, пока Марли исчезнет из поля зрения, а тут же притянул Гвендолин к себе и поцеловал, закрывая глаза прежде, чем наши губы встретились. Боже, я и не думал, что всего одна ночь и утро покажутся мне такими длинными без нее. — Я так по тебе соскучился, — хрипловато прошептал я, переводя дыхание. И это признание относилось не только к последним часам, но и ко всей неделе. — Я по тебе тоже, — опалила мои губы своим дыханием Гвен и обвила руки вокруг моей шеи, страстно целуя в ответ. Что ты делаешь со мной, Гвендолин?! Ну нельзя же вот так потрясающе целоваться, за считанные секунды превращая меня в дикого зверя с инстинктами, выходящими из-под контроля. Одними губами заставляя внизу живота скручиваться тугой узел ещё быстрее, чем вчера вечером, а потом запускать тонкие пальцы в мои волосы, не оставляя мне выбора. Я прижал Гвен к стене, стирая пространство между нами. Помогая слегка приподняться, крепко обнял за талию, чтобы начать целовать не только губы, но и шею. Однако моё желание остановил вовремя раздавшийся грохот, иначе, если бы все продолжилось, рано или поздно я просто затащил Гвен в ближайший кабинет. Мы оторвались друг от друга, и буквально невидящими от возбуждения глазами я посмотрел на пол. Через секунду стало понятно, что со стены свалилась картина. Мы вместе пытались повесить какой-то морской пейзаж на место, пока я старался прийти в себя. Когда это удалось хотя бы отчасти, я сказал: — Я хотел ещё позвонить тебе вчера вечером, но потом подумал, что твоя мама права — тебе срочно нужно выспаться. — Да, это мне было действительно необходимо, — Гвен прислонилась спиной к стене и улыбнулась. — Слышала, что сегодня вечером мы вместе идём на вечеринку. Я рассмеялся. — Да, свидание двух пар одновременно, мой младший брат Рафаэль был в полном восторге, особенно когда узнал, что это была идея Лесли, — кончиками пальцев я погладил Гвен по щеке. — Почему-то первое наше свидание представлялось мне несколько иначе. Но твоя подруга отлично умеет убеждать. — Она, кстати, успела тебе рассказать, что на эту вечеринку нужно приходить в костюме? Я пожал плечами. — Меня больше ничем не удивить, — мои пальцы продолжали блуждать по щекам и скулам Гвен, начиная помимо моей воли спускаться к шее, напоминая о расстегнутой пуговице на ее блузке, снова уводя все мысли в единственном направлении. — Вчера вечером нам нужно было ещё столько… э-э-э… обсудить, — я откашлялся и дальше сказал то, что совсем не собирался, но мне было ужасно тяжело в тот момент как следует пользоваться мозгом, пока кровь, только и делала, что отливала от него в противоположном направлении: — Мне бы очень хотелось узнать всё о твоём дедушке и как, чёрт возьми, у тебя только получилось встретиться с ним. Или это случилось даже несколько раз? И когда? И что это за книга такая, с которой Лесли носится как со Святым Граалем? Черт, я все-таки пренебрег собственным решением, что Гвен признается во всем сама, если захочет. — О, «Анна Каренина»! Я принесла её тебе, хотя Лесли считает, что мы должны ещё убедиться, что ты действительно на нашей стороне, — Гвен потянулась вниз, а затем раздражённо прищёлкнула языком. — Вот ведь! Когда я выходила из машины, мама взяла у меня рюкзак. Я хотел рассказать прямо сейчас про все встречи в прошлом, чтобы у неё не было повода не доверять мне, но в моем кармане начал звонить телефон, а Гвенни хихикнула, видимо, узнав песню «Nice guys finish last». — Это что…? — Именно. А что, не подходит? — я выудил из кармана свой телефон. — Значит так, если это Марли, я ему… О! Мама, — я вздохнул, поняв, что брат дал ей отмашку на разговор со мной. — Она подыскала Рафаэлю интернат и хочет, чтобы я убедил его перейти туда. Я ей отвечу потом. Телефон не переставал звонить. — Поговори с ней, всё в порядке. А я тем временем принесу книгу, — и Гвендолин тут же побежала прочь, не дожидаясь моего ответа. — Привет, мам, — ответил я, наблюдая за быстро удаляющейся в сторону зала дракона фигурой. — Привет, — как-то осторожно ответила мама. — Ты в порядке? Рафаэль говорил, что тебе сейчас нелегко. — Все