Выучиться не значит знать; есть знающие и есть ученые — одних создает память, других — философия.
Александр Дюма, «Граф Монте-Кристо».
Март.
У Гермионы была миссия. Когда она чувствовала, что в состоянии поговорить с Малфоем без постоянного зацикливания на том, что ей едва известно о прошлой жизни, Малфой решал, что ему следует быть более осторожным в общении с ней. И, по правде говоря, пространство между ними, беспокойство и окклюменция будто стали проникать ей под кожу. Каждый осторожный взгляд и такой же осторожный вопрос отзывались покалыванием в кончиках пальцев, всё больше и больше раздражали и нервировали. И одним субботним утром через три недели после того, что Джинни стала называть «катастрофическим ужином», Гермиона выбрала путь — быть прямолинейной. Она никогда не отличалась особой утончённостью, и это никогда не проявлялось настолько отчётливо, как в те моменты, когда Гермиона пыталась убедить бывшего слизеринца в том, что она способна выдержать больше, что ему не следует так осторожничать с ней, что холод в его взгляде вызывает неприятную дрожь, спускающуюся вниз по позвоночнику. Гермиона решила говорить прямо и по делу. И она просто спросит. Возможно, способность к тому, чтобы уступить ей, появилась в мужчине в то время, которое было стёрто из её памяти. Она сомневалась, но надеялась. Её стратегия начиналась с чая. Каждое утро после несчастного случая Малфой всегда просыпался раньше неё, пил чай и ждал, когда она выйдет из спальни. Логика Гермионы — а она считала её безукоризненной — заключалась в том, что, если бы она стала начинать день с доброго жеста и заваривала ему чай, он бы стал более восприимчив к её просьбе. В то субботнее утро Гермиона проснулась с намерением воплотить план в жизнь — заварить чай для Малфоя. Чтобы одеться, пришлось оттащить Живоглота от двери в гардеробную, где он копошился. Огромное количество одежды, включающее в себя слишком деловые вещи, которые ей нравились, всё ещё иногда сбивало её с толку, но она обнаружила пару лёгких блузок, сочетающихся с джинсами и позволяющих чувствовать себя в них комфортно. В то утро Гермиона выбрала бордовый верх с простым V-образным вырезом, длинными рукавами и свободным низом, который можно было заправить. Довольная собой, Гермиона подняла Живоглота и как можно тише открыла дверь спальни. Тени были на стенах коридора; она встала до восхода солнца. Гермиона тихонько шла по деревянному полу, опасаясь, что половицы могут скрипнуть. Она искренне хотела сделать что-то приятное мужчине, с которым жила. Гермиона нахмурилась, когда увидела, что чайник уже был включён, а Малфой сидел на зелёном чудовище, которое одновременно было его кроватью и диваном в гостиной. Мягкий свет небольшой лампы освещал комнату. По всей площади длинных журнальных столов были разложены пергаменты, и он внимательно изучал их. — Серьёзно, ты вообще спишь? — спросила Гермиона, опустив плечи и позволив Живоглоту выбраться из её рук. Кот медленно подошёл к Малфою, небрежно пробежав по бумагам, требуя внимания. — Плохо, — сдался Малфой, подняв кота на руки и расположив его сбоку от себя. Он попытался встать, но Гермиона жестом приказала ему замереть. — Ты уже заварил чай, я и сама могу его налить, — сказала она, отметив, что рядом с ним уже стояла одна кружка. Гермиона могла разглядеть окклюменционный щит, который менял его взгляд. Она вздохнула, наливая себе чай, и угостила Живоглота, прежде чем вернулась в гостиную. Осторожно перешагнув через стопку книг, которые теперь располагались на полу, потому что Малфою потребовалось место на столах, Гермиона направилась к большому кожаному креслу в дальнем углу комнаты. Лакомством в руках она приманила к себе Живоглота, чтобы тот не отвлекал Малфоя от работы. Несмотря на то, что он находился на расстоянии, её поразило то, насколько эта сцена казалась обычной — похожей на обычную домашнюю обстановку. Она взглянула на Малфоя, погружённого в изучение пергаментов перед ним. Опасения, которые Гермиона испытывала по отношению к нему, улетучились, освободив место для другого. Если бы он перестал блокировать свой разум каждую секунду, когда был рядом с ней, Гермиона, возможно, даже не возражала бы побыть в его компании. Её взгляд остановился на одной из лежавших перед ним бумаг. — Это герб Хогвартса? — спросила она. Малфой замер, и Гермиона ощутила, как что-то начало зудеть под кожей. Он всегда был таким сдержанным. — Да. — Надеюсь, ты не против того, что я всё же спрошу, что это такое? — она попыталась использовать вежливый тон — слишком деловой, по её мнению, — но что-то, на что она рассчитывала, стало вновь ускользать от неё. — Это заявление на работу, — безразлично ответил он. — Заявление? Малфой выпрямил спину, откинувшись назад, и оторвался от того, чем занимался, приняв оборонительную позу. Гермиона рефлекторно напряглась. Вот, что сделали с ней его осторожность и дистанция: минное поле, по которому она шла, стало ещё более опасным. Однажды Гермиона наступит на шрапнельную бомбу, и это ничуть её не удивит. — На вакансию преподавателя зельеварения. Гермиона явно этого не ожидала. — Пре… преподавателя? Учить детей? В Хогвартсе? — ох. Как только она произнесла эти слова, то поняла, что это и была та самая реакция, которую он готовился от неё получить. — Именно. Брови Гермионы сошлись на переносице. — Но тебе же придётся учить. Учить детей, — сказала она, будто этот факт и так не был очевиден. — У меня есть степень по зельеварению, и я хотел бы использовать