…иные мысли родятся в мозгу, а иные в сердце.
Александр Дюма, «Граф Монте-Кристо».
Май.
Гермиона дёргала кутикулу — это было дурацкой привычкой, приобретённой во время непрекращающегося стресса из-за войны и длительного пугающего поиска крестражей. За шесть потерянных лет ей, вроде бы, удалось побороть подобное проявление нервозности, которое вернулось в тот момент, когда она сидела в просторной палате при ярком свете лампы в стенах Святого Мунго, а целительница Лука расположилась напротив неё вместе с Дженкинсом. Каждый месяц у них проходила подобная встреча. Каждый месяц они говорили ей одно и то же. — Похоже, никаких изменений, — сказал Дженкинс в этом месяце. В прошлый раз этой возможности была удостоена целительница Лука. Вне зависимости от того, кто сообщал ей это, осмотры стали надоедать, потому что ничего не менялось и не наблюдалось никакого прогресса. Эти слова словно были оставлены под палящим солнцем в течение пяти месяцев и уже начали гнить. Гермиона сказала Драко не брать отгул в этом месяце, чтобы просто просидеть в коридоре, пока целители говорят одно и то же. Ей не нужно было специально направляться в больницу, поскольку она знала, что в голове всё было по-прежнему. Если не считать тех чувств, что она теперь испытывала к Малфою. В течение трёх недель, минувших с момента их ссоры на крохотной кухне, когда сознание Гермионы перевернулось после поцелуя, Драко стал вести себя иначе. Он начал проявлять упорство. Вернувшись от Тео на следующий день с целым списком историй об их совместной жизни, Малфой был решительно настроен рассказать ей всё до последней капли, независимо от того, сколько на это потребуется времени. — Я не могу выкинуть из памяти последние шесть лет, — сказал он, сжав в руке список с воспоминаниями. — Как и ты не можешь вспомнить это время. Гермиона только устроилась на бархатном диване с Живоглотом и чашкой чая, когда Малфой вернулся домой со сбитым дыханием и непоколебимой решимостью открыть перед ней душу. — Мне жаль, — продолжил он. — Мне жаль… я надеялся, что ты сможешь просто вспомнить… и мне не пришлось бы воскрешать в памяти трудные разговоры и заново переживать моменты наших ссор. Я хотел бы загладить свою вину за то, что повёл себя как трус вчера. Я мог показаться эгоистом и слабаком. Он съёжился, а его лицо искривилось. — Но я также скрывал от тебя и хорошие воспоминания в надежде, что ты сможешь о них вспомнить, и это было нечестно. Я знаю, что извинений не всегда бывает достаточно, поэтому я хотел бы кое-что показать тебе, — Малфой держал в руке смятый пергамент. И в течение двадцати двух дней, прошедших после потока извинений и обнаружения точек соприкосновения, которые им удалось найти, каждое утро Гермиона стала узнавать что-то новое об их совместной жизни. А потом он отправлялся на работу или часами варил зелья. И она тоже уходила по делам, проверяя отчёт за отчётом, пока Министерство пыталось придумать, что делать с сотрудником, который лишился шестилетнего стажа работы. А по вечерам — тихим и полным надежды — они пытались вести простой разговор, как нормальные люди. Это был сознательный выбор — заново изучить свою собственную жизнь и довериться ему в этом вопросе. И это постепенно стало разрушать барьеры к осознанию, что Драко на самом деле может быть действительно порядочным и приятным человеком. — Я хотел бы предложить новую теорию, — заявил Дженкинс, нарушая скуку, которая окутывала их каждый месяц. — Министерство выслало нам окончательный отчёт о том тёмном артефакте, с которым вы работали… — Я знаю. Я читала его, — невесёлым голосом отозвалась Гермиона. — В нём было подробно прописано, что изучаемый объект был специально разработан для нанесения физических повреждений, наподобие сотрясения мозга, что как раз и перекликается с вашей травмой. Физической, а не магической. Это… — Дженкинс прочистил горло. Он пытался продолжить, подбирая слова. Целительница Лука решила вмешаться: — То, что пытается донести Дженкинс, это лишь то, что, исключая магическое объяснение, физическая травма повлияла на отдел мозга, который ответственен за хранение воспоминаний о шести годах вашей жизни. Сознание Гермионы ухватилось за эти слова, и она ощутила, как они стали царапать внутреннюю часть черепа, вытесняя надежду, за которой она гналась. Её мир закружился, колеблясь от болезненного смысла сказанных слов. Дженкинс снова прокашлялся, желая продолжить рассказ о своей теории с использованием медицинских терминов. — Однако специфика того, что именно это время было стёрто из памяти, вызывает недоумение, — сказал он. — Судя по результатам наших тестов и исследованию ваших воспоминаний, потерянное время — это череда непрерывно связанных моментов, которые произошли до несчастного случая. У Гермионы пересохло в горле, началась настоящая засуха на корне языка, образовались натуральные песчаные дюны в гортани, и лёгкие превратились в пустыни. Непоправимо. — Миссис Грейнджер-Малфой? — спросила целительница Лука. Непоправимо. — Да? — Вы в порядке? — она задала вопрос, применив элементарное заклинание, чтобы продиагностировать внутренние органы. — У вас учащённый пульс. Мы не говорим, что надежды совсем нет, миссис Грейнджер-Малфой. У Дженкинса есть альтернативная теория, о которой он хотел бы рассказать. — Конечно, — сказала Гермиона. Кутикула расплачивалась за попытки успокоиться. Гермионе было понятно, что всё, что они скажут, будет ни чем иным, как пустой болтовнёй — декоративным прикрытием для плохих новостей. Дженкинс придвинул стул поближе к Гермионе и принял то положение, в котором мог её осмотреть и одновременно наблюдать за реакцией, что прекрасно сочеталось с тем, что она пыталась приковать своё внимание к полу. — В общем, рассматривая немагическую сторону