Меня встретила пугающая тишина. Никаких звуков и никакой боли. Наверное, так и должно быть после смерти. Но вдруг я почувствовал необходимость вдохнуть воздух и закашлялся после этого. Неужели я жив?
Я открыл глаза и сел. Передо мной была Гвендолин.
Моя Гвен. Живая, удивленная, прекрасная как ангел. С кровью на платье, как доказательством того, что мне ничего не почудилось. На моем лице сама собой начала расползаться улыбка.
— Все прошло? — спросил я.
— Да, Гидеон, мы выстояли! — Гвен кинулась ко мне и обняла. — Это был мистер Уитмен, и я не могу поверить, что мы его не разгадали.
— Мистер Уитмен? — переспросил я на всякий случай, хотя понимал, что это правда.
Гвен кивнула и ещё крепче прижалась ко мне.
— Я так боялась, что ты мог этого не сделать. Ведь мистер Уитмен все правильно сказал: без тебя я не хочу жить. Ни одного дня!
— Я люблю тебя, Гвенни, — я стиснул ее, переполняемый радостью и невероятным облегчением от того, что всё закончилось. — И, конечно, я это сделал. Под надзором Пола и Люси мне ничего больше не оставалось. Они растворили субстанцию в стакане воды и заставили меня выпить всё до последней капли.
— Всё будет хорошо, золотце, — сказала Гвен, смотря в угол комнаты. — Твой папа выздоровеет. Он у тебя — герой.
— С кем ты разговариваешь? — спросил я, так как в комнате, кроме нас и двух распластавшихся на полу мужчин, никого не было. Или мальчик был привидением, которого мне посчастливилось увидеть, а не просто плодом предсмертной агонии?
— С одним очень смелым другом, — ответила Гвен и улыбнулась.
Мистер Уитмен издал тихий стон, но остался лежать без сознания. Я отпустил Гвенни, встал и посмотрел сверху вниз на него и доктора Уайта, в руке которого был пистолет. Значит, Смит-энд-Вессон всё-таки помог в борьбе с графом, а доктор, к счастью, оказался жив. На том месте, где до этого лежал Уайт, было небольшое кровавое пятно, видимо, из-за раны на голове.
— Пожалуй, мне следует его связать, — вздохнул я, снова глядя на Уитмена. — И надо перевязать рану мистеру Уайту.
— Да, а потом освободить остальных из комнаты с хронографом, — сказала Гвен. — Но сначала мы должны хорошо подумать, что мы им скажем.
— Но перед этим я обязательно должен тебя поцеловать, — я улыбнулся и обнял её, начиная целовать, осторожно пробуя на вкус желанные губы. Теперь уже без оглядки на терзавший меня самоконтроль.
Но через секунду Гвен отстранилась:
— Вот сейчас на это действительно нет времени.
Я тяжело вздохнул и начал снимать окровавленную одежду, чтобы связать руки графа хотя бы рубашкой, для начала. На моих груди и животе красовались восемь багровых пятен, а кожа была покрыта тонкой липкой кровавой пленкой, но ран уже не было. Видимо, эликсир работает гораздо быстрее, чем магия ворона. В двери, на которой остался широкий кровавый след, были видны застрявшие пули, прошедшие сквозь меня навылет.
Гвен приблизилась ко мне и протянула руку, дотрагиваясь грудных мышц.
— Тебе было больно из-за меня, — прошептала она, нежно-нежно касаясь кончиками пальцев отметин от выстрелов, рассматривая их с самозабвением.
— Тебе из-за меня тоже, — прошептал я в ответ, легко дотронувшись её ребер.
— Там уже ничего нет, — она продолжила выводить узоры прохладными пальцами, медленно спускаясь от груди к животу, а я смотрел на это из-под полуопущенных век, как завороженный. Мышцы сами непроизвольно сокращались под её рукой, а дыхание перехватывало от почти интимной близости.
— Твои прикосновения лучше любой анестезии, — немного хрипло проговорил я и поднял взгляд на лицо Гвен. Она прикусила нижнюю губу и внимательно рассматривала меня. Отрешенно, забыв обо всем, будто кроме нас никого здесь не было. И сводила этим меня с ума.
— Гвендолин, ты, кажется, не представляешь,
насколько лишаешь меня способности мыслить, даже не давая поцеловать себя.