её. — Обучая детей? — Я люблю детей. Гермиона моргнула, пытаясь избавиться от тумана из-за замешательства. Драко Малфой любит детей? Это казалось таким… милым. Ещё одна мысль поразила её. — И ты думаешь, Совет Попечителей позволит кому-то с подобной историей преподавать в школе? Ох. Она ошиблась. Это была реакция, к которой он готовил самого себя. Она пожалела о вопросе, как только озвучила его, проклиная свой язык за то, что тот работал быстрее, чем разум. Мускулы на его лице, казалось, расслабились, и единственная эмоция растворилась где-то в глубине глаз, а затем превратилась в глыбу льда. В его голосе не было ни задора, ни жизни, когда он заговорил: — Учитывая, что Минерва МакГонагалл отклоняла все мои заявки на протяжении двух лет, похоже, что Совет Попечителей не хочет предоставлять возможности бывшему Пожирателю Смерти формировать молодые умы. — Я не имела это в виду… — Это резонный вопрос, — заявил он так же равнодушно. — Ты не мог бы перестать? — спросила она, отклонившись от стратегии и тактики. — Перестать использовать окклюменцию. Это похоже на разговор с призраком, а ты всё-таки живой человек. — Мне это нужно, — спокойно сказал Малфой непоколебимым тоном. — Нет, — настаивала Гермиона. — Я просто… я бы хотела поговорить с тобой, а не с твоей оболочкой. — Даже если на самом деле я жестокий человек? — спросил Малфой так просто, как люди спрашивают у других, предпочитают ли те добавлять один или два кусочка сахара в чай. Гермиона сглотнула, рассеянно погладив Живоглота. Нет, она не хотела думать о нём в подобном ключе. Но и не хотела, чтобы он закрывался от неё. — Тебе приходилось прибегать к окклюменции раньше… я имею в виду, до того, как я потеряла память? — это был сложный вопрос, и слова застряли у неё в горле. Становилось труднее признавать, что это время отсутствовало у неё в памяти, поскольку каждый новый день бросал её в жизнь «после». Эта граница между «до» и «после» казалась такой прочной, но почему-то всё ещё такой туманной, что она вовсе пыталась не думать об этом. — Только в самом начале, — сказал он. — Ну, что ж. Кажется, я прекрасно справлялась с твоими реакциями в течение нескольких лет, поэтому уверена, что справлюсь и сейчас. — Я не… — начал он. — Пожалуйста, Малфой, — почти умоляла она. — Я честно не думаю, что смогу и дальше выносить это. Гермиона внимательно наблюдала за ним. Казалось, что он погряз в себе ещё глубже, осколки его собственного «я» исчезли где-то за пределами досягаемости. А потом всё пошло вспять. Мрачная безмятежность на его лице превратилась в напряжение, будто Малфой искал внешний источник контроля, а не находился в поисках внутреннего равновесия. Жёсткая линия бровей смягчилась, затем изогнулась, прежде чем вновь расслабилась. И лёд в его глазах растаял, превратившись в нечто тёплое. — Спасибо, — пробормотала она, признавая, что это, должно быть, самая потрясающая демонстрация самоконтроля, позволяющая использовать магию и подчинять себе эмоции. — Ещё рано меня благодарить, — сказал он шутливым тоном и сразу поморщился. Гермиона заметила, как в глубине его груди стало назревать извинение. — Прошу, не извиняйся. Я чувствую, что мне придётся воздвигнуть тебе памятник, как великомученику, если ты будешь продолжать это делать. Её слова вызвали сдержанный смешок, когда Малфой взглянул на неё. Замешательство отчётливо читалось на его лице. Он выглядел так, будто ждал, что она заберёт свои слова обратно. — Я серьёзно, Малфой. Все твои безмолвные страдания достойны восхищения, но они не нужны. Вспышка гнева скользнула по его лицу. Гермиона не дала ему возможности что-то сделать или сказать: — Но тебе разрешено быть самим собой в собственном доме. Прошу, не используй окклюменцию. Просто поговори со мной, как делал это раньше. Он смотрел на неё около минуты. Мигом подумав, Гермиона решила, что, может быть, он снова применил защиту, а она просто упустила из внимания все видимые признаки. Но вместо этого Малфой хрипло выдохнул с приглушённым полусмешком: — Боже, я так скучал по тебе. Плечи Гермионы напряглись. Он, должно быть, уловил это движение и вновь стал закрываться. — Всё нормально, пожалуйста, не… — Я давно хотел это сказать… — В конце концов, нам придётся поговорить о чём-то помимо чая и Живоглота, Малфой, — сказала она. — И я могу… вот, что я пыталась сказать. Я смогу. Я… готова. Лучше, чем в прошлый раз. Когда слова стало так трудно произносить? Было время, когда она могла говорить без умолку, даже в присутствии Малфоя. Его ладонь лежала у него на коленях, пока он переваривал то, что она сказала. Другую руку он прижал к бедру, поочерёдно хрустя суставами пальцев. Это были лёгкие движения для того, чтобы привести мысли в порядок. Гермиона наблюдала за этим с чувством трепета. Казалось, он воскрес из мёртвых, больше не являясь призраком. — Мне нужно идти, — наконец сказал Малфой с натяжной неохотой в голосе. — Прошу, не надо… — попросила она, фактически умоляя его. — Нет, мне правда нужно идти. Поттер ждёт меня в больнице святого Мунго. Он должен… э… — Зачем тебе в больницу? Всё в порядке? — горячий прилив беспокойства — точно такой же, какой она почувствовала при первом пробуждении от яркого света и зелёных вспышек, — нахлынул на неё. — Нет, я в порядке, или буду. Мы должны уладить некоторые вопросы с юридическим отделом, — он опустил взгляд, сжав губы. — Юридическим отделом, — повторила Гермиона. — В больнице? — Поттер должен лично сказать, что не предъявит обвинений. — Предъявит