травмы головы, подобно вашей, потеря воспоминаний, если с ними это действительно произошло, довольно специфическое явление. Ваша потеря памяти… очевидна. Гермиона догадывалась об этом. Она провела самостоятельное расследование. Месяцы и месяцы расследований, и их результаты указывали на то, что это было действительно странным — такая потеря памяти, как у неё. Гермиона полагала, что дело было не в том, что шансы были не в её пользу или что у неё отсутствовало воображение. Всё упиралось в то, как именно она потеряла память. Если ей что-то и стало известно за годы дружбы с Гарри Поттером, так это то, что даже когда шансы были на твоей стороне, это не значило, что с тобой не могут произойти плохие вещи. Гермиона подняла глаза и посмотрела на Дженкинса. У него были добрые карие глаза и песчано-коричневые волосы, которые следовало бы постричь. Он смотрел на неё таким взглядом, которому легко можно было довериться. Но он, ко всему прочему, мог разорвать её надежды на куски. — О чём вы говорите? — спросила Гермиона. — Вероятно, существует второй, неизвестный магический компонент, связанный с вашей травмой, который и вызвал такой эффект. Или, возможно, он выступил в качестве основной причины травмы, а сотрясение было получено просто из-за стечения обстоятельств или при непосредственном воздействии. То, о чём я говорю, это то, о чём мы не знаем наверняка. Гермиона очевидно имела дела с вещами, о которых мало что знала наверняка. — И что это меняет? — спросила она, пытаясь успокоить себя и не дать сознанию полететь вниз по спирали в пучину горя, которая образовалась у неё в голове. Гермиона ошиблась, попросив Драко не приходить. Ей нужен был якорь. — Пока ничего, — сказала целительница Лука. — Дженкинс рассмотрит ещё пару альтернативных теорий, и мы продолжим следить за вашим состоянием, и самое главное — мы не собираемся сдаваться. Гермиона кивнула, едва сдерживая слёзы. Вакуум, образовавшийся из-за испытываемой безнадёжности, настиг её совершенно внезапно, как непоправимый выстрел из пустоты прямиком в голову. Находясь в оцепенении, Гермиона кое-как поблагодарила своих целителей и вышла в главный вестибюль Святого Мунго, где столкнулась лицом к лицу с Теодором Ноттом. Она испытала облегчение, увидев знакомое лицо. Кровь вновь прилила к кончикам пальцев. — Очередное похищение? — спросила она, а затем, подумав, добавила: — Как ты узнал, что я здесь? — Драко, скорее всего, упомянул, что ты сказала ему не приходить, и он устроил прекрасное представление, делая вид, что не волнуется из-за того, что ты расстроена его поведением… — Он всегда просто сидит в коридоре, пока целители говорят мне одно и то же из раза в раз, — сказала Гермиона, ненавидя себя за то, как по итогу это выглядело в глазах Драко. Тео повернул голову в её сторону, наблюдая за реакцией. — Но в этот раз что-то было по-другому, — это не прозвучало как вопрос. — Как ты… — Ты выглядишь немного бледной, — он взял её за руку, и это, очевидно, был его излюбленный способ перемещения. — Давай пообедаем. Я угощаю. — Честно говоря, я не уверена, что сейчас у меня подходящее для этого настроение, — призналась Гермиона, всё ещё отчаянно пытаясь преодолеть давно забытые чувства растерянности и страха. Тео открыл дверь больницы и вывел их на улицу. — Хочешь поговорить об этом? — спросил он. Гермиона взглянула на него. Тео выглядел крайне обеспокоенным, несмотря на присущую ему уверенность. — Не думаю, — сказала она и следом исправилась: — По правде говоря, я не уверена, что хочу. Гермиона вздохнула. Как бы она смогла объяснить Тео чувство пустоты в грудной клетке? Он отпустил её руку и полностью повернулся к ней. Тео положил ладони ей на плечи и успокаивающе сжал их, когда начал говорить: — У меня есть прекрасное решение, — объявил он. — Нотт-Мэнор. Она моргнула, видя, каким взглядом Тео смотрел на неё, словно мог воздействовать с помощью него. Гермиона выждала несколько мгновений, прежде чем рассмеяться. — Я полагаю, ты хочешь сказать, что в Нотт-Мэноре есть еда, которую можно есть? — Всезнайка, — упрекнул он с улыбкой и, отпустив её плечи, снова протянул руку. — Вместе? Она закатила глаза, что стало постоянной реакцией, когда Тео был рядом, но Гермиона не могла отрицать радостное чувство, что не оказалась сейчас одна. — Ладно.***
— Тео, — начала Гермиона, широко распахнув глаза и медленно вращаясь, чтобы оглядеть комнату, в которой они оказались. — Я прекрасно понимаю, что у нас с тобой, вероятно, уже был подобный разговор, и тебе покажется милым моё восхищение, которое ты сейчас можешь увидеть на моём лице, но… ты, конечно, упоминал о том, что жутко богат… — она не смогла даже закончить предложение. Тео унизительным образом рассмеялся над ней. — Ты лишила меня возможности язвительно ответить и не нажить себе проблем. — Поместье такое же нелепое, как и Малфой-Мэнор. Я имею в виду, ты называл это поместьем, но… такого я точно не ожидала увидеть. — Поместье Малфоев больше моего, и это касается как самого особняка, так и территории вокруг. Драко много раз повторял мне это, — ухмыльнулся Тео. — Хотя, на мой взгляд, сады Ноттов гораздо лучше. Гуляющие по территории Малфоев индейки-альбиносы портят атмосферу. — Ты имеешь в виду павлинов? — Да, точно. Так они называются. Гермиона хмыкнула, рассматривая красивый гобелен размером с её кухню. — Мне нравятся павлины, — сказала она. — Они прекрасные существа. — Ты явно никогда не убегала от одного из них, когда тебе было семь лет, пока над тобой хохотал мелкий белобрысый засранец, — ответил Тео. — Драко и есть тот самый белобрысый засранец в этой истории? — А только ли в этой истории? Сюда, в этом крыле у нас небольшая гостиная, которая примыкает к кухням. — Ох, конечно, — ухмыльнувшись, сказала