Она залилась краской и убрала руку с виноватым видом.
Я склонился над мистером Уитменом и принялся связывать.
— Гвен, пожалуйста, только не говори больше, что я тебя отталкиваю. Между прочим, ты сама уже не в первый раз это делаешь.
— Что? — она удивленно посмотрела на меня.
— Первые два поцелуя, в церкви, — напомнил я.
— Да это вовсе не я! — возмутилась Гвенни. — Это… милый демон, которого я могу видеть? — сказала неуверенно с вопросительной интонацией.
— Крылатая горгулья? — я сделал тугой узел на заломленных за спину руках мистера Уитмена.
— Ты видел его? Видел Химериуса? — Гвенни широко улыбнулась.
— У него и имя есть, значит, — усмехнулся я. — Да, видел, пока парил пылинкой под потолком. И мальчика тоже.
— Это Роберт, сын доктора Уайта. Подожди, ты тоже был пылинкой? — удивилась она. — На балу я наблюдала за тобой и Алестером, когда он меня ранил.
— Так вот откуда ты узнала, что я пригвоздил его саблей…
— Значит, он тебя все-таки ранил, — подал голос мистер Уитмен.
Мои ноздри раздулись от ярости и гнева, мгновенно охвативших меня. Я взял футляр с капсулами цианида, а потом поднял этого ублюдка за шкирку.
— Убьешь меня? — нагло спросил он.
— Много чести, — ледяным тоном сказал я. — Гвендолин, мне нужна твоя помощь.
Я вывел Уитмена в наклоненном положении из кабинета, сдавливая его шею, и повел по коридору, Гвен шла за нами.
— Не боишься, что вырвусь и убегу? — проверял меня на прочность бывший хранитель, пока Гвенни, следуя моим указаниям, искала ключ от темницы в кабинете Фалька.
— Думаешь, мне не хватит сил догнать тебя и затолкать капсулу в твой мерзкий рот? — процедил я. — Если ты забыл, я моложе тебя. И сильнее.
— Единственное, с чем хранители справились безупречно — это твоя подготовка, — заключил он.
Я промолчал в ответ.
Гвен протянула мне ключ, с испугом смотря сверху вниз на полусогнутого Уитмена.
— Принеси нашу одежду в документариум и побудь с доктором, — мягко сказал я. — Я скоро вернусь.
Она кивнула в ответ, и я молча продолжил исполнять роль конвоира, ведя заключенного по коридорам в подвал.
— Почему я не могу прочесть твои мысли? Почему с тобой не работают мои способности? — озадаченно спросил граф, когда я ослаблял узел на его запястьях и вталкивал в камеру, бросая капсулы с цианидом следом. — Видимо, не зря ты — Алмаз, самый крепкий камень. Но вы бессильны передо мной, я все равно достигну своей цели. Так было всегда, — истерично закончил он.
— Ты сгниешь здесь или воспользуешься тем, что приготовил для Гвен, — с ненавистью в голосе сказал я, запирая толстую металлическую дверь с небольшим закрытым окошечком для передачи еды. Наверняка, эти темницы он сам и использовал для собственных врагов. — Или победить, или умереть, — я хмыкнул, произнеся пророческий пароль дня.
Я вернулся в документариум, где Гвен уже переоделась при помощи мадам Россини, а миссис Дженкинс приводила в чувство доктора Уайта, которого они усадили на стул. Я успел наскоро смыть кровь, но багровые гематомы на моем теле продолжали «радовать» своим присутствием, отчего женщины вскрикнули.
— Мне пришлось им рассказать, — пожала плечами Гвенни.
— Не беспокойтесь, мы будем молчать, — почти одновременно уверили швея и секретарь.
— Главное, чтобы Внутренний круг не узнал, — предостерег я всех присутствующих, начиная переодеваться. — Иначе нас затаскают с тобой, — я кинул беглый взгляд на Гвен, — по лабораториям как подопытных кроликов. Среди членов круга наверняка есть фанатики, которые не отступят. Поэтому ни слова об этой комнате, моих ранениях и втором хронографе, — я оглядел всех женщин, а они дружно закивали.
— Второй хронограф, — подал признаки жизни доктор Уайт. Мы все вздрогнули от неожиданности. — Недоверчивые лица, будто собираетесь закончить то, что Сен-Жермену не удалось, — с сарказмом проговорил он, а затем прошипел, ощупывая затылок.