обвинений, — опять не вопрос, а просто повторение его слов. — Обвинения в нападении. Из-за того, что я сломал ему нос, ворвавшись в твою палату, но ты тогда только проснулась. Вероятно, даже не помнишь… — Ох, я помню. Малфой поднял голову и взглянул на неё. Гермиона держала рот настолько неподвижно, насколько это было возможно, отчаянно пытаясь подавить улыбку, которая хотела растянуться на губах. Малфой выглядел напуганным. По его шее, а точнее по бокам, к щекам ползла краска. Он выпрямился и принялся перебирать коллекцию бумаг на журнальном столике, ничего не говоря. Гермионе становилось всё труднее и труднее бороться с подступающей улыбкой. Она тихонько усмехнулась. Малфой замер от этого звука, собирая пергамент. Пробормотал что-то себе под нос и ухватился за палочку. Быстрым заклинанием он приказал бумагам переместиться на кухонный стол, а стопкам книг вернуться на кофейные столики. — Хорошо… ладно. С этим прекрасным чувством унижения, парящим в воздухе, мне лучше и правда уже отправиться на встречу с Поттером прямо сейчас. — Как долго тебя не будет? — это был первый раз, когда Гермиона спросила его об этом, и её действительно одолевало любопытство. — Если повезёт, то целый день. Если нет, то, возможно, я увижу тебя только на твой день рождения. — Но мой день рождения… — Я знаю, когда у тебя день рождения, Гермиона, — его тон был резким, не мягким, но и не жестоким. У него появились морщинки вокруг глаз, что указывало на то, что он смеялся над ней. — Верно, — ответила она. — Конечно, ты знаешь. Что ж, тогда удачи.***
Гермиона пыталась убрать по местам все книги в субботу днём. Они были повсюду: загромождали гостиную, захламляли кухню, стояли в два ряда на книжных полках, образовывали своеобразные места, чтобы посидеть на них в гостиной, и различались лишь по высоте. Беспорядок беспокоил её с того самого момента, когда она впервые вошла в квартиру, то есть не впервые, а в январе. Сейчас на дворе была уже середина марта, и Гермиона больше не чувствовала, что всё пространство принадлежало только Малфою (стоило только вглядеться сквозь серебряно-зелёные оттенки). Ей и без этого хватало хаоса, и было необходимо привести книги в некое подобие порядка. Что, если она захочет найти чтиво с определённым названием, или на определённую тематику, или определённого автора? Это было ужасно. И всё же, после часа фырканья и таскания книг по квартире, копна её волос стала такой большой и растрёпанной, как и чувство разочарования. Гермионе пришлось признать поражение. В досадной и совершенно неожиданной серии происшествий книги теперь были организованы наилучшим образом, который она смогла придумать, независимо от того, насколько бессистемно это выглядело со стороны. Это означало, что Гермиона уже однажды пыталась проделать такую работу и уже принимала участие в заведомо проигранной битве с книгами совместно со своим прошлым «я». Она посчитала это раздражающим и не видела в этом ничего смешного. Гермиона завязала длинные волосы в хвост и подозвала к себе Живоглота, чтобы он присоединился к ней для оказания моральной поддержки, когда она рухнула на зелёный кошмарный диван, обтянутый бархатом. Вспышка камина заставила Живоглота подпрыгнуть. Единственное, что удержало Гермиону от рефлекторного применения проклятия к незнакомцу, была её уверенность в защитных чарах этого дома. Если кто-то и мог прийти, это значило, что он мог пройти сквозь защиту. А это, в свою очередь, значило, что Малфой и она позволили этому человеку появляться здесь. Незнакомец был высоким довольно худым мужчиной. У него были тёмные, коротко постриженные волосы и глаза настолько зелёные, что создавалось впечатление, словно на неё смотрел Гарри. Он стоял неподвижно, склонив голову набок, глядя, как она наблюдала за ним. — Чёрт, скажи мне, что хотя бы знаешь, как меня зовут. В конце концов, мы вместе ходили в школу семь лет. Я знаю, мы не были дружны, но, чёрт… — Теодор Нотт, — сказала она. — Верно? — О, хвала Мерлину. Моя гордость не пережила бы, если бы ты в самом деле не помнила, кто я. Его поза стала расслабленной, когда он наклонился, чтобы поприветствовать Живоглота. Очевидно, кот питал слабость к слизеринцам. — Гм, Теодор, — начала она. — Тео, Мерлин, ты же не моя гувернантка. Гермиона прокашлялась. — Верно, Тео. Не хочу показаться грубой, но что ты делаешь в моей гостиной? Тео встал с котом на руках и усмехнулся. — Я рискую своей жизнью, — сказал он. — Рискуешь своей жизнью? — повторила Гермиона. Это было определённо не то, чем она собиралась заниматься сегодня днём. — По крайней мере, мои драгоценные конечности ещё целы. Драко может быть очень креативным и изобретательным в своих угрозах, — Тео начал чесать Живоглота и пританцовывать с котом, и эта сцена заставила Гермиону начать разрываться между желаниями хихикнуть и запереться в другой комнате из-за этой ужасающей картины. — Малфой не хотел, чтоб ты приходил сюда? Тео поднял голову. — Нет, Драко очень ясно дал понять, что сомневается, что ты готова узнать о нашей замечательной дружбе. Я считаю, что это чушь, поэтому хочу тебя похитить. Умом Гермиона понимала, что это заявление должно было послать в её мозг тревожные сигналы. Вместо этого она закатила глаза и снова устроилась на зелёном диване. — Я не уверена, что это можно назвать похищением, поскольку о нём не должно быть известно заранее. Тео недовольно заворчал, когда вошёл на кухню, всё ещё прижимая к себе кота. Гермиона вытянулась и увидела, как он угостил Живоглота. Это было какое-то безумие — Теодор Нотт, относительно знакомый ей человек, покормил Живоглота и расхаживал по её квартире, будто бывал здесь сотни раз до этого. Желудок Гермионы скрутило, она подорвалась ещё на одной мине. Это был мужчина, который был ей едва знаком, несмотря на то, что она несколько лет вместе с ним посещала школу, и который теперь, по-видимому, знал её достаточно хорошо для того, чтобы войти к ней в дом и гладить кота; Гермиона все ещё ничего не могла вспомнить о нём с того момента, как они сдавали Ж.