Гермиона. Это было так необходимо после тех чувств, которые нахлынули на неё в больнице. Тео всё ещё удавалось заставлять её улыбаться. Нотт втянул воздух, когда они вошли в небольшую гостиную, которая по размеру была такой же, как вся квартира Гермионы. — Что за… — начал Тео, прежде чем вздохнул от досады. — Блейз. Я знаю, что уже говорил о том, что сигаретный дым впитывается в обивку. Если тебя не заботят мои желания, по крайней мере, позаботься о старинной коже. Гермиона знала одно лишь имя Блейза Забини и не была уверена в том, чтобы они хотя бы обменивались парочкой слов за всё время, проведённое в Хогвартсе, а сейчас он сидел у окна в дальнем конце гостиной. Блейз, запрокинув голову и уставившись в потолок, положил ноги на то, что, вероятнее всего, было невероятно дорогим столом, и держал сигарету в руке. Он снова сделал затяжку и потом медленно перевёл взгляд на Тео. Единственной реакцией Блейза, когда он увидел Гермиону, были едва приподнявшиеся брови. Забини выдохнул дым, который тут же окутал его, прежде чем поднялся вверх и рассеялся в воздухе. С небрежным безразличием он вновь уставился в потолок. — Итак, — начал Блейз, — она помнит или тебе просто надоело жить? — Предпочитаю думать, что мне просто нравится щекотать себе нервы, — ответил Тео. — А ты что здесь делаешь? — Я ненадолго, просто по работе. Блейз повернул голову к окну рядом с ним. Вдалеке Гермиона разглядела большую оранжерею и края того, что напоминало розарий. — Это будет весело, — сказал Забини, глядя на Тео и Гермиону без всяких намёков на то, что он действительно верил в собственные слова. В соседней комнате быстро открылась и закрылась дверь. Чьи-то шаги указывали на стремительное приближение к гостиной. — Драко, — крикнул Блейз, — Тео вернулся. — О, отлично, — голос Малфоя донёсся из соседней комнаты и начал становиться ближе. — Я захватил из оранжереи немного морозника. Ты хоть представляешь, сколько он стоит в Косом… Гермиона почувствовала, как гостиная уменьшилась вдвое именно в тот момент, когда Драко появился в поле её зрения и остановился как вкопанный. Для мужчины, который и так выглядел как призрак, его лицо стало ещё более бледным. Взгляд Малфоя метался от Тео к Гермионе, потом приковался к Блейзу, а затем снова вернулся к Тео. Сдавленный вздох вырвался из горла Драко. Тео открыл было рот, чтобы что-то сказать, но его заставил замолчать Драко, предупредительно подняв руку. От него исходила власть, окрашенная в ярость. Он указал на кресло напротив Блейза. — Тео. Блять. Просто… сядь, — приказал Драко. Его голос звучал размеренно и низко. Гермиона готовилась к тому, что он мог вспыхнуть от гнева. Она считала в уме, ожидая, когда Драко обратится к ней. Гермиона едва не подпрыгнула, когда сумка, которая висела на плече Малфоя, с грохотом упала на пол. — Я собирался рассказать тебе, клянусь, — сказал он, и Гермиона поняла, что он теперь обращался к ней. Его возмущение относительно Тео ушло на второй план. — Я… что? — Это было в списке. Они были в списке, — сказал Драко, сделав небольшой шаг вперёд. — Мне так много нужно рассказать тебе… это всё же… целых шесть лет. Я хотел идти по порядку. С моими друзьями всё немного иначе, ведь ты не знакома с ними. Я просто… — Ты не злишься? — перебила его Гермиона. — Я в ярости, — сказал он, кивнув в сторону Тео. — На него, — Драко замер, с опаской поглядывая на Гермиону. — А ты не злишься? — Я… — начала она. — Нет, не думаю. А должна? — Я думал, что будешь, — сказал Драко. Он ответил ей так, будто задал вопрос. Очередной маленький шаг к ней. — Это ещё одна вещь о нашей жизни, о которой я ещё не успел рассказать, — Драко казался вымотанным самим собой. Гермиона обнаружила, что шагнула ему навстречу. Надавить. — Я пытаюсь быть более понимающей, — признала она. — И ты прав, что шесть лет — большой кладезь информации. — Я пытаюсь, правда. Я пытаюсь понять, как правильнее тебе всё преподнести. Расстояние между ними снова сократилось. Гермиона выдохнула, словно её совесть избавилась от тяжёлого груза. Она прочистила горло. — Я полагаю, что тебе следует знать, — начала Гермиона. — По правде говоря, я познакомилась с Тео… что ж…. я познакомилась с ним в марте. Гермиона проигнорировала тихое «И ты, Брут?»*, сказанное Тео. Находясь в такой напряжённой обстановке, Гермиона задалась вопросом, она ли научила его этому маггловскому выражению? — В марте, — повторил Драко, и его лицо исказилось, словно он практиковал ментальную арифметику. Его взгляд теперь был прикован к Тео впервые с тех пор, как он приказал ему сесть. Руки Нотта были подняты вверх в надежде защититься после того, как он положил палочку на стол. — Я догадываюсь, о чём ты думаешь, Драко, — тут же сказал Тео. Губы Малфоя сжались, а ноздри раздувались при каждом контролируемом вдохе и выдохе. — Ты думаешь: «Вау, Тео, мой лучший друг. Я в шоке, что ты пренебрёг моими желаниями в отличие от Пэнси», что стало сюрпризом даже для меня, но Гермиона и мой друг тоже, и у тебя правда был ужасный период в жизни, а я хотел помочь и был бы очень признателен, если бы ты, накладывая на меня проклятия, целился в ту часть тела, которая не так сильно будет мне нужна в будущем. Драко приложил руку к виску, массируя его круговыми движениями, и в местах нажима кожа становилась розовой. — Ты закончил? — спросил он. — Если я продолжу говорить, увеличатся ли мои шансы на выживание? — Я не хочу тебя проклинать, Тео. — Забавно, что Гермиона сказала мне то же самое не так давно. Драко взглянул на неё, и она лишь слабо пожала плечами, с неким волнением наблюдая за выходкой Тео и всё больше убеждаясь, что никаких телесных наказаний не последует. — Я надеюсь, ты находишься здесь по собственному желанию? — спросил он её, стирая с лица все признаки