— Доктор как всегда, в своем репертуаре, — подметила миссис Дженкинс.
— Вы знали?! — воскликнула Гвен.
— Окончательно понял в эту пятницу, но догадываться начал еще после вашей встречи с леди Тилни, — он встал, слегка пошатываясь, и я подставил ему свое плечо. — Миссис Дженкинс, а вы бы лучше принесли мне парочку таблеток от головы.
— А мне пару литров воды, — попросил я, борясь с сонливостью и чувством слабости, которые пришли ко мне, как только Уитмен оказался взаперти. — Чувствую себя как после донации.
— Ох уж эти мужчины. Лишь бы распоряжений надавать, — закатила глаза секретарь, но развернулась и пошла к выходу.
— Ты сдавал когда-то кровь? — спросила Гвен, смотря, как мне показалось, с восхищением.
— Пару раз. У меня первая отрицательная — универсальный донор, я ведь говорил тебе.
— Когда? — она непонимающе смотрела на меня.
Я на секунду прикрыл глаза. Черт, Гвенни ведь была мертва в тот момент.
— Вот лишь бы о крови поговорить, — пробурчала мадам Россини, собирая наши с Гвендолин вещи для 1782-го. — Никакого уважения к чужим трудам. Их теперь только на помойку, — она печально осмотрела платье и сюртук.
— Давайте-ка заканчивать с разглагольствованиями, — нетерпеливо сказал доктор Уайт. — Где все остальные?
— В алхимической лаборатории, — сообщила Гвен. — Мистер Уитмен взял в заложники Марли и запер хранителей там.
— А Фальк как раз на сегодня распустил всю охрану, чтобы не было никого из посторонних по указаниям графа из письма, — с досадой произнес доктор. — Пойдемте вызволять.
— Вы в состоянии? — я приподнял брови. — Подождите нас в зале дракона. А вообще-то лучше вам сделать МРТ.
— Брось, я и сам могу понять, что сотрясения у меня нет, — он снял руку с моего плеча и пошел к двери. — Но лучше и правда подожду в зале.
Заседание внутреннего круга было долгим и утомительным. Прежде всего, из-за того, что многим требовалось время, чтобы отойти от потрясения. Как оказалось, граф, жаждущий признания собственных достижений, успел выложить напоследок перед всеми членами Внутреннего круга, что он и есть Сен-Жермен, принявший эликсир. Так что каких-то пространных объяснений от нас с Гвен не потребовалось. Но мужчины наседали на Фалька, упрекая в том, как так вышло, что он ничего не заметил. Дядя сумел дать отпор, но было решено провести еще одно собрание Внутреннего круга на следующий день, чтобы понять, что делать дальше с правительством, политиками, спонсорами.
Когда нас в зале осталось пятеро, Фальк смерил грозным взглядом меня и Гвен с головы до ног и строго произнес:
— А теперь вы расскажете мне, что произошло. Только правду.
— Пол получил от Алестера пророчества, которые граф скрыл от хранителей, и передал мне их в понедельник, — начал я, обняв Гвендолин, защищая от гнева дяди. — Оттуда и стало ясно, что Сен-Жермен хотел стать бессмертным, но действие эликсира заканчивалось с рождением Гвен, потому что магия ворона и есть бессмертие. Поэтому она выжила после бала.
— А мне дедушка оставил хронограф, украденный Люси и Полом, в котором мы замкнули круг крови, и Гидеон принял эликсир, спасший ему жизнь, так как мистер Уитмен выпустил всю обойму, застрелив его, — Гвенни ненадолго замялась, а потом добавила. — Он хотел, чтобы я покончила жизнь самоубийством. Это единственный вариант.
Мистер Джордж рассмеялся.
— Дети обошли нас. Так и знал, что Люси и Пол пошли на кражу из самых благих побуждений.
— Все пропало, — схватился за волосы Фальк.
— Вовсе нет, для всех остальных второй хронограф канул в Лету… — попробовал переубедить его я.
— А как мне теперь выкручиваться перед министром, вкладчиками? — он округлил глаза.
— Ты же сам говорил, что есть банк и адвокатская контора, — ответил я.