А.Б.А. Это было странное и горькое ощущение — она знала его когда-то, но не знала сейчас. С различиями было тяжело бороться. — Эй, нет. Нет. Грустная Грейнджер не получала приглашение на похищение. Прогони её, — сказал Тео, возвращаясь с кухни. Живоглот замурчал в качестве согласия. Предатель. Гермиона выпрямилась, даже не осознавая, что её мысли отразились на лице. — Прости, — сказала она. — Просто это так… странно, — до неё дошло, что он всё ещё стоял посреди её квартиры с котом на руках. — Ты хочешь, — она указала на диван, — сесть… или чего-то ещё? Она вздрогнула, произнеся это. Её навыки гостеприимства были очень скудными и требовали практики. Он выглядел удивлённым. — Грейнджер, даже если бы я не был ужасно богатым человеком, всех галлеонов, хранящихся в Гринготтс, не хватило бы, чтобы убедить меня сесть на эту… штуку. Её брови нахмурились. Она осмотрела диван, ища в нём что-то мерзкое, помимо цвета, формы и, конечно, общего вида. — Почему нет… — Не время. Давай, Грейнджер. Мы уходим, — он отпустил Живоглота и протянул ей руку, что мало отличалось от того, что Малфой сделал перед «катастрофическим ужином». — Ты хочешь переместиться вместе или использовать камин? Гермиона сложила руки, надеясь, что инстинкт самосохранения наконец выйдет на первый план. — Ты думаешь, я позволю тебе переместить меня куда-то? Ты ведь понимаешь, что для меня это буквально наш первый полноценный разговор, ведь так? Тео драматично вздохнул. — До сих пор всё шло прекрасно, да? А теперь перестань вести себя так, будто ты недостаточно храбрая, чтобы сделать это, пока я не стал тебя умолять и не оставил твоё гриффиндорское сочувствие без права выбора. — И ты говоришь, что мы друзья? — спросила Гермиона, словно это был вызов. — Да, и мне приятно, что мы, наконец, пришли к этому. Вместе или через камин, Грейнджер? У нас не так много времени. Гермиона пыталась. На самом деле пыталась. Отчаянно пыталась прислушаться к своим инстинктам, а не к туманному разуму. И хотя её мозг начинал пульсировать от мысли о том, что не следует покидать квартиру с малознакомым человеком, инстинкты оставались безмолвными. И это было странным чувством, но не сказать, чтобы неприятным. В каком-то смысле было неплохо сделать что-то простое и не стараться вдаваться во все подробности. — Хорошо. Вместе, — сказала она, встав и взяв его за руку, прежде чем её мозг успел всё хорошо обдумать и остановить хозяйку. Ухмылка на лице Тео, когда они стали испаряться, не ускользнула от её взгляда. Ей было интересно, у Малфоя ли он этому научился.***
— Косой переулок? — спросила она после того, как лёгкие вновь вернулись к нормальному размеру и начали дышать. — Куда, ты думала, я тебя отведу? На твою погибель? — усмехнулся Тео, не прекращая держать её руку. — Пришло время для траления, — объявил он. — Как на рыбалке? — спросила Гермиона. — Я — ловец душ человеческих, — с ухмылкой сказал он. Гермиона застыла, её рука вытянулась вперёд, когда Тео сделал полшага, прежде чем сообразил, что она осталась стоять на месте. — Ты только что процитировал Библию? — прошипела она тихим голосом, совершенно не понимая, как понять чистокровного волшебника, цитирующего писания маггловской религии. Он потянул её на себя, чтобы она продолжила идти за ним. — Я, очевидно, цитирую тебя. Если только… постой. Моя любимая цитата Грейнджер — плагиат? Губы Гермионы приоткрылись, и единственным, что удерживало её от падения на землю, была хватка Тео в сочетании с его стремительным движением вперёд. — Я вычитала её в религиозном писании, — призналась она, чувствуя себя немного кощунственно, несмотря на то, что она, буквально говоря, была ведьмой. — И теперь я использую эту фразу для флирта с парнями? — он дружески сжал её руку, а его лицо всё так же озаряла ухмылка. — Вот, почему мы с тобой такие замечательные друзья. Я даже не буду жаловаться на то, сколько времени ты проведёшь сегодня в «Флориш и Блоттс». Это поднимет мне настроение. Гермиона почувствовала себя немного отстранённо. Она ожидала, что проведёт весь день, занимаясь дополнительным поиском после реорганизации книг. В её планы входило провести день с котом на коленях, с чаем и книгой в руках. И почему-то вместо этого Гермиона обнаружила, что шла рука об руку с Теодором Ноттом в сторону книжного магазина. Его хватка на руке, наконец, ослабла, когда он открыл для неё дверь. — Давай, сходи с ума, Грейнджер, — поддразнил он. Хотя отчасти ей хотелось стукнуть его, она не смогла сдержать то волнение, которое расцвело в её груди, стоило ей переступить порог «Флориш и Блоттс». Боже, от одного запаха у неё закружилась голова. Ей нужно было делать это почаще. Ей не хватало чувства возбуждения, смешанного с удовлетворением. Слегка нахмурившись, она вспомнила, что в её маленькой квартире фолиантами были заполнены уже все шкафы и свободные пространства. — Я не знаю, есть ли у нас дома место для новых книг, — начала Гермиона, сожалея о каждом сказанном