У человека два зрения: взор тела и взор души. Телесное зрение иногда забывает, но духовное помнит всегда.
Александр Дюма, «Граф Монте-Кристо».
Февраль.
— Может, мы бы могли просто попробовать использовать омут… — начала Гермиона, поднимая эту тему во время завтрака уже в третий раз за прошедшую неделю. Совместная жизнь с Малфоем поразила, стоило Гермионе осознать, что бывший хулиган, ставший жестоким Пожирателем смерти, которого она помнила, теперь ходил на цыпочках рядом с ней, будто боясь, что может спугнуть. Малфой уходил на работу, Гермиона оставалась одна в квартире и занималась поиском информации. Иногда она встречалась с Гарри и Джинни, чтобы пообедать, но в основном проводила время за книгами. Гермиона прочла все медицинские журналы: маггловские и магические, которые касались проблем, связанных с потерей памяти. И она с неохотой прочла до боли неловкую историю сообщений, содержащую всевозможные признания в любви и обожании волшебнику, который никак не мог разобраться, как писать в ответ. Это было нежно, странно приторно, но от увиденного по коже бежали мурашки. — Нет, это исключено, — сказал Малфой гораздо менее язвительным тоном, чем в прошлый раз, когда она подняла эту тему. Гермиона попробовала ещё раз, успокоившись и придав голосу сдержанности, чтобы звучать уверенно. — Сами целители признали, что мой случай уникален и не было подобных прецедентов… — И они всё же остались непреклонны в том, что просмотр чужих воспоминаний может всё усложнить… — Но что если я их вовсе не смогу вернуть… Он сжал ладонь в кулак. Импульс, захлестнувший его, медленно отступил, Малфой, взяв эмоции под контроль, аккуратно опустил руку на стол. Гермиона сосредоточенно посмотрела ему в глаза и заметила, как он вновь стал бесстрастным, применив окклюменцию. — Не говори этого, — отрезал Малфой. — Чего? Того, что я могу не вернуть свои воспоминания? Что ж, это ведь действительно так, Малфой. Гримаса боли исказила черты его лица, прежде чем он вновь избавился от эмоций. — Прошёл всего один месяц, — спокойно сказал Малфой. Гермиона тяжело вздохнула, убрав локоны с лица, которые упали во время горячего спора. — Месяц — это большой срок, — сказала она. — Не такой большой, как шесть лет. Гермиона нахмурилась. — Ты была более упрямой, — сказал Малфой, когда у неё не осталось аргументов. — Что, прости? Он откинулся на спинку стула, наклонив голову и приподняв бровь — классическая поза Драко Малфоя. К удивлению Гермионы, защитная стена, кажется, исчезла. — Ты всегда была очень упрямой, я это имел в виду. И ты бы не смирилась с неудачей спустя всего лишь месяц попыток. Гермиона открыла рот, чтобы ответить, но снова закрыла, прежде чем слова сорвались с губ. Возмущение и разочарование скрутили язык. Но её слишком сильно выбили из колеи морщинки в уголках глаз Малфоя и лёгкая улыбка на губах. Это остановило её. — Слушай, — Малфой начал вновь говорить, расценив молчание как возможность продолжить, — ты только что снова вышла на работу… — Вряд ли это можно так назвать. Они поручили мне проверку документов. — Как бы то ни было, — перебил Малфой, — мы уже обсудили то, что следует тебе рассказать, поэтому не будем торопиться. Со временем ты будешь погружаться всё больше и больше. — Я не умею быть терпеливой, Малфой. — Мне хорошо известно, что ты ненасытна, когда дело касается чего-то нового. Зелёная вспышка в камине остановила порыв Гермионы, и она смогла оторвать взгляд от самодовольного лица Малфоя. Голос Гарри донёсся до них из гостиной. — Малфои? Я могу войти? Мне нужна минутка вашего внимания. Гермиона встрепенулась, но решила не обращать внимания на то, что её окликнули по фамилии Малфой. — Пойдём, — сказала она по пути в гостиную. В следующее мгновение перед ней уже стоял Гарри Поттер. Она испытала облегчение, которое всякий раз настигало, стоило ей взглянуть на него с тех пор, как произошёл несчастный случай. Гермиона цеплялась за это знакомое чувство, обнимая его. Малфой не потрудился встать с места, лишь слегка повернулся, чтобы поприветствовать гостя. — У меня есть новости, — поспешил сообщить Гарри. — Какие? — Повышение. Мне дали повышение. Теперь я буду руководить целым отделом. Гермиона снова бросилась обнимать Гарри, бормоча ему в плечо поздравления. Малфой появился позади неё, когда она наконец отстранилась, и протянул Гарри руку. — Неплохо, Поттер. Что ж, тогда выпивка за твой счёт? Каждый раз, когда Малфой что-либо говорил Гарри — нечто не оскорбительное — Гермиону настигало ощущение, что она оказывается в параллельной реальности. И этот раз не стал исключением. В его словах не было насмешки, никаких намёков на издевательство, ничего, кроме искреннего, хотя и скромного, поздравления. — Конечно, — сказал Гарри, и его лицо озарилось кривой, но горделивой улыбкой. — Я знаю, что сегодня среда, но мы хотим отпраздновать. Вы же придёте? Малфой на мгновение встретился взглядом с Гермионой, и их разговор о том, что следует давать ей чуть больше информации, вихрем пролетел в её голове. Она не могла вечно оставаться застенчивой затворницей, одержимой поисками, которой хватает сил только для того, чтобы выйти на работу, навестить родителей и иногда встречаться с Гарри и Джинни. — Да, — настояла Гермиона, уже затаив дыхание от предвкушения чего-то нового, связанного с её друзьями, с которыми следовало встречаться почаще, поскольку, очевидно, уход за детьми отнимал у них много времени. — Мы хотим устроить грандиозный ужин. Всё как полагается, — сказал Гарри. — Переместитесь к нам через камин в семь вечера. И после нескольких кивков и прозвучавших в очередной раз поздравлений, а также объятий Гермионы, Гарри снова исчез в камине.***