нормально. Сейчас уже да, — на моем лице расползлась широкая улыбка. — Ты звонишь насчет Рафа? — Гидеон, может, ты сможешь на него повлиять? Ему необходимо закончить хотя бы школу, — она вздохнула. — Меня и Пьера он совершенно не хочет слушать. — Мам, не переживай. Мне кажется, Рафаэль уже достаточно взрослый. Можешь не верить, но он не пропустил в школе ни одного дня на этой неделе и даже вчера вечером смирно сидел дома. Он прекрасно все понимает, — я начал расхаживать по коридору от волнения. Кажется, это был первый раз, когда я говорил с мамой такими длинными фразами. Обычно мои ответы были односложными, когда я нехотя отвечал на вопросы: как мои дела, как учеба, как Ложа. Она снова вздохнула. — Это тяжелее, чем я думала. Осознавать, что мои мальчики уже совсем взрослые, — ее голос задрожал и послышался тихий всхлип. — Мам, не плачь, — попробовал утешить я, но она сама быстро взяла себя в руки. — Боюсь, Пьера не устроит такой вариант. — Думаю, такие вещи нужно обсуждать не по телефону. Я попробую уговорить Рафаэля, чтобы он прилетел к вам на следующих выходных. А ты за это время попробуй уговорить месье Бертелина, — сказал я. — Ты прав, — ответила мама. — Ну, пока, — попрощался я, хотя меня так и подмывало спросить кое о чем. — Пока, сынок, — мама не спешила класть трубку. Черт возьми, раньше я всегда отключался первым. Я представил, каково это: каждый раз сидеть и сжимать телефон, из которого доносятся короткие гудки, после того, как твой сын будто из одолжения поговорил с тобой. — Мам… — начал я неуверенно. — Да, родной, — в ее голосе зазвучали нотки удивления. — Почему ты мне не рассказала, что папа любил мотоциклы? Неважно, откуда я это узнал. Я понимаю, что тебе тяжело говорить о нем, но все же, — выпалил я, не давая себе опомниться. После пары секунд молчания вновь зазвучал мамин голос: — Мне уже не так тяжело как тогда, когда я бежала даже от воспоминаний о прошлой жизни. Еще когда вы были совсем малышами, мы договорились, что отец бросит свое увлечение. Это случилось после того, как он попал в аварию. Но, видимо, от судьбы не уйдешь, — она замолчала, а через некоторое время продолжила. — Я не хотела тебе говорить, потому что видела, как сильно тебе дорога память о нем. Но ты и без этого полюбил мотоциклы. Кто бы сомневался. Вы так сильно с ним похожи, — мама заплакала. — Спасибо, — тихо выдохнул я. — Я скучаю по нему. — Я тоже, милый. — И по тебе, мама, — признался я, наверное, самому себе, удивляясь, каким кардинальным образом поменялось мое отношение к ней. Благодаря Гвен и Рафаэлю. Хотя все началось именно с Гвендолин и моего выбора, из-за которого я начал понимать маму. — Я прилечу к тебе при первой же возможности. Не обещаю, что очень скоро. Может быть, недели через две? — вопрос она задала уже не так уверенно, как начинала первую фразу, очевидно, боясь моего отказа. — Да, хорошо. Прости, мне пора. — Конечно. Я люблю тебя. Пока, — попрощалась мама. В этот раз я точно не мог сказать ей три слова в ответ, не находил в себе сил для них, но был уверен, что Гвендолин и в этом мне сможет помочь, хотя и не будет знать. — Пока, — я отключился. И тут же понял, что что-то не так. Ведь Гвен уже должна была вернуться. Я быстрым шагом пошел к залу дракона, начиная переживать. Может, хранители успели и ей устроить допрос? А мы даже не обсудили общую версию вчерашнего дня. Я вышел из-за поворота и увидел, как Гвен медленно сползает по стене. Сердце на миг замерло, а потом забилось быстрее. Это было повторением вчерашней ситуации, а воображение уже само дорисовывало страшные детали. Черт, неужели я снова не смог уберечь ее?! — Гвендолин, — позвал я, начиная бежать, но она не услышала. Я быстро оказался рядом и склонился над ней. Ранений не было. — Что случилось? — прошептал я и присел перед Гвенни на корточки. Она молча помотала головой из стороны в сторону. Кожа бледная, а в глазах… пустота. И тут я услышал голос Фалька из-за приоткрытой двери. — Ошибка, Грейс? — он говорил, чеканя каждое слово. — Женщина смогла узнать на фотографии и тебя, старшую сестру, передавшую