слове. Она уже наткнулась на особенно интересный релиз, который рекламировал Миранду Гуссокл. Её пальцы свела судорога от желания потрогать его. Тео рассмеялся, стоя позади неё. — Не порть мой день, Грейнджер. Заставлять тебя пополнять и без того огромную коллекцию книг — моё любимое занятие, — он склонился к полке рядом с ней. — И это заставляет Драко нервничать, что является дополнительным бонусом. — Ты уверен, что мы друзья? — спросила она, поддавшись желанию осмотреть книгу. Гермиона могла позволить себе лишь глазком взглянуть на неё. — Конечно, мы друзья, — ответил он, не мигая, и между его бровями появилась складка. — Но я должен признаться кое в чем, — продолжил он. В предисловии Миранда Гуссокл написала, что книга в руках Гермионы станет заключительным трудом в части обучения сложнейшим зельям, наконец переплюнув учебник «расширенный курс зельеварения» Либациуса Бораго. — Признаться? — рассеяно спросила она, читая содержание. — Я похитил тебя не просто так, — сказал Тео, осторожно вытащив книгу из её рук. — Мы отдадим её Драко. — Я смотрела её для себя, — сказала Гермиона, нерешительно пытаясь вернуть книгу. — Лгунья. Но помни, что у меня есть признание. Гермиона постучала ногой, положив руки на бёдра и терпеливо ожидая возврата книги. Игнорируя другие копии, лежащие рядом. — Мне нужно напомнить тебе о жестокости любви, — сказал он, лениво листая книгу, которую взял у неё. — Ха! — задумчиво протянул Тео. — Напомнило мне урок Слизнорта. Нет уж, спасибо, — он оттолкнулся от полки и жестом показал на продавца в другом конце магазина. Тео поднял книгу и махнул ей, прежде чем направился к выходу. — Куда ты пошёл? — спросила Гермиона. — Мне нужно заплатить за… — Они запишут её на мой счёт, — сказал Тео, снова придерживая для неё дверь. — Ты не должен… — У тебя есть с собой деньги? — спросил он, и на его лице появилась злорадная улыбка. — Я… нет, — Гермиона явно не подумала об этом, когда позволила совершить собственное похищение, замаскированное для поиска парня. Всё, что она взяла с собой, — это волшебная палочка и сообразительность, хотя последняя оказалась вне зоны досягаемости. — Пошли, сядем за столик в «Дырявом котле», — сказал Тео, всё ещё ожидая, когда Гермиона выйдет на улицу. — Жестокость любви — это не совсем подходящая тема для уличной беседы. Крестьяне могут подслушать. Гермиона наконец двинулась с места, пройдя мимо него с негодованием на лице. — Крестьяне? Серьёзно? — Я знаю, что тебя это забавляет, Грейнджер, — сказал он, оставшись на пару шагов позади неё. Его смех прозвучал за спиной. — Раньше это заставляло тебя смеяться. Гермиона зашагала быстрее.***
Гермиона взглянула на своего бывшего однокурсника, когда он придвинул к ней пинту пива. — Сейчас два часа дня, — сказала она. — Сегодня выходной, — ответил Тео, чокнувшись с ней кружкой, хотя её собственная неподвижно стояла на столе. Гермиона всё ещё не решила, раздражал ли он её на самом деле, но на всякий случай закатила глаза и сделала глоток. — Ты можешь этого не осознавать, но ты, Грейнджер, определённо скучала по мне. Очередное закатывание глаз. Неохотно, но Гермионе пришлось признать, что нахождение в компании Тео было лёгким, как ни странно. — Так и что же за жестокость любви, ради которой ты меня похитил? — спросила она, переходя к делу. Однажды прямота сыграла ей на руку. Он поставил свою пинту на стол и стал выглядеть неуверенно впервые с тех пор, как появился в её квартире. Он прочистил горло. — Ну, во-первых, хочу начать со слов: «пусть Драко идёт нахер», — пауза для пущего эффекта. — И, честно говоря, пошли нахер шрамоголовый и все Уизли за то, что они обращались с тобой как с птенцом со сломанным крылом, которого нужно кормить с рук и давать только часть информации о собственной жизни, которая обязательно должна пройти цензуру. Гермиона слушала его тираду с некой обидой, но в течение речи стала озадаченной и, как ни удивительно, спокойной. Она покраснела. — Ради Мерлина, прошло уже почти три месяца, — продолжил Тео. — Я твёрдо уверен в том, что Гермиона Грейнджер может справиться со всем этим, чёрт возьми. И не стесняйся упомянуть об этом в своей хвалебной речи после того, как Драко убьёт меня за это похищение. — Я… вау, — Гермиона была по-настоящему потрясена. — Спасибо? Но на самом деле, я не была действительно готова… — она не знала, что и как сказать. Его слова и неожиданная уверенность настигли слишком неожиданно. — Не стесняйся, ведь им следовало рассказать тебе больше. И всегда пожалуйста. Хотя я чувствую, что мне следует разбавить свои комплименты в твою сторону словами о том, что ты бываешь довольно надоедливой. И чертовски опасной, когда выпиваешь. Но, честно говоря, тебе сейчас недостаточно доверяют, — он сделал ещё один огромный глоток пива, прежде чем продолжил. — Посылания Поттера и Драко были просто преамбулой к тому, о чём я правда хотел поговорить. О том, о чём ты помнишь, и за что, возможно, захочешь меня проклясть. Есть ли шанс, что ты на время отдашь мне свою палочку, пока я говорю? — Нет, — Гермиона прищурилась. — Стоило попытаться, — выдохнул он. Между ними повисла тишина, и Тео обнаружил нечто увлекательное в своём пиве, постукивая пальцами по стеклу и глядя на пинту. Наконец его взгляд замер на Гермионе, и он заговорил. — Ты убиваешь его. Гермиона слегка вздрогнула от внезапно услышанного обвинения. — Малфоя? — Нет. Не Малфоя. Драко — молодого человека, который связал свою жизнь, душу и магию с твоей задницей до скончания веков. И