Было приятно надеть что-то формальное. В течение нескольких недель после несчастного случая Гермиона носила три пары джинс и джемперы, которые были спрятаны в самом дальнем углу гардеробной прямо за непристойно большими коллекциями галстуков и карманных платков для костюмов, которые принадлежали Малфою. Было почти завораживающе — надеть платье и стараться уложить волосы так, словно это было самое необходимое занятие в жизни после ношения той одежды, которую она подбирала для работы. Гермиона оценивающе взглянула на себя в зеркало. Ей удалось собрать волосы в низкий пучок, а выпавшие пряди красиво обрамляли лицо. Платье — тёмно-синее и довольно простое — подчёркивало обтекаемые формы, к которым она всё ещё не смогла привыкнуть. За шесть потерянных лет худое, едва сформировавшееся тело молодой девушки стало принадлежать женщине, которая смотрела из отражения. Гермионе нравилось, как она выглядит в платье, и было трудно смириться с тем, что никак не удавалось узнать себя в зеркале. В дверь постучали. Уговор Гермионы и Малфоя заключался в том, чтобы давать друг другу немного личного пространства каждый день, и в сегодняшний вечер его требовалось ещё больше, поэтому было необходимо часто стучать в двери и спрашивать разрешения войти. — Мне просто интересно, какого цвета платье будет на тебе, — раздался голос Малфоя за дверью. Гермиона ещё раз бросила взгляд на отражение в зеркале и, натянув улыбку для уверенности, открыла дверь, чтобы встретиться с ним. Малфой стоял прямо у входа в ванную, поэтому, когда Гермиона открыла деревянную перегородку, они оказались лицом к лицу и отныне их разделяло расстояние вытянутой руки. Но эта дистанция казалась куда меньше. Потому что, будучи уже полностью собранной, Гермиона увидела, что его рубашка лишь наполовину застёгнута, словно цвет её платья повлияет на то, во что он оденется. Потребовалась большая сила воли, чтобы смотреть ему в глаза, а не на грудь. Не то чтобы он заметил, если бы она взглянула украдкой. Его внимание, ко всему прочему, не было сосредоточено на её лице. Гермиона практически чувствовала, как взгляд Малфоя скользил вдоль платья, проникая под ткань и касаясь тела, пока он не поднял глаза и не встретился с её собственными. Гермиона попыталась не съёжиться от того, как Малфой открыто пялится на неё. — Ты решила идти в тёмно-синем… ладно, я переоденусь, — он повернулся спиной. Гермиона покраснела от незнакомого чувства неловкости. Всего несколько минут назад она ощущала себя так уверенно в том, во что была одета, но один загадочный комментарий Малфоя заставил уверенность разбиться вдребезги. Ей будто снова было тринадцать лет, у неё были огромные зубы, которые слишком сильно выделялись на лице и не оставляли места для остального. — А я не должна была? — спросила она, крикнув ему вслед и ненавидя то, что крохотная часть подсознания грезила услышать его одобрение. — Извини? — спросил он. — Носить тёмно-синее платье. Я не могу носить его? — Гермиона не отступала. Она вышла в коридор и указала на платье. — Я посчитала, что оно хорошо сидит… Гермиона умолкла, когда Малфой шагнул к ней. Он осознал, что двинулся с места, и тут же замер, мучительно скривившись. Гермиона ожидала увидеть, как черты его лица заледенеют и заглушат неуверенность и беспокойство в его душе. Но ледяная корочка так и не возникла. Вместо неё на его губах растянулась лёгкая улыбка. — Ты выглядишь… прекрасно. Это платье. Оно… моё любимое, — слова прозвучали тихо, потому что ему было сложно говорить. Гермиона не могла свыкнуться с мыслью о Драко Малфое, который подбирал слова, размышлял, прежде чем начать говорить. — Но я надел чёрное, — продолжил он, говоря о себе, и голос зазвучал более звонко. — Я просто переоденусь в серый костюм, и мы сможем идти. Отступив обратно в спальню и закрыв за собой дверь, он оставил Гермиону одну в коридоре, и она тут же стала задаваться вопросом об истории платья, прилегающего к коже. Как и все предметы в квартире, оно тоже имело для Малфоя какое-то значение, о котором Гермиона не догадывалась. Это было похоже на прогулку по минному полю, которым был её собственный дом, ведь все, к чему бы она ни прикоснулась, могло взорваться, и ей бы так и не стало известно, что за тайну хранила в себе та или иная вещь.***