раздражения. Что-то заставило Гермиону улыбнуться; он так отчаянно старался. — Мы хотели пообедать, — ответила она. Драко кивнул, снова бросив на Тео гневный взгляд. — Мне нужно вернуться к работе, — медленно произнёс Малфой, и каждое его слово было пропитано сожалением. Краем глаза Гермиона заметила, как окурок полетел на пол. Блейз равнодушно вздохнул. — Только не на эти чёртовы ковры, Блейз, — проворчал Тео. — Это же шестнадцатый век, варвар, — рассмеялся он и бросил окурок обратно в Забини, прежде чем вернулся на своё место. — Ну же, Драко. Это было совсем не впечатляющее зрелище, — сказал Блейз, вставая и в развалку двигаясь к Малфою. Его движения смутно напоминали танец. — Повезло, что Пэнси будет во Франции ещё три недели, потому что, как только ей станет известно об этих пустых угрозах… — Забини бросил многозначительный взгляд на Гермиону. Он не закончил предложение и утаил недосказанные выводы. Драко, вздохнув от разочарования, будто не мог иначе выразить то, насколько был раздражен сложившейся ситуацией, покачал головой и отошёл назад, чтобы поднять свою сумку с пола. Гермиона сократила расстояние между ними, поддавшись внутреннему инстинкту, внезапно осознав то, что им удалось нормально поговорить, а ей — понять Драко. Всего за несколько минут, свидетелями которых из списка всех возможных людей стали Блейз Забини и Теодор Нотт, она почувствовала некую невероятно масштабную перемену в себе — желание понять и их тоже. Желание избежать той боли, которую она могла им причинить. И боли, которую они могли причинить ей. Здесь запросто могли звучать крики или их всех могла захлестнуть боль. Но ничего из этого не произошло. И поэтому Гермиона не могла не подойти к нему, несмотря на удивлённое выражение лица Драко, когда она замерла, оставив между ними около фута, и мягко улыбнулась. Едва разглядев за его плечом Блейза, который чуть склонил голову, Гермиона прошептала «спасибо», чтобы только Драко мог её услышать. Он моргнул, и замешательство прорезало морщиной его лоб. — Не за что, — сказал Драко таким же тихим голосом, каким Гермиона обратилась к нему. — Увидимся вечером, — сказала она. Что-то переменилось в его лице. Знакомая ухмылка растянулась на губах, постепенно превращаясь в искреннюю улыбку. — Да, вечером, — согласился он и аппарировал прочь, а Блейз последовал его примеру. — Что ж. Как по мне, это было возбуждающе. Гермиона едва не умерла со смеху, безумно удивлённая тому, как сложился сегодняшний день.***
— Я думаю, нам стоит сходить на свидание, — объявила Гермиона, появившись в квартире. Она думала об этом весь день: в течение обеда с Тео, когда шла по Косому Переулку, и ещё полчаса, пока брела по улице к их дому и не решила наконец аппарировать. Непоправимое вновь пронзило её сознание. Это слово прокралось обратно, поселившись в пустотах её сердца и разума, где она, ожидая, когда-то хранила надежду вернуть свои воспоминания. Ей больше не хотелось ждать. Она даже не была уверена в том, что в этом был смысл. В ответ на её предложение Драко, опешив, уселся на зелёный диван, и его очки для чтения соскользнули вниз по носу. — Ой, — отвлеклась Гермиона, — ты читаешь «Граф Монте-Кристо»? Драко несколько раз сменил позу, пока она шла к дивану, чтобы сесть рядом. — Да, но, может быть, нам стоит начать с того… — Это мой экземпляр? Я видела эту книгу на своей тумбочке… — Да, но я бы хотел снова вернуться к… — Это моё любимое произведение, хотя тебе, скорее всего, это и так известно… — Да, а теперь, что касается твоего предложения… — Какие у тебя любимые главы? Я вообще не удивлена, что тебе понравилось, роман безумно… Драко захлопнул книгу, и звук страниц, соединившихся с кожаным переплётом, прервал поток её вопросов. Он положил книгу между ними, что выглядело как защита его личных границ. — На самом деле я не… мне не нравится эта книга, — сказал Драко. Гермиона открыла рот. — Что? — Я открываю её несколько раз в год, чтобы наконец прочесть. Подумал, что могу попробовать сделать это сегодня. Но она такая скучная. И, думаю, лучше оставить эту затею, — он даже отдалённо не выглядел раскаявшимся. — Но это моя любимая книга, — возразила Гермиона. — И она тебе не понравилась? — Я бы даже сказал, что я ненавижу её, — ответил он, почти ухмыляясь своими подрагивающими губами. Гермиона схватила роман, который лежал между ними, и прижала к груди, лелея и обожая. Блеск белых зубов и ямочки на щеках стёрли всё возмущение. Драко рассмеялся почти беззвучно, но его губы растянулись в широкую искреннюю улыбку, которая была Гермионе знакома и вызывала ощущение уюта, окутавшего сердце. — Я попробую ещё раз. Я всегда так делаю, — сказал он, всё ещё продолжая смеяться. И хотя Драко по-прежнему хихикал над ней, в этом смехе не было никаких ноток унижения, которым тот сочился в детстве. Малфой смеялся над ней по-доброму, если это можно было так назвать. Гермиона не знала, что он на это способен. Драко прочистил горло. — Что насчёт свидания? — намекнул он. — Что ж, из-за этого вопиющего недоразумения я больше не могу отправиться с тобой на свидание. Он протянул ладонь и, аккуратно вытащив книгу из рук Гермионы, положил её на стол рядом с ними. — Из всего перечня моих недостатков наши разные вкусы в литературе вряд ли могут стать препятствием для свидания, — он сделал паузу, мрачно взглянув на неё. Драко вновь расслабился, и его лицо озарила надежда. — Ты говорила серьёзно? Что хотела бы сходить на свидание? Гермиона вновь собралась с мыслями, вернувшись к тому плану, чтобы заменить слово «непоправимый» на что-то другое. — Да, — сказала она, зная, что это может многое изменить. В следующее мгновение Драко не смог сдержать улыбку. — Но, — продолжила Гермиона, и его глаза чуть померкли, — я бы хотела сходить