как его лучший друг я буквально не могу это вынести. Он теряет связь с разумом и опустошает мои запасы хорошего виски. — Я… — Сейчас не твоя очередь, Грейнджер. Он спит на диване… на том самом диване… почти три месяца. Ты хоть понимаешь это? Риторический вопрос, если что, но раз уж я начал, то не смогу остановиться. У него болит спина, он испытывает ломоту в шее, на которую постоянно жалуется, и этот мужчина жаждет ласки. Это странно — знать такие подробности о нём, но так сейчас обстоят дела. Ты повторно познакомилась со мной и стала нормально разговаривать спустя сколько? Час? И мы шли рука об руку, но ты ни разу не прикоснулась к этому человеку с тех пор, как… — Это другое… — Я не закончил, — отрезал Тео, и его поведение впервые напомнило, какой факультет он закончил, а лицо исказилось от слизеринской ухмылки, которую Нотт использовал в качестве оружия. — Вся эта ситуация с Малфоем. Мы уже не дети, и ты могла бы попробовать называть его по имени, чёрт тебя дери. Мне кажется, он ведёт подсчёт, сколько раз ты избегала его, и за каждое «очко» выпивает мой хороший алкоголь. Гермиона подпрыгнула, когда Тео потянулся через стол и постучал по безымянному пальцу левой руки. — И ты даже не спросила об этом? Серьёзно? Я почти уверен, что он предполагал, что ты спросишь. Любопытство и всё тому подобное, но ты ни черта не сказала. Это красивое кольцо, да. Даже я не ненавижу его, хотя у вас двоих просто отвратительный вкус. Суровость испарилась с лица Тео, когда он глубоко вздохнул. — Вот и всё. В этом и заключается вся жестокость любви. Гермиона открыла рот, чтобы что-то сказать, но ей снова пришлось закрыть его. Она сделала глоток пива. Снова открыла рот, и ей потребовалось сморгнуть подступившие слёзы. Тео застонал и прислонился головой к спинке стула, уставившись в потолок. — Я заставил тебя плакать, — сказал он. — Драко точно убьёт меня. — Это просто слёзы из-за излишней эмоциональности, — сказала она, сдерживая их. — Это просто было… чересчур. Тео продолжал держать голову в задранном положении, словно ища прощения. — Если ты действительно хочешь меня проклясть, то это твой шанс, — пробормотал он. — Я не хочу тебя проклинать. Он снова посмотрел на неё, изучая. — Так с чего тогда начать? — спросил Тео. — Начать? После всего этого? — она нервно рассмеялась, уже окунувшись в несправедливость жестокости любви. — Помню, ты пыталась прервать меня один или два раза. — Он рассказал тебе всё… это? — спросила Гермиона, преодолевая неприятное чувство, возникшее в животе. — Кое-что. Но многое вытекает из другого. Я довольно хорошо умею читать между строк. — Что ж, он не сказал мне ничего из этого: ни того, что было между строк, ни того, что было на поверхности, потому что каждый день в течение последнего месяца он использовал окклюменцию, — огрызнулась Гермиона, когда разочарование вырвалось наружу. — Мне едва удалось поговорить с ним сегодня и попросить, чтобы он прекратил. Тео поднял руки, изображая знак капитуляции. — Слушай, я тоже категорически против того, чтобы Драко использовал окклюменцию так часто, как он это делает. Тот ужин, который вы, ребята, устроили, немного выбил его из равновесия. Но если ты заставишь его остановиться, то, может быть, сейчас самое подходящее время, чтобы сделать… не знаю, хоть что-нибудь. Гермиона прикусила нижнюю губу, вращая перед собой почти пустую пинту с пивом — это было единственное, чем она могла занять руки. Ей было понятно, что ужин был ужасным, даже несмотря на извинения и настойчивые утверждения, что это было не то, о чём он тогда подумал. Но, казалось, что сама необходимость вытерпеть это, сломала Малфоя. — Так и в чём же разница? — тихо спросил Тео. — Ты о чём? — Ты сказала, что прикасаться ко мне и к нему — это разные вещи. — Мы с тобой не состоим в браке. — Мне казалось, это должно было упростить задачу, — ответил он. Гермиона протяжно выдохнула. — Боже, нет. Из-за этого как раз и труднее. Из-за брака так много… ожиданий. Прикосновение к нему значило бы, что… это просто… — Гермиона запустила руки в волосы и потянула за корни, расстроенная из-за своей неспособности выговориться, как взрослый человек. Её мозг продолжал орудовать чувствами, за которыми ей не удавалось уследить. Она издала приглушённый звук и прислонилась лбом к деревянному столу, демонстрируя покорность и игнорируя холодное пятно, оставленное кружкой. — Гермиона? — спросил Тео. Ей показалось, что его голос растёкся по столу, к которому она прижалась лицом. — Не буду врать и говорить, что в твоих словах есть смысл, — сказал он. — Хочешь попробовать ещё раз? Она подняла голову, вытерев влажное пятно под правым глазом. У Тео не хватило запасов милости, чтобы не выглядеть удивлённым. Гермиона вздохнула и начала снова. — Есть история. И незнание этой истории сводит меня с ума. Я только учусь разговаривать с этим человеком, но касаться? Что это значит? Случайное прикосновение, или что-то ещё? Мы часто друг друга касались? Мы держимся друг от друга на расстоянии? Мы обнимаемся? Это просто барьер, который я пока не готова преодолеть. Тео обдумывал её слова, нахмурившись, и сцепил пальцы перед своим лицом, что теперь делало его живым воплощением Северуса Снейпа. — Хорошо. Уже лучше, — наконец сказал он. — Я бы поставил тебе «удовлетворительно». — Удовлетворительно? Ты серьёзно? Я никогда не получала «удовлетворительно» ни по одному из предметов… Тео рассмеялся над ней. На самом деле, он смеялся над ней с момента её срыва. И по какой-то причине Гермиона не могла не рассмеяться в ответ, взламывая барьер. Когда их смех стих, Тео вновь стал серьёзным. — В целях защиты моей коллекции отменного алкоголя, просто начни называть его по имени, хорошо? Обещаю, это будет очень многое для него значить, — Тео поморщился. — Мерлин, искренность отвратительна на вкус. Гермиона кивнула. Она могла бы попробовать. И она хотела. Ей была необходима некоторая степень контроля над собственной жизнью. — Спасибо, Тео, — сказала она ему. — Я не скажу ни слова о похищении. Если хочешь, конечно. Лицо Тео озарила улыбка, когда он ухмыльнулся с надеждой. — Вот почему мы с тобой хорошо ладим, Грейнджер. Ты меня понимаешь. Мне даже не пришлось об этом просить, — он чуть понизил голос, склонившись над столом. — Теперь мы можем найти мне парня? Скоро уже начнёт смеркаться.