— Рон тоже будет, — сказала Джинни вместо приветствия, когда Гермиона появилась в камине на площади Гриммо. — Я просто хотела удостовериться, что тебе будет об этом известно, потому что, готова поспорить на несколько галлеонов, Гарри забыл об этом упомянуть… да, судя по твоему лицу, он и правда этого не сделал. Малфой столкнулся с Гермионой, когда возник позади неё. Она не сдвинулась с места с того момента, как Джинни сказала «Рон». Гермиона чертовски хорошо контролировала свои мысли, находясь вдали от Рональда Уизли после того, как Джинни вежливо сообщила ей за обедом, что он теперь женат и скоро станет отцом. Но мимолётная встреча с ним вживую? После шести лет, утерянных в её памяти? Её грудь сжалась. Малфой смущённо фыркнул за её спиной и принёс тихое извинение за то, что задел Гермиону при приземлении. Он выпрямился, остановившись рядом, и встретился взглядом с Джинни. — Уизли, — сказал он, — неужели я вижу морщины? Джинни фыркнула. Гермиону охватил ужас. — Хорёк, — ответила она, — неужели ты начал лысеть? — Вряд ли, потому что, когда я видел своего отца в последний раз, у него всё ещё были волосы. — Жаль, — задумалась Джинни, — но ещё есть время, поэтому я не буду терять надежду. Гермиона переключала внимание то на Джинни, то на Малфоя, пытаясь понять, не обиделся ли кто-нибудь из них. Или расстроился. Или, если Бог всё же смилостивился, они оба, видимо, просто шутили друг над другом. Но прежде чем Гермиона успела открыть рот, чтобы потребовать объяснения тому, чему она стала свидетельницей, к ним присоединился Гарри, поправляя галстук-бабочку и выглядя не как человек, который руководил целым отделом Министерства магии, а как большой ребёнок, который играл в переодевания. И Гермиона любила его за это. — Видишь, Джин? Прошло двадцать шесть лет, но я всё же научился завязывать бабочку самостоятельно. Джинни просто закатила глаза и легонько поцеловала мужа в щёку. Гермионе внезапно показалось, что расстояние между тем местом, где она стояла, и местом, где стоял Малфой, увеличилось в несколько раз — до размера каньона — что резко контрастировало с близостью людей перед ними. Гарри мягко улыбнулся и взял жену за руку. — Тогда пошли, — сказал он. — Мы решили просто отправиться в Косой переулок, там нас будут ждать Рон и Лаванда. И, совершенно не подумав о той бомбе, которую он сбросил на психику Гермионы, Гарри шагнул в камин, держа жену за руку. Джинни, скривившись от беспокойства, успела бросить быстрый взгляд на неё, прежде чем превратиться в зелёное пятно. Лаванда. Лаванда Браун. Гермионе кое-что было известно о дедуктивном мышлении. Если у Рона была беременная жена, и если Рон будет на ужине со своей женой и тот человек, с которым он там будет, это Лаванда, то, судя по логике вещей, Рон был женат на Лаванде. Она оказалась под водой? Куда пропал весь кислород? Гермиона почувствовала, как комната начала кружиться, когда она пыталась разобраться в новой реальности, в которую угодила. Ни единый мускул на лице Малфоя не дрогнул, пока он стоял рядом. Она сделала шаг назад, найдя стул, и села, пустившись по течению своих попыток проанализировать эту новую информацию и стараясь поместить её в книгу своей новой жизни. Напряжённый голос вернул её на берег. — Ты в порядке? Гермиона сфокусировалась на мужчине перед ней. Его руки были спрятаны в карманы, глубокая морщина прорезалась между бровями, а пульсирующая вена отчётливо виднелась на шее, почти достигая линии челюсти. Но глаза его были спокойны, будто каждая унция, отвечающая за концентрацию, была сосредоточена на том, чтобы позволить ему дольше оставаться в таком состоянии. — Да, — ответила она. — Я в порядке… давай… просто пойдём. — А может, не стоит? — спросил он. — Они поймут, если мы не придём. — Ты не хочешь идти? — возмутилась она, пытаясь выиграть время. — Да. Гермиона моргнула. — Это было… честно. — Не могу даже представить, каково мне будет наблюдать за тем, как моя жена начнёт копошиться во внезапно вспыхнувших чувствах к своему бывшему парню. — Малфой потёр затылок, что свидетельствовало о дискомфорте. — Но если ты хочешь пойти… тем более, ты надела такое красивое платье. Это твои друзья, поэтому здесь не идёт и речи обо мне. Гермиона ощетинилась. Она отрицала возможность того, что будет таращиться на Рона и пытаться быть рядом с ним во время ужина, где будет присутствовать его жена. Гермиона поймала себя на том, что ей не следует позволять таким мыслям появляться в её голове. Означало ли это то, что она бы таращилась и пыталась быть рядом с Роном, если бы Лаванды не было поблизости? Она почувствовала, как щёки стали гореть от возмущения. Нет, это просто были неправильные слова. Гермиона вполне в состоянии поужинать с Рональдом Уизли и его женой, при этом не выставляя себя идиоткой. — Я всё равно хочу пойти, — заключила Гермиона, надеясь, что Малфой не заметил румянец на щеках. Он коротко кивнул и протянул ей горшочек с летучим порохом, не предлагая переместиться вместе, как это сделали Джинни и Гарри. — Для справки, — сказал Малфой, когда она шагнула в камин, — это ты его бросила. Гермиона кинула себе порошок под ноги и переместилась, превратив Малфоя в серое пятно перед глазами. — Прости, Гермиона, — сказал Гарри, когда она оказалась в Косом переулке. — Джинни сказала мне, что я какой-то рассеянный. Я не хотел, чтобы ты подобным образом узнала о Роне и Лаванде. На этот раз Гермиона не забыла отойти в сторону, чтобы Малфой мог спокойно покинуть камин. — Джинни уже в ресторане, чтобы встретить их, — продолжил Гарри. Вспышка света указала на то, что Малфой возник в камине. — Вы готовы? — спросил её друг. Гермиона просто кивнула, хватаясь