в какое-нибудь новое место, где мы раньше не были. Я просто… — она, собирая всю смелость в кулак, пыталась подобрать правильные слова, чтобы объяснить ему то, о чём думала, — я просто не хотела бы оказаться в невыгодном положении. Мне кажется, я всегда на шаг позади, и было бы неплохо найти компромисс. — Магическое или маггловское место? Или тебе всё равно? Гермиона ожидала, что ей придётся спорить с ним. Возможно, он хотел бы отвести её в его любимое место, где смог бы заново пережить счастливые воспоминания. Но то, что Драко не допустил этого, было для Гермионы полной неожиданностью. — О… я не думала… — замешкалась она. — Я не думала так наперёд. — Всё нормально, — сказал он наконец. — Я обо всём позабочусь. Завтра вечером? — Завтра вторник, — заявила Гермиона. — Думаешь, у меня хватит силы воли дождаться выходных? Это был самый странный вид комплимента, завёрнутый в обёртку самоуничижения, с которым ей приходилось сталкиваться. Она почувствовала, что начала краснеть. То, что Драко Малфой повзрослел, вызывало в ней сложную комбинацию чувств, самым ярким из которых было смущение, пронзавшее в тот момент, когда он смотрел на неё, а у неё перехватывало дыхание от искренности этого взгляда. — И что-нибудь незамысловатое, — добавила она ещё одно условие. — Ничего особенного. Я просто хотела бы поговорить с тобой где-нибудь, помимо квартиры. Может быть, мы сможем поужинать. И всё. — Я смогу сделать всё незамысловато, — заверил её Драко, но его мысли витали далеко, что напомнило ей о Гарри и его коварном лице. — Я не уверена, что могу доверять тебе, — сказала она. Он снова посмотрел на неё, и в глубине его серых глаз Гермиона разглядела прилив волны прилагаемых усилий. — Всё будет идеально, Гермиона. Доверься мне, — Драко снова улыбнулся. Она решила попытаться.***
Гермиона вздрогнула, когда услышала стук в дверь ванной комнаты. Она забаррикадировалась внутри почти сразу же, как только вернулась после самого утомительного дня, проведённого за просмотрами отчётов в Министерстве, который вообще был на её памяти. Поскольку большая часть её мозга была озабочена радостью, которую испытывала при мыслях о приближающемся вечере с Драко, она никак не могла отрицать это чувство. Гермиона Грейнджер была рада пойти на свидание с Драко Малфоем. Эта мысль никак не укладывалась у неё в голове, поэтому она решила произнести это вслух, чтобы проверить абсурдность такого утверждения в этой реальности. Она принесла несколько комплектов одежды в ванную, намеренно избегая всевозможные развратные варианты белья, которые у неё были, потому что знала, что ещё не была готова к этому. Но ей никак не удавалось проконтролировать предательские «а что, если», которые напоминали о существовании отдельного ящика с шёлком и кружевом. Гермионе было трудно припомнить, когда её в последний раз атаковали такие острые приятные ощущения от ожидания чего-то такого простого. Вроде свидания. Она задавалась вопросом, было ли это последним шлюзом — позволить себе почувствовать то, что ей хотелось провести с ним время впервые после того, что произошло. — Ты уже… готова? — голос Драко раздался за дверью. Гермиона тяжело вздохнула. Она решила, что для нервозности не было причин. А ещё она всё ещё была одета лишь наполовину. Кудри были уложены, но этого было недостаточно, Гермиона не выбрала, что следует надеть. Это было важно. Может, для него это и не первое свидание, но оно было таковым для неё, и в этом было нечто устоявшееся — непоправимое. Давление, причиной которого, по сути, была она сама, стало сводить с ума. Гермиона подошла к двери, вообразив, как он стоит за ней. — Что мне следует надеть? — спросила она, сквозь тонкую панель. — Как мне следует одеться? У меня есть пара вариантов. Она почти уловила веселье в его голосе, которое просочилось через дверь: — Как обычно, — сказал он слегка приглушённым тоном. — Я организовал всё довольно незамысловато, согласно твоей просьбе, — на этот раз Гермиона отчётливо расслышала смешок. Она улыбнулась, чувствуя, как напряжение внутри медленно стало отступать. Обычно это хорошо. Это успокаивало нервы, которые находились под грузом ожидания. В конце концов, она решила остановиться на джинсах и шёлковой рубашке. Выглядело довольно нарядно, чтобы придать внешнему виду изюминку, и намеренно красно, чтобы сохранить дух Гриффиндора. Гермиона открыла дверь и обнаружила, что Драко прислонился к стене, выглядя как ртуть, застывшая в твёрдом состоянии. Он был одной ровной линией — от головы до пят: худым, гибким и соблазнительным. Гермионе было интересно, какой температуры было бы достаточно, чтобы заставить его расплавиться от прикосновения. Это уже произошло с его радужкой — серебряным водоворотом, который начал поглощать её. Контроль, которым, как она думала, обладала над трепетанием под её рёбрами, испарился. Улыбка стёрла морщинки с его подбородка. — Прекрасно выглядишь, — сказал он. Продолжая кружиться вокруг навязчивой идеи обычного прикосновения — или любого тактильного контакта — Драко всё же предоставил ей достаточно места после того скромного поцелуя. — Спасибо, — ответила Гермиона, мечтая обладать способностью контролировать покраснение щёк. Было почти неприятно, даже, скорее, неудобно находиться под таким пристальным взглядом Драко. Ей пришлось отвернуться, но всё же удалось ответить на комплимент. — Ты и сам выглядишь довольно привлекательно, — сказала она, гордясь тем, что теперь не было необходимости в стремительной аппарации на грани паники. Он, скорее всего, воспринял её желание избежать зрительного контакта как призыв двигаться дальше, поэтому прошёл мимо, направляясь к двери. Драко оглянулся, продолжая улыбаться и пребывать в хорошем расположении духа, что находило отклик в самой Гермионе. — Сюда, — сказал он, указывая на дверь. — Мы пойдём пешком. Действительно. Незамысловато.***