***
— Ты носишь очки для чтения? — Гермиона не могла не задать этот вопрос, увидев Малфоя, сидящего на бархатном диване за книгой и в очках в чёрной оправе. Он снял их, как только она заговорила, и откашлялся, взглянув на неё. Её появление было почти беззвучным, поэтому ей удалось застать его врасплох. — А… да, иногда. Гермиона улыбнулась. В каком-то смысле, они ему шли. — Ты не используешь окклюменцию, — заметила она. — Вопреки здравому смыслу, нет. Не использую. — Что ж, я ценю это. — Я должен предупредить, что у меня ужасное настроение. Я провёл в больнице несколько часов. Гермиона осторожно шагнула к дивану. — Вы с Гарри все уладили? — спросила она. — Да, в конце концов, нам удалось. Но нас заставили прождать слишком долго без всякой надобности. Поттеру пришлось даже вытащить свой козырь «Я — Гарри Поттер», а на это всегда противно смотреть. Гермиона усмехнулась, а его будто воодушевила её реакция, словно он не ожидал, что ей удастся найти хоть что-то смешное в сложившейся ситуации. — А ты не пытался вытащить козырь «Я — Драко Малфой»? — это была шутка. Но в то же время и проверка того, как звучит его имя, каково оно на вкус, не застревает ли поперёк горла. Его поза изменилась, и он покачал головой. — Это уже давно не работает. — О, — сказала она, ощущая, что диалог подошёл к концу. Она стояла в нескольких шагах от дивана. В нескольких шагах от решения сделать хоть что-то, попробовать нечто новое. Ноги до этого приводили её к гораздо более опасным местам, чем к дивану, на котором сидел Драко Малфой. Но Гермиона продолжала стоять неподвижно. Малфой приподнял бровь, глядя на неё, и заметил в её руках нечто, похожее на книгу. — Ещё одна книга? — спросил он, легко ухмыльнувшись. — Я беспокоился, что этой коллекции тебе может показаться мало. Этого было достаточно, чтобы она начала шевелиться. Гермиона преодолела оставшиеся шаги до дивана и, сев рядом, чтобы видеть его профиль, скрестила ноги. При глубоком вдохе или малейшем движении она могла коснуться коленом ткани его брюк. И ей почти хотелось это сделать. Гермиона протянула ему книгу. — Вообще, это для тебя, — сказала она. Малфой не сразу отреагировал, прежде чем придвинуться ближе. Он молчал, практически испарился, пока не сделал вздох, переведя дух. Малфой поменял положение тела, чтобы внимательнее посмотреть на неё, и на его лице отпечаталось подозрение вперемешку с кучей вопросов. Гермиона настойчивее протянула ему книгу. — Возьми, — сказала она. Всё ещё борясь с сомнениями, он взял книгу и развернул упаковочную бумагу. Его глаза округлились, стоило прочесть название. Малфой молча перевернул её, чтобы осмотреть обратную сторону переплёта, и повернул обратно — обложкой кверху — пролистнул аннотацию, титульный лист, содержание, а затем и предисловие. Гермиона с восхищением наблюдала за ним. Не проронив ни слова, Малфой закрыл книгу и посмотрел на неё. — Я подумывал купить её на следующей неделе, — сказал он. — Спасибо. Если бы в две тысячи первом году кто-то сказал, что Гермиона сделает Драко Малфою подарок в виде книги и будет наблюдать за тем, как та ему понравилась, а её живот стянется в узел, она бы прокляла того человека после того, как громко бы рассмеялась над этой шуткой. Но Гермиона не могла отрицать гордость, которая преисполнила её от осознания того, что ему понравилось. Он вновь вернулся к перелистыванию страниц, совершенно не понимая, какое влияние это произвело на неё. Она сделала ещё один шаг. — Эй, Малфой… Драко, — сказала она, ругая себя за колебание. Он поднял голову, столкнувшись с ней взглядом. — Не мог бы ты рассказать мне что-нибудь… о нас, я имею в виду. Мне кажется, я готова это услышать. Он прервал зрительный контакт, взглянув на книгу в руках. Осторожно, почти с благоговением положил её на журнальный столик и повернулся к Гермионе вновь. Он снова поставил защиту, а она ощутила, словно отступила назад, потеряв весь прогресс в совершенных шагах. — Что бы ты хотела узнать? — спросил он. — Ты снова применил окклюменцию, да? — Всего на секунду, — признал Малфой с намёком на раскаяние в его голосе. — Я просто не ожидал. — Если ты собираешься рассказать мне о нас, — она сделала небольшой жест, указав на них, — то я бы хотела, чтобы ты сделал это со всеми эмоциями. — Тебе известно, что ты безжалостна, ведь так? — спросил он, выдохнув. — Кажется, ты уже упоминал об этом раньше. Возможно, она поспешила? Могли ли они уже шутить над этим? Гермиона не дышала, пока он не начал говорить. Малфой постучал рукой по бедру, задумавшись. — Да, точно. Она почувствовала, как улыбка стала подбираться к губам. — Что ж, Драко, — было так чуждо произносить это; в принципе, как она