— Да, но люди будут требовать деньги назад, — в его голосе слышалась паника.
— Мистер Уитмен собирался в Бразилию, — сказала Гвен. — За двести лет он явно успел подкопить себе на вечную жизнь. И вы можете продать это все, — она развела руками вокруг. — Теперь Ложа уже никому не нужна, а элапсировать можно хоть у меня дома, — она широко улыбнулась.
— Свалились на мою голову племяннички, — буркнул дядя, приходя в себя. — Так, займемся проверкой документов мистера Уитмена — Сен-Жермена. Должно быть, он успел наплодить подделок за столько лет.
— Да и наследить должен был немало. Наверняка содержимое чемодана и ноутбука, которые остались в документариуме, окажутся весьма любопытными, — сказал доктор Уайт. — Фальк, почему ты не догадался?
— А ты прям-таки сразу все понял, — съязвил Фальк в ответ.
— Сент-Леннокс после бала, — парировал доктор. — Уитмен первым спросил о том, как Алестер смог нанести такую рану Гвендолин. Неужели не помнишь? — он сверкнул глазами из-под очков. — Ведь ранить её мог кто угодно, а он сразу знал, кто это сделал. И он знал, что Люси и Пол прячутся в 1912-м, Уитмен первым выдвинул это предположение. И активнее всех выступал за следование планам графа относительно бала. И, в конце концов, именно он предложил отправить Гидеона к умирающей Элани Бергли, не сомневаясь в успехе.
Лицо дяди бледнело с каждым утверждением доктора Уайта. Он облокотил локти на стол и устало уронил голову в ладони.
— Он меньше всех переживал за ребят, а когда Гвендолин сказала, что граф душил ее, то у меня тоже начала формироваться догадка, — вторил мистер Джордж доктору. — Да и Лукас намекал на что-то такое, но оберегал меня, судя по всему.
Фальк откинулся на спинку стула.
— Это просто кошмар какой-то. Я — никудышный Магистр. Так, вы оба, — он строго посмотрел на нас с Гвендолин, — завтра на учебу, никаких совместных элапсаций, пока вы не выкинули что-нибудь еще. И хватит тебе уже обнимать ее, Гидеон!
Я понимал, что Фальку просто необходимо выпустить пар и контролировать хоть кого-нибудь в то время, когда вся жизнь вышла из-под контроля. А мы с Гвен были единственными подходящими кандидатурами на эту роль. Но это была невысокая цена, по сути, за недоверие и в какой-то мере предательство с моей стороны. И я знал, что рано или поздно он остынет, если не перечить ему. А раздельные элапсации — некий аналог домашнего ареста для провинившихся подростков.
— Не могу, — спокойно ответил я, продолжая приобнимать Гвен, и чмокнул ее в макушку. — Нас обоих чуть не убили сегодня.
— Господи, Фальк, не завидуй молодым, — упрекнул его доктор Уайт. — Пригласи уже Грейс куда-нибудь и успокойся. Хватит терзать наши уши постоянным: «Отношения между Монтроузами и де Виллерами обречены».
Мистер Джордж снова рассмеялся.
— У мамы никого нет, — невинно отозвалась Гвен. — И она спрашивала о вас у своей подруги.
— Нашли себе объект для колкостей, — пробубнил дядя. Он прихлопнул ладонями о стол: — Впереди нас ждут тяжелые дни. Будет много встреч и разговоров.
— Прошу, не сообщайте никому о нашем бессмертии, — умоляюще сказал я. — Нас ведь не выпустят потом из клиник.
Фальк помолчал, раздумывая.
— Ладно. Но Джейкоб все равно проведет анализы, вдруг что-то удастся…
— Да я ведь даже не знаю, что искать в их крови, — перебил его доктор Уайт. — Анализы Гвендолин я уже делал. Никаких отклонений или особенностей.
— Вот сделаешь тогда и Гидеону, — не отступил дядя. — Для всех остальных будем говорить про один хронограф и графа, который всех обдурил.
— Только не вздумайте с ним вести переговоры или общаться, — предупредил я. — Он умеет читать мысли и душить на расстоянии. Хватит с него и еды через окошечко в двери.