— Я не смог придумать ни одного места, куда мы бы могли пойти и это не было бы связано с какими-либо воспоминаниями, — признался Драко, когда они покидали здание. — Поэтому я понятия не имею, куда мы пойдём. Что ж, всё начиналось не так, как ей это представлялось, когда он обещал устроить идеальное свидание. Она ожидала, что Драко тщательно спланирует каждый момент их совместного вечера и будет таким же внимательным, как при изготовлении зелья или во время рассказа об их жизни. Вместо этого он придумал нечто туманное, размытое и то, что никак не входило в понятие «незамысловатое». — Мы останемся в маггловской части Лондона, чтобы нас никто не мог узнать, — продолжил Драко. — Но, помимо прочего, мы будем работать сообща. Итак, сколько минут ты готова пройти пешком, прежде чем сесть где-нибудь и поужинать? Она нахмурилась, пытаясь понять смысл его вопроса. — Это не какая-то уловка, — сказал он. — Сколько минут? — Я… тридцать? Наверное. Драко задумчиво хмыкнул. — Как скажешь. А я говорю, что мы пойдём налево. — А спустя тридцать минут? — спросила Гермиона. — Ты выберешь направление, и мы найдём место, чтобы поесть. Гермиона склонила голову набок, всё ещё пытаясь разобраться в обманчиво легкомысленном поведении Драко Малфоя. — Слишком незамысловато? — спросил он обеспокоенным тоном. — У меня есть гораздо более продуманный план, если ты… — Нет, — сказала Гермиона. — Всё отлично. Я не готова к грандиозным романтическим жестам или чему-то подобному. Драко выдохнул с тихим смешком. — А когда ты будешь готова, — сказал он, — то помни, что я уже во всеоружии. Она могла бы рассмеяться, если бы Драко не выглядел в этот момент жутко серьёзным. Спустя полчаса прогулки бок о бок — хотя обошлось без прикосновений — Гермиона выбрала пойти направо, где они нашли небольшое заведение, похожее на паб с разнообразным меню. Что касается Драко, то тот выглядел довольно спокойным, когда они устроились в укромном уголке напротив друг друга. — Могу сказать, что я бы никогда не пришёл сюда добровольно, — сказал он, пытаясь сохранять хорошее настроение, но его настороженность потерпела крах. Гермиона не смогла сдержаться и хихикнула. — Не знаю, как по мне, так здесь миленько. Его по-прежнему одолевали сомнения, но он успокоился, как только на стол поставили бокал со скотчем, что позволило ему занять руки. Их диалог прекратился. — Ты нервничаешь? — спросила Гермиона. Его нервозность достигла пика, когда он стал ёрзать на месте, вертя в руке напиток. Доза уверенности, которая была в нём в тот момент, когда они покидали квартиру, испарилась и позволила тревожности скрутить пальцы, постукивающие по стеклу. Он даже не притронулся к скотчу. — Нет, — Драко почти огрызнулся, но затем исправился: — Я… да, прости. Я не хотел. Это звучало мягче у меня в голове. Гермионе почти удалось убедить себя перестать переживать и постоянно отвлекаться на бокал со скотчем, который он держал в руке. Она знала, что это было слабым оправданием. Поэтому решила протянуть руку через стол и требовательно коснуться его ладони в надежде, что он отпустит бокал. Они сцепили руки, а его большой палец стал выводить круги на её коже. Драко заметно расслабился, будто с плеч наконец спал тяжёлый груз. — Я тоже нервничаю, — сказала Гермиона, почувствовав себя более спокойной, чем ожидала, из-за атаки крошечных искр и покалывания в пальцах, которые были переплетены с его. Драко заставил их разлететься по всему телу, превратив в пожар, который стал просачиваться сквозь кожу. Он выудил что-то из кармана и протянул ей. — Не знаю, заметила ли ты отсутствие фотографий в квартире, — начал Драко. — Я отнёс их к Тео, прежде чем тебя выписали из больницы, потому что не хотел… я не хотел, чтобы ты чувствовала себя как-то неловко. И мне тоже было трудно на них смотреть. Она взяла маленький квадратный кусок пергамента и перевернула его. В чёрной рамке было зациклено изображение, где они с Драко кружились в танце, и это был именно тот момент, когда он поднял руку, а Гермиона стала вращаться. На фотографии она улыбалась Малфою каждый раз после того, как заканчивался круг. А он отворачивался от камеры. Но от её взгляда не ускользнуло то, как их пальцы были переплетены, а его лоб прижимался к её в мимолётном мгновении близости, прежде чем петля начиналась вновь. Щекочущее чувство свидетельствовало, что Гермиона была готова дать волю слезам. — Это в день свадьбы Поттеров, — сказал он, внимательно наблюдая за ней. — Наша первая совместная фотография, — Драко вновь замолчал, следя за внутренней борьбой человека перед ним. — Гермиона? — задал он вопрос. И это было не просто её имя, а, скорее, знак обеспокоенности. Она кивнула, запоминая петлю их танца, который кружил перед глазами снова и снова. Агония пресловутой досады едва не перекрыла ей кислород, а трещина между воспоминаниями и тем, что ей уже было известно, разрослась до немыслимых размеров. И всё, что Гермиона смогла выдавить из себя, было: — Мы выглядим счастливыми. Драко улыбнулся. — Я уже говорил тебе — это был идеальный вечер. Ей стало больно за него — остро и внезапно — поскольку мысли о вчерашнем дне вновь окутали разум. Непоправимое. Что, если она никогда не сможет вернуть их? Воспоминания, подобные тому, что были в её руках? А что, если он не сможет к ним возвращаться? Не сможет делиться ими с той женщиной, с которой они напрямую связаны? Трезво оценивая ситуацию, Гермиона понимала, что обязана была знать об этих моментах, но она просто не могла о них вспомнить. Гермиона не знала, как сможет допустить то, что его надежды разрушатся точно так же, как и её. Она взглянула на него, боясь, что нежелательные мысли