и ожидала, но Гермиона собрала все силы в кулак, — как мы перешли от обнаружения тёмных артефактов в твоём доме к… — она замолчала. Если его и удивило то, что ей было известно о министерском проекте, то он не подал виду. Вместо этого просто нахмурился. — Я не могу ответить за тебя, — начал Малфой. — Мы, конечно, говорили об этом, но я вряд ли смогу тебе всё объяснить. Гермиона сжалась, опустив взгляд вниз. Она потянулась к локону, который упал на плечо, ища хоть что-то, чем можно было занять руки. — Но я думаю, что могу рассказать тебе о том, когда я всё понял. Она вновь посмотрела на него, на какое-то мгновение напряжение между ними снова стало ощутимым. — Однажды я наткнулся на тебя, — сказал он. — В гостиной. Которая, кстати, была заперта и к тому же находилась под охраной. Ты туда просто ворвалась. Он низко и протяжно рассмеялся, и Гермионе пришлось отвернуться. Это ощущение всё ещё было слишком ярким. — Мне очень жаль, — сказал Малфой. — Я забыл, что ты находишься сейчас ближе к тому времени, когда это произошло. Она покачала головой. — Всё в порядке. Продолжай. Гермиона сглотнула, рискнув вновь взглянуть на него. Но он больше не смотрел в её сторону. Его взгляд скользнул мимо неё, словно Малфой был где-то далеко. Этот взор не был похож на тот, что был ему присущ во время использования окклюменции. Малфой мог видеть то, чего она не могла — их общее воспоминание, которое жило только в его памяти. — Я не входил внутрь, — сказал он. — Не мог. Но я наблюдал из дверного проёма за тем, как ты стояла на том месте, где всё произошло, и просто впивалась взглядом в пол. Ты что-то бормотала себе под нос, и я искренне стал волноваться за тебя. Он снова посмотрел на неё. — Была весна. Рукава твоего кардигана были закатаны, потому что днём было тепло, — его взгляд переместился на её левое предплечье. — Ты отказывалась скрывать его, поэтому буквы ярко выделялись на твоей коже, пока ты стояла на том месте, где они были вырезаны. Я даже не мог войти в комнату без чувства тошноты или ощущения, что скоро потеряю сознание, а ты стояла там, будто ничего и не было. Возможно, Гермиона будет жалеть об этом. О том, что попросила рассказать. Но она не могла заставить себя сказать ему остановиться. Не сейчас, когда он наконец отломил от себя крошечный кусочек и протянул его ей. — Ты действительно выглядела спокойной, закрыв глаза и просто… вроде как, существуя в этом мире. Думаю, спустя время я затаил дыхание. Через несколько минут ты развернулась и ушла; ты даже не выглядела удивлённой, застав меня там. Я спросил тебя, что ты делала. Это была одна из самых странных вещей, что мне приходилось видеть. И знаешь, что ты ответила? Она знала. Но не потому, что помнила. Знала, потому что это имело смысл. Это то, что она сделала бы в любой другой жизни. И каким-то образом память и инстинкт слились воедино. — Я не позволила ей победить. Малфой замер, глядя на неё с явной надеждой, от которой у Гермионы защемило в груди. Такая разница между этим взглядом и тем холодом, который таился в глубине во время использования окклюменции. — Я не помню, — сказала она ему. — Я просто знаю. Мускулы на его челюсти дрогнули, но он просто кивнул. — Что это, если не знаменитая гриффиндорская храбрость, — продолжил он. — Но я никогда не видел ничего подобного. В ту ночь я начал экспериментировать с зельями, чтобы удалить шрам. Я наблюдал за тем, как ты победила её. Тебе не нужно было его удалять, но я хотел предоставить тебе шанс. — И я воспользовалась им, — сказала она. — Очевидно. Гермиона слегка зашевелилась, её колено почти касалось его: расстояние иногда является ничем, а иногда — настоящей пропастью. — Ты тоже им воспользовался? — спросила она, глядя на его левую руку. Она не могла припомнить, чтобы видела Тёмную метку, но у неё было не так много возможностей её разглядеть. Он уловил полёт её мыслей, и его правая рука потянулась, чтобы коснуться левого предплечья поверх рубашки. Гермиона заметила блеск обручального кольца на левом безымянном пальце. Тяжесть от отсутствия украшения на её собственной руке почти сломала кости. — Нет, — сказал Малфой. — Не воспользовался. Её глаза сузились, когда она увидела, как он схватился за руку. — Почему нет? — наконец спросила Гермиона. — Потому что он победил. Она не знала, что ответить и как перешагнуть через это. Игнорируя тот факт, что Волдеморт не выиграл войну, ей было непонятно, как трактовать значение его слов. Так что Гермиона просто наблюдала за ним, как и он наблюдал за ней: изучение друг друга в безмолвной беседе. Это был удивительный момент, когда в её голове сложилось то, что Драко Малфой не был Драко Малфоем, а являлся просто мужчиной перед ней. Мужчиной, который, как сказал Тео, связал свою жизнь, душу и магию с её. И, несмотря на все обстоятельства, Гермиона начинала его понимать. Живоглот запрыгнул ей на колени, переключив внимание на себя и заставив улыбнуться. — Думаю, мне стоит пойти спать, — сказала она, почесав кота за ушком. Драко кивнул, сидя рядом с ней и немного отодвинувшись. Гермиона встала, держа Живоглота на руках. Она остановилась, прежде чем отправиться в спальню. — Драко? — спросила она. Это был ненужный вопрос, ведь его глаза не переставали следить за ней. — Почему бы не превратить диван хотя бы в кровать? Сделать его немного удобнее? Он провёл рукой по зелёному бархатному покрытию с улыбкой на губах. — Некоторые вещи слишком дороги, — сказал Драко. На данный момент такого ответа было вполне достаточно.