за свою гриффиндорскую храбрость, которая должна была ей помочь. — Тогда нам сюда, — сказал Гарри, взяв на себя инициативу. Боковым зрением Гермиона могла разглядеть, как Малфой сгибал и разгибал пальцы левой руки. Он выдохнул. — Могу я взять тебя за руку? — спросил он, когда она сделала шаг вслед за Гарри. Гермиона обернулась и обнаружила, что Драко Малфой всё ещё стоял возле камина, протягивая ей руку. Несмотря ни на что, он выглядел нелепо: одетый в шитые на заказ брюки, рубашку и пальто, с поднятой рукой, чуть согнутой в локте, и с настороженным видом. Он понял её ответ ещё до того, как Гермиона приняла решение. У неё перехватило дыхание. В груди вспыхнул неприятный жар. Она с опозданием поняла, что значили слова Гарри после её выписки из Мунго о том, что он не знал: стоит плакать или смеяться. Малфой опустил руку. — Извини, — резким тоном сказал он. — Мне не стоило… — Нет, это ты меня прости, просто я не… пока нет, — закончила она «логически» построенное предложение. За эти несколько унизительных секунд Гарри уже далеко отошёл от них. Со своего места в паре метров от Гермионы он развернулся и наблюдал за ними. — Вы идёте? — крикнул Гарри. — Да, Поттер, уже идём, — тихо ответил Малфой, горько выдохнув.***
Джинни, Рон и Лаванда уже сели за стол к тому моменту, когда Гермиона вместе с Гарри и Малфоем подошла к ним. Рон по-джентельменски встал, увидев её, и выглядел довольно нелепо. Он сделал шаг вперёд, смотря ей в глаза, и коротко обнял в качестве приветствия. И всё было так, как она помнила. И в то же время совершенно иначе. Более того, Рон был слишком сдержанным и холодным, чтобы она могла собрать все кусочки пазла воедино. Гермиона почувствовала лёгкое головокружение, почти сожалея, что не приняла предложение Малфоя вернуться домой. Потому что, когда она посмотрела в голубые глаза Рональда Уизли и заметила веснушки на его лице, ей показалось, что он не постарел ни на день и по-прежнему казался ей родным. Но всё было не так. Следующей к ней шагнула Лаванда, и большой живот прижался к рёбрам Гермионы, когда та обняла её, но это было больше похоже на формальность, чем на настоящее приветствие. — Гермиона, привет, я Лаванда. Мы вместе учились в школе, — произнесла она, пристально глядя в глаза Гермионы, словно пытаясь силой мысли донести до неё суть сказанного. — Я… да, Лаванда, я знаю, кто ты… — Вы заказали вино? — вмешался Малфой, осматривая стол. Джинни уже успела налить ему бокал и протянула его со своего места. — Благослови тебя Господь, Уизли, — сказал он. — В зависимости от того, какой урожай ты выбрала, я заберу назад все свои комментарии в твою сторону. Гермиона отошла от Лаванды, чувствуя себя невероятно неловко под озабоченным взглядом этой женщины. Когда она отодвинула стул, Малфой одёрнул её, выдвинув другой и жестом пригласив сесть рядом. — Я не могу самостоятельно выбрать себе место? — спросила Гермиона, уловив резкость в своём голосе. Хотя он на самом деле не закатил глаза, тон его голоса указывал на то, что ему хотелось это сделать. — Я левша, — сказал Малфой. — Тебе не понравится сидеть слева от меня. Джинни хихикнула, прижав бокал к губам. — Его локти такие же колючие, как и лицо. — Отлично! — сказал Гарри, глядя на корзину с хлебом на столе. — Всё будет отлично! — Гермиона не могла понять, пытался ли он убедить её в этом. Заняв место, Гермиона обнаружила, что Джинни расположилась напротив, во главе стола, по правую руку от неё сидел Гарри. Малфой сел слева, напротив Рона, который был рядом с Лавандой. И он выглядел крайне недовольно. Его бокал был уже почти пуст. Когда, наконец, все уселись на свои места, стол погрузился в тишину. Их попытка воплотить в жизнь то, что когда-то имело место быть, увядала на глазах. — Что ж, расскажи нам о своём повышении, Поттер, — предложил Малфой, допив вино до дна и предложив корзину с хлебом Лаванде. Краска прилила к лицу Гермионы от удивления, что у этого мужчины были навыки общения. Гарри начал взволнованно рассказывать о своей карьере аврора, упоминая практически все события, которые делали его идеальным кандидатом на пост главы отдела. Примерно в то время, когда Гарри добрался до истории о «большом деле в две тысячи четвёртом году», Гермиона почувствовала, что он частично заново переживал процесс расследования, частично что-то приукрашивал для неё, частично участвовал в каком-то странном соревновании с Малфоем относительно навыков дуэли. Малфой, в свою очередь, терпеливо слушал, пил вино и продолжал задавать общие вопросы, вроде: «Как ты пришёл к такому выводу?» и «Что заставило заподозрить именно гоблина?», и, что ещё хуже, «Тебе кажется, что это было поспешным решением?». Гермиона чувствовала себя так, будто находилась за стеклом и наблюдала за двумя мужчинами, вовлечёнными в разговор, который, казалось, ни одному из них не был интересен, но они продолжали болтать несмотря ни на что. Первые блюда оказались на столе, но бесконечный разговор между Гарри и Малфоем не спешил заканчиваться. Внимание Гермионы переместилось на другую сторону стола, где сидели Рон и Лаванда, которые разговаривали между собой. Гермиона наблюдала за их взаимодействием, изучая свои собственные чувства, ожидая