ей конверт с невероятно крупной суммой. А также она узнала мужчину, который держал Люси за руку во время родов — это был мой брат! Гвендолин является ребёнком Люси и Пола! Гвендолин начала наклоняться в сторону, практически падая от услышанного, и я перехватил ее за обе руки. Мы — родственники? Инцест? Я лихорадочно стал вспоминать генеалогию собственного рода. Фальк, Пол и я были родственниками в четвертом колене, значит мы с Гвендолин — в пятом. Неизвестно откуда всплыла фраза из какого-то медицинского исследования: «Междy троюродными братом и сестрой процент рождения здоровогo ребенкa составляет 95%. Именнo такой процент появления здоровыx детей и в обычной семьe, которая никак нe связанa родственными связями». Оставалось только поблагодарить свою память и спокойно выдохнуть. Но, черт возьми, в очередной раз я эгоистично подумал лишь о себе. Ситуация была патовой для Гвен, которая с каждым следующим словом уходила все глубже в себя. Её глаза наполнялись болью и тоской все больше и больше. — Всего этого можно было бы избежать, если бы вы оставили её в покое, — всхлипывала Грейс. — Если бы вы не преследовали её таким бесстыдным образом. — Никто не знал, что Люси и Пол ждут ребёнка, — возбуждённо сказал дядя. — Они совершили кражу, — пробубнил доктор Уайт. — Они украли самую большую драгоценность ложи, и чуть было не свели на нет всю работу, проделанную хранителями на протяжении столетий… — Ах, да замолчите же вы, — закричала Грейс. — Вы вынудили этих молодых людей оставить свою горячо любимую дочь через два дня после её рождения! В этот момент Гвен, почти пошатываясь, встала на ноги. — Гвенни! — настойчиво сказал я, но она вырвалась и побежала прочь. — Куда ты? — я догнал ее уже через несколько шагов. — Куда угодно, только бы подальше отсюда! — Гвен побежала еще быстрее. Она явно была в шоковом состоянии и могла сейчас натворить что угодно. Я хорошо мог представить последствия, так как и сам за последние дни не раз допускал мысль о самоубийстве. Я снова взял ее за руку. — Я иду с тобой! Я тебя сейчас одну не оставлю. Где-то за нами в коридорах послышался чей-то голос, кто-то звал нас. — Не хочу, — всхлипывала Гвен, — не хочу ни с кем говорить. Я сжал ее руку ещё сильнее. — Кажется, я знаю одно место, где следующие несколько часов нас никто не обнаружит! Бежим сюда! К моему великому облегчению, Гвен не стала спорить, а продолжила дальше бежать за мной, автоматически переставляя ноги. Пока мы спускались к хронографу, я думал о том, с каким бы удовольствием сейчас врезал Полу и крикнул ему в лицо, что сначала надо думать головой, а не другими местами. И мне было плевать, что именно он утешал меня вчера в подземном переходе. Но в уме начали проноситься воспоминания того, как они с Люси смотрели на Гвен, с какой горечью и болью в голосе Пол говорил о том, что они оставили всю свою жизнь. Очевидно, только когда они узнали, что Люси забеременела, начали во всем разбираться, чтобы защитить своего ребенка от человека, который спокойно совершил убийство на Старом Лондонском мосту. А потом, узнав о дальнейшей судьбе Гвен, решились на прыжок с хронографом. И сейчас мне было жаль их. Боже, скольким людям сломал жизнь этот дурацкий ген! К тому же, я был совсем не лучше, думая еще несколько минут назад о том, что хочу Гвен. Хотя я-то уже знал, что её жизни угрожает опасность, и мне необходимо держать свои желания под замком. Когда мы ввалились в комнату, где стоял хронограф, лицо мистера Марли стало мрачнее тучи. — Вы что, не завязывали ей гла…? — начал он, но я не дал ему договорить. — Сегодня мы с Гвендолин будем элапсировать вместе в 1953 год, — пояснил я. Мистер Марли вперил руки в боки. — Этого я вам позволить не могу, — сказал он. — Ваш временной отрезок сегодня должен совпадать с операцией Чёрный Турмалин и Сапфир. И если вы вдруг забыли, смею напомнить вам, что начинается она сейчас же. На столе перед мистером Марли стоял хронограф, драгоценные камни на нём сверкали искусственным светом. — План изменился, — отрезал я и осторожно взял Гвен за руку. — Мне об этом ничего