***
Следующие дни, как и обещал Фальк, были тяжелыми. Бесконечные повторяющиеся разговоры до позднего вечера об одном и том же. В понедельник — с Внутренним кругом, во вторник — со спонсорами, в среду — с политиками. Тройка хранителей отвечала на все вопросы, нам с Гвендолин оставалось лишь кивать и иногда добавлять некоторые подробности от себя. Все это время Уитмен так и томился в темнице. В четверг, когда все были вымотаны и физически, и морально, приехала министр внутренних дел — Тереза Мэй — и всё пришлось повторять в очередной раз. За прошедшие дни обнаружились денежные счета графа, документы и даже мемуары на его ноутбуке, который был с ним в документариуме при нашем последнем столкновении. Этот человек явно не мог остаться в тени и не похвалиться перед всем миром. Несмотря на опасения, связи с правительством помогли Фальку договориться о переводе преступника в тюрьму максимально строгого режима «Белмарш». Уитмену кинули документы в камеру для ознакомления с обвинениями еще в среду, а в четверг, когда за ним приехал автомобиль, нашли лишь мертвое тело. Он, загнанный в угол, трусливо принял те самые капсулы.
И после этого, вечером четверга, Фальк расслабился.
— Ладно уж, идите на элапсацию вместе, — слабо улыбнулся он, с огромными синяками под глазами, похудевший и немного болезненный. — Заслужили. Я даже не верю, что всё это позади.
— Дядя, ты читал письмо от Пола? — спросил я, улыбаясь в ответ. — Я оставлял у тебя на столе еще в воскресенье.
Он вытянулся в лице, резко вскочил и пошел на выход из зала дракона.
— Не поверишь, я ни разу не заходил туда за все эти дни, проводя бесконечные переговоры здесь, — выкрикнул он, захлопывая дверь.
— Люси просила навестить их с Полом, — сказал я Гвен, заглядывая ей в глаза. — Но мы можем отложить это до завтра. Я так соскучился по тебе, — я крепко обнял ее и приподнял над полом, начиная кружить. — Ты не представляешь, как сильно.
Она рассмеялась, ласково ероша мои волосы. Мне хотелось вдыхать, впитывать, запоминать её запах, смех, прикосновения. И, наконец, поцеловать. Потому что нам так и не удалось побыть вдвоем за все прошедшие дни. Вечером воскресенья нам обоим был нужен сон после перенесенной клинической смерти, а потом здание Ложи так и кишело людьми, отчего нам не удавалось остаться наедине, да и Фальк следил в оба, точно коршун. Наши встречи были лишь на собраниях в зале дракона, когда я мог только украдкой поглядывать на нее и, словно невзначай, иногда легко дотрагиваться.
Я поставил Гвенни и увидел, что выражение её лица стало серьезным.
— Что случилось?
— Гидеон, — она опустила глаза. — Понимаешь, я ни разу не прыгнула к дедушке со всеми этими допросами. Я так уставала, что сил на длинные разговоры не оставалось, да и Фальк еще с этими обязательными элапсациями. Мы ведь виделись с Лукасом в последний раз в 1993-м, поэтому я не стала выходить из подвала в 1956-м. Да и честно говоря, ждала, что тебе удастся прийти ко мне, — последнюю фразу Гвен пробормотала тихо.
— Прости, Фальк лично настраивал хронограф вечерами после собраний. А днем я пропадал в университете, закрывая долги, которые успели накопиться, — я замолчал, поняв, что и сегодняшняя элапсация будет раздельной. — Я не смогу пойти с тобой в 1993-й, — добавил я, тяжело вздохнув.
— Это даже к лучшему. Наверное, я буду плакать, для Лукаса, скорее всего, это будет последняя наша встреча, — призналась Гвен. — Но дедушка заслужил знать, что всё закончилось хорошо, — она взяла меня за руку и повела к выходу из зала. — Как ты думаешь, мистер Джордж поможет выбрать подходящий день для встречи и перенести хронограф к кабинету Лукаса, чтобы мне не сталкиваться со стражей?