укола ревности или болезненного желания быть рядом. Но вместо этого она обнаружила, что была в большей степени озадачена. Рон выглядел почти так же, как и в тот день, когда ему исполнилось семнадцать: высокий, веснушчатый, рыжий и милый. Это были качества, которые когда-то заставляли её сердце стучать быстрее. И она вспомнила об этом совсем недавно. Но что-то в том, как он был поглощён любовью к Лаванде — абсолютно неинтересной девушке, по мнению Гермионы, — вымыло из вен желание быть с ним рядом, оставив после себя лишь следы былой привязанности, основанной на их общей истории. Это было странное и неожиданное чувство. Совсем не то, чего она ожидала. Гермиона так отчаянно хотела увидеть его, когда впервые очнулась в больнице, убеждённая в том, что если бы просто он оказался рядом, то всё вновь заиграло бы прежними красками и приобрело смысл, а забытое время вернулось бы к ней в виде воспоминаний. Она хотела любить его. Где-то, борясь с логикой, часть Гермионы хотела любить его, потому что он был первым и потому что она думала, что он и станет единственным. Гермиона улыбнулась, наконец почувствовав нежность, но она была сродни той, что ощущалась по отношению к Гарри. Рон повернулся, чтобы посмотреть на неё, голубые глаза встретились с карими, и Гермиона поняла, что за столом стало тихо. Она пялилась. Боже, как долго она пялилась? Её живот скрутило, и она почувствовала, как холод скользнул вдоль стола и коснулся костей. Гермиона опустила голову, уповая на то, что кто-нибудь применит к ней ступефай, и размышляя о том, как долго её друзья лицезрели, как она пялилась на своего бывшего молодого человека. Рядом с ней Малфой сжал кулак на колене под столом, и она разглядела, как костяшки приобрели белый оттенок. Ей не удалось заставить себя взглянуть на него. Гермиона приняла тот факт, что струсила, поэтому посмотрела на Джинни, правая бровь которой была приподнята. Подруга с неодобрением и напряжением в глазах наблюдала за ней, держа в руке бокал с вином. Она переключила внимание на Гарри, который был не в силах смотреть на неё и хотел спрятаться под стол. Наконец Гермиона нашла в себе силы и взглянула на Малфоя. Он выглядел так, будто был сосредоточен на чём-то, что находилось где-то чуть выше головы Джинни, и совершенно не двигался. Единственным признаком того, что он вообще дышал, было раздувание ноздрей. Стол затрясло, когда он резко встал, заставив загреметь столовые приборы и тарелки. Он чуть опустил голову, чтобы взглянуть на Гермиону, и немедленно отвернулся, словно сожалея о своём решении. — Прошу меня простить, — сказал он и мгновенно аппарировал прочь. Салфетка цвета слоновой кости упала на пол, когда администратор заведения бросилась к нему, чтобы предупредить о том, что аппарация в ресторане запрещена. «Ну, это произошло неожиданно», — прошептала Лаванда так, чтобы её услышали все присутствующие за столом. — Я найду нашего официанта и попрошу счёт, — объявил Рон, поднимаясь и уходя в сторону под пристальным взглядом Лаванды, которую словно не волновала атмосфера за столом. Гарри протяжно застонал как раз перед тем, как Джинни хлопнула его по руке. — Гарри Джеймс Поттер, ты весь вечер собирался мериться членами с хорьком? Некоторые вообще-то хотели поужинать! Гарри принял оборонительную позу, подняв руки. — Что? Ничего подобного! Я просто что-то рассказывал, а он меня подстрекал… — Ох, он этого не делал, — огрызнулась Джинни. — Он пытался поддержать разговор, чтобы Гермиона не чувствовала себя неловко. Теперь Джинни направила огонь на Гермиону. — А ты? — начала она. — Ты пойдёшь за ним или нет? — Я уверена, Рон и сам сможет найти официанта… — О, ради Мерлина, я не про Рона, а про Малфоя! Ох. Конечно. — Сомневаюсь, что ему сейчас захочется меня видеть, — сказала Гермиона, чувствуя, как смущение начало подкрадываться к сердцу. — Возможно, — согласилась Джинни, — но ты, вероятнее всего, единственный человек, с которым он вообще захочет говорить. И тебе, в любом случае, нужно извиниться за то, что ты пялилась на моего брата за ужином. Чёрт, да тебе и перед Лавандой надо извиниться. — Джин, ты ведёшь себя грубо. — Кто пялился на Рона? — спросила Лаванда, положив руку на живот. — Вы же это не про Гермиону? Это был типичный для неё задумчивый взгляд. Он очень отличался от её пристального взгляда. А я видела и тот, и другой. Из всех людей, которые могли встать на защиту Гермионы, собственная жена Рона даже не входила в этот список. — Конечно, для меня это выглядело так, что она просто пялилась! — выпалила Джинни, допив вино. — Нет, её рот был закрыт, — мягко сказала Лаванда, тихо хихикнув. — Когда рот закрыт, то она думает. Когда открыт — пялится. Эти взгляды были у неё, когда она общалась с Крамом. Ты же помнишь Виктора Крама, Гермиона? — спросила Лаванда, переведя взгляд с Джинни на неё. — Должна признаться, тогда я ужасно ревновала… — Мне нужно найти Малфоя, — перебила её Гермиона. — Прости, Миона, — виновато произнёс Гарри, ковыряя на тарелке кусок багета. — Я просто хотел, чтобы мы хорошо провели время, как раньше. Она натянуто улыбнулась ему, держа рот закрытым, чтобы не сказать то, что вертелось на языке, прекрасно осознавая, что эти слова принесут ему столько же боли, сколько и ей. Ничего уже не будет как прежде. Не обращая внимания на замечание хозяйки, Гермиона аппарировала в квартиру.***