не известно! Я вам не верю, — лицо мистера Марли искривилось от злости. — Последнее указание, полученное мною, недвусмысленно определяет… — Просто позвоните наверх и уточните, — перебил его я, указывая на телефон, который висел на стене. — Именно так я и сделаю! Мистер Марли на негнущихся ногах прошагал к телефону, уши его при этом полыхали алым пламенем. Я с опаской отпустил Гвенни и склонился над хронографом, готовый в любое время остановить ее попытку убежать. Но она тем временем так и продолжала стоять у двери, словно безжизненная кукла, отчего становилось страшно. — Гвенни, я всё установил, иди ко мне, — я бережно притянул ее к себе, взял безвольную руку и осторожно положил палец в ящичек под рубином. — Отпустите немедленно! Это моя обязанность! — продолжал возмущаться Марли, сотрясая воздух. — Я прыгну следом за тобой, — шепнул я на ухо Гвен. — Вам никто не разрешал самовольно использовать хронограф, — ругался мистер Марли, снимая трубку. — Я немедленно сообщу вашему дяде Фальку, что вы нарушаете правила. Когда комната озарилась рубиновым светом, Марли бросил телефон и подбежал к столу, пытаясь вырвать хронограф. Мне ничего не оставалось делать, кроме как ударить его. Он испуганно посмотрел на меня и поднес руку к губам, на которых начала выступать кровь. — Честно говоря, давно хотел это сделать, — высказал я без сожаления и перенесся вслед за Гвен. Приземлился я в абсолютной темноте, и тут же услышал шорох. Видимо, Гвенни безуспешно пыталась найти выключатель. — Давай-ка я, — предложил помощь и включил свет. — Как всё быстро произошло, — пробормотала Гвенни. Я обернулся к ней. Она будто стала меньше, безвольно опустив руки вдоль тела, ссутулившись, смотря куда-то сквозь меня. — Ах, Гвенни, — нежно сказал я, — мне так жаль! Ни один мускул на ее лице не шевельнулся, будто она и не слышала меня. Скорее всего, так оно и было. Тогда я приблизился широкими шагами и крепко обнял хрупкое тело, положив ее голову к себе на плечо, а сам уткнулся подбородком в шелковистые волосы и прошептал: — Всё будет хорошо. Я тебе обещаю. Всё снова будет хорошо. Мы стояли так довольно долго. Больше всего на свете я хотел взять на себя хотя бы малую часть той боли, что сейчас испытывала Гвендолин. Одно дело — сомневаться в том, кому можно доверять, как это было со мной, и совсем другое — узнать, что вся твоя жизнь была пропитана обманом с самого рождения. Хранители ездили в Котсволдз за этим и ничего мне не сказали, хотя я спрашивал. Черт возьми, если бы я только знал… Наверное, Гвен не слышала меня, но я изредка продолжал повторять фразы, поглаживая ее спину: — Все будет хорошо. Я с тобой. Я тебя никогда не оставлю. Бедная, милая Гвенни. Я буду рядом всегда. А потом она все-таки нашла в себе силы и сломленным голосом сказала: — Моя мама… она больше не моя мама. Я посадил ее на зелёный диванчик, который стоял в середине комнаты, и сел рядом. — Как бы мне хотелось знать об этом заранее, — обеспокоенно сказал я, глядя на Гвен, — тогда я смог бы тебя предупредить. Тебе холодно? Да ты вся дрожишь. Она отрицательно покачала головой и прильнула к моей груди. Я обнял ее настолько крепко, насколько мог, не причинив при этом еще и физическую боль. А теперь думал о том, почему не только хранители, но и Пол ничего не сказал мне сам? А как же доверие, про которое он разливался вчера соловьем? Хотя… Мы же во всем разобрались уже до этого по его времени. Но все равно это не оправдывало их с Люси глупости, что они не предохранялись, будто не понимая, к каким последствиям это приводит. И, выходит, Пол и меня втягивал в этот обман, из-за чего с рассказом о вчерашнем прыжке к нему стоило повременить. Потому что Гвендолин могла отреагировать на него ещё большей болью в сердце, не веря совершенно тупой отмазке, которую обычно произносят в таких случаях: «Клянусь, я ничего не знал». И теперь в голове был миллион и один вопрос к Люси и Полу: Что они себе думали про безопасность Гвен, зная о поломке второго хронографа? А если бы его не починили, и прыжки были только бесконтрольными? Если бы умер не