могли отразиться на лице, и Драко мог бы это заметить. Вместо этого он выглядел так, словно копался в собственной голове. — О чём ты думаешь? — спросила она в надежде выбраться из паутины мыслей внутри черепа. Драко лишь покачал головой. — Ни о чём. — Уверен? — надавила Гермиона. — Просто о некой несправедливости. Этим не стоит делиться. — О, — она моргнула. — Это касается меня? — Гермиона, я не хочу портить этот вечер. Она отвела плечи назад, что-то в глубине души не позволяло так просто сдаться. — В этой ситуации едва ли вообще есть место для справедливости, Драко. Я бы никогда не стала винить тебя в том, что ты думаешь именно так. Может, тебе станет легче, если ты поделишься этим. — Сомневаюсь. — Я бы хотела познакомиться с тобой поближе, — сказала Гермиона. — Ты знаешь меня, а я хотела бы что-то узнать о тебе. Он сжал губы, изогнул бровь, возможно, ожидая, что она блефует или наконец отступит. Но Гермиона этого не допустила. Драко уступил, склонив голову и рассматривая изображение в её руке, где прокручивалась одна и та же сцена. — Выражение твоего лица… будто ты снова доверяешь мне. Я просто скучаю по этому, вот и всё. Ты единственный человек в мире, который когда-либо доверял мне настолько сильно. И каждый раз, когда ты смотришь на меня так, будто тебя удивило то, что я способен сделать что-то хорошее… — его рот скривился, словно он пытался подобрать правильные слова. — Честно говоря, это чертовски отвратительно. Но я понимаю, что в этом нет твоей вины. — Я уверена, что Тео доверяет тебе, — попыталась начать Гермиона, когда её внутренности сжались. Сколько раз за это время её удивляло подобное поведение Драко? Скорее всего, больше, чем она могла бы сосчитать. И он видел это. — Не так, как ты. Он достаточно умён, чтобы понимать, что, если выбор встанет между ним и тобой, я пожертвую им без сомнений. И это не будет заблуждением с его стороны. Это было безжалостное, жестокое признание. И оно должно было напугать Гермиону. — Необходимость вновь завоевать чьё-то доверие просто выбивает землю из-под ног. Я даже не знаю, как мне удалось это сделать в первый раз, — заключил он. Увидев, как переменилось его лицо, Гермиона хотела рассказать ему, как это сделать, но всё упиралось в то, что она понятия не имела. Они отчаянно нуждались в перерыве, и как раз в эту секунду им подали еду. Гермиона поняла, что испытывала явное наслаждение, наблюдая, как Драко хмуро смотрел на тарелку с картошкой, будто её внешний вид был для него личным оскорблением. — Так, и что за история связана с диваном? Мне кто-нибудь расскажет об этом? — Гермиона решила увести разговор в другое русло. Она ухмыльнулась, поедая картошку. — О, нет-нет. Мы же пытаемся хорошо провести время, помнишь об этом? Мы и так уже переступили черту. Она посмотрела на него. — Честно говоря, вы с Тео создали впечатление, что там произошло что-то мифическое. Хотя я думаю, вы просто преувеличиваете. — Уже поздно. И, как ты правильно заметила, сегодня вторник, и нам завтра нужно идти на работу. История, связанная с этим диваном, слишком длинная, чтобы начинать рассказывать её сейчас. — Я думала, что слизеринцы умеют выдумывать гораздо более правдоподобные оправдания, — сказала Гермиона Драко. Он коротко рассмеялся в ответ, но не признавал брешь в своей защите. — Знаешь, Тео даже отказался сесть на него, — добавила она. Это заставило его рассмеяться во весь голос. — Конечно. Я уверен, что он не стал бы садиться. Она снова уставилась на него, скрестив руки на груди. Гермиона тоже могла быть упрямой. Он почти закатил глаза, положив картошку обратно. — Ладно, расскажу тебе кое о чём, — сдался Драко. — Тео… застал нас вдвоём. Когда мы занимались этим на диване. Глаза Гермионы округлились и ярко сверкнули, когда до неё дошло, что он имел в виду. — Дважды, — заключил он, улыбнувшись. Гермиона громко рассмеялась.***
Остальное время за ужином прошло нормально, подобно отрепетированному спектаклю. Они начали вести обычную, лёгкую беседу, и Гермионе пришлось приноровиться к тому, чтобы заставить Драко улыбаться, и это запросто могло стать её хобби. Потому что у него была невероятно очаровательная улыбка. У Гермионы возникло желание написать Тео и рассказать ему обо всех подвижках в их отношениях, и ей нравилось чувствовать, что это вызывает приятные эмоции. И когда они дошли до квартиры, Гермиона, будучи не в состоянии вернуться к обычному укладу жизни, прислонилась головой к двери и посмотрела на Драко. — Спасибо тебе, — сказала она, благодарно улыбнувшись. — Это напоминает прогресс, не так ли? Слово «непоправимый» пыталось проникнуть в её сознание. Она игнорировала его, пробиваясь вперёд, желая прикоснуться к тому чувству, что начало зиждиться в них в течение последних нескольких часов. — Я пытаюсь. Ты пытаешься. Это было… мило. Поэтому… спасибо тебе. Особенно за то, что ты был так терпелив. Она подняла руку и провела кончиком пальца по его предплечью, что было смутным жестом прикосновения. Гермиона не смогла устоять перед желанием дотронуться до него. Он подошёл ближе. Ртуть растаяла. От серьёзности его намерения у Гермионы перехватило дыхание. Драко сделал ещё один шаг, эффектно прижав её к двери. Между ними повисла гнетущая тишина, нарушаемая только клокотанием крови в ушах. — Я был терпеливым, — выдохнул он, согласившись, и Гермиона с трудом смогла понять то, что сорвалось с его губ. Она чувствовала те импульсы, которые атаковали её. — Я был таким терпеливым, — повторил Драко. Он был так близко, что между ними едва оставалось место, чтобы просто моргнуть. Шесть лет скользнули между ресницами, веками и губами. Гермиона прикрыла веки и судорожно вздохнула, поддавшись желанию. Она не могла смотреть ему в глаза, пока в них плескалось отражение её