Малфой стоял на кухне, держа стакан воды в руке. Он вылил остатки того, что было на дне, когда Гермиона с громким треском аппарировала и оказалась возле стола. Единственным источником света была луна за окном, которая освещала и без того почти белые волосы Малфоя и отбрасывала тени на лицо. Гермиона обнаружила, что ей пришлось напрячься, чтобы разглядеть его глаза в темноте и оценить, сколько боли она ему причинила. — Аккуратней, — сказал он тихо. Малфой вытащил палочку и пробормотал заклинание. Сверкающие осколки стекла поднялись с пола, отражая в своих гранях мягкий лунный свет, когда они закружились в воздухе и снова стали собираться в единое целое. Это тоже было своего рода волшебство. — Малфой, я… — Не надо, — отрезал он тем тоном, который был так похож на тот, что она ожидала от него услышать долгое время. Это была та же резкость, та же ядовитая нотка, которую ей приходилось слышать в классах, коридорах и в Большом Зале на протяжении нескольких лет. Гермиону удивило, насколько подобная эмоция в его голосе застала её врасплох. Она, видимо, уже привыкла к вежливому Малфою, хотя даже не осознавала этого. Его голос смягчился, когда он заговорил вновь. — Я слишком пьян… я не могу применять окклюменцию. Мне нельзя говорить с тобой прямо сейчас. Гермиона закусила нижнюю губу, чувствуя медный привкус крови, когда зубы прокусили плоть. Это было не то, о чём он подумал. Гермиона не пялилась. Всё было предельно просто. Она не хотела причинять ему боль, её вдруг осенила внезапная мысль, вместе с привкусом крови во рту — для неё это действительно имело значение. — По правде говоря, я бы хотела, чтобы ты не применял окклюменцию, — сказала она. — Создаётся впечатление, будто я говорю с ненастоящим человеком. Малфой зловеще рассмеялся. — Некоторые вещи никогда не меняются, да? — он поставил стакан на стол. Его голова была поднята, и, несмотря на то, что он находился в тени, Гермиона была уверена, что взгляд направлен на неё. — Мы с тобой уже ссорились из-за этого. И я не хочу повторять, пожалуйста, — его искренность звучала вперемешку с насмешкой, будто он ничего не мог с этим поделать. — Я не хочу расстраивать тебя. — Это не ссора, — возразила Гермиона. — Я просто хочу извиниться. Я понимаю, как это выглядело со стороны, но всё было не так. Гермиона услышала, как Малфой глубоко вздохнул, прежде чем протяжно выдохнул, позволив напряжению занять все свободное пространство на кухне. В этот момент не существовало никаких других звуков, помимо шумного дыхания сквозь стиснутые зубы. — Я говорил тебе, — сказал он, и голос, который Малфой старался контролировать, начал дрожать от гнева, выплёскивающегося за края его терпения. — Я говорил тебе, что я не хотел быть свидетелем ничему подобному, но мне всё равно пришлось им стать. Не могу даже представить, каково мне будет наблюдать за тем, как моя жена начнёт копошиться во внезапно вспыхнувших чувствах к своему бывшему парню. — Я пытался с этим справиться, но это было чертовски унизительно. Поэтому я ценю твои извинения, но не приму их сейчас. — Что… а когда… — Гермиона, сбитая с толку, начала заикаться. — Извинений не всегда бывает достаточно, — сказал он, пока его гнев балансировал на грани контроля. Малфой потянулся к бутылке и плеснул себе в бокал ещё немного. — Я узнал эту истину от безупречной Гермионы Грейнджер. — Что ж, я — не она, — отрезала Гермиона, окончательно потеряв своё остроумие в темноте. Она вытащила палочку и использовала её, чтобы зажечь свет на маленькой кухне. Малфой вздрогнул, держа стакан, а свободной рукой прикрывая глаза. Гермиона сделала целенаправленный шаг вперёд и схватила недавно восстановленный стакан, который стоял около Малфоя. Она потянулась через островок, взяла бутылку того, что теперь могла опознать как огневиски, и налила себе, не раздумывая. — Более того, — продолжила она, будто и не прерывалась, — я не могу быть той версией меня, которую ты знал. Я — не она. Не без воспоминаний, — Гермиона скривилась от горечи виски в её горле и резкости сказанных слов. Малфой сделал очередной глубокий вдох через нос. Он расслабленно держал свой стакан, едва обхватывая длинными пальцами стекло, которое легонько вращал по кругу. Прежде чем заговорить, Малфой несколько раз постучал дном бокала по столу, избегая зрительного контакта. — Ты и она — один и тот же человек, — сказал он. — Ты всё ещё где-то там внутри, просто не помнишь этого. Гермиона почувствовала, что приросла к полу, в каком-то странном смысле тронутая тем, что он сказал, хотя и не была полностью согласна с этим наблюдением. Малфой поставил стакан на стол, прежде чем отступить назад, и прислонился к раковине. Он провёл большим и указательным пальцами по бровям, а потом скользнул рукой по волосам, что свидетельствовало о крайнем раздражении. Гермиона поняла, что приоткрыла губы, когда смотрела на него, глубоко погрузившись в раздумья. — Это не одно и то же, — сказала Гермиона. — С Роном… я думала об этом. О том, что всё уже не было, как прежде. Малфой вновь вздохнул. Гермиона подумала, что без применения окклюменции его дыхание не было под контролем и оставалось естественным. И это сдерживало все осколки в его душе вместе. — Я пойду, — сказал он. — Что? — Мне нужно… просто не быть здесь, — его голос звучал напряжённо. — Я не хочу ещё больше всё усугубить. Он схватился за горлышко бутылки с виски и наконец взглянул на неё. — Увидимся утром, — сказал Малфой. В следующее мгновение он исчез.***