только мистер Шеферд, а еще и Грейс? На миг я представил себе «радужное» детство Гвен под опекой леди Аристы и Гленды, и мысленно содрогнулся. Почему они не оставили своей дочери хоть какое-то послание? Почему нельзя было признаться еще при первой встрече? Не угрожать мне тем, что сам Пол, Милхаус, Франк и в придачу пистолет справятся со мной, вынуждая достать оружие, а сразу сказать, что есть важный разговор, не касающийся миссии? В конце концов, дать хоть какой-то намек?! Как можно было довериться случаю и прыгнуть к леди Тилни, жить у нее в доме, не продумав заранее возможные варианты, подвергая себя риску быть обнаруженными? И, судя по записи Тимоти де Виллера в хронике с моим упоминанием, близнецы были близки к поимке. Как можно было довериться Алестеру, зная о том, какой он проходимец? Можно ведь было придумать план и самим украсть те пророчества. Если бы не бессмертие Гвен, о котором Пол наверняка не знал, раз с таким ужасом в глазах говорил, что она может умереть, то они сами подписали ей смертный приговор. Как, черт возьми, Пол смог довериться мне, услышав лишь краткое «да» в ответ на свой вопрос, хотя еще в предыдущую встречу я приставлял пистолет к затылку Люси?! Каждый раз в их действиях прослеживалось лишь одно: слепое доверие случаю. От дальнейших раздумий меня отвлекла Гвендолин, слегка отстранившись и посмотрев на меня. — Ты прав, — обиженно сказала она. — Это, наверное, единственное место, где нам никто не может помешать. Но тебе потом здорово влетит! — Да уж, я в этом не сомневаюсь, — я улыбнулся одними уголками губ. — Прежде всего, потому что мне пришлось несколько… грубовато… удерживать мистера Марли, когда он хотел вырвать у меня хронограф, — а затем моя улыбка стала мрачной. — Операцию Чёрный турмалин и Сапфир придётся перенести на другой день. Хотя сейчас вопросов к Люси и Полу у меня стало ещё больше, и встретиться с ними было бы как нельзя кстати. А у меня даже времени нет, чтобы задать им все вопросы, лишь только выслушать план. Возможно, не настолько хороший, как мне бы хотелось. Зубы Гвендолин слегка застучали, а я покрепче прижал ее к себе, давая мысленно обещание, что обязательно ей расскажу о всех своих встречах, как только у нас будет на это достаточно времени, а ее жизни ничего не будет угрожать. Ведь, очевидно, завтра граф мог легко вложить в голову Гвен очередные мысли, благодаря которым она действительно захочет покончить с собой, особенно после случившегося сегодня. Я был просто обязан стать для нее «оплотом доверия» и олицетворением поддержки, каким для меня стал Рафаэль. — Но если Люси и Пол — мои родители, то мы с тобой тоже являемся родственниками? — спросила она. Я снова улыбнулся. — Да, это была первая мысль, мелькнувшая у меня в голове, но Фальк и Пол — мои дальние родственники, четвероюродные дяди. Я потомок другого близнеца-Карнеола. — Ещё когда папа был здоров, он всегда пел нам что-нибудь и играл на гитаре. Мы так это любили, Ник и я, — тихо сказала Гвенни. — Он частенько повторял, что музыкальный талант я унаследовала от него. А мы при этом вообще не были родственниками. Чёрные волосы у меня от Пола. Она всхлипнула. А мне оставалось лишь сочувственно молчать, давая ей высказать и выплакать всю горькую правду. — Если Люси не моя двоюродная сестра, а моя мама, то моя мама… моя двоюродная бабушка! — продолжала Гвен, всхлипывая. — А моя бабушка на самом деле моя прабабушка. А мой дедушка — вовсе не мой дедушка. Моим настоящим дедушкой является… дядя Гарри! И она расплакалась, уже не сдерживая себя. — Но я терпеть не могу дядю Гарри! Я не хочу, чтобы он был моим дедушкой! А ещё я не хочу, чтобы Ник и Кэролайн больше не были моими братом и сестрой. Я так их люблю. Я дал ей выплакаться, вспоминая вчерашний уютный вечер, наполненный не только весельем, но и любовью, которая была заметна между родными Гвен невооруженным взглядом. Затем принялся гладить её по волосам и шептать слова утешения. — Эй, Гвенни, всё в порядке, это всё не так уж важно. Они остались теми же самыми людьми, какая разница, насколько формально близка степень