Я сидел в подвале 1953-го снова один и, подобно Фальку, не верил в то, что всё закончилось. Что теперь действительно можно расслабиться и спокойно жить. С единственным «но». Я тосковал, уже почти физически страдал от недостатка близости, поцелуев, хотя понимал, что Гвенни правильно поступила, сразу сказав о намерении прыгнуть к деду. Иначе я бы ее не отпустил, если бы наши губы встретились. А мои надежды проводить ее домой, имея такую возможность впервые за несколько дней, были жестоко обрублены при возвращении сообщением на телефоне: «Прости. Я уже дома. Дедушка отвез меня. Люблю»
***
— Ты уверен, что мы выберемся так из этих чертовых переходов? — нервно спросила Гвен, идя в нежно-розовом платье вслед за мной по туннелю 18-го августа 1912-го, куда Фальк, дрожа от нетерпения, лично отправил нас, дав с собой подходящих денег для экипажа и толстый конверт с письмом для Пола.
— Я проверил все карты, тут есть выход в какую-то лавку. Найдемся, как соврать и выкрутиться, — ответил я, потянув её вперед. — Мне нельзя второй раз в один и тот же день появляться наверху.
— Почему ты не попросил Пола встретить нас?
Я пожал плечами.
— Думал, что не смогу вернуться.
Перед нами показалась лестница, ведущая наверх.
— Нам сюда, — сказал я, начиная подниматься.
Мы открыли дверь и оказались в какой-то подсобке, где пахло медикаментами. Кажется, лавка оказалась аптекой. Прошли на свет и столкнулись с мужчиной, отчего Гвендолин тихонько вскрикнула и крепко сжала мою ладонь.
— Доктор Гаррисон? — удивился я.
— Добрый день, молодые люди, — он легко поклонился. — Чем могу быть полезен? — его голос был таким же дружелюбным, как и в прошлый раз. В руках он держал полотенце, отирая ладони.
— Вообще-то нам нужен экипаж на Блэндфорд-стрит, — нашелся я после секундного замешательства.
— Мы приглашены на обед к Люси и Полу, — сказала Гвен.
— С радостью посодействую, — ответил он, накидывая пиджак и подхватывая трость.
За столом царило радостное возбуждение. Люси, Пол и леди Тилни потребовали пересказа в мельчайших подробностях о событиях с нашей последней встречи. Когда они всё выслушали, то облегченно выдохнули, начиная смеяться, шутить и улыбаться.
— Гидеон, ты, кажется, хотел что-то сделать утром, — тихо шепнула мне Люси, когда мы проходили из столовой в гостиную, и протянула сложенную записку. — Спасибо за лекарства. И за жизнь Гвендолин, — она крепко обняла меня. — Я так тебе благодарна.
— Принцесса, — раздался возмущенный голос Пола.
— Я просто благодарю Гидеона за Гвен, — она подошла к нему и присела рядом. Пол взволнованно теребил конверт с письмом от Фалька, не решаясь открыть, но и не желая выпускать его из рук.
Я откашлялся и подошел к небольшому дивану.
— Леди Тилни, передадите мне это на элапсации в Рождество 1929-го? — спросил я, протягивая бумагу, и поймал на себе изумленный взгляд Гвен, которая сидела на стуле у окна. На ее лице отражался немой вопрос: «Ты тоже там был?» Я кивнул в ответ.
— Не в 1916-м? — уточнила леди Тилни, принимая листок.
— Нет, тогда мы с вами просто поговорили, то есть поговорим о пророчествах, — сказал я.
— Хорошо, — она развернулась к Гвен. — А когда ты придешь ко мне, Гвендолин? Доктор Гаррисон передал мне твои слова. Хотя… Знаешь, не говори. Пусть в моей жизни останется хоть немножно загадок, — леди Тилни изящно рассмеялась.
Мы с Гвенни, вернувшись в настоящее, шли к её дому, взявшись за руки.
— Кажется, тебя уже не смущают прогулки по улицам Лондона в одежде прошлого века, — заметил я спустя несколько минут в тишине, оглядывая её длинное платье. Она выглядела такой измотанной и замученной, что хотелось стереть усталость с её лица. Укутать теплом и заботой, хоть немного оживить такую непривычно молчаливую Гвенни, ведь она, вопреки моим ожиданиям, даже не спросила ничего про то Рождество, где мы порознь встретились с Маргарет.
— Тут идти всего десять минут. А я так устала за эту неделю, что меня уже ничем не смутить. Даже тем, что, кажется, наш дворецкий приходится моим племянником, — она нервно рассмеялась. — Мне ведь не послышалось, что служанка обращалась к Люси и Полу как «миссис и мистер Бернхард»?