собственного влечения. — Пожалуйста, Гермиона, — прохрипел Драко. Она распахнула глаза. Правая рука Малфоя упиралась в дверь рядом с её головой, и каждый вдох, который он делал, казалось, заставлял тело дрожать, пока его взгляд впивался в неё, искрясь от мольбы. — Можно? — спросил он, и его голос прозвучал на грани двух вещей: просьбы и обещания. Гермиона сглотнула, пытаясь подобрать слова. Она просто кивнула. Она ожидала, что он поцелует её. Вместо этого его левая рука коснулась её шеи, пальцы прошлись вдоль завитков у корней волос и чуть оттянули голову назад, а подушечка большого пальца скользнула по линии челюсти. Гермиона чуть не покрылась волдырями от его прикосновения, и всё, о чём мог думать её мозг, было лишь то, что он левша. Его рука стала двигаться вновь, а глаза Гермионы пристально наблюдали за ним. Её голова прижалась к двери, когда она увидела откровенное желание, написанное на лице Драко. Пальцы Малфоя аккуратно дотронулись передней части шеи и стали опускаться вниз — под тонкую ткань рубашки, — пока не коснулись впадины у основания горла. Его ладонь прижалась к её груди, прямо над сердцем. Она догадывалась, что он, должно быть, ощутил её сердцебиение — почти болезненные удары, норовившие сломать рёбра в попытке скрыться от этих восхитительных прикосновений. Гермиона протянула руку, и теперь её собственная ладонь ощутила прохладу его хлопковой рубашки. Сердце Драко забилось чуть быстрее. Её пальцы стиснули ткань. Гермиона подумала о словах, которые он сказал ей месяц назад: она подводила его к гильотине. — Я готова отсрочить твою казнь, — прошептала Гермиона, крепче стиснув пальцы. Ей не нужно было давать объяснения своим словам. Он надавил. Она потянула. И наконец — наконец — его губы припали к её. Рука Драко скользнула обратно к основанию шеи, а вторая внезапно обвила талию с неконтролируемой силой. Гермиона крепче ухватилась за хлопковую рубашку, а свободная ладонь метнулась вверх, пока его губы — тёплые и мягкие — сминали её. Она тихонько простонала ему в рот, когда он прижался к ней всем телом, уничтожая каждый дюйм расстояния между ними. Гермиона позволила своим рукам исследовать его, зарыться в прядях волос и ногтями расцарапать кожу на шее. Его стон едва не вывернул колени Гермионы в обратную сторону. Желание прошлось по телу, подобно Хогвартс-экспрессу, переломив кости и каждую клеточку её существа. И всё, о чём она могла думать, пребывая под сокрушительными движениями его губ, в плену вкуса его языка и сбитого дыхания, отчего у неё кружилась голова, были лишь неугомонные мысли. Почему она так долго ждала? Почему сопротивлялась? Как она могла не знать об этом? Химия. Так Джинни называла это. Но этого слова было недостаточно. Его поцелуй был голодным, страстным, забирающим у Гермионы способность ясно мыслить. Её внимание теперь было приковано лишь к тому, что ей хотелось большего. Ей хотелось, чтобы он сильнее прикусил её нижнюю губу. Чтобы рука снова проникла под ткань рубашки. Чтобы из его горла вырывалось больше низких стонов. Гермиона тяжело вздохнула, голова закружилась, а губы Драко стали блуждать по её подбородку, шее и крошечному участку кожи возле ключицы, от прикосновения к которому пальцы ног скрутило от спазмов. Она даже не догадывалась, что у неё есть подобные точки, не говоря уже о том, что из-за этого в теле мог разгореться такой огонь. Гермиона прогнулась в спине, изнемогая от желания. И как только она это сделала, то прильнула бёдрами к его тазовым костям. Проклятие сорвалось с губ Драко, которыми он прижимался к её шее. Гермиона почти забыла, как дышать. Её конечности покалывало, она стала краснеть от жажды большего. Она ощутила его собственное желание, когда Драко вжался в неё телом, и её голова вновь заработала. Она не была к этому готова. Секс по расписанию. Она не была готова к подобным отношениям. Пока нет. Вот причина, почему она ждала. Гермиона хотела большего, но ей требовалось время. Она убрала руку из его волос, продолжая тихо постанывать, когда его бёдра качнулись ей навстречу, а губы проложили очередную влажную дорожку, взывая к мурашкам. Гермиона прижала ладони к его груди и толкнула, собрав остатки силы воли. Когда Драко стал продолжать её целовать, она попыталась ещё раз, приложив чуть больше усилий. И он отступил. Драко пребывал в таком же шокированном состоянии, что и она. — Нам, наверное, стоит остановиться, — сказала Гермиона, заведомо ненавидя то, как прозвучали эти слова. Лёгкие сжимались так, словно она пробежала несколько лестничных пролётов. Он усмехнулся. Глаза, казалось, стали стеклянными, губы покраснели, а волосы спадали на лицо. — Наверное, — медленно произнёс Драко. Но желание в глазах вызывало дрожь. Ей пришлось отвернуться. Вид покрасневшего, страстно целующегося Драко Малфоя был одним из тех образов, о которых она никогда не сможет забыть. Гермиона открыла дверь квартиры и вошла внутрь, шатаясь. — Я пойду в кровать, — сказала она. — Одна, — добавила Гермиона, скорее, для самой себя. Обернувшись, она увидела, что он тоже вошёл в квартиру и прислонился к двери — по ту сторону, что произошло между ними. Драко напоминал ей того высокомерного мальчишку, которого она когда-то знала. Он подмигнул ей, а улыбка превратилась в самодовольную усмешку. — Я буду на диване, если вдруг ты передумаешь. Она покачала головой, зная, что это шутка. Но её всё же одолела дрожь. Её определённо — хотя Гермиона и не хотела думать об этом так легкомысленно — соблазнили. *«И ты, Брут!» — по преданию, последние слова Юлия Цезаря, произнесенные им перед смертью. Среди окруживших его врагов с кинжалами Цезарь увидел Марка Юния Брута, которого опекал как родного. Тогда, как рассказывают, он и произнес с сожалением: «И ты, Брут!» (Et tu, Brute!).