вашего родства! Но Гвен лишь безутешно всхлипывала. Я притянул ее еще ближе к себе, обнимая и словно закрывая от всего мира, защищая от горя, становясь вместилищем для слез в прямом и переносном смысле. Я тяжело вздохнул, осознав, насколько все было сложно. Если мама по принуждению оставила меня из-за предстоящей подготовки к путешествиям, когда мне было десять, и, судя по словам Рафаэля, страдала от этого, то насколько же тяжело бросать своего новорожденного ребенка? А если бы им не суждено было встретиться, не прояви леди Тилни свое упрямство, не примени Фальк власть магистра перед первым нашим прыжком в 1912-й? Люси и Пол определенно любили Гвен, пусть и своеобразно, проявляя безответственность, где только можно и нельзя… — Она должна была обо всём мне рассказать, — наконец с трудом проговорила Гвендолин. — Мама… должна была рассказать мне. — И она бы, наверное, когда-нибудь это сделала. Но поставь-ка себя на её место. Она любит тебя, поэтому понимала, что правда больно ранит твоё сердце. Поэтому она просто не могла решиться, — я гладил ее по спине. — Для всех это наверняка было невероятно сложным испытанием, особенно для Люси и Пола. Я почувствовал новые теплые слезы на своей футболке. — Но почему они оставили меня одну? Хранители никогда бы не сделали мне ничего дурного! Почему они просто не поговорили с ними? Я заговорил не сразу, пытаясь отыскать приемлемый ответ, а не первый, что пришел в голову: «Потому что они совершенно ничего не продумали». Вспомнились хроники, которые я перечитывал во вторник. — Я знаю, что они пробовали это сделать, — медленно сказал я. — Возможно, это случилось, когда Люси поняла, что ждёт ребёнка, и именно тебе суждено стать Рубином, — я откашлялся, приказывая себе ни за что не повторить их ошибки. — Но тогда у них не было никаких доказательств собственной теории насчёт графа, все их истории воспринимались хранителями как попытки оправдать свои запрещённые путешествия во времени. Это можно прочитать даже в хрониках. Особенно протестовал тогда дедушка нашего Марли. По его мнению Люси и Пол бросили тень на доброе имя графа. — Но мой… дедушка! — непонимающе произнесла Гвен. — Он-то был посвящен во всё и наверняка верил Люси и Полу, почему же он не предотвратил их прыжок в прошлое? — Понятия не имею, — я пожал плечами. — Без доказательств даже он ничего не мог сделать. К тому же, он не должен был повредить своему положению во Внутреннем круге. Мы не можем исключать возможность того, что в то время среди хранителей был предатель, которому были известны настоящие планы графа. А вот и ответ на один из вопросов: лорд Лукас уже в 1956-м знал, что Гвендолин элапсирует в подвале, поэтому был уверен в том, что второй хронограф заработает. Но ведь и круг крови тогда можно будет все равно замкнуть. Хм, он, видимо, что-то понял, до чего я пока никак не мог додуматься. — Как бы там ни было, но мне кажется, твой дедушка даже поддерживал идею отправки Люси и Пола в прошлое, — добавил я. Гвен вздохнула. — Они ведь могли взять меня с собой! Во всяком случае, до моего рождения! На краткий миг мне стало больно: значит, я не играл важной роли в жизни Гвендолин, раз она допускала возможность прожить ее без меня. Но ей руководили совершенно понятные эмоции, поэтому я ответил: — Чтобы родить тебя в 1912 году и растить под вымышленным именем? Накануне Первой мировой войны? — я отрицательно покачал головой. — А кто бы взял тебя к себе, если бы что-то случилось? Кто бы о тебе заботился? Я оставил один, самый эгоистичный вопрос, невысказанным: а как же я? Снова погладил ее по волосам: — Я даже приблизительно не могу себе представить, насколько это больно, Гвендолин, узнать такую правду, которую довелось сегодня услышать тебе. Но Люси и Пола можно понять. Они доверили тебя твоей маме, потому что верили в неё, понимали, что она сможет полюбить и воспитать тебя как собственного ребёнка, в полной безопасности. И, возможно, подойдя к этому более ответственно, чем они сами. Она прикусила нижнюю губу. — Не понимаю! — Гвен печально посмотрела на меня. — Я больше ничего