Я покачал головой.
— Нет, не послышалось.
— Просто в голове не укладывается. Это не может быть совпадением. Столько новых родственников за последние три недели прибавилось. А теперь мне хочется просто забыть все эти допросы и длинные разговоры как неприятный сон. И, наконец, отдохнуть, — Гвен улыбнулась.
— Я должен тоже тебе кое-что рассказать, — неуверенно начал я. — Я давно дал себе слово. И не хочу, чтобы между нами были тайны.
— Если эта история не укладывается в десяток слов, то давай отложим до завтра. Может, у нас будет, наконец, совместная элапсация, — она остановилась. Мы находились на углу Бурдон-плейс под цветущей магнолией. Гвен обняла меня. — Несмотря ни на что, это самый чудесный апрель в моей жизни.
Мы стояли, обнявшись, и я чувствовал тепло её тела, нежный запах, невесомое дыхание, приятно щекотавшее кожу на моей шее.
— Гвендолин Шеферд, ты пойдёшь со мной на свидание? — уткнувшись в её мягкие волосы, тихо спросил я, очарованный моментом.
— Свидание? С тобой? — переспросил она, подняв голову и доверчиво посмотрев. Закатное солнце подсвечивало её чёрные волосы, а кожа казалась почти прозрачной, отражая лучи, напоминая лепестки роз. Я перевел взгляд на идеально-очерченные губы.
— Привет, ребята, — раздался голос Шарлотты.
— Привет, Шарлотта, — сказали мы с Гвен одновременно, повернувшись на голос, при этом Гвенни попыталась высвободиться из моих объятий, но я не выпустил её.
Шарлотта открыто улыбнулась, проходя мимо с рюкзаком вытянутой формы за спиной.
— Как дела? — спросил я.
— Нашла отличный зал для фехтования недалеко, — весело проговорила она. — Не хочу бросать. Уже третья тренировка.
— Здорово, — прокомментировала Гвен.
У Шарлотты зазвонил телефон.
— Мне пора. Кстати, отлично смотритесь в костюмах столетней давности, — она подмигнула и ответила на звонок. — Да, Уильям. Я уже бегу, — она рассеянно махнула нам рукой, пока уголки её губ стремительно ползли вверх.
— Ещё одно потрясение последней недели, — выдавила из себя Гвен. — Когда Шарлотта пришла в себя после вечеринки, то в понедельник дала такой мощный отпор тёте Гленде за ужином, что я была шокирована. После той субботы она стала будто… другой? И ко мне, как ни странно, начала по-другому относиться.
— Да что ты? — я хитро улыбнулся. — Мне казалось, что Шарлотта всегда была такой, просто ей мешали давление и возложенная ответственность. И что-то мне подсказывает, что у неё всё налаживается.
Гвендолин опустила глаза.
— Эй, ты чего? — я приподнял ее подбородок, пытаясь поймать взгляд.
— Что было после той вечеринки? — она слегка нахмурилась.
— Мы просто поговорили.
— Просто поговорили? — губы Гвенни начали подрагивать.
— Ты ревнуешь? — широкая улыбка расползлась на моём лице. — Вообще-то я признался тогда, как сильно я люблю тебя, Гвендолин Шеферд, что мне никто не нужен, кроме тебя. Что я живу тобой, дышу тобой и…
В этот момент я почувствовал её губы на своих, ликуя всем сердцем. Этот день не мог закончиться лучше.
— Гвендолин, — раздался оклик Грейс, отчего Гвен тут же отпрянула от меня. — Девочка моя, может быть, ты хоть сегодня поужинаешь вместе с нами?
— Мне когда-нибудь дадут тебя поцеловать? — шепнул я на ухо Гвенни, а потом во весь голос поздоровался. — Добрый вечер, миссис Шеферд.
Без сомнений, их нужно свести с Фальком, чтобы они перестали лезть в наши отношения, потому что день
всё-таки мог закончиться лучше.
— Да, мам. До завтра? — в это время я достал телефон Гвен из кармана своего пиджака и вложил в её ладонь.
— Даже не проси в следующий раз брать телефоны с собой в прошлое, чтобы не возвращаться в Темпл, — недовольно проговорил я.
— Хорошо, — в её глазах плясали смешинки. — И на свидание тоже согласна.