— Гарри укладывает мальчиков, — сказала Джинни, когда Гермиона во второй раз за несколько часов оказалась на площади Гриммо, но сейчас очутилась здесь в одиночку. — Смею предположить, что раз уж ты здесь, то всё прошло плохо. Гермиона честно призналась себе, что не была до конца уверена в том, как всё прошло. Она проскользнула вперёд и плюхнулась на большой кожаный диван в центре комнаты. Джинни свернулась калачиком рядом с ней, поджав ноги и опершись рукой на подлокотник. — По крайней мере, ты же нашла его, верно? — спросила она. — Да, но он был расстроен. Джин, я клянусь, что не хотела смотреть на Рона подобным образом. Это было так странно, потому что я ожидала почувствовать то же самое, что чувствовала обычно, когда видела его, но я просто… этого не произошло. И я пыталась во всём разобраться. Гарри вошёл в гостиную, остановившись на полпути, стоило ему увидеть Гермиону, а затем сел напротив дивана, едва заметно улыбнувшись из солидарности. — Ты сказала ему то же самое? — спросила Джинни. Гермиона кивнула. — Ему нужно немного личного пространства. А я просто измотана. — Он выгнал тебя? — спросил Гарри, повышая голос, и посмотрел на неё глазами, в которых блеснула злость, наклонившись вперёд. — Нет. Конечно, нет. Он ушёл, но сказал, что вернётся утром. Гарри, казалось, задумался на мгновение, словно ища признаки лжи в её голосе, а затем откинулся на спинку стула и положил ноги на кофейный столик. Вопрос внезапно возник в её голове. — Гарри, у тебя есть омут памяти? — спросила она. Он открыл рот, чтобы ответить, но Джинни перебила его. — Ох, не смей, — упрекнула она. — У меня есть копия плана твоего лечения, помнишь? — К тому же, Малфой сказал мне на прошлой неделе, и я лучше это процитирую: «ни под какими предлогами не позволяй Гермионе приближаться к этому ебаному омуту памяти, уяснил, Поттер?». И я уяснил. — Гарри выглядел слишком довольным, изображая Малфоя. — Ты чересчур смягчил голос. Его гласные звучат намного резче, да и высокомерия в твоём тоне было недостаточно, — тихо усмехнулась Джинни. Гермиона скрестила руки на груди, словно защищаясь. — Не похоже на то, что я могу воспользоваться омутом памяти, если никто не даст посмотреть мне свои воспоминания. — Мы этого и не сделаем, — сказала Джинни. — Не хочу подвергать опасности твой блестящий ум. — Но мы могли бы рассказать тебе что-нибудь, — предложил Гарри. — Рассказать что? — спросила Гермиона, опустив руки. — Что-нибудь о вас двоих, — сказал Гарри. — Что тебе уже успел рассказать Малфой? — Он не… мы не… мы особо не разговаривали на ту тему. Джинни посмотрела на неё взглядом, который выражал нечто между сочувствием и замешательством. — Я просто ещё не до конца поняла, как мне стоит с ним разговаривать, — сказала Гермиона. — Каждый раз, когда мы пытаемся вести более или менее нормальный разговор, я вспоминаю, что замужем за ним, а потом мой мозг просто отключается. Да я и не вижу его часто, только если за завтраком. А потом он уходит на работу, а я занимаюсь поисками информации или тоже иду на работу. Малфой возвращается довольно поздно, поэтому мы так мало говорим. — Ну, насколько я была осведомлена, тебе нравится общение с ним. — Не мне, — сказала Гермиона. — Ей. Той Гермионе, у которой были все воспоминания. — Это один и тот же человек, Миона, — сказал Гарри с той самой обнадёживающей улыбкой, из-за которой она могла сделать для него всё что угодно. И он сказал то же самое, что и Малфой. Но Гермионе пришлось признать, что словам Гарри она всё же доверяла безоговорочно. Джинни внезапно встала. — Я уже хотела ложиться спать, но, судя по всему, нам понадобится вино. — Зачем? — спросила Гермиона, уже чувствуя, что на неё и без этого действовал алкоголь, выпитый в ресторане, и немного виски, опрокинутого во время импульсивного разговора с Малфоем на кухне. — Потому что я почти уверена, что собираюсь убедить тебя в том, что хорёк не так уж плох, как холодный день в аду, поэтому вино нам точно понадобится. Гарри? — Мерлин, что на тебя нашло? — спросил Гарри. Джинни жестом указала на Гермиону, когда та начала наливать воду из призванной ею бутылки. — Эта особа решила впустить грызуна в наш узкий круг, а теперь мы необъяснимо и против воли привязались к нему. — Хорьки — это куньи, а не грызуны, — машинально ответила Гермиона. — Одно и то же. — Не совсем, поскольку, как ни странно, они входят в то же семейство, что и ласки. Джинни остановилась на полпути, протягивая мужу бокал вина. — Будет разумным упомянуть о том, что я из чистокровной семьи, которые, по сути своей, связаны, и тогда получается, что я связана с ним? Гермиона не смогла сдержать смех. — Не совсем точное сравнение, но всё же. Тем более, вы же связаны технически, не так ли? Джинни наконец отдала бокал вина и вернулась на