не понимаю. Всё, чего мне сейчас хочется — это отмотать время на несколько недель назад. Может, тогда я была и не самой счастливой в мире девчонкой, но какой-то вполне нормальной! Не путешественницей во времени. И не бессмертной! И уж точно не… ребёнком двух подростков, живущих в 1912 году. Слова «самой счастливой в мире» заставили и меня почувствовать себя также. Кажется, в безумном мире остается хоть что-то неизменным: моя наиглупейшая феноменальная способность воспринимать все неправильно. — Да, но погляди на это с другой стороны, в этом есть несколько вполне позитивных моментов, — я осторожно провёл большим пальцем под ее прекрасными глазами, стирая остатки слез и совсем немного черных следов. — Мне кажется, ты очень смелая. И… я тебя люблю! Гвендолин впервые улыбнулась за время длинного разговора и обвила руки вокруг моей шеи: — А не мог бы ты сказать мне это ещё раз? А потом поцеловать меня? Так, чтобы я забыла обо всём на свете? Я с опаской перевёл взгляд с голубых глаз на мягкие губы, давая себе слово не заходить дальше поцелуев, чего бы это ни стоило. — Могу попробовать, — пробормотал я. Сначала поцелуи были нежными и сдержанными, но после того, как я запустил руки в густые волосы, они стали более пылкими и глубокими. И вот, спустя некоторое время, моя рука уже заскользила по плечу Гвен, опускаясь все ниже по спине, сминая и приподнимая край ее футболки. Я почувствовал разгоряченную бархатную кожу, и вместе с тем, мощный электрический разряд, прошедший по всему позвоночнику. Одна моя часть хотела избавить желанное тело от ненужной одежды, дотрагиваться губами, выцеловывая каждый сантиметр белоснежной обжигающей кожи, не просто увидеть, но и поцеловать грудь. Но другая часть меня уже вопила о том, что я не должен повторять необдуманных действий Пола. А подсознание услужливо подбросило образ умирающей беременной Элани Бёргли, благодаря которому я все-таки смог отодвинуться. Я оперся на локоть и посмотрел на Гвен, скорее всего, черными глазами, в которых зрачок почти полностью поглотил радужку: — Давай-ка лучше прекратим это прямо сейчас, а то я скоро не смогу за себя поручиться, — сказал я, тяжело дыша. Похоже, Гвендолин с красными припухшими и, о черт!, безумно соблазнительными губами, чувствовала себя не лучше, смотря каким-то диким взглядом. Чтобы избавиться от соблазна, я бросил взгляд на часы и тут же вскочил с дивана. — Ах, Гвен, — поспешно сказал я. — Время почти закончилось. Тебе нужно срочно привести в порядок волосы, наверняка там все уже собрались вокруг хронографа, чтобы испепелить нас злобными взглядами, когда мы прилетим обратно. Она вздохнула и проговорила несчастным голосом: — О, Боже. Но сначала мы должны были бы обсудить, как будем действовать дальше. Я наморщил лоб, вынуждая себя соображать. — Операцию им, конечно же, придётся отложить, но, может, мне удастся убедить их хотя бы на оставшиеся два часа послать меня сегодня в 1912 год. Нам действительно надо срочно поговорить с Люси и Полом! — Мы можем наведаться к ним вместе сегодня вечером, — сказала Гвендолин. — Забудь об этом, Гвен, они никогда больше не позволят мне прыгнуть вместе с тобой в 1912 год, граф дал совершенно определённые указания на этот счёт, — я протянул руку и поставил её на ноги, а потом несколько неуклюже попытался пригладить весть тот беспорядок на её голове, который сам же и сотворил. — Как хорошо, что у меня дома случайно оказался мой собственный хронограф, — безразличным тоном проговорила Гвендолин. — Который, кстати, работает просто отлично. Я резко замер и уставился на нее. — Что? — Пойдём уже! Ты ведь и так об этом знал — как бы я смогла иначе встретиться с Лукасом? — Гвен положила руку себе на живот. — Я-то думал, ты нашла какой-то способ видеться с ним во время элапсации… — успел сказать я, прежде чем оказался перед Фальком и заплаканой Грейс, сидевшей на стуле. — А, вот и вы, — сказал дядя ровным голосом, но я видел по его глазам, что мне предстоит еще «разбор полетов». Я невольно выпрямился и чуть приподнял подбородок, бросая безмолвный вызов. Почувствовал, как Гвен взяла меня за руку. — Это не его вина, я просто не хотела элапсировать в одиночестве, — выпалила она. — Гидеон тут вообще не при чём. — Ладно тебе, Гвендолин, — Фальк устало улыбнулся. — Здесь в последнее время довольно много всего пошло не по плану. Он провёл рукой по лбу и мимолётом поглядел на Грейс. — Мне жаль, что наш сегодняшний разговор… что ты вынуждена была узнать об этом таким образом. Это не было частью плана, поверь мне, — он снова поглядел на миссис Шеферд. — Такие важные вещи надо сообщать после предварительной осторожной подготовки. Грейс молчала. Я сжал руку Гвен, а Фальк вздохнул. — Мне кажется, вам с Грейс есть о чём поговорить. Наверное, будет лучше, если мы оставим вас вдвоём, — сказал он. — Перед дверью ждёт адепт, который проведёт вас наверх, когда вы будете готовы. Гидеон, ты идёшь? Я нехотя отпустил руку Гвенни и поцеловал её в щёку, шепча на ухо: — У тебя всё получится, Гвен. А потом мы поговорим о том, что спрятано у тебя дома. Мы вышли с Фальком за дверь и спокойным шагом стали подниматься наверх. Он первым решил начать разговор. — А говорил, что помнишь все мои предостережения, — укоризненно сказал он. — Помню, но ничего не смог с собой сделать, — признался я. — Скажи, это личное? — Еще бы, — фыркнул дядя. — Пол сбежал с Люси в прошлое, а тут еще выясняется, что у них успела родиться Гвендолин. И теперь по крови я ей даже ближе, чем Грейс! — он покачал головой. — Я имел в виду саму Грейс, — тихо сказал я. — Давай мы не будем сейчас обсуждать мою личную жизнь. Хотя должен признать, что Грейс с годами стала еще более невероятной женщиной, — он тряхнул головой, беря себя в руки. — Знаешь, пока никто не слышит, хочу сказать тебе спасибо. — За что? — удивленно спросил я. — Все последние годы я только и думал о том, как достичь цели и замкнуть круг, а теперь, когда мы у финишной черты… Я не вижу своей дальнейшей жизни без Ложи. И это даже пугает. Я благодарен, пусть за малую, но отсрочку, — откровенно сказал дядя. — А если вдруг никакого лекарства нет? Если мы не можем спасти человечество от всех болезней? Как быть тогда со всеми спонсорами и политиками? — решился я на провокационный вопрос. Фальк остановился и серьезно посмотрел на меня. — Думаешь, я не размышлял над этим? Все так туманно и запутанно. Алхимия, расплывчатые пророчества. Ты, наверное, забыл со всеми приключениями, да еще и юношеской любовью, но именно для этого у нас есть собственный частный банк и адвокатская контора. Может, я неважный магистр, плохой дядя… — Но ты - хороший делец, — договорил я за него. Он пожал плечами и развел руками, как бы говоря: «Что-то вроде того». — Сейчас нет времени переодеваться, — кивнул дядя на мою футболку, которая, как я сейчас заметил, была в темных пятнах, а потом быстро пошел вперед. — Внутренний круг собрался в полном составе, и я просто обязан туда тебя привести. Предупреждаю, что они все обрушатся на тебя, потому как ты выкинул нечто невообразимое. Я молча шел за ним. Уже перед входом в зал он обернулся и сказал: — Хотя это было предсказуемо. Граф написал вчера, что твое время завтра, когда вы прыгнете к нему, должно понадобится для исполнения одного поручения. Я просто не думал, что это будет касаться Пола и Люси. Я не успел ничего спросить, как он открыл дверь и вошел в зал. Как и предсказывал Фальк, меня завалили гневными упреками и фактически риторическими вопросами, на которые я мог только улыбаться. Время, проведенное в прошлом, все равно было уже не вернуть. Но постепенно я начал закипать. Последней каплей стал чей-то возглас: — Как вы вообще могли себе позволить единолично решать и распоряжаться хронографом на свое усмотрение? — Может, это случилось после того, как я принял на себя роль штатного психолога, вынужденный расхлебывать последствия ошибок хранителей 1994-го, которые не смогли заметить беременность девушки, а затем и хранителей 2011-го, которые держат всё втайне и используют путешественников без зазрения совести, не заботясь об их моральном здоровье?! — выпалил я и увидел сконфуженные лица всех присутствующих.