своё место возле Гермионы, протянув вино. — Я просто проигнорирую это высказывание, потому что ты явно расстроена и не можешь мыслить трезво. Гермиона удобнее устроилась на диване, поджав под себя ноги. — Что ж, — сказала она, покорно вздохнув, — я готова. Убеждай меня. — Откуда начать? — спросила Джинни, взглянув на Гарри. — Полагаю, с начала, — протянул он. Гермиона почувствовала, как внутри неё что-то затрепетало. Внезапно она обрадовалась тому, что в руках бокал с вином. — После того как вы с Роном расстались, — начала Джинни, — всё стало… — Странно. Всё стало странно, — закончил Гарри. — Ты много работала, — продолжила Джинни. — В начале две тысячи второго года тебе поручили новый проект в Министерстве. Сказали, что тебе нужно оставить ненадолго отдел регулирования магических популяций, и ты присоединилась к работе над специальным проектом, который был связан с выводом из эксплуатации тёмных магических артефактов. Гермиона сделала глоток вина, пытаясь выйти на след воспоминаний об этом в своей голове. Но там ничего не было — пусто и глухо. Это напоминало лекции у профессора Бинса, когда она просто слушала сухие факты и записывала их, чтобы запомнить. Гарри неожиданно рассмеялся. — Боже, ты бы видела своё лицо, когда использовала камин и закричала, что тебя направили в поместье Малфоев. — Я рада, что ты находишь это весёлым, Гарри, — невозмутимо ответила Гермиона. — Почему Министерство отправило меня в поместье, с которым меня связывала такая… история? — она крепче обхватила свой стакан, стараясь подавить порыв потереть место на руке, где раньше был шрам. — Потому что ты лучшая в своём деле, — равнодушно ответила Джинни. — И поместье Малфоев было большой проблемой в то время. Их особняк и хранилища в Гринготтс… ты работала над ними три года. Гермиона почувствовала, как её глаза широко распахнулись. — Мне потребовалось три года, чтобы разобраться со всем этим? — Нет, сейчас этим занимается кто-то другой. Они отстранили тебя от проекта, когда вы обручились. Конфликты интересов и всё такое, — сказал Гарри, небрежно махнув рукой, словно показывая, что ему приходилось работать с некоторыми членами Министерства, которых он не переваривал. — Если я правильно понимаю, — сказала Гермиона, — я каким-то образом влюбилась в Малфоя в результате работы над тёмным артефактом, который его семья хранила у себя? — Можно и так сказать, — сказала Джинни. — Это ни о чём мне не говорит. — А должно, — настояла Джинни. — Это был тот минимум, необходимый для всей той химии, которую вы двое теперь должны взять под контроль. Гарри, сидящий в другом конце комнаты, с отвращением фыркнул в бокал. Заявление о том, что между Гермионой и Малфоем не могло быть никакой химии, было прервано воплями из другой части дома. Джинни и Гарри одновременно закатили глаза. — Точно по расписанию. Гермиона смущённо уставилась на Джинни. — Джеймс очень вредный. Нам приходится несколько раз его убаюкивать, прежде чем он окончательно заснёт. Хвала Мерлину, Альбус спит как убитый, — сказала ей Джинни, вставая с дивана. Всё, что было сказано о Малфое, внезапно забылось. Гермиона тоже встала, чувствуя себя подавленно от той мысли, что сидела в этом доме и ни разу не видела детей. — Можно мне… — начала она, чувствуя себя одновременно глупо и неловко. — Можно мне увидеть его? Гарри практически выбежал из комнаты с улыбкой на лице. — Я принесу его! Джинни тихо рассмеялась. — Он очень хотел, чтобы ты об этом попросила, — она заправила рыжую прядь за ухо и задумчиво уставилась на Гермиону. — Я знаю, что мы не разговаривали об этом, но Малфой ничего не говорил тебе? Насчёт Джеймса? — А что он должен был сказать насчёт него? — спросила Гермиона. Она ощутила, как её охватила тревога и паника относительно ребёнка, которого она даже не видела. Джинни улыбнулась, потянувшись к руке Гермионы. — Ты его крёстная, — сказала она. — Я его… — Гермиона не закончила, потому что Гарри вернулся в гостиную, а его маленькая копия вцепилась ему в шею. Взгляд Гермионы помутнел от потока слёз, а тело среагировало быстрее, чем она могла понять и оценить то, что видела перед собой. Гарри что-то шепнул на ухо ребёнку, и Джеймс повернул голову в сторону Гермионы. Улыбка озарила лицо ребёнка, когда он увидел её, и Гермиона почувствовала, как земля ушла из-под ног, и на неё обрушился дар драгоценной детской улыбки. Гарри подошёл ближе. Джеймс убрал руки с его шеи и протянул их к Гермионе, снова и снова повторяя что-то вроде «миони». — Хочешь подержать его? — шёпотом спросила Джинни. — Да, — выдохнула Гермиона, не моргая. Она забыла, как дышать, когда хрупкий малыш обнял её. Инстинктивно Гермиона стала качать его на руках, чуть приподнимаясь на носочки и раскачиваясь вперёд-назад, что-то шепча ему на ухо, чтобы убаюкать. На лицах Гарри и Джинни застыло изумление. И Гермиону тоже настигло изумление, которое засело в костях. Связь, которую она чувствовала с этим ребёнком, которого видела впервые в жизни, — по крайней мере, пребывая в нынешнем сознании, — была очень прочной. Она знала его, хотя и не помнила об этом. Гермиона поняла это, держа Джеймса на руках; на самом деле, не было никакой второй Гермионы. Она просто не помнила этого.